18. Любовь

Когда Лазарев отправился в душ, попросив меня заказать что-нибудь перекусить, я осталась в гостиной. Через приложение ближайшего ресторана оформила доставку пиццы всего за пару минут и маялась, не находя себе другого занятия.

Не терпелось поскорее узнать ответы на свои вопросы, но я понимала, что торопить Лазарева не следует. В конце концов, после почти двухдневного отсутствия дома я и сама, пожалуй, предпочла бы душ любым разговорам.

Чтобы коварное воображение перестало подсовывать мне навязчивые картинки Дениса в душе, рисуя то, как капельки воды, огибая выпуклости мышц, стекают по гладкой коже на его спине, я включила телевизор, экран которого занимал половину стены, противоположной той, у которой стоял широкий темно-синий диван.

Однако и там рассказывали, как Денис был отпущен из-под стражи прямо в зале суда без избрания меры пресечения, поскольку его причастность к произошедшему не подтвердилась. Короткие видеофрагменты демонстрировали, как он выходит из суда и садится в такси, вероятно, судебное заседание было закрытым и репортеров туда не пустили.

Пощелкав пультом, от скуки, я попереключала каналы, так и не обнаружив ничего заслуживающего внимания, удобно свернулась калачиком на диване и прикрыла глаза, слушая шум воды, доносящейся из душа и монотонный голос диктора новостей.

Впервые за последние дни я чувствовала себя спокойно и расслабленно. Не надо было никуда спешить, мышцы больше не казались натянутыми струнами, а голова не напоминала дом советов.

Кажется, я уснула, потому что звонок телефона, сообщивший о том, что прибыла пицца, заставил меня резко открыть глаза и удивленно заморгать.

— Тшшш, Ева, спи, — раздался совсем рядом сонный шепот Дениса. — Я сейчас встречу курьера и вернусь.

Оказалось, что Лазарев, вернувшись из душа, успел задремать рядом со мной и теперь, нехотя поднялся с дивана, зевая и потягиваясь, и отправился за заказанной пиццей.

Я чуть было не потерла глаза, но вовремя вспомнила о том, что не стерла макияж и в этом случае рискую стать похожей на панду. Несмотря на «разрешение» Дениса, спать я хотела меньше, чем услышать его версию произошедшего, поэтому зевнула, поправила волосы и платье, и принялась ждать.

Через несколько минут он занес в комнату четыре пахнущих свежей выпечкой коробки и аккуратно поставил на столик рядом с диваном.

— Выспалась? — усмехнулся он, не сводя с меня глаз. — А жаль, я бы еще поспал.

И тени на его лице без слов говорили о том, как мало ему удалось отдохнуть в последние дни.

— К тому времени, как ты проснешься, я успею умереть от любопытства. И, возможно съем всю пиццу без тебя.

— Ладно, тогда сейчас налью кофе и героически спасу тебя от такой бесславной смерти.

Вскоре, когда от двух чашек кофе поднимался вверх белый пар, а я удобно устроилась на диване в кольце рук Лазарева, он, жестикулируя надкусанным куском пеперони начал рассказ:

— Иногда совместно совершенные преступления связывают людей сильнее, чем брачные узы, — проговорил он, а я от такого интригующего начала чуть было не подавилась пиццей.

— Это ты о ком?

Он лукаво улыбнулся:

— Ты права, к нам с тобой это выражение теперь тоже немного подходит, — пробормотал он, а я все же подавилась и была вынуждена откашляться. — Но вообще-то я не о нас. Лет пятнадцать назад мой отец был обычным адвокатом одной из городских коллегий. Работая какому-то делу в паре с Мишей Сушковым, который тогда только сдал адвокатский экзамен, он не совсем законно разжился крупной суммой денег. Я не уточнял сути, но она и не столь важна. Кажется, это было связано с передачей в частные руки какого-то крупного государственного объекта.

Горячее тесто с тянущимся сыром и ароматным соусом таяло во рту. Я слушала историю Лазарева затаив дыхание, но все же спросила:

— И что, они не сумели поделить ее поровну?

— Может они и поделили бы, но каждый тянул одеяло на себя, считая свою роль наиболее важной, а потом этим делом заинтересовалось следствие, и они не придумали ничего лучше, чем основать S и вложить деньги в него. Часть была потрачена на помещение, ремонт, машины, оргтехнику и прочее, но часть осталась, а потом приумножалась. Отец и Сушков и без нее жили припеваючи, и, тем не менее, само существование денег грело душу обоим.

Пока Денис говорил, продолжая есть, я разглядывала его лицо, с выступающими скулами и широким подбородком, темно-серые радужки глаз с расширенными зрачками, растрепанные не успевшие высохнуть пряди светлых волос, пахнущие шампунем. Было просто хорошо и приятно находиться с ним рядом, и я ощущала себя непривычно счастливой и довольной, будто кошка, лежащая на коленях у хозяина, который почесывает ей за ухом.

— Все это время они работали бок о бок, бюро развивалось и само по себе давало неплохой доход, но год назад Сушков предпринял попытку вывести сумму со счета полностью, и если бы отец вовремя его не остановил, сделал бы это без зазрения совести. Их отношения, и без того неидеальные, значительно ухудшились и ни о каком доверии не могло быть и речи. И, словно этого было мало, вскоре отец узнал о своей болезни.

Я вздохнула, начиная догадываться о том, что произошло дальше. Видя, что рассказ о произошедших событиях не доставляет моему собеседнику особого удовольствия, провела кончиками пальцев по щеке Лазарева, легко коснувшись колючей светлой щетины. Он взглянул на меня и уголки его губ все-таки дрогнули в легкой полуулыбке. Спросила осторожно:

— Тогда он попросил тебя помочь? Но почему именно тебя?

— Потому что знал, что я сумею это сделать, — пожал плечами Денис. — А я, посчитав подобную просьбу вызовом собственным способностям и возможностям, согласился, попутно решив открыть отцу глаза на то, что ты не та, кем он тебя считает и вообще, что всё его бюро — та еще шарашкина контора.

При упоминании обо мне я застыла, понимая теперь причины его строгости и чрезмерного интереса к моей персоне в первые дни работы в S Словно почувствовав мое напряжение, Лазарев притянул меня к себе и успокаивающе коснулся губами моего виска. И продолжил:

— А потом стало интереснее. Партнерский договор был расторгнут, чтобы отец спокойно отправился на лечение. В тот же день был заключен новый, который теоретически должен был отличаться от первого только именем и отчеством одного из партнеров. Но Сушков решил по-своему. Он изменил некоторые пункты так, что мне они были явно не выгодны. Большая их часть касалась распределения вознаграждения по делам и определения количества голосов при принятии решений и ответственности по делам, которые в бюро уже имелись. Миша рассчитывал на авось: увижу я — откажусь, не увижу — подпишу. Только я и увидел, и подписал, поскольку не планировал оставаться в бюро дольше необходимого и просто продолжил работать по делам своего кабинета…

— И заключая новые договоры от имени него же, — продолжила я, а Денис кивнул, подтверждая мои слова.

— А потом, в нужный момент я и перевел ту сумму, которая причиталась отцу, со счета S на заранее подготовленный иной зарубежный счет, зарегистрированный на имя его вдовы.

— И, что этот перевод не отследить? — в моем представлении все банковские переводы, в том числе за рубеж, были прозрачными, как вода и отражались в банковских выписках. — И тогда я не понимаю, почему следователи не сумели связать эту транзакцию именно с тобой? Понятно же, что никто иной, кроме тебя и Сушкова, заявившего о пропаже, доступа к счету не имел?

— Я сделал так, чтобы отследить было проблематично. Как и связать со мной. Для того, чтобы понять эту схему, нужны определенные познания в программировании, хочешь, объясню?

— Наверное, нет, — честно отказалась я, поскольку программирование было для меня чересчур непонятной отраслью, чтобы в нее углубляться. — Скажи лучше, почему Прокопьев интересовался твоим отсутствием во время похорон?

— Потому, что считает, что деньги ушли со счета именно в это время, хотя это и не совсем так.

Пицца к этому времени была съедена, а чай выпит. Я хотела опустить голову на диван, но Денис переложил ее к себе на колени и во время рассказа задумчиво перебирал пальцами мои волосы. И каждое его движение вызывало приятное покалывание на коже. Словно под ней вспыхивали и гасли маленькие яркие искорки.

— Ты заранее знал, что они придут с обыском и решат тебя задержать? — пробормотала я расслабленно, с трудом продолжая концентрировать внимание на его рассказе.

— Догадывался. Алгоритм работы по таким делам всегда примерно одинаков. Возбуждение дела, чтобы проще было санкционировать обыск, задержание подозреваемого, как демо-версия лишения свободы, чтобы проще было его разговорить, обыск, чтобы деморализовать его еще больше и найти доказательства к причастности к совершению преступления.

— Да уж, в этом случае с тобой они просчитались. Неужели Прокопьев не мог догадаться о том, что ты предусмотришь такое развитие событий?

Денис хмыкнул, а его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, на мгновение остановились.

— Мог, и обязательно догадался бы, не будь он ослеплен возможностью поквитаться со мной за наше прежнее соперничество. К тому же Серегин вовремя слил мне информацию о том, что он выехал ко мне на обыск. Видела бы ты, как он злился, когда я не выказал ни грамма удивления от его прихода, — рассмеялся он.

— И что теперь будет? — спросила я, решительно поднимая голову с его коленей, потому что этот вопрос волновал меня больше всего и в момент озвучивания ответа хотелось мыслить как можно более здраво. — Они прекратят уголовное дело?

— Дело останется, но уголовное преследование в отношении меня по нему уже прекращено. Бюро будет ликвидировано, или станет коллегией, хотя его дальнейшая судьба меня мало заботит. Гораздо важнее наша.

И это прозвучало так, что заставило меня насторожиться.

— Наша?

— Наша. Ты ведь теперь понимаешь причины моей предвзятости, знаешь, что я думал о тебе плохо еще до нашего знакомства и втянул тебя в то, во что не должен был. Ты этого не заслуживала. И я пойму, если ты обижаешься или злишься?

Ёшкин кодекс! Лазарев, когда не надо — умнее некуда, десятки чужих поступков и слов наперед просчитывает, а тут хуже слепого котенка. Я усмехнулась. Склонила к нему голову так, что наши лбы соприкоснулись и смешалось дыхание.

— Если тебе так будет легче, то когда ты пришел в бюро я вместе с остальными за глаза называла тебя Деспотом и считала снобом и пафосным идиотом и бабником в придачу. И постоянно подозревала в том, что ты манипулировал мной и использовал в своих целях.

— А что, было похоже на то, что это так? — притворно ужаснулся он.

— Не знаю. Ты не доверял мне, а я не доверяла тебе, стараясь быть взаимной.

Наши взгляды встретились. Закатное солнце из высоких окон бросало на предметы интерьера красивые золотистые тени, играло бликами на коже Дениса.

— Я не хотел рассказывать тебе всего, чтобы лишний раз не подставлять под удар. Бывает информация, которую лучше не знать, Ева. Хотя, сидя в изоляторе, от нечего делать, постоянно анализировал произошедшее и думал, что мог бы сделать по-другому.

— Не грузи себя этим, ты все сделал правильно. И изменить всё равно ничего не получится.

Вспомнила о рассказанных им самим Яне «алгоритмах» и поняла, что он тоже не умеет применять их к самому себе, как и я.

— А почему бабником-то считала? — улыбнулся вдруг он, переводя тему.

— Зеленая рассказывала о том, что ты чуть не женился на какой-то девушке в прошлом, и что предыдущая помощница от тебя забеременела…

«И ты переписываешься с Яной на Мамбе» — чуть было не добавила я, но вовремя прикусила язык.

— Та девушка действительно давно в прошлом, — произнес он, видимо недоумевая по поводу моей осведомленности о его личной жизни. — А предыдущая помощница давно и счастливо замужем, и родила само-собой от мужа. С некоторых пор меня стала интересовать только ты.

«А Яна?» — снова чуть было снова не спросила я, а вслух пробормотала.

— Ты тоже меня интересуешь.

Наше дыхание смешалось и губы соприкоснулись. Поцелуй был мягким и ласковым, в нем таяли его извинения и мои сомнения, несказанные слова и незаданные вопросы. Я сама не заметила, как оказалась на коленях Дениса, зарываясь пальцами в его мягкие волосы, позволяя его рукам скользить по моей спине и бедрам, а собственному сердцу бить в грудной клетке глухим и гулким набатом.

И всё же, чувствуя, как жар пламенем опаляет лицо, сжигает всё внутри, стекая вниз густой и горячей лавой, я отстранилась. Произнесла тяжело дыша, прекрасно понимая, как глупо это звучит:

— Уже поздно и мне пора домой.

Руки на моих бедрах сжали крепче, а затуманенный страстью взгляд темно-серых глаз скользнул по мне с недоумением.

— Думаешь, тебе удастся так просто избавиться от моего гостеприимства? — лукаво улыбнулся Лазарев.

Его грудь, в которую я уперла свои ладони, поднималась в такт тяжелому рваному дыханию.

— У меня кошка не кормлена, — выдала я первый, пришедший в голову аргумент.

— Пусть твоя странноватая соседка, привыкшая врываться к тебе домой как к себе, ее покормит, — предложил он. — А ты оставайся со мной.

Интересно он Аллочку охарактеризовал. Так, словно её неожиданное появление на пороге моей квартиры в тот вечер что-то изменило. Хотя, не появись она тогда, у Дениса, пожалуй, не было бы повода уезжать так быстро.

Не собираясь спускаться с его коленей, я набрала номер Аллочки. Пока в трубке раздавались длинные гудки, Лазарев, видимо, чтобы я не передумала, покрывал поцелуями мою шею, щекоча горячим дыханием и заставляя кожу покрываться мурашками.

— Ясенева! — затараторила она, едва подняла трубку. — Я тебя обыскалась, ты же должна была уволиться и вернуться, разве нет? Видела, там твоего Лазарева по всем каналам показывают?

Денис, который тоже успел это услышать, отвлекся от поцелуев и беззвучно рассмеялся.

— Видела, — пробормотала я, почему-то смутившись. — Ты сможешь покормить Контру вечером?

— Ааааа… ты с ним да? — без труда догадалась Аллочка. — И надолго?

Почему-то этот вопрос заставил меня задуматься. Зная Лазарева, ни в чем нельзя быть абсолютно уверенной, и я встретилась с ним вопросительным взглядом.

— Навсегда, — с улыбкой подсказал он шепотом.

И я повторила этот ответ опешившей Аллочке в телефонную трубку.

Загрузка...