Глава 17




Четыре дня спустя шериф Деке Тайсон как раз сел за свой поздний ужин, когда у них дома зазвонил телефон. Трубку взяла жена и жестом показала ему, чтобы он продолжал есть, хотя спрашивали его. Она вежливо объяснила, что муж сменился с дежурства, и посоветовала обратиться за помощью в управление шерифа. По выражению лица жены Деке понял, что тот, кто был на другом конце провода, сдаваться не собирается, поэтому он вздохнул и протянул руку за трубкой.

Паула, не скрывая раздражения, отдала ему телефон.

— Голос знакомый, но он не представился. Додумался тоже, беспокоить тебя дома после такого тяжелого дня. — Она высказала свое недовольство достаточно громко, чтобы звонивший мог ее слышать. — Ты даже еще не успел переодеться и снять свою форму.

Деке легонько похлопал ее по щеке, чтобы она успокоилась, и поднес трубку к уху:

— Шериф Тайсон. Чем я могу вам помочь?

Должно быть, услышанное отразилось на его лице, потому что Паула, упершись руками в бедра, недовольно воскликнула:

— Можешь ничего не говорить! Тебе снова нужно уезжать.

— Дорогая, не могла бы ты дать мне с собой это тушеное мясо, только положи его между двумя кусками хлеба, ладно? Ночь сегодня предстоит долгая.

— Деке…

— Прошу тебя, просто сделай это, Паула.

Звонил Лу Харбисон. Он просил, чтобы Деке приехал к нему один, без помощника, и чтобы никому не рассказывал о содержании их разговора. Лу и его жена Бетти вернулись из Амарилло после нескольких дней отсутствия и обнаружили своего семнадцатилетнего сына в сарае. Он повесился. Лу не звонил в управление шерифа, потому что хотел, чтобы сначала на тело взглянул Деке, а не другой полицейский офицер. Там были кое-какие обстоятельства, которые Лу и Бетти, по возможности, не хотели бы делать достоянием публики и остальных родственников. Когда Деке приедет, он сам все поймет.

Мчась по хайвею, шериф, в ушах которого до сих пор звучал полный горечи голос Лу, мог думать только о своих собственных детях — девятнадцатилетнем сыне, продолжавшем учебу в Техасском технологическом университете, и дочери, ученице двенадцатого класса, бывшей сейчас на репетиции школьного оркестра, выступление которого должно было состояться в перерыве большого футбольного матча в эту пятницу. А еще он думал о том, как такая трагедия могла бы отразиться на нем и на его жене. Паула никогда бы не смогла оправиться от такой потери, которую понесла Бетти. Деке подозревал, что и Бетти тоже не сможет.

Жуя свой сэндвич, он сокрушался, что мало знает об этой семье, поскольку они переехали к ним из другого города. Ему было известно, что живут они в просторном фермерском доме с множеством пристроек, расположенном на довольно большом участке земли сразу за границей города. Дом и земля достались им по наследству после смерти отца Бетти. Лу Харбисон работал инженером в городском предприятии коммунальных услуг, а Бетти была домохозяйкой, продавала соседям яйца и овощи с их фермы. Они оба прожили в их округе всю свою жизнь. Детей у них было двое. Дочь Синди, выйдя замуж за какого-то парня из Оклахома-сити, жила сейчас в Амарилло. Сын Донни родился несколько неожиданно лет через шесть-семь после Синди. Дочь Деке, Мелисса, как-то говорила ему, что познакомилась с ним в прошлом году в летнем лагере их оркестра. Она находила его привлекательным парнем, но не питала никаких надежд, что они когда-нибудь могут быть вместе, поскольку он имел отношение к главному и непримиримому сопернику команды Керси.

Единственный случай, когда окружной шериф официально пересекался с Харбисонами, произошел зимой пару лет тому назад: тогда его вызвали разобраться в ситуации с взбесившейся домашней собакой. Лу был не в состоянии пристрелить ее. Деке тогда оказал им эту услугу, предварительно отослав всю семью в дом и пообещав в утешение, что их Дот практически ничего не почувствует. Он помнил радушных хозяев этого дома. Чуть позже Бетти прислала ему записку с благодарностью, приложив к ней набор своих очень вкусных домашних джемов.

Но лучше всего Деке запомнилось, что Харбисоны, включая и Донни, были очень набожными католиками. Римская католическая церковь строго запрещает суицид, ибо наказанием за это является потеря бессмертия души. Деке раздумывал над тем, что же такое могло вынудить Донни лишить себя жизни и оставить родителей в ужасном эмоциональном состоянии? Ведь теперь они на всю жизнь обречены терзаться мыслью, что их сын будет вечно гореть в аду.

К тому времени когда Деке подъехал к их дому, солнце уже окончательно село, оставив в бескрайнем небе над «Ручкой сковородки» лишь красновато-серый след, напоминавший кровь, сочащуюся из нарывающей раны. Лу, вероятно, предпочел бы, чтобы Деке приехал не на своей служебной машине с надписью «ШЕРИФ» на двери, но сейчас он был на службе и поэтому предоставил Лу самому придумывать объяснения, что полицейский делал возле его дома. Да и особо переживать по поводу того, что могут подумать соседи, тут не приходилось. Деке прикинул, что до ближайшего жилья в любом направлении было не меньше мили.

Деке даже не успел отстегнуть ремень безопасности, как на переднее крыльцо вышел Лу; на осунувшемся лице застыло горестное выражение. Он закрыл за собой дверь и встретил Деке на дорожке к дому.

— Давайте сразу пройдем в сарай, шериф. Я очень благодарен вам, что вы приехали один.

— Мне жаль, что мы с вами встретились по такому печальному поводу. Примите мои соболезнования, Лу.

Ничего не ответив на это, Лу повел его к сараю, который располагался довольно далеко от дома. Он частично был переделан под зимнее жилье для кур Бетти, и здесь стоял сильный запах курятника. У входа Лу отступил в сторону и мрачно предложил шерифу зайти первому.

Когда Деке вошел, он почувствовал, как ему сдавило грудь. На нижней балке, использовавшейся для сушки цветов и трав, безвольно висело тело мальчика, который с виду был ровесником его дочери. От подбородка до кончиков белых спортивных носков он был укутан в голубое одеяло. Деке обратил внимание, что ноги его были всего в нескольких сантиметрах от пола, достаточно близко, чтобы встать на цыпочки, если бы ему этого захотелось. Вокруг было разбросано несколько журналов сексуального содержания, а один из них был открыт на странице с фотографией, очень напоминавшую эту реальную сцену. На соседнем стуле, рядом с парой ровно выставленных потертых ботинок, лежали аккуратно сложенные джинсы и белые трусы в обтяжку.

— Боже мой, Лу, — сказал Деке, сморщив нос от сладковатого запаха разложения. — Что здесь произошло?

— Мы думали, это вы нам скажете, — ответил Лу. — Потому что мы с Бетти точно этого не понимаем. Вы снимите это одеяло, шериф. Все в порядке.

Содрогнувшись от того, что он ожидал там увидеть, Деке осторожно, чтобы оставить нетронутым место преступления, шагнул вперед и кончиками пальцев стянул одеяло.

— Ох, Господи Иисусе, Лу…

Мальчик был обнажен, живот его раздулся, и на нем уже появились зеленоватые следы разложения. Вокруг шеи был завязан толстый шнур промышленного удлинителя.

— В таком виде его обнаружила Бетти, — сказал Лу. — Как вы называете этот вид… сексуальных извращений, шериф?

— Автоэротическая асфиксия, — ответил Деке, вновь набрасывая одеяло на голое тело мальчика. — Я не очень в курсе, знаю только, что это одна из самых последних сексуальных причуд. — Он показал на страницу раскрытого журнала. — Похоже, здесь даются пояснения. В принципе, дело заключается в том, что человек во время мастурбации подвешивает себя, чтобы перекрыть доступ кислорода к мозгу. Очевидно, недостаток кровообращения и кислорода как-то увеличивает сексуальное наслаждение.

Лу, похоже, был близок к обмороку. Деке взял его за руку и вывел из сарая на задний двор. В окне кухни появилась Бетти Харбисон, серое лицо которой сейчас напоминало лицо утопленницы.

— Как ваша жена пережила это? — спросил Деке, тут же мысленно одернув себя за этот абсурдный вопрос.

— Примерно так, как и можно было ожидать. Она безутешна. Все это какая-то нелепая бессмыслица. Это настолько на него не похоже…

— Что именно?

— Бетти хорошо воспитывала нашего мальчика. Он во многих отношениях похож на нее. Любит, чтобы все было аккуратно и опрятно. Он оставил беспорядок на кухонном столе…

— Что вы имеете в виду?

— Я ничего не понимаю в этих делах… эта автоэротика… или как там вы ее называете. Мне кажется, что он спешно вышел, когда ел за кухонным столом. Он вскочил и оставил надкусанный сэндвич и несколько бисквитов, намазанных арахисовым маслом. Повсюду были крошки, у банки с маслом крышка снята, откручена пробка на бутылке с горчицей. Он так никогда раньше не делал. Всегда после себя все убирал.

— Можете мне показать то, о чем вы говорите?

— Конечно.

Через заднюю дверь они прошли в кухню, достаточно просторную, чтобы оборудовать там меблированную комнату для сдачи жильцам в аренду. За большим круглым столом сидела Бетти, безмолвная и шокирующе бледная. Деке заставил себя не отводить глаза, когда она подняла на него убитый горем взгляд.

— Дорогая, — нежно произнес Лу, взяв ее безжизненную руку, — приехал шериф, чтобы провести расследование.

— А что тут расследовать? — спросила Бетти, бросив на него пустой взгляд.

— Ну, я рассказал шерифу, что Донни никогда бы не вышел из дома, оставив кухонный стол в таком виде.

Деке увидел, что он имел в виду. Кожура апельсина, недоеденный сэндвич, разрезанные бисквиты, нож, которым намазывали арахисовое масло, прилип к столу. Но, с другой стороны, родители мальчика уехали из города на несколько дней. Масса времени, чтобы убрать за собой до их возвращения.

— Лу, когда вы с женой уехали в Амарилло?

— В понедельник утром, после завтрака. Синди должна была родить после обеда. Мы выехали обратно сегодня, чтобы успеть на футбольный матч завтра вечером.

— В понедельник утром, — задумчиво повторил Деке. Сегодня четверг. Мальчик, похоже, мертв с понедельника, может, со вторника. — Что-нибудь еще выглядело необычно?

— Ну, в общем, да. Рэмси. Когда мы приехали, он был едва живой от голода.

— Рэмси?

— Рэмси — это барашек, талисман нашей футбольной команды, за которым Донни присматривает. Когда мы приехали домой, кольцо на калитке его загона было снято. Мы нашли его в соломе. Донни никогда раньше не оставлял загон открытым. Этот маленький приятель так привык к своему загону, что даже не подумал о том, чтобы воспользоваться калиткой. Он мог бы выйти и поесть траву во дворе. Но на самом деле он все это время оставался в загоне и чуть не умер с голоду. Единственное, что мне приходит в голову в этой связи… — Лу отошел немного в сторону, чтобы жена не могла его слышать, — это то, что Донни мог думать о том… что рискует жизнью, и сам снял кольцо, решив, что Рэмси выйдет из своего загона, когда у него кончится еда.

— Останьтесь с Бетти здесь, а я пойду немного осмотрюсь, — распорядился Деке. — И еще, не могли бы вы включить какое-то освещение на заднем дворе?

— Конечно, — сказал Лу и щелкнул выключателем.

Задний двор залило ярким светом. И все же Деке сходил к себе в машину за фонариком. Вернувшись, он направил луч на землю в поисках… следов борьбы, возможно. Ничего такого он не увидел, но твердо утоптанная земля с редкими клочками сухой травы явно недавно была разровнена. Осветив фонариком загородку, он заметил пару наблюдавших за ним блестящих встревоженных глаз и услышал беспокойное сопение, но барашек все равно оставался в своем стойле и не собирался выходить, чтобы выяснить, в чем дело. Кольцо снова висело на столбике ограждения. Лоханка была наполнена свежим кормом.

Деке направил луч под бетонный столик для пикников и в тени под ним заметил кое-что интересное. Встав на четвереньки, он вытащил найденный предмет своим носовым платком. Это была серая кошачья лапа, отрезанная, судя по отсутствию внутри костей и хрящиков, скорее всего, от чучела. По размеру она была слишком большой, чтобы принадлежать домашнему животному, с загнутыми и пугающе острыми когтями, и Деке подумал, что это лапа горного льва или рыси.

— Лу! — позвал он.

Лу, наблюдавший за ним через окно кухни, тут же выбежал во двор. Деке показал ему отрезанную лапу животного.

— Вы когда-нибудь видели это?

Лу протянул руку, чтобы взять ее, но Деке не дал.

— Лучше не прикасаться. Это может быть вещественным доказательством.

— Вещественным доказательством? — эхом переспросил Лу.

— Конечно, если это не был несчастный случай. Итак, это принадлежит вам?

Лу внимательно осмотрел лапу.

— Нет. Я никогда раньше ее не видел, — уныло произнес он.

— Я обнаружил это под столиком для пикника. Что оно там делало?

— Не знаю. На прошлой неделе у нас тут был один бродяга, бездомный, которого мы нашли спящим в нашем сарае. Мы заперли сарай, но он все равно вернулся на следующий вечер. Заночевал в загоне у барашка. Может, лапа принадлежала ему. Этот народ таскает с собой такое на удачу или в качестве оружия.

— Похоже, что в этом месте землю ровняли граблями. К чему бы это? — спросил Деке.

Лу взглянул под ноги и пожал плечами.

— Должно быть, это Донни прошелся здесь граблями, пока нас не было. Он всегда старался, чтобы вокруг все было чисто и аккуратно.

— Вы уже говорили об этом, — задумчиво произнес Деке. — Я сейчас схожу к машине, чтобы положить это в пакет, а потом вернусь

— Шериф… — Лу, засунув руки в карманы и расставив ноги пошире, глубоко вдохнул и заявил: — Мы не хотим никакого расследования. Именно поэтому я и попросил вас приехать одного. Это был несчастный случай, все просто и ясно. Ну… — рот его судорожно скривился, — может быть, не совсем просто и не так уж ясно. Донни сам сделал это с собой. Почему — знает только Господь Бог. Я никогда не думал, что мой мальчик интересуется порнографией, всякими сексуальными фантазиями… — Его качнуло вперед под действием нахлынувшей боли от переживаемого горя.

Деке положил ему руку на плечо.

— Давайте немного поговорим об этих журналах, — тихо, но настойчиво произнес он. — Вы когда-либо видели их раньше? Где бы он мог их прятать?

— В своей комнате, вероятнее всего, но нет, раньше я ничего такого не видел.

— Разве Бетти не могла бы найти их там, когда забирала белье для стирки? У матерей поразительный нюх на всякие неразрешенные вещи вроде этого. — Деке вспомнил, как Паула как-то нашла не вполне пристойные журналы, когда принялась проветривать рюкзак для походов их сына.

— У сыновей есть свои способы держать такие вещи подальше от матерей, — заметил Лу.

В душе Деке был не согласен с этим, но спросил:

— А как насчет вас самого? Не замечали вы каких-нибудь намеков на то, что он мог заниматься такими вещами?

Лу покачал головой.

— Нет, именно поэтому все это так шокировало нас. Донни нравились девушки, но у него было к ним вполне здоровое отношение, да и к сексу, собственно, тоже. Я хочу сказать, что никогда не слышал и не видел, чтобы он говорил или делал что-то непристойное…

— Поэтому мы и должны провести расследование, Лу. Но после того, как коронер определит точную причину смерти. Там может быть что-то такое, что при внешнем осмотре не видно.

Нет! — Лу сбросил с плеча руку Деке. — Вы не можете вести расследование, приводить сюда своих помощников, делать вскрытие, чтобы все это стало достоянием газетчиков. Я не допущу этого. Такой позор убьет Бетти. Мы никогда больше не сможем смотреть в глаза людям в нашем округе. Я сейчас жалею, что не одел нашего мальчика, но я хотел, чтобы… чтобы вы увидели, что он не совершал самоубийства. А так бы оно и выглядело, если бы я надел на него штаны и рубашку и избавился от этих журналов.

— Кстати, а где его рубашка на самом деле?

— Что? — спросил Лу.

— Его рубашка. Где она? Думаю, она была на нем, когда он входил в сарай. Все-таки ноябрь на дворе, Лу.

— Ну… Я не знаю, — нахмурившись, ответил Лу. — О его рубашке мы как-то не подумали. Мы оставили все в таком виде, в каком нашли. В кухне ее тоже не было.

— Послушайте, пока я буду укладывать это в пакет, попробуйте найти рубашку, в которую он мог быть одет. Вам необязательно говорить об этом Бетти. Не думаю, что ваш сын просто поднялся к себе в комнату и повесил ее на вешалку, — при той-то спешке, с которой он вставал из-за кухонного стола.

Лу неохотно повернул к дому, а Деке направился к патрульной машине, чтобы положить кошачью лапу в бумажный пакет. В голове лихорадочно крутились тревожные мысли. Он был главным представителем правоохранительных органов в их округе. Как бы он ни уважал чувства Харбисонов и их желание избежать огласки, у него были сомнения в том, что смерть Донни произошла в результате несчастного случая. Деке сразу заметил явное несоответствие между тем беспорядком, который мальчик оставил на кухонном столе, и тем, как аккуратно была сложена его одежда. Но какое еще может быть объяснение у всего этого? Самоубийство? Нет, Деке считал, что это можно сразу исключить. Мальчик никогда бы не оставил себя в таком виде, да и записку написал бы.

И еще одна мелочь: мог ли учащийся средней школы Дэлтона пропустить самую главную игру сезона в пятницу вечером против их главного конкурента? Команды Дэлтона и Керси рвались к титулу регионального чемпиона ноздря в ноздрю. В этом случае оставалось только убийство, но кто мог захотеть убить Донни Харбисона и с какой целью?

Пока Деке натягивал латексные перчатки, чтобы упаковать журналы и шнур удлинителя, он мысленно составил перечень того, что ему предстоит осмотреть. Нужно будет побольше узнать об автоэротической асфиксии, выяснить, была ли застрахована жизнь Донни, обыскать его пикап в поисках других порножурналов, опросить соседей на предмет того, не видели ли они здесь того бродягу, допросить друзей Донни и его учителей в школе Дэлтона. Журналы и шнур он отправит в криминалистическую лабораторию в Амарилло, чтобы попробовать найти там отпечатки пальцев.

Когда он вернулся, Лу поджидал его на заднем дворе.

— Рубашки нет, шериф.

— Вы не находите это несколько странным, Лу?

— Возможно, но это не имеет значения. Мы с Бетти все обсудили и просим не разглашать подробностей смерти Донни. Пожалуйста, шериф. Я умоляю вас. Подумайте о том, что было бы, если бы такое случилось с вашим сыном. Как бы чувствовали себя вы и ваша жена?

Деке ничего не ответил. Паула точно умоляла бы, чтобы все замяли, но сам он все равно захотел бы узнать, что произошло с его сыном на самом деле.

— Я не могу ответить на этот вопрос, Лу.

В проеме задней двери появилась Бетти, из опухших глаз ее текли слезы.

— Пожалуйста, шериф… — Она упала перед ним на колени и умоляюще схватила его за руку. — Я прошу вас. Пожалуйста, не нужно никому ничего говорить. Наш священник откажет Донни в заупокойной мессе, если узнает. И не позволит похоронить его на освященной земле. Он посчитает смерть Донни самоубийством, поскольку поступок его был добровольным и опасным для жизни. Мы не хотим, чтобы наша дочь узнала, как именно умер ее младший брат. Пожалуйста, шериф… — Она отпустила его руку и спрятала свое лицо в ладонях.

— Бетти… Бетти… — пытался успокоить жену Лу, опускаясь рядом с ней и обнимая рукой ее трясущиеся от рыданий плечи.

Смущенный таким проявлением неприкрытого человеческого горя, задевшим его отцовскую душу, Деке услышал свои собственные слова как бы со стороны:

— Хорошо, Бетти, хорошо. Я позвоню, чтобы мировой судья приехал сюда один. Он должен будет выписать свидетельство о смерти. Ему можно доверять. Он никому ничего не расскажет. Смерть будет признана результатом несчастного случая, и на этом все закончится. Никому, кроме нас четверых, никогда не понадобится выяснять, как именно все произошло. Вы с Лу сейчас возвращайтесь в дом и позвоните в похоронное бюро. Я подожду Уолтера в сарае. Мы с ним снимем Донни со шнура и приведем тело в порядок, пока за ним приедут из похоронного бюро.

Рыдающая Бетти тихо повисла в руках мужа, а Деке пошел звонить мировому судье из своей машины, не в состоянии смотреть на то, как слезы Лу падают на голову его жены.

Загрузка...