Пепел. Гори оно все... (СИ)

27

Новый кабинет был маленьким, но отдельным, с тремя столами, один из которых заняла Ирина Александровна, а два других пока зияли пустотой, как напоминание о будущем, которое Альбина не хотела видеть. Её рабочее место — угол, отгороженный тонкой стенкой, почти личный кабинет — было обставлено с показной щедростью: широкий стол из тёмного дерева, удобное кресло с мягкой обивкой, новенький ноутбук, маленький и дорогой, как игрушка для избранных. Панорамное окно открывало вид на город — серый, дымный, с далёкими огнями, что мерцали, как чужие жизни. Начальник отдела в 23 года. Звучало как победа, но на вкус было как пепел.

Коллеги по блоку поздравляли её сквозь стиснутые зубы, их улыбки были натянутыми, а в глазах плескались затаённые зависть и презрение, острые, как уксус. Руководители отделов тоже подходили — с дежурными фразами, с рукопожатиями, от которых хотелось вымыть руки. Никто в компании не питал иллюзий. Все знали, почему её назначили. Каждое «поздравляю», каждый косой взгляд был новой пощёчиной, напоминая, что её боль купили за должность, что её молчание оценили в оклад и отдельный стол. Альбина отвечала сухо, её губы едва шевелились, а внутри огонь, что тлел с той ночи, грозил вырваться и спалить всё вокруг.

Только Ирина оставалась рядом, её тёплый взгляд и лёгкие касания плеча были как якорь в этом море фальши. И Ольга Альбертовна поздравила искренне, её голос был мягким, но без жалости. В пятницу вечером, когда офис опустел, они втроём остались в новом кабинете Альбины. Ирина разлила коньяк из маленькой бутылки, спрятанной в её сумке, в три пластиковых стаканчика. Стаканы выглядели нелепо на фоне дорогого стола, но это было единственное, что казалось настоящим.

— Рановато, — заметила Ольга, откидываясь в кресле и глядя на Альбину с лёгкой улыбкой. — Но ты справишься, Аля. У тебя есть всё, чтобы справиться.

Альбина взяла стакан, её пальцы дрожали, но она скрыла это, сделав глоток. Коньяк обжёг горло, но не заглушил горечь, что сидела в груди, как старый шрам.

— Вы обе прекрасно знаете, почему меня назначили, — сказала она, её голос был низким, пропитанным сарказмом и болью. — Это не про потенциал. Это про то, как заткнуть мне рот. Как подтереть за Артуром. Подачка, чтобы я не устроила скандал.

Ольга покачала головой, её глаза, тёмные и усталые, смотрели на Альбину с чем-то похожим на уважение.

— Ты недооцениваешь Ярослава Геннадьевича, — спокойно ответила она. — И себя тоже. Да, на мой взгляд, это преждевременно. Но у тебя есть потенциал. Самый большой, какой я видела у своих подчинённых. Даже будь ты его… — она запнулась, прикусив язык, и быстро поправилась, — в общем, он видит, на что ты способна. И ценит это. Поверь, он не разбрасывается такими должностями просто так.

— Согласна, — кивнула Ирина, её голос был мягким, но твёрдым, как всегда. Она откинулась на стуле, держа стакан в руке. — Не похоже, что он сделал это из жалости, Аля. Кампания будет сложной, а я… — она вздохнула, её лицо на миг стало старше, чем обычно. — Я не вывожу уже, бабы. Устала. Вы не замечаете, привыкли, но я-то вижу, как сдаю. А ты, Аль, молодая, дикая… Вон как Мииту сегодня перекосило, когда ты ему «спасибо» сказала. Словно по яй… — она хмыкнула, — ну, под дых врезала.

Альбина приподняла бровь.

- Он-то ожидал чего угодно: радости, благодарности….. а ты его словно ошпарила своим взглядом. Хорошо хоть словами не добила – хватило ума. Но поверь…. Он заметил. И запомнил, - добавила она тише.

Все трое помолчали.

- Я помогу, - вдруг сказала Ирина. – Не бойся, я тебя не брошу.

- Да и я подстрахую, - согласилась Ольга, допивая коньяк. – Эх, мне теперь тоже головняк, новую сммщицу искать. Желательно такую как ты, но это уже из области фантастики….

Как-то незаметно они обе покинули новый кабинет Альбины, оставив ту наедине со своими горькими мыслями и эмоциями.

И бутылку коньяка оставили.

Аля тихо хмыкнула, убирая ее в новый шкаф.

Тихо зазвонил телефон. Бросив на экран беглый взгляд, Альбина едва не выругалась – снова звонила Эльвира. Судя по тому, что Артур с работы уже ушел, он уже рассказал ее сестренке новости.

Интересно, хмыкнула Аля, сколько они еще ее задабривать будут? Что еще предложат, чтобы сменила гнев на милость?

- Не возьмешь трубку? – раздался позади нее спокойный, глубокий, чуть хрипловатый голос, от которого внутри все перевернулось.

Она медленно повернулась и, глядя прямо в темные глаза, ответила.

- Нет. А надо?

Миита помолчал, медленно осматривая новый кабинет нового начальника отдела. Он не спешил отвечать, не торопился уходить. Вместо этого шагнул внутрь и присел на краешек её стола, его пальцы чуть коснулись полированной поверхности, а глаза остановились на стакане с недопитым коньяком. Этот жест — небрежный, почти интимный — выбил её из колеи, но она не подала виду, стиснув зубы.

— Думаю, тебя хотят поздравить… — наконец сказал он, его голос был ровным, с едва заметной улыбкой, которая могла быть как насмешкой, так и чем-то ещё — Альбина не могла разобрать.

— Было бы с чем… — отрезала она, её тон был острым, как лезвие. Она не видела смысла играть в игры с Ярославом — игроком, который был изначально сильнее, умнее, опытнее. Её слова повисли в воздухе, как вызов, но она не отвела взгляд, хотя чувствовала, как огонь в груди вспыхивает ярче, грозя вырваться.

Ярослав слегка наклонил голову, его улыбка стала чуть шире, но в ней не было тепла — только холодный расчёт, как будто он изучал её, как шахматную фигуру. Он медленно взял стакан с коньяком, повертел его в пальцах, словно раздумывая, и поставил обратно, его движения были неспешными, театральными.

- Ты злишься, — заметил он тихо. — И, похоже, не только на Артура. На меня. На всех нас. И это хорошо…. Злость – великий двигатель, Аля…. – он впервые назвал ее коротким именем, от чего она онемела. – Но во всем нужна мера….

— В подлости, полагаю, тоже? — в тон ему спросила она, чуть прищурив глаза.

Ярослав пожал плечами, его движение было лёгким, небрежным, но глаза — тёмные, непроницаемые — не отпускали её.

— Подлость вообще границ не знает, — ответил он, его тон был ровным, но в нём мелькнула тень усталости, может быть, или цинизма. — Но есть такое понятие, как семья.

Альбина невольно усмехнулась, горько, едва слышно. Она потёрла переносицу, словно пытаясь стереть его слова, и отошла от окна, где стояла, глядя на город, как на чужую жизнь. Её шаги были медленными, но твёрдыми, и она подошла к столу, навалившись на него руками с противоположного от Ярослава конца. Её пальцы сжали край столешницы, а взгляд, полный злости и боли, вонзился в него, как кинжал.

— А что, семья предполагает всепрощение? — ядовито бросила она, голосом, пропитанным сарказмом и болью.

Ярослав не ответил сразу. Его взгляд стал тяжелее, как будто он взвешивал её слова, её гнев, её саму. Он медленно откинулся назад, всё ещё сидя на краю стола, и сложил руки на груди. Тишина между ними была густой, как туман, и Альбина чувствовала, как её сердце колотится, но не отступила, не отвела глаз.

— Семья предполагает компромиссы, — наконец сказал он, его голос был тихим, но твёрдым. — Иногда — тяжёлые. Иногда — несправедливые. Но они держат нас вместе.

- Нас? - фыркнула Альбина. - Кого, нас? Вашего сына? Мою сестру? Ну отлично, они вместе. Меня только не приплетайте к этой идиллии! - Она с силой стукнула по столу руками. - Зачем вы здесь? Вы свою роль выполнили, подтерли за Артуриком! Почему-то уверена, не первый раз....

Её слова были как выстрел, но Ярослав не дрогнул. Вместо этого он внезапно шагнул к ней, сократив расстояние в один стремительный миг. Твердая ладонь легла на её рот, заглушая голос, и Альбина замерла, её глаза расширились от шока.

— Тссс, — угрожающе тихо прошипел он, но с насмешливой ноткой. — Не наговори сейчас лишнего, Аля. Того, о чём позже пожалеешь…

Его тёмные глаза горели странным огнём — не злостью, но чем-то глубже, опаснее. Его рука, тёплая и тяжёлая, соскользнула с её губ на щеку, а затем вторая ладонь легла на другую сторону её лица, обхватив его с пугающей нежностью. Альбина не смела шелохнуться. Её сердце гулко стучало, как барабан, отдаваясь в висках, а его близость — его запах, его тепло, его взгляд, скользящий по её лицу, по губам — была как электрический разряд. Его пальцы, сильные и горячие, сжимали её голову, и она чувствовала себя пойманной, как в клетке, но не могла отвести взгляд от его глаз, пылающих, как угли.

— Я люблю сына, — продолжил он тихо, глядя прямо в её глаза, так близко, что она видела каждую тень в его зрачках, чувствовала дыхание на губах. — Уже говорил тебе об этом. И не буду стоять на его пути, даже если он совершает самую большую ошибку в своей жизни, Аль. А он её совершает прямо сейчас…

— О чём… — хрипло выдохнула она сорванным голосом, но фразу не завершила. Его слова, его близость, его руки лишали её воздуха.

— О том, о чём ты бы узнала, взяв телефон, — ответил он, его пальцы зарылись в её рыжие пряди, слегка потянув, ласково, точно массажируя голову. — Сейчас мой сын делает предложение твоей сестре…

Альбина пошатнулась, её ноги подкосились, пол ушёл из-под ног. Но руки Ярослава не дали ей упасть. Он перехватил её за талию, его хватка была твёрдой, властной, и прижал к себе, так близко, что она чувствовала тепло его тела через ткань костюма. Её руки упёрлись в его грудь, инстинктивно пытаясь оттолкнуть, но она не могла пошевелиться. Её разум был в хаосе, мысли разлетались, как осколки стекла. Предложение? Артур? Эльвире? Это было слишком, слишком быстро, слишком больно, слишком неправильно.

— Неприятный факт, — продолжил он, тихо, ласково и очень спокойно. Усадил её на край стола, не отпуская, его руки всё ещё лежали на её талии, тёплые и тяжёлые. — Но это уже факт. Свершившийся. Я его принял, даже если вижу все последствия этого идиотизма. Даже, если считаю, что мой сын – идиот. Примешь и ты. Рано или поздно.

Альбина мало что соображала. Её грудь вздымалась, дыхание было рваным, а в голове крутился вихрь: Эльвира, Артур, кольцо, её собственная боль, раздирающая её, как нож. Она смотрела в глаза Ярослава, пытаясь найти в них ответ, но видела только тёмный огонь. От которого голова шла кругом, земля шаталась под ногами.

- Нет.... - только и смогла выдохнуть она.

- Увы... - пожал он плечами, по-прежнему не отпуская ее. - Хотим мы этого или нет, Аля, мы станем одной семьей. Мой сын сделал свой выбор, не спросив ни тебя, ни меня. Меня он сегодня днем просто поставил перед фактом. Но я никому не позволю навредить ему.... понимаешь?

— Пус… пусти меня! — выдавила она, её голос дрожал, а руки слабо толкали его грудь, но его сила была непреодолимой.

— Нет, — ответил он, его тон был твёрдым, жестоким, бескомпромиссным. Вместо того чтобы отпустить, он прижал её ещё сильнее, его руки сжали её талию, как стальные тиски. — Не сейчас…

— Пусти! — взвизгнула она, её голос сорвался в панике. Она билась в его руках, как птица в клетке, но он не отпускал. Её ногти впились в его запястья, но он даже не поморщился.

Он наклонился ещё ближе, его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание на своих губах. Его тёмные глаза горели странным, пугающим огнём — не злостью, не желанием, а чем-то глубже, что она не могла понять. Его близость была как грань пропасти, и она не знала, падает ли она или всё ещё держится.

— Не трогай… Отпусти… — выдохнула она, её голос был смесью паники, отчаяния, боли и ярости. Её тело дрожало, разум захлёстывали волны ужаса. Она не хотела этого — его рук, его слов, его власти над ней.

— Не сопротивляйся тому, что уже произошло, — прошептал он, его губы были так близко, что почти касались её. Голос звучал мягко, ласково, но с металлическими нотками. — Артур сделал свой выбор. Сделай и ты свой…

И он накрыл её губы своими, нежно, но сильно, как будто ставил печать на её судьбе. Поцелуй был как удар молнии, ошеломляющий, обжигающий, и в нём не было ни тепла, ни любви — только власть, желание подчинить. Он раскрыл ее рот, проник языком, не лаская, овладевая, подчиняя. Альбина замерла на миг, её разум парализовало, но затем ярость, дикая, бешенная, взорвалась в ней, как вулкан. Она сжала челюсти и со всей силы укусила его за губу, чувствуя вкус крови во рту.

— Сука! — взревел Ярослав, отшатнувшись, его рука метнулась к лицу. Кровь закапала на подбородок, а глаза вспыхнули гневом, но в них мелькнула и тень удивления.

Альбина сползла со стола, её ноги дрожали, но она выпрямилась, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, её глаза горели ненавистью, смешанной с болью.

— Не смей… — прошипела она, её голос был хриплым. — Не смей меня трогать. Никогда.

Схватила сумочку и рванула к выходу, убегая в той же панике, что когда-то убегала от Павла.

Вылетела из офиса, побежала не через парк, а напрямую к шоссе, понимая, что пересечь его шесть полос будет сложно, но даже не думая об этом. Бежала настолько быстро, насколько позволяли каблуки высоких шпилек, задыхаясь от влажного, душного ночного воздуха, от боли, от ужаса, от паники в голове.

От того хаоса, что царил внутри.

Бежала вдоль дороги, не очень понимая куда.

Рёв мотора сзади прорезал тугой воздух, как нож. Чёрный внедорожник обогнал её, шины взвизгнули, и машина резко затормозила, преграждая путь. Дверь распахнулась, и Ярослав вышел ей навстречу, его высокая фигура казалась ещё больше в тусклом свете фонарей.

— Села в машину, быстро, — его голос был твёрдым, как приказ, но в нём сквозила странная мягкость, от которой её затрясло ещё сильнее.

— Не смей меня трогать! — выкрикнула Альбина, её голос сорвался, и она попыталась отскочить в сторону, но его рука метнулась, как стальной капкан, схватив её за запястье. Его хватка была железной, и она дёрнулась, как пойманная птица, но не смогла вырваться.

— Прекрати истерику, — велел он, его тон был холодным, но спокойным, как будто он говорил с ребёнком. — Я не трону. Довезу до дома. И глупостей сделать не дам!

— Сама доеду! — выдохнула она, её голос дрожал от ярости и страха, но она продолжала сопротивляться, упираясь ногами в асфальт.

— Без телефона и кошелька? — Ярослав кивнул на переднее сиденье, где лежали её вещи забытые на столе в кабинете при паническом бегстве. — Садись.

Он почти силой подтащил её к машине, не отпуская, не давая вырваться из хватки, и Альбина, задыхаясь, перестала сопротивляться. Он открыл дверь и усадил её на пассажирское сиденье, захлопнув дверцу с тяжёлым стуком. Она сидела, вцепившись в подлокотник, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Слёз не было, крика не было — только молчание, пропитанное страхом и пустотой. Её глаза смотрели в темноту за окном, но видели только его лицо, его губы, его слова, что жгли, как кислота.

Ярослав сел за руль, мотор мягко заурчал, и машина тронулась. Он молчал, его профиль в свете приборной панели был резким, как вырезанный из камня. Альбина чувствовала его присутствие, как тяжёлый груз, и каждый километр, приближавший её к дому, казался вечностью.

— Успокойся, — сказал он минут через десять. — Я пока не дошёл до того, чтобы силой взять женщину, Аля. Прости, что поспешил.

— Что? — до неё едва доходили его слова, её разум был затянут туманом паники. Она повернула голову, её глаза, полные смятения, встретились с его взглядом.

— Недооценил степень твоей наивности, — пожал он плечами, его взгляд вернулся к дороге, но уголок губ дрогнул в циничной усмешке. — Ты всю неделю была умницей, невероятная выдержка. Вот и решил… Ладно, поспешил, был не прав. Если нужно время — я подожду. Но не затягивай, Альбина.

— Не затягивать с чем? — её голос был помертвевшим, слова прилипали к горлу, как мокрый песок. Она знала ответ, но отказывалась его принять.

Ярослав усмехнулся, его вздох был тяжёлым, усталым. Он затормозил у её подъезда, свет фонаря осветил его лицо, и он повернулся к ней, его тёмные глаза горели тем же огнём, что в кабинете — опасным, притягивающим, пугающим.

— Всё ты поняла, девочка, — сказал он, его голос был мягким, но в нём звенела власть. — Не строй из себя простоту — это тебе не идёт. Наивность и невинность, Аль, хороши на одну ночку, для разнообразия. Дальше — скучно. Ты всё поняла ещё там, на дне рождения. Да, у тебя были иллюзии насчёт Артура, согласен. Но сейчас их нет.

Он наклонился ближе, его рука медленно легла на её щеку, погладив её с нежностью. Его глаза скользили по её лицу, по губам, и она почувствовала, как её сердце замирает от ужаса и чего-то ещё, чему она не хотела давать имени.

— Я могу дать тебе намного больше, чем Артур, — продолжил он, его голос был как шёлк. — Со мной ты будешь расти… Во всех смыслах этого слова. Никто тебя не осудит. Ты получишь всё: возможности, власть, деньги… Что, согласись, тоже немало.

Альбина замерла, её дыхание остановилось, как будто воздух в салоне машины превратился в лёд. Слова Ярослава были ядом — сладким, смертельным, проникающим в её вены, разъедающим остатки гордости, что ещё держали её в сознании. Она хотела кричать, ударить, вырваться, но её тело было словно парализовано, прикованное к пассажирскому сиденью его взглядом, его голосом, его близостью. Её глаза, полные ужаса и смятения, цеплялись за мелочи: длинные ресницы, обрамляющие его тёмные глаза, маленькую родинку на виске, опухшую нижнюю губу с кровавой ранкой — след её укуса, её единственного акта сопротивления. Эти детали были как якоря, удерживающие её от падения в пропасть, но они же напоминали, что она в его власти.

— Вы спятили… — прошептала она, её голос был слабым, почти неслышным, как треск ломающегося стекла. Её горло сжалось, слова резали, как осколки.

— Нет, малышка, — хрипло ответил Ярослав, его голос был низким, пропитанным циничной уверенностью. Он слегка наклонился к ней, его глаза горели тем же тёмным огнём, что в кабинете, — притягивающим и пугающим. — Я — реалист. И хочу тебя. Вопрос лишь в том, когда ты поймёшь, что для тебя лучше: строить из себя жертву, рыдая по ночам в подушку, но не в силах что-то изменить. Или же взять от жизни всё, что она — то есть я — могу тебе дать. Статус моей любовницы, Аля, не самое плохое в жизни. Поверь мне.

Он наклонился ближе, и прежде чем она успела отстраниться, его губы легко коснулись её губ — без нажима, ласково, нежно, но этот поцелуй был как печать, закрепляющая его власть. Его губы скользнули по её щеке, затем по шее, тёплые и уверенные, и каждый их след оставлял на её коже ожог.

Альбина забилась в его руках, её тело инстинктивно рванулось прочь, но его хватка была железной. Её руки упёрлись в его грудь, но он не дрогнул. Её дыхание стало тяжелым, паника захлёстывала, как волна, и она чувствовала, как её разум тонет в этом кошмаре.

Он тихо засмеялся — низкий, мягкий звук, похожий на мурлыканье тигра. Его лицо было так близко, что она видела каждую тень в его глазах, каждую морщинку, и это делало его ещё более реальным, ещё более опасным.

— Иди, — сказал он, наконец отпуская её, но его голос был твёрдым, как приказ. — Приди в себя. Выдохни. И подумай, малышка. Хорошо подумай. Я терпеливый, Аль… И даже готов терпеть от тебя некоторые капризы…. Вам, женщинам, без этого никуда…. Но не играй со мной. Обижать я тебя не стану, но и игр не потерплю.

Он отстранился, медленно убрав от нее руки, но его взгляд всё ещё держал её, как цепи. Альбина дрожала, её пальцы судорожно сжали сумку, лежавшую на коленях. Она рванула дверцу машины и выскочила, её ноги подкашивались, шпильки цокали по асфальту, пока она бежала к подъезду. Ночной воздух был тяжёлым, влажным, но он не мог смыть жар его прикосновений, вкус его слов, ужас его предложения. Она захлопнула дверь подъезда, прислонилась к холодной стене и сползла на пол, её тело сотрясалось от беззвучных и бесслезных рыданий.