Пепел. Гори оно все... (СИ)

23

Он ждал ее на скамье, на которой больше месяца назад ее подкараулил Павел, и вдруг понимание этого укололо в самое сердце. Сидел, опираясь локтями на колени и о чем-то сосредоточено думал. Издалека Альбина не смогла не любоваться этим мужчиной – таким красивым, таким родным, таким близким. Сразу вспомнились его объятия, которых она не получала почти неделю, его теплые поцелуи, сильные руки.

Она подошла ближе и тепло улыбнулась Артуру, надеясь, что сейчас он обнимет ее, прижмет к себе, отгоняя все страхи и глупые мысли, что сейчас она снова увидит тепло, доверие, понимание и любовь в его светлых глазах, скрытых до поры темными очками.

Однако когда Артур заметил ее и встал, его движения были какими-то скованными. Он лишь слегка приобнял ее за плечи, едва касаясь, и быстро поцеловал в щеку — так, словно это было привычным жестом, лишенным той страсти, к которой она привыкла. Его очки скрывали взгляд, и Альбина почувствовала, как внутри что-то сжимается.

— Еще не обедала? — спросил он тихо, и в его голосе не было привычной легкости, только усталость и что-то еще, что она не могла уловить.

— Нет, — ответила она, стараясь сохранить улыбку, хотя тревога уже начала подбираться к горлу. — Пойдем в кафе?

— Аль… Подожди… — вдруг замялся он, беря ее за руку. Его пальцы были теплыми, но хватка — неуверенной, осторожной, как будто он боялся ее реакции.

Ее сердце гулко забилось, отдаваясь в ребрах. Она внезапно поняла, что он готовился к серьезному разговору — очень серьезному. Глаза защипало, но она закусила губу, заставляя себя держаться. Чувствовала, как земля уходит из-под ног, как падает в бездну, но все же кивнула, стараясь выглядеть спокойной.

— Что-то не так, Артур? — спросила тихо, хотя голос дрогнул, выдавая беспокойство.

Он вздохнул, снимая очки и проводя рукой по лицу. Его глаза, теперь открытые, были усталыми, с легкими тенями под ними, но в них было что-то еще — тень сомнения, которая заставила ее сердце сжаться сильнее.

— Все не так, рыжик, — сказал он, и его голос был тяжелым, почти надломленным. — Все пошло не так, как я думал…

Альбина замерла, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Его слова, такие простые, но такие пугающие, эхом отозвались в ее голове.

Она осторожно села рядом с ним на скамейку, ощущая, что даже в жаркий день чувствует озноб.

— Что произошло, Артур? — спросила она тихим шепотом, стараясь унять дрожь в голосе.

Он опустил голову, сцепив руки так сильно, что костяшки побелели. Лицо, обычно такое открытое, теперь было напряженным, и он избегал ее взгляда.

— Я совершил грандиозную ошибку, рыжик, — ответил Артур едва слышно, и каждое слово падало, как камень. — Феерическую ошибку…

Ее ладони мгновенно вспотели, пальцы сжали телефон так, что он впился в кожу. Она все поняла сразу — еще до того, как он продолжил. Удар был таким сильным, что на секунду в глазах потемнело, а дыхание перехватило. Ей не нужны были его объяснения, чтобы почувствовать, как рушится все, во что она верила. Странно, но внешне она осталась совершенно спокойной, словно ее тело отключилось от сердца, которое разрывалось на части. Она вдруг заметила, что телефон в ее руках вибрирует — звонил Дима, как будто почувствовав ее боль через километры. Но она сбросила вызов, не в силах отвлечься, и заставила себя снова посмотреть на Артура, который все еще не поднимал глаз.

— Артур… — слова застряли в горле, и она не знала, что сказать, что спросить. Хотелось кричать, требовать объяснений, но голос предательски дрожал.

— Прости, Аль… Прости… — выдохнул он, и его голос был полон боли, но это не приносило облегчения. — Я не должен был…

Она закрыла глаза, пытаясь справиться с морозом, который охватил ее изнутри, сжимая грудь так, что дышать было больно. Его слова, его тон — все подтверждало худшее. Она хотела закричать, что он не имеет права так с ней поступать, но вместо этого только эхом повторила:

— Да… Не должен был… Ты мне вообще ничего не должен…

Он потянулся к ней, с болью взяв за руку, но Альбина вырвала ладонь из его хватки, словно даже прикосновение обжигало. Она не хотела его тепла — не теперь, когда оно казалось ложью.

— Все в порядке, — сказала она, и ее голос был мертвым, лишенным жизни, как будто говорил кто-то другой.

— Нет… Знаю, что не в порядке… — Артур наконец поднял взгляд, и его глаза, полные вины и смятения, встретились с ее. — Но, Аль, ты же сама видишь… Мы разные… разные настолько, что…

Он замолчал, словно осознав, как банально и глупо звучат его слова. Но для Альбины они были как нож, вонзившийся еще глубже. "Мы разные". Эти слова она слышала от матери, от себя самой в моменты сомнений, и теперь они исходили от него — человека, который обещал, что их различия не имеют значения. Телефон снова завибрировал, и она, не глядя, сбросила вызов Димы, чувствуя, как внутри все рушится.

— Ты прав… — прошептала Альбина, и ее голос был пустым, как выжженная пустыня. Она смотрела на Артура, но видела не его — не того мужчину, чьи объятия были ее убежищем, чья улыбка заставляла сердце биться быстрее. Перед ней стояли все ее страхи, ожившие, реальные, неотвратимые. — Мы разные.

Он открыл рот, чтобы возразить, но она подняла руку, останавливая его. Ей не нужны были его слова, его попытки смягчить удар, который уже расколол ее мир. Она встала, чувствуя, как ноги дрожат, едва удерживая ее, и сделала шаг назад, словно физическое расстояние могло защитить от боли, раздирающей ее изнутри.

— Не надо, Артур, — сказала она, и боль была почти физической, скручивая живот и грудь в тугой, невыносимый ком. — Я глупая и смешная, но не тупая… Мне не надо говорить все десять раз — понимаю с одного.

— Аль, послушай! — Он вскочил, шагнув к ней, и в его голосе смешались отчаяние и вина. — Не ты глупая, так все получилось! Я… знаешь… — Он запнулся, проводя рукой по волосам, пытаясь успокоиться. — Я думал… Я действительно испытывал к тебе то, что не испытывал к другим. Но… я перепутал предчувствие любви с настоящим чувством… Аль… Я знаю…

— Достаточно, — тихо перебила она, и ее голос был холодным, как лед, хотя внутри все горело. — Пожалуйста, хватит. Не унижай ни меня, ни себя. Довольно того, что ты хотя бы честно сказал мне… Не делал из меня идиотку…

У нее были сотни вопросов, которые она могла бы задать. Почему он дал ей поверить? Почему обещал, что не уйдет? Что она сделала не так? Но она не произнесла ни одного. Какой смысл? Ответы ничего бы не изменили. Мать оказалась права — до ужаса, до тошноты права. Даже со сроком угадала, словно видела будущее. Эта мысль резала, как нож, но Альбина не позволила себе распасться. Не здесь, не перед ним.

— Аль… подожди… — прошептал Артур, шагнув ближе, его голос дрожал. — Подожди… Я не собираюсь… Ну, то есть… Аля…

Она остановилась, но не обернулась. Ее плечи напряглись, а пальцы сжали ремешок сумки так, что ногти впились в ладонь. Она заставила себя повернуть голову, глядя на него через плечо, но ее глаза были пустыми, как будто вся жизнь из них ушла.

— Есть что-то еще? — спросила Альбина, и ее голос звучал глухо, словно доносился из-под воды — или, скорее, из-под земли, где хоронили ее надежды. Она смотрела на Артура, но взгляд был пустым, как будто вся жизнь вытекла из нее, оставив только оболочку.

Он стоял перед ней, и в его глазах, обычно таких уверенных, теперь была боль — такая неподдельная, что на секунду ей захотелось поверить, что он действительно страдает. Что ему не все равно. Но эта мысль тут же утонула в холодной волне реальности, которая накрыла ее с головой.

— Ты все равно узнаешь… — прошептал он, и его лицо побледнело, как будто слова, которые он собирался произнести, жгли его изнутри. — Все равно… Аля… Я… я правда…

Она замерла, чувствуя, как сердце сжимается в предчувствии нового удара. И вдруг, как молния, ее осенило. Она поняла, еще до того, как он сказал. Это было так очевидно, так болезненно ясно, что она почти удивилась, как не догадалась раньше.

— Ты влюбился, — сказала она, и ее голос был странно спокойным, почти бесстрастным, хотя внутри все кричало. — Ты влюбился, да, Артур?

Он опустил взгляд, словно не в силах выдержать ее глаза, и кивнул. Его голос, когда он наконец заговорил, был едва слышен, как будто каждое слово вырывалось с трудом:

— Да… Влюбился, Аль… Так, что и дня без нее не могу. Даже отпустить на час не могу. Это как удар было… увидел — и очумел…

Альбина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она смотрела на него, на его сгорбленные плечи, на его лицо, полное вины, и не могла поверить, что это происходит. Не могла поверить, что человек, который еще недавно называл ее "рыжиком", обещал быть рядом, теперь говорит о другой с такой страстью, которой она никогда в нем не видела.

— За две недели? — спросила она, и ее голос дрогнул, выдавая боль, которую она так старалась спрятать.

Артур поднял глаза, и в них была смесь стыда и какого-то отчаянного признания.

— За два часа… — выдохнул он.

Эти слова ударили сильнее, чем все, что он сказал до этого. Два часа. Два часа, чтобы перечеркнуть все, что было между ними — ее надежды, ее доверие, ее любовь. Два часа, чтобы она, Альбина, стала для него лишь воспоминанием, ошибкой, которую он теперь пытался исправить своей честностью. Она хотела закричать, спросить, кто она, что в той, другой, такого, чего не было в ней самой, но горло сдавило, и она лишь сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Ясно, — сказала она, и ее голос был таким же мертвым, как ее сердце. Она не знала, откуда взялась эта сила, это спокойствие, но оно было единственным, что удерживало ее от того, чтобы развалиться на части прямо здесь, перед ним.

— Аль, я не хотел… — начал он, шагнув к ней, но она отступила, качая головой. – И она этого не хотела… она плачет…. Знает, что тебе будет больно…. Она не соглашалась на отношения, но… ее ко мне тоже тянет….

— Что? — Альбина замерла, и ее голос сорвался, превратившись в хриплый шепот. Ей показалось, что земля под ногами заходила ходуном, как будто весь мир накренился, готовый рухнуть. В глазах заплясали черные круги, и она инстинктивно схватилась за ствол дерева рядом, чтобы не упасть. Тонкие каблучки ее туфель предательски скользнули по гравию, но она удержала равновесие, хотя внутри все рушилось. — Что?

Она смотрела на него, и ее лицо, еще секунду назад бесстрастное, теперь было искажено смесью шока и боли.

- Нет…. – прошептала она, - нет…. Это…. Артур, скажи, что я ошиблась….

- Прости… - прошептал он.

Она устояла на ногах, она даже смогла не заплакать, не закричать, когда внутри у нее разлилось раскалённое железо. Она смогла не разораться матом и не ударить. Она смогла только сжать зубы, чтобы не произнести и звука.

- Прости, - услышала она. – Эля не хотела этого….

Ей хотелось громко рассмеяться. А потом просто сдохнуть, здесь, на этом самом месте.

- И я не хотел….

- Когда?

- Сразу…. Как увидел…. Она – словно ты, но…. моя…. Понимаешь…

- Нет. Не понимаю….

Он кивнул, едва заметно, и этого было достаточно, чтобы ее сердце окончательно разлетелось на куски. Эля. Ее младшая сестра, которая всегда была рядом, которая делила с ней все — радости, слезы, секреты. И теперь она забрала у нее Артура. Или он забрал ее. Это уже не имело значения. Боль была такой огромной, что Альбина не знала, как еще держится, как не падает, не кричит, не разбивает все вокруг.

Она закрыла глаза, пытаясь вдохнуть, но воздух казался раскаленным. Телефон в ее руке снова завибрировал — Дима. Теперь она уже знала, зачем он звонит – наверное Эльвира в этот момент разговаривает с тем, кто любил ее больше жизни. И тоже говорит: «Так получилось»… уже сказала….

Артур смотрел на Альбину, и в его глазах мелькнул неподдельный страх — он понял, что она сейчас может просто упасть, рухнуть под тяжестью того, что он ей только что сказал. Ее побелевшее лицо, ее дрожащие руки, цепляющиеся за дерево, — все кричало о том, что она на грани. Он шагнул к ней, инстинктивно протянув руку, чтобы поддержать, чтобы хоть как-то смягчить боль, которую сам же нанес.

Но она остановила его одним движением — жестким, властным, таким, какого он никогда раньше у нее не видел. Ее рука, поднятая в резком, почти военном жесте, заставила его замереть. А когда она посмотрела на него, ее серые глаза, обычно такие мягкие, теперь были стальными, как два острых клинка, готовых разрезать все, что встанет на их пути.

— Желаю счастья, — сказала она, выпрямляя спину, и ее голос был сухим, холодным, металлическим, лишенным даже намека на ту Альбину, которую он знал. Это была не просьба, не прощение — это был приговор.

— Аль… — начал он, но она не дала ему договорить.

— Альбина Григорьевна, Артур Ярославович, — отрезала она, и ее слова были острыми, как лезвие, а интонация — такой, что даже он, привыкший к уверенности и контролю, невольно вздрогнул. — Ты ничем мне не обязан, как и я тебе.

Она не говорила — она била, каждым словом, каждой интонацией, и этот удар был точнее любого физического. Артур почувствовал, как что-то внутри него сжимается, но она уже повернулась и пошла прочь, ее шаги были уверенными, жесткими, механическими, как будто она не человек, а машина, запрограммированная на то, чтобы двигаться вперед, несмотря ни на что. Ее каблуки стучали по гравию, как метроном, отсчитывающий конец их истории.

— Черт! — вырвалось у него, и он вдруг испугался по-настоящему — не за себя, а за нее, за то, что он натворил. — Альбина! — крикнул он, бросаясь следом. — Стой, Аля…

Он схватил ее за руку, пытаясь остановить, но она резко вырвалась, развернувшись к нему с такой силой, что он отступил на шаг. Ее глаза, теперь полные не только боли, но и яростной решимости, впились в него.

— Не делай глупостей, пожалуйста, — выдохнул он, и в его голосе было что-то похожее на панику.

— Еще раз: я наивная, Артур Ярославович, но не тупая, — отчеканила она, и каждое слово было как удар хлыста. — И глупостей от меня не дождешься ни ты, ни она. Усек?

Она посмотрела на него еще секунду, и этот взгляд был таким тяжелым, таким полным презрения и силы, что Артур почувствовал себя маленьким, ничтожным. Он открыл рот, чтобы сказать что-то — что угодно, лишь бы удержать ее, лишь бы не дать ей уйти вот так, — но слова застряли. Она не ждала его ответа. Повернувшись, продолжила идти к офису, ее спина была прямой, как струна, а шаги — уверенными, как будто она не только оставила его позади, но и сбросила с себя все, что он для нее значил.

Ветер подхватил ее волосы, а телефон в ее руке снова завибрировал — Дима. Не сейчас. Она не может сейчас разделить его боль, потому что в ней самой этой боли достаточно.

Альбине казалось, что весь ее мир сжался в единую тонкую линию, как натянутая струна, готовая лопнуть. Каждый шаг вел ее по этой прямой: к офису, к ее кабинету, к ее столу. Работа. Документы. Переговоры. Ничего больше. Ни слова лишнего. Ни капли слез. Только белое, мертвое лицо, на котором не осталось ни следа той Альбины, которая еще утром бежала в парк, полная надежды.

Ирина поняла все сразу, как только Альбина вошла в кабинет. Ее взгляд, обычно строгий, но теплый, на миг дрогнул, наполнившись сочувствием, которое она тут же спрятала за привычной деловитостью. Коллеги, перешептывающиеся в коридоре, бросали на Альбину взгляды — кто-то с насмешкой, кто-то с жалостью, — но они больше не трогали ее. Ни их любопытство, ни их сострадание не могли пробиться сквозь стену, которую она возвела вокруг себя. Не было больше ничего — ни обид, ни надежд, ни даже боли. Пока.

Боль пришла позже. Дома. В полной темноте.

Альбина вошла в свою маленькую квартиру, бросила сумку на пол и, не включая свет, опустилась на кровать. Тишина была оглушающей, нарушаемой только ее собственным дыханием, которое вдруг стало неровным, прерывистым.

Телефон вибрировал не переставая, его экран моргал, освещая угол комнаты холодным голубым светом. Звонил Дима — его имя вспыхивало снова и снова, как маяк, который она не могла заставить себя увидеть. Звонила Эльвира — ее сестра, ее предательница, чье имя на экране резало, как нож, заставляя Альбину сжимать кулаки. Звонил даже Артур, и каждый его вызов был как издевка, как напоминание о том, что он все еще думает, что имеет право на ее внимание. А следом — незнакомый, скрытый номер, настойчиво, раз за разом, как будто кто-то знал, что она там, в темноте, и пытался пробиться через ее стены.

Ни на один звонок она не ответила. Зачем? Что могли сказать ей Дима, Эля, Артур? Что могли изменить их слова? Извинения, объяснения, оправдания — все это было пустым, бесполезным, как ветер, который кружил листья в парке. Она не хотела слышать Димину боль, которая была не слабее, чем ее собственная, как Эля будет плакать, как Артур будет повторять свои "прости". И уж точно она не хотела знать, кто звонит с этого скрытого номера — очередная попытка мира напомнить ей, что она не может просто исчезнуть.

Альбина легла на кровать, подтянув колени к груди, не раздеваясь, и закрыла глаза, но темнота не приносила облегчения. Боль, которую она сдерживала весь день, теперь хлынула наружу, как река, прорвавшая дамбу. Она не плакала — не могла. А может - не хотела.

Телефон вибрировал скрытым номером - она просто молча умирала.