Солнце только-только опустилось за горизонт, и пейзаж окутали лиловые сумерки. Я шла по забытым тропам в компании человека, который удивил меня больше всех за последнее время — моего жнеца.
Эта тропинка была мало кому известна, она скрывалась за лугом, усыпанным гордыми островками маков. Она вела через тихую кленовую рощу к роднику.
Это было мое место, мое личное убежище, и то, что он знал, куда мы идём, сильно озадачило меня.
— Откуда ты узнал об этой тропе? — я пыталась заглянуть в его лицо и прочитать ответ, но из-за быстроты его шага не получалось.
Остановившись, Эскар наконец повернулся ко мне с неоднозначной полуулыбкой.
Мои глаза округлились.
— Ты шпионил за мной?
— Уверяю, только лишь раз и более чем случайно.
Эскар вывел меня на отдаленную тропку, огибающую высокие деревья. Я последовала за ним к роднику — кристально чистые воды мерцали в последних лучах угасающего солнца.
Опустившись на колени, я зачерпнула руками прохладу, в отражении проносились поразительные откровения этого вечера.
Подняв глаза, я увидела, что Эскар пристально наблюдает за мной. Его глаза потемнели до оттенка агата, который, казалось, мог затянуть меня в бездну.
— За каждое откровение, баронесса, следует платить. — его слова зловеще прозвучали, сливаясь с журчанием воды.
Я медленно кивнула.
— …Так вот к чему ты вел — к оплате за твою правду?
В ответ мужчина придвинулся ближе, и эта близость заставила меня почувствовать себя меньше и… слабее.
— Я не требую этого. Но попрошу лишь об услуге. О простом действии, от которого ты можешь запросто отказаться.
— И в чем же может заключаться эта услуга? — прошептала я, все еще подсознательно лаская гладь источника.
Призрак улыбки коснулся его изящных губ.
— …Я всего лишь желаю отпить воды из твоих рук.
Удивленно моргнув, я приподнимаюсь. Лицо жнеца внезапно оказывается в нескольких сантиметрах от моего.
— Что же скажешь?..
У меня участилось сердцебиение, а дыхание, наоборот, затаилось. Эскар смаковал мое молчание, не сводя с меня испытующего взгляда.
Осторожно опустив ладони в источник, я позволила водам обвить мои запястья.
Жнец остался стоять надо мной, его изучающий взор по-ястребиному хищно следил за каждым моим движением.
Я подняла голову, заглянув ему в лицо — от меня исходила невинность и открытость, мой взгляд был чист перед ним. Его это смутило, как мне показалось… Все равно, что бросить камешек в спокойный пруд, нарушив его безмятежность.
Мужские черты постепенно смягчились, сфокусировавшись на живой воде в моих ладонях.
Я замешкалась, не решаясь подняться с колен. Вдруг что-то шелковистое коснулось моих рук: его ладони в атласных перчатках обхватили мои, придерживая снизу.
На мгновение между нами повисла тишина. Мы стояли на коленях, как на тайном обряде.
Встретившись с ним взглядом, я уже не смогла отвести глаза куда-либо.
Эскар бросил на мое лицо последний равнодушный взгляд, а затем наклонился вперед, сокращая небольшое расстояние между нами.
Его горячие губы коснулись моих пальцев. Ощущение было мимолетным, как дотронуться до уголька в зимнем костре — слишком быстро, чтобы обжечься.
Его глаза снова встретились с моими, эти немигающие зрачки опасно сверкнули неизвестным мне намерением. Мои ладони так и остались около его губ, застыв, как часть статуи.
— Никогда не пробовал ничего слаще… — признался он, голос был низким, манящим.
Глаза жнеца сощурились в удовлетворении, в них промелькнула плохо спрятанная дьявольская искра.
— Но ты ведь мне не поверишь, баронесса… Правда же? — он мягко отпустил мои руки и повторил мои действия, зачерпнув воды. — …Пока сама не попробуешь.
Эскар аккуратно поднес ладони, держа их между нами. В его ухмылке отражался молчаливый вызов.
Скрытым языком нашего общения всегда было тонкое поддразнивание — игра в провокацию и выдержку. И все же каждый раз, когда мы обменивались взглядами или делились мимолетными прикосновениями, мне казалось, что мы приближаемся к пропасти. Одно неверное движение — и конец…
Но я отбросила все опасения. Пока он продолжал смотреть на меня такими пылким взглядом, пока я была в центре его внимания — меня не волновали ни обрыв в бездну по этому пути, ни возможное падение. Его созерцание меня было будоражащим, прикосновения — исцеляющими, а влечение — взаимным.
Придвинувшись к нему, с сердцем, бьющимся так гулко, что я была уверена, что он его услышит, я подложила свою руку под его ладонь; его кожа излучала тепло даже в перчатке.
Тишина, повисшая в воздухе, была такой густой, как туман пограничья.
Я потянулась к нему, как цветок к лучам утреннего солнца, забыв обо всем на свете. Трепет отошел на второй план, сменившись отчаянным желанием быть ближе.
С коротким вздохом я преодолела расстояние между нами. Мои губы робко коснулись его щеки в легком прикосновении, поцелуй был мягким, как дуновение ветерка.
Он замер. Мышцы под кожей напряглись, как будто всё его существо опешило от моей наглости перед тем, как отторгнуть.
Я осторожно поцеловала снова, на этого раз — его скулу. Я вложила в этот поцелуй все свои молчаливые обещания, все свои приглушенные признания. Это была мольба, такая нежная, какой я только могла овладеть.
Прошло безвозвратное мгновение, и мое сердце замерло, угасая понемногу вместе с его неподвижностью и молчанием.
Когда я уже начала отступать назад в свою скорлупу страха и разочарования — произошло немыслимое. Его рука, властная и твердая, обхватила мой локоть. Адреналин хлынул по моему телу, как волна, обездвижив и сокрушив, когда он притянул меня обратно к себе.
Наши тела столкнулись. Его грудь оказалась стеной, о которую я ударилась, выбив все дыхание из легких.
Эскар обнял меня, обхватив руками, столь же яростно, сколь и неожиданно. Его рука в перчатке, еще слегка влажная от воды, обхватила мою шею.
Жнец пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь что-то уловить. Остановившись на моих приоткрытых губах, его зрачки расширились, поглотив все вокруг. В немом выражении прозвучал вопрос, который я не смогла расшифровать.
И тут, как неудержимый прилив захватывает беспомощный берег — его губы захватили мои.
Сбавив темп, он чувственно проводит языком по моей нижней губе, пробуя, поглощая, запечатлевая в памяти вкус. Стон срывается с моих губ, когда волна наслаждения обрушивается на меня.
Я пытаюсь немного отстраниться, но его пальцы больно сжимаются на моей талии, удерживая в этой пьянящей близости. Вкус его свирепости пробуждает во мне дикий озноб, распространяясь дрожью в ногах.
Движимая желанием, я прикусываю его нижнюю губу, слегка потянув за нее. Эскар напрягается, замирая.
Хмыкнув мне в губы, он углубляет поцелуй, прикусывая в ответ. От его кожи начинает исходить лихорадочный жар, когда мои руки скользят вверх по его спине.
Кладу голову ему на грудь, вдыхая его терпкие духи полной грудью.
Воспоминания о моих снах были окрашены в яркие цвета блаженства и тоски, которые усиливались мускусным ароматом жнеца, остававшимся на моей коже. От мест его немногих прикосновений к моему телу до сих пор исходило тепло — прекрасное напоминание о нашем поцелуе вчера.
Я была разбужена симфонией утреннего ливня. Отодвинув парчовые шторы, я встретилась со своим отражением в настенном серебряном зеркале. В нем я увидела молодую девушку, на лице которой горел румянец. Сапфировые глаза лучисто сияли, а губы были немного опухшими.
Расчесывая пряди белокурых волос, спадавших мягкими волнами до самой талии, я непроизвольно улыбнулась.
Но опустив глаза к потемневшему краю зеркала, в голове промелькнуло зловещее воспоминание о тумане. Улыбка исчезла с моих губ. Зеркало воспроизвело сцены ночной прогулки, страх и ужас отразились в моих затравленных глазах. Вчера наша прогулка с Эскаром закончилась — нет, она разрушилась — в моем отчаянии.
Когда губы жнеца дерзко прильнули к моей шее в лихорадочном жесте, а его руки держали меня в плену, я поддалась ему полностью, готовая на любые капризы с его стороны. Я кратковременно отвела взгляд. И то, что предстало моему взору, было не что иное, как мой сущий кошмар.
Густой белый туман, словно призрачная сущность, кружил вокруг нас, приближаясь с каждым мгновением. Моя самая большая фобия настигла меня тогда.
Словно почувствовав мою панику, Эскар неспешно приподнял мой подбородок к себе, чтобы заглянуть в глаза. Я ощутила, как меня пробирает дрожь — не от его прикосновений, а от предвестника приближающейся гибели в тумане.
Его немного хриплый голос донёсся до моих оглушенных ушей, слова были поглощены парализующим испугом.
Собрав остатки сознания, я вырвалась из его рук и бросилась в сторону поместья.
Вбежав в безопасную темень передней, я осмелилась оглянуться в распахнутую дверь. Туман застилал все вокруг. Но он… Он все еще был там, в кленовой роще. Я представляла себе, как он одиноко стоит среди тумана, как его фигура исчезает в призрачной мгле…
Но это был мой страх. Страх жнеца не должен быть похожим на мой. Там что-то иное… Возможно, нечто гораздо большее.
Теперь все, что от него осталось у меня — это пьянящий мускусный запах на моей коже и тепло его жадных поцелуев на моих губах.
Я сидела в сумеречной обеденной комнате, погружённая в свои мысли. Царила тишина — все гости с прошедшего приема разъехались по своим графствам.
Потрескивающий огонь в камине окутывал дядю Оберона красноватым светом: он сидел в кресле, попыхивая трубкой, прячась в облаке дыма. Тимадра была в другом конце комнаты, погрузившись в новый роман, с чашкой кофе.
Я кинула мимолётный взгляд на моего секретаря, одиноко сидевшего в дальнем углу около окна. Его лицо — маска холодного спокойствия — было как никогда красиво, несмотря на угасающий отблеск от свечей, выделяющий его острый профиль.
Не раз я уже ловила себя на том, что украдкой поглядываю на него за этот вечер, но он ни разу не взглянул в мою сторону. Ни разу с нашей прогулки.
Я горько сглотнула, понимая, что соскальзываю на опасную территорию влечения к мужчине. К своему жнецу! Однако что-то в его поведении меня настораживало. Тетя и дядя тоже чувствовали себя явно неуютно в его присутствии: они часто обменивались странными взглядами, и становилось ясно, что на балу между ними и Эскаром что-то произошло.
— О, какой ужас! — пронзительный возглас Тимадры эхом разнесся по просторам комнаты.
Я перевела взгляд от книги на женщину в замешательстве.
С напускной трагичностью тетя покачала головой и вздохнула.
— Разве ты не слышала, Сандри? В городе началась страшная череда серийных убийств! С нашим Дэсмуром, дорогая, нынче происходят немыслимые дела!
Я продолжила невозмутимо потягивать свой мятный чай, который теперь готовила сама, благодаря откровениям жнеца о попытках моего отравления.
Лицо тети исказилось в недоумении от моей нейтральной реакции.
Дядя Оберон, глубоко вздохнув, перевел всеобщее внимание на себя.
— Орденская система становится обреченной. В городе уже есть несколько жертв этого безымянного убийцы. Интересно, как они нам, жителям, все это объяснят…
Спокойствие прежней атмосферы пропало среди клубящегося дыма его сигары.
В голове забегали вопросы, каждая мысль задевала мой измученный рассудок. Серийный убийца, холодный красавец-жнец, семья, полная коварных планов, — все это создавало идеальную сцену для трагического спектакля.
— Кто-нибудь видел мои окуляры? — басовитый голос дяди эхом разнесся по столовой.
Тимадра засуетилась, протягивая очки своему мужу.
Раздался грохот закрывающейся двери и в комнату вбежали две маленькие фигурки, хихиканье наполнило мрачную гостиную озорной энергией. Близнецы Анатель и Ималдин были самыми юными обитателями поместья и очень походили на меня в детстве.
Анатель, обхватив меня за ногу своими маленькими ручками, беззвучно захихикал, поставив свою лошадку на мою коленку, имитируя обрыв.
— Осторожно, милый, — проворковала я, проводя пальцами по его белокурым локонам. — Вдруг твоя лошадка упадёт. Береги ее.
Малыш сморщил нос и надул губки, отвечая мне на языке жестов.
"Тогда я ее воскрешу и верну обратно. Пока лошадка не поймет, что лучше не подходить так близко к обрыву!"
Его крошечные пальчики подхватили игрушку, подползая ближе к камину.
Краем глаза замечаю, как Эскар слегка подается вперед, отрываясь от своего чтения, чтобы понаблюдать за малышом. Возможно, он не знал, что Анатель немой?..
Оберон тем временем водрузил на переносицу свои сферические очки и, повысив голос, стал читать стихотворную колонку газеты вслух.
— Не бойтесь, души Дэсмура, ибо скоро наступит рассвет!.. — в его театральном тоне прозвучали мрачные нотки. — …Справедливости ради и правды обет, найдут маскировку иную. Ордену Дахмы и их Системе — честь! Непреклонность решений и вера — Совету! Да положит конец наша паучья стража этому немыслимому убийству душ в затуманье!
Глаза Анателя расширились, отражая изумление и, возможно, ужас.
Тихий голосок Ималдина повторил за дядей.
— …Убийству?
Я бросилась к близнецам, притягивая их к себе и отвлекая, прежде чем они успели услышать что-нибудь ещё из еженочных новостных сводок «Энигма-экспресс».
Странно, но как только я приблизилась к мальчикам, то обнаружила, что нас будто окутала плотная сфера, которая заглушила все дальнейшие разговоры о жестокостях города, ограждая чистые умы близнецов невидимым куполом.
Тонкие нотки жасмина и медовых цветов долетели до меня.
«Ты здесь, мой дорогой жасминовый друг?.. Кем бы ты ни был, я всегда теперь чувствую твою защиту вокруг меня, а теперь и моих близких…» — подумала я про себя.
Решив окончательно отгородить близнецов от этого мраковещания, я отправляю их играть к себе, сама же усаживаюсь за столом. При этом дядя лишь пожимает плечами, ничуть не смутившись.
— В этом вестнике нет ничего, что могло бы повлиять на глупую натуру твоих братьев, Сандрина. К тому же они и так довольно ненормальные. Не находишь? Один — ущербный, другой — невоспитанный зверёныш.
Мои кулаки непроизвольно сжались, обида закипела в жилах.
Но прежде чем я успела сорваться, неожиданный толчок чьих-то коленей о мои под столом, вернул меня в чувства.
Еще минуту назад я видела, как Эскар сидел в самом дальнем и мало освещенном углу за книгой, а теперь оказался рядом со мной за столом? Как?!
Но это было уже не столь важно. Его присутствие было тихим и успокаивающим. А равнодушный взгляд, направленный на моего дядю, говорил о многом.
Я прикусила щеку до боли, чтобы не упасть в наивные мысли от его близости.
Мимолетно встретившись с ним взглядом, моё сердце подпрыгнуло, а щёки запылали. Это не скрылось от него.
Эскар приподнял бровь, отпивая вина.
— Ох, уже завтра вечером состоится гала-представление зимнего солнцестояния во дворце Совета 8! В чем же мне предстать в столь высоком обществе! — весело защебетала Тимадра, листая глянцевые страницы каталога.
От стоящей передо мной чашки исходили круги пара, что резко контрастировало с пробирающимся по коже холодом.
— Сандрина, дорогая, — начала тетя, резко возвращая меня.
Ее ухоженная рука подняла фарфоровую чашку к вишневым губам, женщина с беспокойством окинула на меня взглядом.
— По поводу твоего последнего бала, где ты упала в обморок… Мы подумали, что, может быть, в этот раз ты захочешь остаться дома? Это было бы благоразумно с твоей стороны, для твоего же блага.
Я молча посмотрела на нее и на моего дядю, удобно расположившегося рядом. Их лживая забота о моем здравие была прозрачна, как хрустальные люстры, висящие над нашими головами. Обвинительный блеск в моих глазах остался невысказанным.
Я стиснула зубы, в голове пронеслись ядовитые мысли. Торжество во дворце собраний Совета 8 не было очередным светским приемом. Это было крысиное гнездо аристократов с золотыми и кровавыми клыками — опасное поле боя за власть. Но судьба не оставила мне выбора. Я должна была явиться и предстать перед ними здоровой и готовой заявить о своих правах на наследство.
Внезапная электрическая пульсация пронеслась от моего колена по всему телу, вырвав меня из раздумий.
Я опустила взгляд и замерла. Рука Эскара лежала на моем колене, скрытая под дубовым столом. Он даже не удостоил меня взглядом, его внимание было устремлено на танцующий камин. Была ли это его молчаливая поддержка, жест, призывающий меня стоять на своем?
Вдохнув поглубже, я обратила свой взгляд на ничего не подозревающих родственников, и моя сладкая улыбка, приправленная горечью, прорезала застывшую тишину в комнате.
— Нет, тетя. Уверяю вас, я в полном порядке. Я приду на торжество в самом лучшем виде и в новом платье, которое я заказала неделю назад.
Рука жнеца на мгновение механически сжала мое колено, а затем отступила, молчаливо поздравляя с моей победой.
Предсказуемо белое, как мел, лицо Тимадры исказилось от плохо скрываемой ярости. Нацепив улыбку, мерцающую, как слабая свеча, она вернулась к своему каталогу.
Напряжение в комнате спало, превратившись в гробовую тишину.
Эскар
Устроившись в глубине кресла в своих мрачных покоях, таких же, как и мысли, обуревавшие его разум, жнец вновь принялся за чтение. Снаружи не прекращался дождь, монотонно барабаня по окнам.
Сегодня он понял — она не была лишена чувств родства, готовая защитить своих братьев ото всех. В памяти Эскара крутился момент ее нежной ласки и заботы, направленной на малышей за ужином, как яркая картина, от которой он не решался оторвать взгляд. Ее отношение к ним вызвало неконтролируемую тоску по детству, которого он даже и не помнил.
Вытащив мысли из выгребной ямы, мужчина перелистнул очередную страницу старого фолианта, что тайком прихватил из библиотеки поместья, — книгу, когда-то хранившуюся у баронессы на читальном столе.
На внутренней стороне обложки красовался ее автограф среди многих других от представителей Лорелей, — но именно ее аккуратные чернильные линии приковали его взгляд. Керосиновая лампа слабо освещала строки и тонкие бледные пальцы, наконец-то скинувшие узкие перчатки, осторожно водили по ним.
Книга по истории Дэсмура перестала быть просто пергаментом, скрепленным нитью, — она стала шепчущей наперсницей, делящейся с ним информацией о своих прошлых читателях. Ибо жнеца не интересовало содержание, а то, кто оставил частичку своей энергии, когда прочёл его, что подумал и решил в тот момент. А если точнее… Его интересовала только она — когда-то держащая свечу над этой книжкой, возможно, даже у себя в спальне. Возможно, в постели.
К полуночи он скрупулезно прочел и вытравил в своей памяти все фразы и каждый параграф, который она отметила. Словно в трансе, мужчина поднес книгу к лицу, вдыхая запах страниц.
— Ее… — пробормотал он. — Всё-таки сохранился.
На мгновение он словно потерялся, одурманенный слабым ароматом ее энергии, возможно, вспоминая их прогулку в роще, но вскоре реальность вернулась в его сознание.
Он кинул книгу на соседнюю подушку кровати, поддавшись желанию поскорее уснуть. Пока ливень за окном продолжал свою элегию, жнец погрузился в летаргический сон.
Сандрина
В объятиях безлунного полотна и прохладной ночи я нарядилась в свое единственное черное одеяние. Атласная оболочка из шелка и кружев обняла мою худощавую фигуру, а поспешно накинутый капюшон скрывал белые локоны.
Я направлялась к конюшням, оставив позади кухню особняка — место моего потайного выхода. Мои шаги были бесшумными и целеустремленными. Мой конь, вороной красавец, уже ждал меня, предвкушая нашу ночную поездку. Аромат медовых цветов, божественный и пьянящий, тянулся за мной призрачным шлейфом. Жасминовый друг был рядом, наблюдая за мной…
Безмолвная улыбка украсила мои губы.
Я остановилась, услышав шорох листвы. Мой брат, Ималдин, незаметно, как лис, вышел из-за дерева. В его темных глазках отразилось извинение, которое вскоре и прозвучало.
— …Простишь меня?
В недавнем инциденте с исчезновением моего платья, он, конечно, проявил себя проказником.
Я почувствовала, как внутри меня разливается тепло, а с губ сорвался тихий смешок.
— Не волнуйся, Имал. Я всегда тебя прощу. — утешила я брата, ласково проведя по его щекам. — Ты и Анатель — единственная семья, которая у меня есть.
Ималдин был мудр не по годам, но следующее его откровение поразило меня.
— Я думаю, мы можем доверять твоему секретарю.
Это было, мягко говоря, неожиданно.
— …С чего такой вывод?
— Он первый, кто сказал дяде, чтобы тот заткнулся!
Я застыла. Информация была новой, даже поразительной.
— Когда это было?
В ответ брат захихикал, его улыбка затерялась в игривых ямочках на лице.
— В тот вечер, когда наш дом был до отказа набит теми церковными крысами!
Поразительно… Это и было причиной такой ярой неприязни моих родственников к Эскару за ужином? Чего же он им там наговорил?
Ималдин исчез в тени так же быстро, как и появился, оставляя меня одну.
— Эй, Са!.. — крикнул он напоследок. — Будь поосторожней там!
— Как получится, братец. Как получится…
Я отправилась дальше, погружённая в раздумья.
Желтоватый свет таверны «Чёрная Лилия» мягко мерцал в помутневших стеклах окон, отбрасывая отсветы на истертые булыжники мостовой. Каждый раз, когда распахивалась входная дверь, на улицу выплескивалось веселье — смех, звон бокалов и шумная болтовня.
Наблюдая за этим всем с другой стороны улицы, в глубинах своего плаща я сжимала букет остроконечных белых лилий — подарок для Морин в знак извинения за постигшее ее несчастье по моей вине.
Я предположила, что она уже спит, оправляясь от отравления. Бедняжка Морин… Как же я волновалась за неё.
В лабиринте своей совести я попыталась оставить ее в покое, решив передать лилии одному из работников таверны, чтобы тот отдал ей его с утра.
Передав букет, я также попросила одного из половых передать ей мою записку:
«Пусть Небеса даруют тебе скорейшее выздоровление и облегчат тяготы недуга. Проходят дни и наступают ночи, а я молюсь о том, чтобы твои силы восполнялись, а жизненная энергия возвращалась к своему предельному великолепию. Знай, что в этот трудный час мои мысли заняты твоим благополучием, и я жду того дня, когда мы снова встретимся в садах за твоим пирогом.
Искренне твоя, Сандри»
После этого я решила немного задержаться в таверне, заказав стакан бренди, к которому совсем не захотелось прикасаться.
Прибывали новые посетители, воздух становился более тяжелым от хохота и пьяной болтовни. Мой взгляд блуждал по залу, выхватывая обрывки тихих разговоров, цепляя непонятные символы, вытатуированные на руках завсегдатаев. Это был мой час тонкого шпионажа.
Я была глубоко погружена в это занятие, когда за локоть меня ухватили чьи-то ногти, по остроте похожие на звериные. Они принадлежали женщине, чей ледяной взгляд был омрачен собственнической ревностью. Это была та самая черноволосая официантка, которую я отметила по ее одержимости к моему жнецу.
— Эй, да я тебя знаю! Не ты ли была той избалованной баронессой, которая так увивалась за моим Эскаром? — прошипела она, и ее голос прозвучал как кошачий рев по весне.
Отстранившись, я бросила на нее бесстрастный взгляд.
— Он — не твой.
Ее глаза, полные темного отвращения, резко сузились.
— Не мой?.. — девушка расплылась в слащавой ухмылке. — Ну, это мы еще посмотрим!
И тут же, как заостренный гребень волны, ее наманикюренные коготки ринулись к моему лицу. Но я уже успела скрыться в массе переполненной таверны, увернувшись от ее ярости, прежде чем та успела вцепиться в меня.
Снаружи ночная жизнь Дэсмура казалась еще менее привлекательной — серой и безрадостной. Я хорошо знала дорогу к городским конюшням, где я оставила своего жеребца. Но мрачные мысли застилали глаза, пока я торопилась в том направлении.
Не заметив перемен пейзажа, я оказалась в забытой части города, где редко можно было встретить кого-либо на ночных улицах.
— Совсем одна… Одиноко, что ли, голубка? — гнусавый смешок раздался прямо за моей спиной, донеся до меня запах дешевого алкоголя.
Я была девушкой рода Лорелей, и поэтому сделала то, чем больше всего славились ее представители — я побежала из темноты на свет, не оглядываясь назад.
Словно тень, преследуемая рассветом, я пробиралась по извилистым лабиринтам трущоб, в душе вознося молитву о том, чтобы ночные скитания наконец-то закончились.
Эхо моих шагов поглощала гнетущая тишина и потрескивание уличных фонарей, работающих от атмосферного электричества.
Вдруг я уловила чьи-то шаги за своей спиной — тусклое, заговорщицкое эхо. Я замешкалась, обернувшись, дыхание перехватило.
Туман окутывал незнакомца, как саван, а черный плащ развевался на пронизывающем ветру. Высокая, широкоплечая фигура — не иначе как стражник-паук. А вдруг… Это тот, кого боится до дрожи весь город и так остервенело разыскивает Орден Дахмы?? Вдруг это тот самый безымянный убийца?
В животе скрутило от тревоги.
Фигура стояла на месте, не двигаясь. Я тоже парализовано застыла, пытаясь раствориться прямо на месте.
В ужасе, я наконец-то попыталась рвануть прочь в темень ближайшего переулка. Бешеный стук сердца заглушал все вокруг.
Жгучая боль резко пронзила нос, когда я на что-то налетела за очередным непроглядным поворотом.
Ослеплённая накатившими слезами, я подняла глаза, пытаясь разглядеть, что мне предстоит проклинать за причиненную боль. Присмотревшись, увидела его… Моего жнеца, на лице которого растянулась характерная издевательская ухмылка.
— И тебе доброй ночи, ангельская мордашка! Вечно ты от чего-то убегаешь… Куда на этот раз? — раздался его монотонный голос.
— Я не должна тебе ничего объяснять.
Его улыбка померкла, стиснутая челюсть подчеркнула выдающиеся скулы. Чернильные глаза предупреждающе сверкнули, прижав меня к стене.
— Повтори, что сказала.
Я едва могла дышать, пришлось отвести взгляд в сторону.
— Я… не должна тебе… — пролепетала я, пока его неистовая энергия продолжала душить меня. — Я хотела… навестить Морин! — удалось мне выдохнуть.
Тиски его ауры сразу ослабли, и жнец разразился хохотом. Такие перепады настроения привели меня в некоторое замешательство.
— Странная ты, баронесска!.. — хмыкнул он с издевкой, глядя, как я шатко от него отстраняюсь. — И куда же ты от меня так убегаешь на этот раз?
— …Куда угодно, — оскалилась я. — лишь бы подальше от тебя.
Я оставила его и начала удаляться к центральной улице, прислушиваясь ко всему. Обогнула очередную лужу, и, подняв глаза, снова наткнулась на него взглядом.
В двух шагах от меня, прислонённый плечом к стене, стоял Эскар.
— Поймал тебя, мышонок! — он ехидно гоготнул, этот звук пробрал меня до костей. Я и опомниться не успела, как его пальцы сжали мой локоть.
— Отпусти меня!!
Вдруг что-то во мне щелкнуло — с меня хватит этой игры. Пора прекращать.
Я расслабилась, полностью отдавшись гравитации. Естественно, жнец не ожидал такого хода, невольно ослабив захват пальцев. Этого было достаточно для моей задумки.
Мои ладони молниеносно толкнули его в грудь, прижимая к стене. Глаза мужчины на мгновение расширились от удивления. Как же мне было отрадно вывести его на эту эмоцию!
Спустя несколько мгновений лукавая усмешка вернулась к нему.
— Поверь мне, ангел мой, я позволил тебе это вытворить только потому, что нахожу твоё отчаяние довольно забавным.
Прежде чем он успел продолжить злорадствовать, я воспользовалась своим шансом. Изучая его насмешливые глаза, я проворно наклонилась и впилась зубами в его шею. Несильно, конечно.
Мужчина приглашено ахнул, будто из него что-то выбило воздух. Неужели этот прекрасный вздох был моих рук творение?..
Сотворив свою дерзость, я сразу бросилась прочь от него и побежала так быстро, как только могла, сглатывая победную ухмылку.
Когда я проснулась, солнце уже садилось, и его уходящее сияние окрасило мои покои бледным светом.
— …Эскар, — прошептала я, протягивая руку к прохладной подушке рядом.
Я, должно быть, оттолкнула его своим беспардонным поведением. Моя рука скользнула по простыне, пальцы вздрогнули, встретившись с пронизывающим холодом.
Облачившись в шелковый халат, я подошла к зеркалу: бледное и меланхоличное лицо женщины, влюблённой в запретный плод — в буквальном смысле этого слова — в то, чем следовало любоваться лишь издалека. Как же я жаждала его общества!.. Жнец стал моим дневным светом, но теперь я осталась одна в нарастающей беспробудности ночи.
Часы тянулись, а я все никак не могла уснуть — да и как?.. Если сон — это маленькая смерть, как пишут в книгах, то для меня, бодрствование — было предсмертной пыткой.
на следующий день
Карета загрохотала по мощеной улице, я уставилась вдаль, впиваясь взглядом в пасмурные пейзажи пригорода Дэсмура: лесные холмы уходили вдаль под плачевным небом, опустевшие и поросшие мхом заброшенные деревни у пограничной зоны выделялись на фоне серого тумана.
Впереди в заснеженных лесах вырисовывался дворец Совета 8, резко контрастирующий с холодным пейзажем своей позолотой — его величие — символ порядка и власти над восьмью графствами. Сегодня там царило веселье и торжество в честь зимнего солнцестояния. Был ли смысл в этом солярном празднике, когда само солнце никогда не проникало через пелену вечного тумана и дождя на эти земли?
Вместе со мной ехала Тимадра, пышная и парадная, всегда стремящаяся произвести наилучшее впечатление, и Виола, бунтарка по духу, презирающая мелочи и условности общества, в котором она так стремилась сиять.
Девушка с досадой обратилась к матери, ее лицо исказилось, изобразив напускной ужас.
— Пожалуйста, не сажай меня за ужином рядом с графом Браниэлем, он страшный зануда!
Тимадра вскинула бровь, искры гнева в ее глазах озарили темный салон кареты.
— Не говори так о господине Браниэле. Он достойный мужчина, который, к тому же выше нас по титулу. А это означает, дорогуша моя, что граф категорически не может быть занудой для тебя. — начала она со скучающим тоном, но Виола прервала ее усмешкой.
— И ослепительное богатство графа, конечно же, делает его душой любой компании!
Я невольно хмыкнула от такой прямоты. Тетя не разделила моего веселья, неодобрительно вскинув тонкую бровь на меня.
— Припудри лучше носик, Виола, иначе приличные люди подумают, что дамский туалет у тебя отсутствует. — предупредила женщина, собирая с сиденья толстые справочники о членах Ордена Дахмы и Совета 8, которые она пересматривала в долгой дороге.
Когда я вошла в парадное фойе дворца, от гигантской золотой люстры, задрапированной идеальными кристаллическими каплями, отражающимися на черном мраморном полу, у меня замерцало в глазах. Всеобщее внимание сразу привлекло яркое появление Виолы. Она была облачена в багрово-красное платье с блестками — живое пламя среди собравшихся, чтобы погреться в ее обществе.
Я стояла незаметная, одетая в белое платье скорбящей вдовы, ощущая на себе любопытные взгляды окружающих меня дам. Они были не очень-то рады видеть меня после трехлетнего отсутствия на всех элитных мероприятиях. Перешёптывания о возможном падении дома Лорелей по чистокровной линии, стали предметом всеобщего обсуждения. Дамы, облаченные в осуждающие взгляды, были единодушны в своем мнении: — «Вдова обезумела в своем горе. Никто не видел ее целых три года! Она не способна достойно править своим домом, а уж тем более — занять место в Ордене!»
Одна из дам, чья дерзость, пожалуй, превосходила даже тетину, подтолкнула меня локтем в спину. С самодовольной улыбкой на черных губах она презрительно окинула мой наряд. Почти мгновенно, другая женщина столкнулась со мной, и ее притворные извинения прорезали воздух у моего уха. Хищный блеск их глаз лишь дополнил мучительный шепот вокруг меня. Дамы, собравшиеся вокруг, разразились ликованием, бросая украдкой взгляды на мое белое платье и пятно от красного вина, медленно растекающегося по моему корсету. Одна из них, должно быть, нарочно сделала это.
Ответив им отрешенным молчанием, я обратила внимание на парадную лестницу, ведущую в главный бальный зал внизу.
Взяв два бокала самого темного вина, которое удалось найти — "Слезы Мойры", я грациозно подошла к ступенькам у основания, чувствуя спиной взгляды своих обидчиц.
Одно плавное движение, и я опрокинула бокалы себе на грудь, окрасив белоснежное одеяние в черно-бардовый оттенок. Все взгляды обратились на меня — восставшую вдову в окровавленном платье. Печальная мелодия виолончели отразила мой изящный спуск, диссонирующие ноты зазвучали в тишине притихшего зала.
С каждым шагом, с каждой каплей, впитанной моим платьем, я преображалась. Я больше не была презренной вдовствующей баронессой, теперь я была завораживающим откровением, ярким пятном среди серой массы взглядов.
Спустившись в бальный зал, я окончательно приняла свое преображение — падение белой вдовы и восхождение темной наследницы своего рода. Женские вздохи удивления, расширяющиеся глаза мужчин — фоновое окружение под мое перевоплощение.
Мой взгляд был спокоен, движения плавны и элегантны. Они могли ожидать моего падения, предвидеть мое унижение, но к этому они точно не были готовы.
Да, я еще не унаследовала свой титул, но я только что заявила о своем непоколебимом намерении.
Час гала-концерта прошел под льстивый смех и разговоры не по душам, но заразительная любезность не проникла в щели моего сценария. Играя роль молчаливого зрителя, я старалась не вмешиваться во всеобщую ликующую картину. Я не участвовала в банкете, не пила из хрустальных кубков, наполненных вином, что текло, как багровые реки в декоративных фонтанах.
Пока на мне было клеймо вдовы, никто из знати не смел приблизиться ко мне. Замкнутый круг высшего общества был достаточно великодушен, чтобы просто позволить одинокой скорбящей даме молчать в тени даже в море их экстравагантности. Грандиозные арки из черных роз, ведущие на веранду, манили меня прогуляться по саду.
Последний взгляд через арочные окна отразил мир, который я оставляла. Мир, что потерял свои краски и вкус в отсутствие Микаля — моего близнецового пламени.
Я вдыхала холодный шёпот ночи, каждый порыв ветра был освежающим контрастом душнате бального зала. Эхо смеха постепенно стихало, разносимое ветром. Одиночество, которое когда-то я разделяла с ним, теперь принадлежало лишь мне.
Я нашла укромное местечко у фонтана в саду. Тихий уголок, где сверчки были моими спутниками, ветерок шептал мне в уши колыбельные, а ночное небо разворачивало свое огромное полотно с мириадами мерцающих шаров над моей головой.
И тут в мое спокойствие вторглись бессистемные, чуть слышные шаги. Незнакомец, пахнущий роскошью и коньяком, чуть покачиваясь на ногах, направлялся ко мне. Странно складывался вечер: я покинула бал, известная многим как "неприкосновенная вдова", а кто-то дошёл до кондиции стирания суеверий и решил последовать за мной.
— О, моя прекрасная леди! Я Вас искал! — воскликнул незнакомец с небрежной ухмылкой.
Его глаза, сверкающие нечестивыми намерениями, следили за мной с особой прытью.
— Господин… — вымолвила я и нечаянно споткнулась о ступеньку фонтана. — Я прошу Вас вернуться на бал, к веселью ваших знакомых, к Вашим слугам, ожидающих приказаний…
Мои слова оказались напрасными, незнакомец продолжал следовать за мной. Свет от фонаря осветил его лицо, явив передо мной средних лет, ухоженного мужчину с рыжими усами и прищуренными глазками.
— Ваше чарующее появление на балу и в поле моего зрения сделало меня слепым к любому другому существованию, кроме Вашего! — бесстыдно провозгласил он, ловя мою руку.
Меня пронзил гнев от его неприличного поступка, и сердце взмолилось к Небесам о божественной защите от всего, что он в пьяном виде планировал сделать со мной.
Рука аристократа сжала мое запястье, резко подтянув к себе.
Внезапно где-то в стороне раздался низкий смешок.
— От всего моего несуществующего сердца, что черт возьми, здесь происходит?!
Опьяневший мужчина мгновенно выпустил мое запястье, и я попятилась назад, подальше от него.
Из тени появилась фигура, одновременно знакомая и будоражащая — безупречно одетая в темно-красный бархатный костюм с открытым воротником. Эскар…
— Кто этот разодетый павлин, баронесса? — вопросил он, лениво прислонившись к ближайшей статуе ангела-искусителя.
— …П-пардон? Как Вы меня назвали? — аристократ откашлялся, шок сменился пьяным оцепенением.
Не обращая внимания, Эскар оттолкнутся от статуи и двинулся к нему. Воздух вокруг сгустился, потрескивая от невидимого напряжения, как перед грозой. Тени тянулись к ногам жнеца, клубились и прокладывали к его намеченной жертве гипнотическую дорожку.
— Остановитесь! Я позову стражу, — пискнул мужчина, пытаясь вернуть себе хоть какое-то подобие голоса.
Эскар усмехнулся и, наклонившись, прошептал что-то ему на ухо. Я не смогла расслышать что, они были слишком далеко.
Затем жнец бросил на меня мимолетный сканирующий взгляд, убеждаясь, что со мной все в порядке. Когда же он обернулся к аристократу, тот уже бежал прочь, словно адские гончие гнались по его пятам. Аристократу было, несомненно, повезло, что темная энергия на миг рассеялась, когда его каратель отвлекся на меня.
— …Не обязательно было заступаться за меня, ведь я у тебя уже в долгу. — пробормотала я, избегая его взгляда.
Несмотря на нашу недавнюю размолвку, он тихо подошел ко мне.
— Я заступаюсь за тебя не потому, что хочу иметь тебя в долгу, баронесса… Скорее, наоборот.
Я не могла не взглянуть на него: взгляд мужчины переместился на мои губы, поглощенный безмолвной темнотой, нависшей над нами.
Манящее эхо фонтана потянуло меня к себе — неловко опустившись на бортик, я заметила свое размытое отражение. Слезы навернулись на глаза, и я сморгнула их в воду.
— Возьми себя в руки, баронесса! — ворчание Эскара прорвалось сквозь мои размышления. Он неожиданно схватил меня за плечи, слегка встряхнув. — Все эти снобы с удовольствием посмотрят, как ты потухнешь. Так встань высоко и покажи им, что тебе нет никакого дела до их жалкого существования! Слышишь меня?
От прикосновения его перчаток исходила какая-то покалывающая сила, пробудившая волну мурашек по моему телу. Эскар сильнее сжал свою хватку, встряхнув меня ещё разок.
Убедившись, что все слёзы скатились в небытие и новых не предвиделось, он прижал меня к своей груди.
Я тут же ощутила слабость в коленях, услышав, как неспешно бьется его сердце, а мускусные духи раскачивают эмоциональные качели внутри меня. Отдавшись моменту, я, словно кошка, прильнула к мужчине всем телом, щека скользнула по бархату пиджака, но руки все не решались дотронуться, как и прежде.
Я почувствовала, как кончики его пальцев стали ласкать мои оголенные лопатки.
— Сегодня на балу… Когда я только пришла, я не танцевала и не искала общества знакомых. — шепчу я, отстраняясь от него.
Его снисходительная ухмылка исчезла, сменившись любопытством.
— …И что же ты делала?
— Я смотрела по сторонам, любуясь интерьером. Но я притворялась… Потому что искала тебя.
Эскар чуть сощурил глаза от моей честности, замерев.
— Ты так сильно скучала по мне, баронесса? — его голос утратил свой обычный фарс, вопрос прозвучал с некой апатией.
— …Да.
Опустив голову, я беззвучно заплакала. Ладони ловили каскад из слез, как опытные корабли, пришвартованные в бушующем море.
Когда я подняла заплаканные глаза на него, Эскар склонился чуть ближе, смахнув мою слезинку согнутым пальцем.
— Твой взгляд бездонен, — пробормотала я смущенно. — как в бездну смотреться…
Пронесся тихий смешок. Губы жнеца дрогнули в улыбке.
— Чем ближе мы имеем с чем-то дело, тем большее влияние оно оказывает на нас… А чему подвластна ты быть хочешь?
Птицы замолчали, их песни поглотила ночь, а порывы ветра превратились в робкий бриз. Эскар затянулся сигаретой, осветив выразительные черты своего лица.
— Пора выйти из теней… Не считаешь? Позволь им дрогнуть перед рассветом твоего реванша.
Такой завуалированный намёк скорее встревожил меня, чем ободрил.
— Твои намерения, кажется, не совсем благовидные.
— Я никогда не отличался милосердием, моя дорогая баронесса. — ответил он, переведя взгляд с луны на меня. — Но я просто не могу молчать об истинных вещах.
Я лишь кивнула, натягивая кружевные перчатки повыше.
— Многие хотели бы иметь такую честность и самоуверенность.
— Безусловно. — жнец перехватил мои руки от тщетной борьбы с тканью и ловким прикосновением поправил аксессуар на моем запястье. — Но многие слишком опасаются взглянуть правде в лицо и побороть своё рабское смирение судьбе. Вот и всё.
Его колкость ужалила. Я попыталась приподняться, но в мгновение Ока оказалась на его коленях.
Удивленный вздох сорвался с моих губ, когда Эскар обхватил меня за талию, притягивая к себе.
— Этот мир боится света твоей искренности, ангел мой. И именно поэтому — появился я в твоей судьбе. — его голос, теперь уже просто шепчущий мне на ухо, вызвал приятное помутнение рассудка.
— …Почему, позволь узнать?
Его усмешка, теплая, как потрескивание домашнего очага, согрела мою шею.
— Чтобы скрыть твой свет от осуждающего взгляда мира сего.
Что-то во мне сдалось, чувство капитуляции, смешанное с доверием. Я прижалась к его крепкой груди, скрыв лицо в бортах его жилета. Если он поклялся спрятать меня от целого мира, то, возможно, раствориться в нем сейчас было не так уж и пагубно.
Я плавно опустила голову на его колени. Жнец был тих и неподвижен, позволив мне сделать это.
Под звуки журчащей воды и стрекотания сверчков моя рука соскользнула вниз по его ноге, оказавшись на холодной мраморной ступеньке. Отзвук его мерного дыхания был единственным подтверждением того, что это все не сон.
— Кровавые небеса… Я думал, у нас будет больше времени на все это. — процедил Эскар сквозь зубы.
Резкое прерывание безмятежного дремотного состояния вернуло меня назад, заставив приоткрыть тяжелые веки.
— …Время для чего?
Он невольно покосился на мое сонное лицо, с губ сорвался вздох.
— Ангельское личико… Ты, как никто другой, знаешь, почему я здесь. Честно говоря, у меня было много… серьезных дел, которые нужно было решить этой ночью. Но из всех неотложных — я выбрал тебя.
«И буду выбирать до тех пор, пока смогу так прижимать твое податливое тело к своему… а после доводить тебя до грани сонливости своей энергией, ибо твоё прекрасное лицо на моих коленях — лучшее, что я видел за долгие… Месяца? Годы?.. Жизнь?» — задумался жнец, слегка нахмурившись.
— Эскар… — выдохнула я, и его имя прозвучало как священная мантра на моих устах.
Я не успела сказать что-либо ещё. Один порывистый наклон — и его губы нависают над моей шеей, мягкие поцелуи расцветают под умелыми движениями. От этих ощущений по коже разносились волны мурашек, а мужские ладони, искусно повторяющие изгибы моей талии, наполнили меня жаром.
«Упивайся этими ощущениями пока ещё можешь…» — прошептал мой разум, и я охотно согласилась.
Мои пальцы прорисовывали замысловатый гобелен его рубашки, спускаясь вниз, где изучили каждый бугорок пресса под тканью, каждый изгиб — целая одиссея греховного наслаждения.
Почувствовав мое восхищенное состояние, Эскар коротко рассмеялся. И пока я была смущена, он прикусил мою шею после очередного оставленного поцелуя на моей ключице.
— Величайший грех против моей сущности, что твои губы так идеально подошли к моей шее тогда, в переулке… Но теперь-то я выяснил, что мои губы так же идеально подходят и к твоей, — хрипло рассмеялся он в изгиб моей ключицы.
Большим пальцем он медленно проводит по моим губам, заставляя дыхание сбиться.
Внезапно Эскар ловко перехватывает меня за руку и ведёт вглубь растительных аллей. Быстро, но со странной мягкостью, которую трудно было ожидать от такого человека, он прислоняет меня спиной к росистым листьям изгороди. Белая роза, сорванная в процессе, оказывается в его изящных пальцах.
Лукаво подмигнув, мужчина проводит цветком по моей щеке, нежные лепестки холодят кожу.
А потом, так же быстро, как он привёл меня сюда, жнец исчезает, удаляясь обратно к фонтану.
Продолжая стоять в тёмной листве, я почти ожидала, что заросли роз затянут меня в свои глубины, когда вдруг раздался рокот неподалеку — голос грубый, но отшлифованный годами аристократической дипломатии, прорвался сквозь лабиринты кустарников.
Дядя Оберон заговорил о чем-то с моим секретарем. Их приглушенные слова донеслись до меня с ветром. Они обсуждали меня, мое будущее, а точнее, необходимость, нет, обязанность, в скором времени выйти замуж за человека моего статуса.
Ровный голос жнеца ответил, что он уже успел пообщаться с несколькими потенциальными претендентами на балу. А от ответа дяди у меня защемило сердце.
— Видите ли, Сандрина… Наша племянница, считает себя совершенно проклятой, господин Мортес.
— Полагаю, на то есть причины? — холодно осведомился Эскар.
Согласное мычание дяди выдало его непонимание, что это был совсем не вопрос.
— Абсолютно верно! Она — белая вдова, если хотите знать. Бедняжка носит свою печаль уже как три года.
Каждое произнесенное слово иглой вонзалось в мое эго, а он стоял и молча слушал все это. Его беззаботность была солью на мои незаживающие раны, а молчаливый интерес к моему прошлому — губителен для моих чувств. Ведь где-то в глубине души я больше всего желала, чтобы он никогда не узнал, почему каждый мой наряд — белый, а улыбка — редкий гость на бледном лице.
— Жених Сандрины — Микаль Дес Люмингольд, скончался при трагических обстоятельствах… — пояснил дядя. — Его отравили.
Одно упоминание его имени грозило развязать узлы глубокой печали, разрушить фасад, который я так упорно воздвигла вокруг.
Из глубины сада снова донесся надрывный смех старого виконта и голос Эскара, пронизанный лукавым обаянием.
— Знаете, виконт… Жизнь в Дэсмуре похожа на сломанные карманные часы — непонятно для чего, но до боли предсказуемая в своей стабильности.
Я вздрогнула от этой брошенной фразы меж их разговором. Кончики пальцев задрожали, тело сковало. Эта фраза… За всю свою жизнь я знала только одного человека, который так любил ее повторять.