Покорение горца (ЛП)

Глава 12

— Ох, какой же ты дюжий и пригожий парень, — промурлыкала Тара.

Пару минут назад она вышла к Брейдену через черный ход, забрала у него посуду, занесла ее в дом и сейчас стояла под небольшим навесом, защищавшим заднюю дверь от дождя. Под этим козырьком, хоть и небольшим, вполне хватило места для двоих собеседников.

Свет, пробивающийся из оконца домика, освещал их ровно настолько, чтобы они могли видеть друг друга.

Вспышки молний высвечивали лицо красотки и голубые глаза, наполненные темным голодом. Брейден улыбнулся ей.

Через несколько мгновений он вкусит немного блаженства. Горец с нетерпением ждал окончания своего целибата(47).

Упершись рукой в косяк двери над головой Тары, сластолюбец обшаривал взглядом ее роскошные формы. Эта цыпочка обладала фигурой, способной свести мужчину с ума. Большие, пышные груди, в которые можно зарыться лицом, руками и прочим. Тонкая, манящая талия. Мягко покачивающиеся при ходьбе бедра. А по тому, как блондинка прижималась к нему, горец с уверенностью мог сказать: ей известно немало уловок, чтобы понравиться мужчине.

Но когда девица скользнула рукой по груди Брейдена, случилось невообразимое.

Его тело на это не отреагировало.

Не может быть!

Улыбка мгновенно исчезла с лица повесы.

Тара, обняв горца за шею, прижалась к нему грудью. Затем, взъерошив влажные волосы воина, она задышала ему в ухо, сжала зубами мочку и лизнула ее.

Раньше от таких действий голова Брейдена уже пошла бы кру́гом, и он начал бы торопливо освобождать девицу от одежды.

Но сегодня…

Он не сказал бы, что ласки Тары были ему неприятны. Но и удовольствия они не доставили. Хуже того, его тело лишь слегка взволновалось. Но это был совсем не тот жар плоти, что не давал шотландцу покоя последние несколько дней.

И в этот миг Брейден понял причину.

Он хотел Мэгги.

«Ангелы небесные!» — мысленно ахнул он. И еле сдержался, чтобы не выругаться вслух, когда Тара пробежала ноготками по его спине, но ничего не произошло. Ни сладостной дрожи, ни…

Ну да, тело женолюба слегка оживилось, когда блондинка прижала руку к его паху. И все же куда этому возбуждению было до того, что охватило Брейдена прошлой ночью, стоило Мэгги подразнить его ложбинкой меж грудей, почти полностью скрытых одеждой!

Полный решимости доказать самому себе, что ошибается, горец взял Тару за подбородок, запрокинул ее голову и впился в губы жадным поцелуем.

Та встретила его лобзание с готовностью и опытной непринужденностью женщины, хорошо сведущей в искусстве любви. Без сомнения, она хорошо умела прокатиться верхом на мужчине.

Но тело и ум Брейдена по-прежнему оставались мучительно безучастными.

На самом деле ему хотелось дерзкого, невинного поцелуя рыжеволосой хулиганки. А женщина в его объятиях была не более чем жалкой заменой — себя не обманешь.

Да провались всё прямиком в ад!

Как он может так сильно хотеть Мэгги? Эта девчонка лишила его рассудка. Она упрямая, своевольная и абсолютно не хочет угождать мужчине.

И все же…

«Я дурак! Тупой, проклятый дурак, которому надо башку оторвать!»

Внезапно их с Тарой объятия показались пошлыми и отвратительными. Презренными. Если Мэгги когда-нибудь о них узнает, это причинит ей огромную боль.

— Я не могу так поступить, — произнес горец, отстраняясь от Тары.

Только не сейчас, когда в конюшне его дожидаются брат и желанная девушка.

— Мой папаша уже спит. Он не узнает, — любвеобильная блондинка потянулась к завязкам рубахи Брейдена.

Тот удержал ее руки и отступил на шаг:

— Ты красивая девушка, но, боюсь, сегодня ночью мои мысли витают где-то в другом месте.

Бсстыдница вызывающе соблазнительно облизнула губы:

— Я могла бы заставить тебя забыть ту, о ком ты сейчас думаешь.

О, если бы это только было возможно!

— Доброй ночи, Тара, — попрощался Брейден с девушкой, отпустил ее руки и направился обратно в конюшню. С каждым шагом, сделанным под проливным дождем, он проклинал и себя, и Мэгги.

Что ему делать?

Боже всемилостивый, он что, уже любит ее?

«Нет! — прокричал его разум. — Ты не можешь ее любить! Ты же запретил себе любить женщину. Любовь ослабляет мужчину. Делает его слепым и глупым».

А что, если однажды Мэгги попросит его предать кого-то из родных, как того потребовала мать Брейдена от его отца? Или как Изобейл поступила с Киранном и Юаном?

«Это всего лишь вожделение», — решил горец. Он просто попробовал Мэгги на вкус, и ему понравилось.

Хуже было осознавать, что он даже не может уложить ее в постель, чтобы избавиться от своего влечения. Он никогда так с ней не поступит.

Запрокинув голову, Брейден от всей души пожелал, чтобы его прямо на этом месте к чертям испепелила молния. Потому что выхода он не видел, как и возможности обрести душевное спокойствие.

Ливень, почти ослепляя, хлестал Мэгги по лицу. Она вымокла до нитки пока, покинув конюшню, пересекала двор.

Ревнивица была уверена, что застанет Брейдена, обжимающимся с одной из тех девиц, что глазели сегодня на них на заднем дворе. С какой именно, Мэгги не сомневалась.

Она стиснула зубы, чтобы отвлечься от душевной боли, завернула за угол конюшни и вдруг услышала громкое блеяние.

Щурясь сквозь дождевые струи, девушка различила неподалеку две фигуры, словно борющиеся друг с другом. Со стороны они были похожи на пару животных, без сомнения, занятых тем, во что ей не следовало вмешиваться.

Внезапно вспышка молнии высветила очертания мужского тела, и Мэгги, уже хотевшая пройти мимо, застыла, пораженная, не веря своим глазам.

Еще один яркий зигзаг прочертил небо. Она снова увидела мужчину, тянущего на себя крошечного зверька, и улыбнулась.

Эту мускулистую фигуру было очень легко узнать. Даже если ее обладатель был мокрый, хоть выжимай, и тянул за ноги какое-то злополучное существо.

Мэгги бросилась к ним и увидела застрявшую в изгороди маленькую овечку. Брейден, стоя на коленях в грязи, пытался ее освободить.

При виде этой сцены на девушку нахлынуло облегчение, ей захотелось разрыдаться от счастья: оказывается, причиной задержки стали не чужие объятия, а стремление спасти животное.

— Что ты тут делаешь? — удивился горец, когда Мэгги подбежала к нему и остановилась рядом.

Не желая признаваться в своих прошлых подозрениях, она ответила вопросом на вопрос:

— Могу я чем-то помочь?

— Да. Возвращайся обратно, пока не простудилась.

Мэгги еле сдержалась, чтобы не поцеловать любимого, который в этот миг казался ей прекрасным, как никогда. Это ужасно: как она могла быть к нему настолько несправедлива!

— Позволь взглянуть, могу ли я что-то сделать, — предложила она, опустилась на колени и обхватила овцу.

— Держи ее крепко, — приказал Брейден, вставая. Затем он перегнулся через изгородь, чтобы высвободить задние ноги животного.

Пленница резко дернулась и снова заблеяла.

Приподняв одну из поперечных жердей, упавшую на овцу и зажавшую ее, Брейден наконец освободил бедолагу.

Та кинулась бегом через двор и скрылась в ночи.

Горец взял спутницу за руку:

— Нужно отвести тебя обратно.

Со всех ног они помчались в конюшню.

О, крик так и рвался из груди Мэгги! Брейден оказался таким хорошим, милым человеком!

Син был прав. Его брат — просто идеальный герой.

Горец открыл перед ней дверь, и оба ввалились в пропахшее мускусным животным запахом помещение.

— Ты продрогла до костей, — набросился Брейден на девушку, стоящую в дверном проеме и дрожащую всем телом. — О чем ты думала, когда вышла наружу?

Ответом ему было чихание.

— Будь здорова, — сказал он, укутывая Мэгги пледом.

Затем он подтолкнул ее к единственному незанятому стойлу в глубине конюшни рядом с загоном, где находились четыре лошади:

— А теперь иди и избавься от этой одежды, пока не заболела.

Улыбнувшись ему, девушка кивнула, юркнула за ворота стойла и начала переодеваться. Она слышала шаги Брейдена, но не подняла головы, чтобы посмотреть, где тот сейчас находится.

— Почему ты не остановил ее? — требовательно обратился он к Сину.

Мэгги нахмурилась, различив в его голосе ярость. Это было так непохоже на Брейдена — злиться из-за чего-то, тем более из-за такой мелочи: подумаешь, вымокнуть под дождем!

— Я не придал этому значения, — произнес Син ровным и спокойным тоном.

— А должен был.

— Полегче, братишка. Мне плевать на твое плохое настроение, — на этот раз в голосе Сина прозвучала нотка предупреждения.

Младший брат проворчал старшему что-то в ответ.

Мэгги быстро скинула с себя промокший плед, шафрановую рубашку и бинты, стягивающие грудь. Затем она завернулась в сухой плед и, встав на цыпочки, собралась было попросить одного из мужчин принести ей сухую рубашку, но слова застряли у нее в горле, когда взору предстала спина Брейдена.

Его обнаженный торс.

Во рту сразу пересохло, а глаза залюбовались смуглой кожей, блестевшей в свете свечи. Мэгги всегда знала, что Брейден хорошо сложен, но даже подумать не могла, насколько красивое у него тело. Масса бронзовой плоти бугрилась настолько тугими, тренированными мышцами, что от их вида бросило в жар.

Не замечая сверлящего его спину взгляда и продолжая разговаривать с Сином, Брейден сбросил на пол плед и полностью обнажил свой тыл.

Голова у девушки закружилась. На мгновение она испугалась, что может грохнуться в обморок. Горец был великолепен! Абсолютно сногсшибателен! Не возможно было оторвать глаз от его крепких, позолоченных солнцем ягодиц, взывающих к женской ласке.

Мэгги оперлась рукой на стенку стойла, чтобы не упасть. Приступ желания пронзил тело, буквально раскалив его добела, грудь налилась. Представилось, как руки скользят вниз по этой спине, ощущая перекатывающиеся под ладонями крепкие мужские мышцы, прикасаются к загорелым ногам, затененным короткими темными волосками.

«Повернись», — молча молила она Брейдена, жаждая увидеть его целиком.

Если спереди он так же хорош, как и сзади…

Горец повернул голову и поймал ее жадный взгляд. Наблюдательница в панике застыла с открытым ртом, не в силах отвести глаза, прикованные к взору этого мужчины.

Вместо того, чтобы смутиться своей наготы, бесстыдник медленно растянул губы в грешной улыбке.

Мэгги со вспыхнувшим лицом быстро нырнула обратно за перегородку. О небеса, Брейден застиг ее за подглядыванием!

Она закрыла лицо руками, желая провалиться сквозь землю.

О Боже! О Боже!

— Тебе что-то нужно? — насмешливый голос ворвался в сознание.

— Мне нужна рубашка, — выкрикнула девушка, на этот раз не выглядывая и от всей души желая, чтобы именно так она и поступила изначально. Зачем, ох, зачем она высунула голову из-за перегородки?

Спустя несколько секунд Брейден принес ей рубашку.

— Может, нужно что-нибудь еще? — с лукавой улыбкой, шокировавшей его собеседницу, поинтересовался горец.

Опустив глаза, Мэгги покачала головой. Она никогда больше не сможет взглянуть ему в лицо.

— Это все, что мне требуется.

— Ты уверена?

— Вполне.

— Ну, если уверена, то… Я хочу сказать, я мог бы…

— Я в порядке, — резко оборвала его Мэгги.

А затем совершила ошибку, снова взглянув на Брейдена. От его веселого, поддразнивающего взгляда у девушки вновь перехватило дыхание. Этот негодяй флиртовал с ней.

— Ты распутный плут! — укорила она, но, несмотря на все усилия сохранить серьезный вид, и сама расплылась в улыбке.

— Распутный? — игриво переспросил повеса.

Его глаза обшарили тело Мэгги, и та вдруг остро осознала, что на ней нет ничего, кроме обернутого вокруг плеч красно-черного пледа. О небо, она стояла почти голой прямо перед Брейденом!

Беседа принимает опасный оборот. Надо сменить тему.

— Можешь дать мне минутку, чтобы одеться?

Горец вскинул бровь:

— Ну, не знаю. Уж больно мне нравится смотреть на тебя.

Мэгги подняла перед собой рубашку, чтобы прикрыть обнаженное плечо.

Брейден засмеялся над этой жалкой попыткой.

— Одевайся, — сказал он и отвернулся.

Облегченно вздохнув, девушка быстро оделась и вышла из стойла.

Не проронив ни слова и не бросив даже взгляда, Син прошествовал мимо нее и вскарабкался на сеновал.

— Что он делает? — спросила Мэгги, подойдя к Брейдену.

— Оставляю вас двоих наедине, — донесся сверху приглушенный голос.

Брейден задрал голову, посмотрел на деревянные бревна над их головами и удивленно произнес:

— Как будто это имеет какое-то значение: ведь мы знаем, что ты можешь слышать каждое наше слово.

— Ну и что с того? Я ренегат(48), а не любитель подглядывать, — тоном человека, пресыщенного жизнью, ответил Син.

Младший брат расхохотался. Однако Мэгги не нашла в этих словах ничего забавного.

Она повесила свой мокрый плед и рубашку на двери стойла, в котором находились коровы.

Брейден подошел и встал сзади. Почувствовав его присутствие, девушка обернулась и увидела в его руках сухой плед. Горец начал вытирать им волосы Мэгги, сверля ее потемневшим, соблазняющим взглядом.

Она не могла пошевелиться, чувствуя, как сильные руки проводят тканью по волосам в чувственном ритме, от которого замирало дыхание. Вспомнилась обнаженная спина этого красавца, и сладкая дрожь пробежала по телу.

В этот момент Мэгги хотелось поцеловать этого мужчину. Больше, чем когда-либо.

Но тут горец, остановившись, произнес:

— А теперь расскажи, зачем ты выходила.

Глаза Мэгги широко раскрылись.

Не желая, чтобы он знал о ее подозрениях, она опустила глаза в пол и ответила:

— Просто так.

— Просто так? — недоверчиво переспросил Брейден. — Что? Тебе вдруг захотелось прогуляться, когда на улице льет, как из ведра?

Он наклонил голову и поймал взгляд собеседницы:

— Ты выходила шпионить за мной, ведь так?

Как он узнал?

Да уж, подходящее время, чтобы проявить интуицию!

— С чего это ты взял? — уклончиво спросила Мэгги.

— Нутром чую.

Его глаза потемнели от странного чувства, природа которого была ей неясна, но оно на удивление напоминало вину.

— Ты думала, что застанешь меня с Тарой?

Щеки Мэгги начали наливаться румянцем. Как глупо было сомневаться в своем спутнике! Понимая, что не смолчит и все-таки признается, зачем на самом деле выходила наружу в такой дождь, она вздохнула и кивнула:

— Ну ты же дал понять, что заинтересовался этой девицей.

— Как? Поговорив с ней?

— Нет, пофлиртовав с ней.

— Пофлиртовав? — Брейден ошеломленно уставился на Мэгги.

— Да, — попыталась она оправдаться. В конце концов, такое предположение было вызвано именно его поведением.

— Я говорю о том, как ты смотришь на женщину: как будто видишь только ее, словно она единственная во всем мире.

— Правда? — спросил горец тоном, в котором отразились гордость и недоверие одновременно.

— Да.

— Думаешь, я так поступаю всегда?

Мэгги напряглась:

— Я не думаю, я знаю это. Как ты считаешь, почему женщины настолько от тебя без ума?

— Ну разумеется, дело в моей неотразимой красоте.

До чего же заносчив этот мужчина! Мэгги не могла поверить, что и сама давала пищу его эгоизму. Чувствуя, что лучше бы промолчать, но уже не в состоянии остановиться, она продолжила:

— Все твои братья тоже красавцы, и все-таки женщины за ними никогда так не бегали, как за тобой.

— Я всегда думал: это лишь потому, что я обаятелен, а они все мрачные и угрюмые.

— То, что ты зовешь очарованием — это флирт. А ему невозможно противостоять.

Брейден зашелся в таком бурном приступе смеха, что захлебнулся им.

— В чем дело? — спросила Мэгги, гадая, что такого смешного он в нашел в ее словах.

Горец немного посерьезнел и ответил:

— Думаю, уж ты-то всегда ухитрялась сопротивляться моему обаянию.

— Это потому что ты никогда не использовал его со мной. Для тебя что я, что колода для рубки дров — одно и то же.

Эти слова, казалось, ошарашили повесу. Между его бровей залегла глубокая складка.

— Прости, не понял…

— Разве я не права? — продолжила излагать свои наблюдения девушка, чувствуя ком в горле. — На других женщин ты смотришь так, словно они уже в твоих объятиях, а меня словно не замечаешь. Эта ужасная привычка всегда очень обижала меня.

— И ты поэтому укусила меня, когда тебе было одиннадцать лет?

"Молчи, Мэгги!" — воззвал внутренний голос.

Но она его не послушала, и прежде чем успела остановиться или хорошенько подумать, правда выплеснулась наружу:

— Да. Все, чего я тогда хотела — чтобы ты меня заметил.

Брейден замер, размышляя над ответом, а затем кинул на собеседницу пытливый, тревожащий взгляд.

— Возможно, я неверно тебя понял, но разве ты не виновата в том же самом, в чем обвиняешь меня?

— О чем ты?

— Ты когда-нибудь, глядя на меня, видела меня по-настоящему? Или ты так же, как и остальные, обращаешь внимание лишь на внешность? Ручаюсь, что минуту назад твои нежные взгляды вызвала вовсе не моя личность, а, скорее, мой зад.

Шокированная такой прямотой, Мэгги разинула рот. Спохватившись, она тут же захлопнула его и вскипела от негодования. Как смеет Брейден обвинять ее в чем-то настолько глупом? Она вовсе не одна из тех недалеких девиц, которых привлекает лишь красота лица и тела!

— Но это же нелепо!

— Неужели? Если ты так хорошо меня знаешь, тогда скажи, какой мой любимый цвет.

— Зеленый, — не задумываясь, ответила Мэгги. — Темно-зеленый. Как цвет глаз твоей матери. Тот же оттенок есть в тартанах(49) всех пледов, которые ты выбираешь для себя. По лицу горца было видно, что ответ застал его врасплох. Он не мог поверить, что его спутница знала о нем такое.

Однако Мэгги было известно гораздо больше. И, не успев придержать язык, она выпалила:

— Твоя любимая еда — жареная оленина с тушеной капустой, а еще пироги с бузиной. В компании с другими мужчинами, ты пьешь темный эль, но на самом деле предпочитаешь подогретое вино с пряностями. Дома перед сном ты всегда выпиваешь кружку теплого молока, приправленного корицей. Твоя любимая история — о Печальной Дейдре(50). И еще ты любишь слушать пение бардов, хотя никогда в этом не признаешься и каждый раз, когда они играют, притворяешься, что тебе неинтересно.

Брейден совершенно оторопел от ее признания:

— Откуда ты все это знаешь?

— Потому что я люблю тебя всю свою жизнь.