Надежда
Людовик сам поднялся, чтоб пригласить меня к ужину. Чудеса! С его-то заносчивостью ведь это, и вправду, все равно, что совершить подвиг. И шлем этот ему определенно идёт. Только плаща не хватает. Огромный, он занял собой как будто всю комнату. И я ощущаю себя перед ним хрупкой и маленькой, словно на самом деле эфемерное существо, невесомая фея. Чуть склоненная в знак уважения голова, или мне это только показалось? И почему наедине с Людовиком меня охватывает волнение, хочется немедленно оправить юбку, пригладить ладонью волосы, поправить помаду, будто я недостойна. Вот только чего? Образованная, симпатична, умная, умею себя вести, знаю, что делать, если случится несчастье. А перед ним все равно теряюсь, как школьница в кабинете директора лучшей гимназии.
— Позвольте вручить вам этот подарок в качестве благодарности, — пробасил мужчина и счастливо улыбнулся, отчего искорки заплясали в глубине его глаз, — Я очень благодарен вам за сына, за моего единственного наследника, Джошуа, — протянул Людовик округлую шкатулку темного дерева.
Он женат. И не стоит думать о большем. Знак уважения и только. Любовницей я становиться не буду, это слишком бесчестно по отношению к мальчику. Не смогу рухнуть в грязь на глазах у ребенка. Не знай я Джошуа, ещё можно было бы о чем то подумать. Но теперь точно нет. Гувернантка и только. Да и кто знает, почему он расстался с женой и насколько близок со своим другом. Нет! Рокочущим басом меня на заманишь.
— Спасибо.
— Можете посмотреть. Мой сын, он того стоит, — не рискнула взять в руки подарок, только приподняла двумя пальцами гладкую крышку с вензелем посередине. Внутри засияла в свете люстры пара серёжек поразительной красоты. Не удивлюсь, если это, и вправду, настоящие камни. Бесстыдно переливаются на жемчужной подложке и удивительно напоминают поток горного ручейка, стремительный, искрящийся голубоватыми брызгами.
— Очень красиво. Спасибо, — что неудобно, говорить не стала. От таких украшений отказаться невозможно. Ещё заберёт. Нет уж, благодарна и хватит с него. Удивительные серьги. И дело совсем не в цене. Просто они словно живые, волшебные и пахнет из шкатулки мхом и сандалом, высокими можжевельниками, северным солнцем, что влило всю свою силу в эти камни.
— Прошу вас спуститься к ужину. Стол уже накрыт. Дамы ждут только вас.
— Доктор велел соблюдать Джошуа диету.
— Я очень признателен вам за такую искреннюю заботу о моем сыне, — любезно он выставил локоть. Точно так же, как его сын. Разве что на барона я, и вправду, могу опереться. Лестница отчего-то чудится мне эшафотом, с которого я по счастливому случаю схожу вниз. А там веселые голоса. Марцелла хохочет, ей вторит голос Агнес, Эрлик рассказывает чудесную байку про теплое и бескрайнее море. Мои пальцы внезапно накрыло широкой ладонью мужчины. Я отдернула руку излишне поспешно, быть может, и грубо. Барон ничуть не смутился.
— Вы не замёрзли, порождение лунного света?
— Вы очень красиво меня назвали, но право, зря, — стоит обозначить ту грань, через которую ни один из нас не должен ступить. Никогда. Ни за что. Не сегодня и точно не здесь. Джошуа сразу заметит. Не могу сделать больно ребенку. Ему и так, говорят, многое довелось пережить.
Стол, и вправду, накрыт. Эрлик трогает огромным кинжалом сушёную ногу неведомого создания. Сомневаюсь, что это была часть кабана, они таких размеров достигают разве что в сказках.
— У меня оставался барашек. Может, стоит запечь? — пророкотал барон. Никогда не привыкну к его голосу. Слишком он сильный и разбегается волной по всему дому, да и по моей спине тоже. Брр.
— Это хамон! Чудесное мясо. Мне доставили его прошлой ночью на нашей бригантине.
— Оно будто испортилось за время пути? — ощутимо повел носом мой спутник, и я внезапно захохотала. Нервы.
— Его специально выдерживают целый год в подземелье!
— Надеюсь, мы никого из гостей не отравим, — шепнул барон, — Надежда, вам лучше это не вкушать, — и уже куда громче, — А у моего сына диета. Доктор так прописал. Н-да. Джошуа, возьми блюдо пирожных и поднимись к себе в спальню.
Кошик качнулся на люстре, расправил крылья, не удержал равновесия и спикировал вниз.
Хорошая реакция у Эрлика. Успел подхватить за крыло, пихнул булочку в рот пушистому зверю и опустил на пол, мимолетно погладив по голове огромной ручищей.
— Джошуа врач разрешил только кашу.
— Наденька, не переживай. Мальчику можно все, я в этом абсолютно уверена. У меня таких трое. Обсыплет — пройдет, поначалу страшно, потом привыкаешь. Это наименьшее из зол. Садись к столу, все уже готово. Мясо вполне съедобно, я проверила на муже. Хотела вас с Людовиком попросить.
— Ради вас, темнейшая, я готов на любой подвиг, — барон отодвинул мне кресло во главе стола, рядом со своим. Чудеса! Только не нужны мне они такие.
— Дело в том, что мы все собрались в небольшое путешествие. Я, Эрлик, ребята. Можно, мы оставим ваш адрес и телефон детям? Мало ли что может случиться, чтобы им было к кому обратиться.
— Разумеется, буду счастлив помочь, если возникнет необходимость.
— Я и не сомневалась. Но больше рассчитываю на Надю. Поможешь? Они, вообще-то, самостоятельные. Это так, на всякий случай, если мало ли что. Я иногда становлюсь приличной мамой и начинаю переживать.
— Конечно, можете на меня рассчитывать. Я только памперсы менять не умею.
— Этот этап уже пройден, хвала великим богам. Эмиль, садись за стол. Что ты высматриваешь на проспекте?
— Да так.
— Я твоей жене уже все рассказал. Раз она все ещё здесь, переживать нам с тобой не о чем.
— Всё?!
— Абсолютно.
Брюнет побелел до синевы, обострились высокие скулы, выступила испарина на лбу. Так, должно быть, выглядит обречённый. Мне стало удивительно жаль этого полузнакомого. Захотелось его утешить. Нет. Такой жалости не простит. Лихорадочно сверкают черные глаза не то от ярости, не то от стыда, может, и вовсе от ужаса. Эрлик все так же нарезает на тонкие ломтики мясо, как будто ничего не случилось. Лишняя я здесь на этом сборище. Не хочу наблюдать чужую драму. Бегло прошлась взглядом по лицам. Людовик сделал вид, что ничего не заметил, украдкой улыбнулась черная ведьма, вскинула беззаботное личико Агнес. На нем не осталось и следа той безумной ярости, с которой она на меня набросилась. Неужели никто не видит, что творится с Эмилем? И какую великую тайну мог так беззаботно разболтать Эрлик?
— Я, пожалуй, пойду. Утром рано вставать, хочу сегодня выспаться для разнообразия, — никто не пытается меня остановить. Барон согласно кивает.
— Я сам прослежу, чтобы Джошуа лег спать как можно раньше, — черт, об этом-то я и забыла. Надо бы, и вправду, уложить мальчика спать, — Сын, Поторопись с окончанием трапезы.
— Да, отец.
— Надежда, возьмите с собой на завтрак, — Эрлик отхватил ножом кусок пергамента, — и откуда только достал? — споро уложил в него полкило полупрозрачных ломтиков. Увязал бечёвкой и сунул мне в руки.
— Это неудобно.
— Женщина должна быть сыта, чтобы не думала о переустройстве вселенной. Я давно женат и точно знаю. Диета приносит ужасные последствия. Марцелла как-то чуть меня не сожгла. Живьём!
— Эрлик! Есть нераспакованные пирожные? В холодильнике вроде оставались. Я принесу, — выскользнула Марцелла из-за стола. Сколько же лет ее детям и дочери Агнес? Почему они так легко оставляют в городе своих малышей одних? Вряд ли те старше Джошуа. Скорее уж, на пару лет младше.
Вышла на улицу нагруженная, словно верблюд. Неудобно, конечно, но зато как от этих угощений пахнет. Эмиля только мне жалко. Впрочем, сам виноват во всех своих грёзах. Или это Агнес надо жалеть? Любопытные люди. И всех их связывает какая-то тайна. Какая? Не зря же я давала клятву о неразглашении. Хоть бы не вляпаться ни во что. Проспект, проходная арка, парадные двери давно заброшенного особняка. От них навстречу мне отделилась тень. Я невольно вздрогнула и замерла на месте, показавшись себе замарашкой. Та самая незнакомка, что встретилась нам на пути с Людовиком. И вновь подул холодный северный ветер. Меня пробрала лёгкая дрожь. Незнакомка чуть склонила голову, задумчиво перебрала в пальцах длинный мундштук. То самое кольцо, которое я видела, вновь показалось на тонком пальце. Так и хочется показать серьги, что подарил Людовик. Вот только на мне никогда украшения не станут смотреться как на этой женщине. Чтобы носить их легко, нужно быть кем-то особенным. И ведь платье на ней совершенно простое, шляпка, какие продаются везде, в туфельках нет ничего необычного. Но только все вместе рождает удивительный образ роковой, поражающей смертельно, дьявольской красоты. Стоим друг напротив друга, бесстыдно рассматриваем одежду, платья, будто взвешивая их взглядом. Ещё этот свёрток в руках. Зачем только взяла с собой столько еды? Можно подумать, с голодного острова, побирушка. Ещё ведь и радовалась угощению.
— Я помогу вам.
— Простите?
— За вас просили сеньор Росси и сеньор Бенуа перед тем как уйти, — девушка сделала неповторимый жест рукой, указав на небо. Где только таким учат. В какой школе танцев?
— Я все правильно сделала? Тому передала бумаги?
— Женщина не может позволить в себе сомневаться. Здесь недалеко. Идёмте со мной, — кивнула она на закрытые двери старого дома.
— Уже поздно.
— Самое время, — ответ не дающий на отказ права, — Наши друзья просили передать вам в подарок небольшую безделушку. Мне кажется, они были не правы. Да и что могут смыслит мужчины? Вы согласны со мной?
— Наверное.
— Никогда не позволяйте себе сомневаться. Вы фея и только вам решать за всех. Ключ под порогом. У меня, к сожалению, заняты руки. Доставайте смелей! Этот дом принадлежал мне. Прежде…
— Если нас заступают?
— И что с того? Скажите, что двери были открыты, а вам послышался плач младенца. Не сомневайтесь. Оно того стоит, — лукавая улыбка.
Этой женщине почему-то отказать невозможно. Словно я попала под ее чары. Увесистый ключ весь в грязи. Замок натужно скрипит. Двери распахнулись, обдав нас старой побелкой и пылью. Я сильнее прижала к себе свёрток с едой, будто он способен меня защитить.
— За мной, не отставайте. Сигнализация включится через полчаса.
Неслышно она взбегает по тонущей в тенях лестнице. Те, словно живые, тянутся к ее строгому платью. Здесь все замерло в прошлом. Нет звуков, слышны только мои собственные шаги. Девушка петляет между колонн, как будто и сама становясь тенью.
— Возьмите ломик в углу. Вон там, у стены. Рабочие оставили. Я их попросила, — в голосе чудится дьявольское самодовольство. На что я иду?
— Лом?
— Именно его. Поторопитесь.
Подхватываю тяжёлый кусок железа, почти бегу за призрачной тенью. Она все ускользает и внезапно остановилась. Я не ожидала, почти налетела на нее. И всю меня снова обдало ледяным холодом. А может, могильным? — мелькнула и угасла в голове глупая мысль. Как только я на это приключение согласилась?
Мы с женщиной стоим посреди округлой небольшой комнаты. Пыльное окно плотно закрыто. Огни уличных фонарей, подслеповатое ночное солнце, ничто не может пробиться внутрь дома. И только зеркало висит на стене. Огромное, запакованное в золоченую раму. Слюда искажает отражение. Матильды будто и нет со мной рядом.
— Бейте.
— Зачем?
— Механизм тайника проржавел, нам иначе будет его не открыть. Там мои вещи.
Не могу и не хочу крушить старину. Собственная рука решает иначе. Взлетает лом, вырывается на свободу. Брызги стекла летят во все стороны, я еле успеваю прикрыть глаза и лицо.
— Одна тысяча девятьсот семнадцать. Буква р. Заглавная. По фамилии того, кто берег этот дом.
Дверца старинного сейфа обнажена. Видны останки заржавелого механизма, который отодвигал зеркало. Выставляю код, благо здесь все работает так, как нужно. Буква появляется неторопливо. Готическая, латинская. Внутри пустота, обрывки бумаг и невзрачный бутылек у стенки.
— Все истлело. Забавно.
— Не то слово, — я внезапно рассердилась на свою глупость и на эту красивую женщину.
— Пузырек выльешь в ванную. Окунешься с головой насколько дыхания хватит. Пальцы суй под все это. Быстрей. Скоро придут матросы.
— Кто? — палец нырнул в ободок кольца. Точно такого же что и у женщины? Или просто похожего?
— Нашла? Это тебе от сеньоров. Награда. Дома рассмотришь. Пузырек спрячь в сумочку. Его никто не должен увидеть. Беги! Не туда. Через окно. И там на балкон соседнего дома. Он жилой, все двери открыты.
— А вы? — услышала топот ног внизу и похолодела от ужаса, вмиг осознав, что творю.
— Смешная и глупая. За меня точно не переживай, — грохнула рама, распахнулась под порывом внезапно налетевшего ветра. Пузырек скользнул в сумочку. До соседнего балкона, и вправду, всего один метр. Влезла на подоконник. Как же страшно и шагать на высоте второго этажа над асфальтом совершенно не хочется. Может, есть другой способ? Не успела обернуться. Меня рамой ударило в спину. Только и успела, что выставить вперёд руки. Кубарем влетела на соседний балкон. Подскочила, скользнула внутрь дома. И вправду, жилой. Из квартир тянет жареным луком и супом.
Уф. Теперь неплохо бы унять сердце, отдышаться, чтобы ничем не выдать себя. Идиотка! Среди белой ночи вляпалась в квартирную кражу! Или это была не кража, а просто подарок? Та женщина ведь точно знала, где скрыт тайник, да и код от сейфа она мне сама назвала. И кольцо. У нее самой точно такое. Девушка, конечно же, знала, что именно спрятано в зазеркальном пространстве. Значит, и вправду, подарок, плата за небольшую услугу, моя совесть, пожалуй, отмыта. Может не до блеска, но хоть так. Полиции, боюсь, я этого не объясню никакими силами. Так, нужно запомнить номер любой квартиры. Любой. Вон, хотя бы десятой. Интересно, а почему соседняя с ней тридцать пятая? Никогда не понимала нумерации этих старых квартир. Скорей всего, здесь была коммуналка, потому и номера перепрыгивают через десяток. Ура! Дверь на проспект не заперта. Отряхнула платье, поправила волосы, прижала к себе сумочку. Вроде спокойно? Улыбку на лицо и вперёд, как будто ничего не случилось, и машина вневедомственной охраны у соседнего здания стоит совсем не по мою душу.
— Надя, ты забыла покупки, дорогая, — ошалело я вскинула голову на голос. Матильда стоит у окна. Рядом с ней на подоконнике устроились мои свёртки с потенциальным ужином. Позади женщины в доме громкие голоса, бродят мужчины в форме, я вижу их силуэты. И только Матильда стоит, уверенная в своей неотразимости, будто ее никто не может заметить.
— Лови. Не пропадать же добру, — едва успела выставить руки. Поймала! Мой ужин и завтрак снова со мной.
— Спасибо.
— Иди. Тебя уже ждёт редкий красавец, томимый огнем таланта. Думаю, его стоит оценить, — взлетел в воздух мундштук в изысканном прощальном жесте. Я только кивнула и постаралась влиться в толпу прохожих. Нет до меня никому никакого дела. Я точно такая, как все и совершенно ничего не украла. Тяжестью драгоценных камней отзывается колечко на пальце. Хочу его рассмотреть, налюбоваться, но не смею, потерплю до дома.
Ещё не слишком-то поздно. Одиннадцати часов ночи нет на часах. Проспект, закоулки, сквозной двор, вынырнула уже на набережной Мойки. Почти завернула в знакомую арку и чуть не вскрикнула, налетев со всего маху на молодого мужчину. Тот, вместо того, чтоб отступить в сторону, наоборот, меня приобнял. Поймали! Догнали! Какой кошмар! Меня же уволят отовсюду и сразу! Вон и мужчины в костюмах и рациями стоят в глубине двора. Сердце снова забилось высоко в горле.
— Надежда, я уже и не надеялся вас застать, — облачко духов, мягкий голос.
— Карх! Чтоб вам! Так меня напугать!
— Он самый. Решил вас поблагодарить. Позволите мне подняться в квартиру?
— А это кто?
— Это? Кого вы имеете в виду? А, это моя охрана. Пришлось нанять, — лёгкий румянец наметился на смуглых щеках мужчины, — Второй встречи с бомжами один на один я могу не пережить.
— Оставьте Юрку в покое. Живёт себе человек, никому не мешает. Уф. Напугали.
— Я не живу! Нежить я! Неужели сложно запомнить?! Душегубец! Потомственный! — грохнула крышка люка.
— Так мне можно войти? Буквально на пару минут.
— Так уж и быть. Подержите еду, я ключ найду. Куда же он провалился? Опять под подкладку залез. Так, это не он. Вот! Отворяю.
— Кто залез? — шепотом спросил Виктор.
— Ключик. Уже нашла. Заходи.
— Ясно, — чуть запоздало кивнул архитектор. Внезапно плечом меня попытался оттеснить от двери один из охранников. Откуда и взялся на пути, не понятно.
— Брысь.
— Мне необходимо осмотреть помещение.
— Это лишнее, — твердо заявил красавчик.
— Но господин Карх, на вас вчера было совершено покушение именно здесь.
— Знаете что! Дайте пройти. Я приличная девушка и бомжей дома не содержу. Отдай провиант! Верни еду, изверг! — выдернула из рук молодого мужчины многострадальные свёртки, нырнула в проем и захлопнула за собой дверь. Все, с меня на сегодня приключений достаточно. Поем и сразу же спать! В дверь деликатно постучали кулаком.
— Домик занят. Приходите никогда, — хамство, конечно, но я слишком сильно устала. Ноги ноют даже в кроссовках, запястье зудит, спина чешется. Колечко и то не успела как следует разглядеть. А ещё у меня есть серьги. Скорей бы примерить комплект.
— И правильно. Треснула бы ещё ему сковородой, нечего шастать по гостям ночью.
— Мария Федоровна? — подняла я глаза на свою лестницу.
— А то кто же. Вот прибралась, пыль протёрла, полы замыла, ужин готовить не стала, да и не из чего. Зато чайничек разогрела как тебя, феечка, в окно увидала. Ты чего замерла, проходи, чаевничать будем.
— Вы как? Зачем?
— Ты же сама меня пригласила. Запамятовала? Али мне уйти? — вид у женщины был хуже некуда. Глаза опухли от слез, губы тихонько дрожат. Даже как-то жаль ее стало. Завтра утром повешу на дверцу соседки замок, ни к чему тут хозяйничать. А пока пусть так.
— Я пирожных принесла и какое-то подозрительное мясо.
— Вот и хорошо. Боты скидывай, я к утру оботру от пылюки их. Воском натру, чтоб не мокли. У меня ещё одна свеча оставалась.
— Не стоит. Вам тяжело, да и зачем?
— Когда есть, о ком позаботиться, это ли не счастье? Давай сюда пакеты. Неужели Матильда колечко свое отдала? Береги, оно у ей всегда удачу несло. А пахнет чем? Маслом геезии? Всамделишным. Вот чудеса. Я сейчас корыто наполню. Чайку попьешь, пропаришься и спать. Перину целый день на солнце держала, да взбивала без устали. Подушку перебрала. Все перья подчистила, один только пух и остался.