Последний поцелуй жнеца

Сыворотка правды

Когда мы наконец-то подъехали к таверне, я поспешно пересела на прежнее место и позвала полового, чтобы тот привел Хью, повара, который был старым другом Эскара.

Глаза Хью расширились от удивления, когда он увидел состояние знакомого. Он заверил меня, что отнесет его наверх в его квартиру через неприметный черный выход.

Повар позвал еще одного работника, чтобы тот помог нести Эскара под руки. С решимостью в глазах они медленно поволокли его внутрь. Хью пообещал вскоре вернуться с полностью восстановленным Эскаром. Он настоял на том, чтобы я пока пошла и заказала что-нибудь в таверне за его счет.

Заняв место за дальним столиком, я попросила чашку мятного чая, чувствуя, как холод все еще не покидает меня. Мой меховой воротник, который я тогда накинула на шею жнеца, благополучно остался на нем.

Из своего укромного уголка я наблюдала за приливом и отливом людей в таверне. Достав блокнот из потайного кармана юбки, я начала писать, надеясь очистить свой разум.

Прошло около часа, а я все извергала хаотичные мысли на бумагу. Вскоре я заметила, как к барной стойке подлетела знакомая мне фигура — Эскар. В его глазах был адский блеск, а в каждом движении читалась тихая злость. Он рявкнул что-то баристе и тот напугано поспешил налить ему какую-то тёмную жидкость в бокал.

Из ниоткуда, словно из воздуха, появилась уже знакомая мне официантка — Эльвира. Поправив прическу, она подплыла к нему с милой улыбкой, пытаясь заглянуть в глаза. Но поведение жнеца оставалось холодным по отношению к ней. Он даже не взглянул на подошедшую, однако губы его прошептали что-то точно адресованное ей.

Пытаясь подслушать их разговор, я незаметно выскользнула из кабинки и сделала вид, что просматриваю газетный стенд рядом с баром.

Их голоса приглушенно донеслись до меня сквозь музыку бардов.

— Пробуй на вкус свои ядовитые слова сама, прежде чем выплескивать их на окружающих, — процедил сквозь зубы Эскар, с презрением осушая стакан.

Эльвира вызывающе скрестила руки.

— И, кроме того, держи в тайне всё, что я тебе когда-либо говорил. — на его губах расплылась жестокая улыбка, и он наклонился ближе к ней. — Иначе…

Эльвира сделала шаг назад, заметно потрясенная его тоном.

Казавшийся безучастным на ее страх, жнец заказал еще одну порцию рома и повернулся, чтобы уйти. Но что-то заставило его резко остановиться.

Я почувствовала всеми фибрами, как его колючий взгляд пронзил мою спину насквозь.

Не медля более, я потянулась за какой-то оставленной книгой на стойке, делая вид, что увлечена просмотром.

— …Превосходнейшая и печальнейшая трагедия о Ромео и Джульетте? — пробормотал Эскар, наклоняясь, чтобы поставить свой бокал на подставку рядом со мной. Его грудь прижалась к моему плечу, и я невольно вздрогнула. Он это, конечно, заметил, и на его лице заиграла едва заметное злорадство.

— Похоже, ты склонна к чрезмерному драматизму, баронесса.

Отложив книгу, я закрыла ее потрепанные страницы. Действительно, это была трагедия Ромео и Джульетты… Неужели он догадался, лишь мельком взглянув на страницу издалека?

— Похоже, ты весьма осведомлённый читатель, — заметила я, повернувшись, чтобы изучить его вид, который, к слову, как и те несчастные страницы, был немного истрепан.

Переодетый теперь в черную шелковую блузу и пунцовые перчатки, он жестом пригласил меня присесть за соседний столик.

Мы уселись, каждый сделал по глотку своего напитка, не глядя на собеседника.

— Ромео, на мой взгляд, довольно прост… — невзначай начал жнец. — Отказаться от своей жизни, только потому что не смог заполучить Джульетту. Мальчишка считал, что смысл жизни заключался в том, чтобы обладать и иметь эту даму. Но если бы смысл жизни действительно заключался в таких желаниях, то чем бы они отличались от простого легкомыслия? — размышляя, он постукивал пальцами по краю стола, и скрестив ноги, продолжил: — Помимо этого простака Ромео, бесчисленные дворяне могли бы найти смысл жизни в преследовании той же Джульетты. Таким образом, сам смысл, который он искал, вечно бы отвергал себя. Его трагическая гибель была не осуждением смысла жизни, а скорее сетованием на ее отсутствие. Бедолага надеялся, что жизнь будет состоять только из удовлетворения его собственных страстей и прихотей… Каким же он был малодушным глупцом!

Вскинув бровь, я наконец-то вмешалась: — Возможно… но не все мужчины похожи на Ромео.

— Ну, разумеется! Некоторые похожи и на Джульетту.

Мужчина кивнул и его глаза угольного оттенка лукаво блеснули от словесного удовольствия.

— А как по мне, так Джульетта кажется довольно… глупой, — призналась я, принимая вызов.

Он не удержался и наклонился вперёд с хитрым прищуром.

— Да неужели?.. Что ж, леди Лорелей, мне довольно любопытно узнать, если бы ты оказалась на месте той Джульетты и не смогла бы быть с человеком, которому посвятила свое сердце, как бы ты поступила?

Я опускаю глаза и делаю паузу, тщательно обдумывая не сам вопрос, а ответ.

— …Намекаешь, что я бы поступила как та Джульетта?

— О, ни в коем случае! — рассмеялся он. — Я бы с удовольствием выслушал твой план действий по этому поводу. Зная тебя, он, разумеется, имелся бы.

Я на мгновение замолкаю, делая глоток остывшего чая.

— …Начнем с того, что я не стала бы просто так заканчивать свою жизнь из-за утраченной любви. Какая мораль во всем этом? Когда виновные все еще живы и на свободе?

Пристально глядя на мерцающие свечи, мужчина приподнимает бровь.

— Виновные?

— Те, кто изначально пытался потушить их сердца и довел их до такого отчаяния. Будь я на месте Джульетты, я бы отомстила тем, кто нас разлучил. Это было бы моей первой и главной задачей.

— И в какой же форме эта месть осуществилась бы? — тихо поинтересовался жнец.

Наши глаза ненароком встретились. Время замедлилось, а сердце, наоборот.

Я учтиво улыбнулась.

— Я об этом, определенно, никому не рассказывала бы.

— …Чем лучше цель, тем целимся мы метче! — промурлыкал он себе под нос после небольшой паузы, цитируя трагедию Шекспира.

— Возможно, однажды я поведаю тебе об этой тайне, мой дорогой секретарь, — обещаю я, затянувшись улыбкой.

Слегка веду плечами, выпрямляясь, глаза мужчины проследили за этим движением, задумчивый взгляд задержался на обнаженной линии моей ключицы.

Мне, определенно, пришлась по вкусу наша лёгкая перепалка и я решила подразнить его еще больше.

— Кстати, о трагедиях, — начала я. — Помнится, недавно я сама была свидетелем довольно яркого зрелища. Около часа назад, если быть точной. Мой секретарь ни с того ни с сего свалился без сознания на пол кареты во время нашей поездки. Весьма драматичная сцена, должна признать.

Его лицо помрачнело при упоминании об этом, а в глазах распалился проблеск гнева, сменившийся холодом. Но это только усилило мое веселье.

Прежде чем он успел придумать ответ в своём духе, раздался смех группы за соседним столиком, прерывая нас. Молодые люди заканчивали какую-то игру между собой, подсчитывая итоги, и их заливистый смех раскатисто звенел в воздухе.

— Ах, Жажда Аида! Давненько не играл! — хлопнул себя по коленке жнец.

— Это какая-то игра?

— Баронесса! Только не говори, что ты никогда не играла, а то я подумаю, что у тебя никогда не было друзей.

Я гордо приподнимаю голову, пожимая плечами.

— Никогда. Объясни же мне суть игры. Наверняка, ничего интересного.

На его лице выступают дьявольские ямочки.

— Зачем мне тратить энергию на объяснения, если мы играть-то не будем?

Я дергаю бровью, сдерживая улыбку от его откровенного шантажа.

— Тогда сыграем. И я выиграю. — невозмутимо отвечаю я.

— Не зная правил уже заявляешь о победе! Кажется, исход игры я уже знаю, ангельское личико.

С плутовским блеском в глазах, он подходит к соседнему столику, одалживая какой-то бархатный мешочек у компании закончившей эту игру.

— Все просто, баронесса! — хихикает он, кидая мешочек на стол. — Игрок наугад достаёт бумажку и ему выпадает грех, который он должен удовлетворить с незнакомцами до окончания игры. Кто быстрее других удовлетворит свой грех, получает любое заветное желание от остальных.

Я сглатываю спесь своей изначальной уверенности, стараясь держать планку.

— Что ж, надеюсь, это не займёт много времени.

Чёрные глаза лишь озорно блеснули в ответ.

— Как пойдёт, милая, как пойдёт! Но должен предупредить — я никогда не проигрывал.

Двумя пальцами он метко выхватывает свернутую чёрную бумажку из мешочка не глядя.

— Посмотрим, что буду утолять на этот раз. — склонив голову, он прикусил щеку. — Грех воровства!

Я тоже достала бумажку и уже прочла содержимое, немного побледнев. Шансы на победу улетучились.

— …У меня грех вожделения.

— Да неужели?! Как интересно у нас тут сложилось!.. Не находишь? Но исход игры все такой же — очевидный. — его снисходительный тон раздражал всё больше.

Я поджала губы, поднимаясь с места одновременно с ним. Моя соревновательная натура всё-таки взяла верх.

Мы разошлись в разные стороны, исследуя переполненный зал заведения.

Ставки были высоки: победитель получит желание по своему выбору. Мне нужно было заполучить это желание!

Атмосфера была наполнена смехом и музыкой, в воздухе витал аромат эля и табака. Пьяные мужчины глазели на меня, их помутнённые взгляды задерживались на моей фигуре.

Окидывая взглядом зал, сразу замечаю Эскара, уже беседующего с двумя симпатичными девушками у барной стойки. Поймав мой взгляд, он ухмыльнулся, и что-то зашептал своим новообретенным спутницам, в то время как его пальцы стали блуждать по талии одной из девушек.

Меня вдруг пронзила игла ревности, я еще никогда не испытывала ее с такой силой. Она разожгла во мне огонь, заставив двигаться вперед с новой силой.

Я подхожу к молодому человеку с золотыми локонами у окна, ярко выделявшемуся из массы завсегдатаев. Он излучал юношеское очарование, но всё же не был столь пленителен, как Эскар. Никто во всей таверне не был.

Я отогнала навязчивые мысли о жнеце в сторону, сосредоточившись на своей цели. С мягкой улыбкой встречаюсь взглядом со светловолосым парнем, откидывая свою длинную косу серебряных волос в сторону, обнажая плечи.

Его улыбка дружелюбно расширилась, и я почувствовала, что он все больше мне нравится. Юноша наклоняется ко мне, пытаясь заговорить сквозь какофоническую музыку. Я извиняющимся жестом показываю, что не слышу его.

Когда он наклоняется еще ближе, и его дыхание щекочет мне ухо, происходит нечто странное: у молодого человека внезапно подкашиваются ноги и он спотыкается, чуть не опрокидывая соседний столик с бокалами.

Пламя свеч заплясало, отбрасывая жуткие тени вокруг нас. Я начала задыхаться, чувствуя, как воздух становится тяжелым от необъяснимого давления.

— Довольно игр! — раздался ропот за моей спиной, заставивший окружающих погрузиться в молчание.

Чья-то рука грубо схватила меня за локоть, стремительно оттаскивая от сцены.

Удивившись моей податливости, Эскар неохотно отпускает мой локоть, но я сразу же чувствую его ладонь на своих лопатках.

Я позволила ему провести меня через зал расступающихся перед ним людей, к проходу для проживающих здесь в апартаментах.

Мы шли по темному коридору, повороты которого сулили таинственный пункт назначения — его квартиру наверху. Я все еще ощущала остатки его ауры жнеца — потусторонней силы, подкосившей светловолосого парня.

Когда мы поднялись, Эскар распахнул дверь одним толчком, открывая пространство, залитое мягким светом свечей и ладаном.

Сердце подскочило, когда жнец силой втянул меня в темноту помещения, крепко сжав мое запястье.

— Перестань обращаться со мной так! Я вполне способна сама передвигаться! — зашипела я, вырывая руку из его хватки.

Он вскинул бровь, его потемневший взор окинул меня с ног до головы.

— …Ты должна мне желание. — в его голосе прозвучал зловещий приговор, когда он продемонстрировал серебряное ожерелье, качнув им перед моим носом.

Я тяжело сглотнула, приковав взгляд к изысканному украшению. В игре ему выпало удовлетворить грех воровства… Ему удалось.

— Это несправедливо! Ты не дал мне выполнить задание! — запротестовала я, возмущённо скрестив руки.

Эскар покачал головой, и с его губ сорвалась негромкая усмешка, когда он небрежно бросил ожерелье на столик позади меня.

— Я ведь забыл упомянуть об этом, да? У тебя было всего пятнадцать минут на задание. Твоё время тогда истекло.

Я последовала за ним в гостиную, мой гнев кипел в глубине души.

И тут меня поразило осознание, когда я взглянула на антикварные часы, стоящие у камина.

— У меня еще есть время! — воскликнула я, остановившись в арке.

Жнец повторил мои действия, застыв на месте.

— Нет. Нету.

— Но у меня еще есть две минуты. Я помню, когда мы начали играть. Я взглянула на часы на стене, было полпервого ночи. Ты оборвал меня на тринадцатой минуте, Эскар, — с ухмылкой и бегающими мыслями, я поворачиваюсь на пятках, и намереваюсь поспешить обратно вниз. — Я все еще могу выиграть эту игру! Засекай время!

Когда входная дверь оказывается в пределах досягаемости, я протягиваю руку к ручке. Однако не успела я и приоткрыть дверь, как Эскар с силой захлопывает ее обратно, прижимая ладонь к ней.

Одним быстрым движением он хватает меня за плечо, разворачивая лицом к себе.

— Куда, по-твоему, ты бежишь? Что, черт возьми, тебе опять вздумалось, баронесса?! — рычит он, стиснув зубы.

Паника грозила поглотить меня, но я взяла себя в руки и уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Он, как неподвижная статуя, остался стоять на месте.

— Вздумалось выиграть в этой твоей глупой игре. — шепчу я. — Но теперь… Я хочу, чтобы ты желал меня так же, как и я желаю тебя.

Он неспешно моргнул, в глазах жнеца мелькнуло замешательство от такой странной формулировки.

— …И как, скажи на милость, ты меня желаешь?

— Это нечто настолько никакое, что слова не в состоянии передать суть несуществования этого желания!

— Ты, наверное, не знала, но, когда тебе нечего что-то путного сказать, молчание может быть невероятно разумным, баронесса.

Его скулы обострились от раздражения, и он уставился на меня, как коршун, — наши глаза сцепились в яростном поединке. И тут, почти непроизвольно, его взгляд переместился вниз, к моим губам.

Медленно выдыхаю, слегка приоткрывая губы. Чувствую, какой эффект это производит на него, и деликатно прикусываю нижнюю губу.

— Зачем ты привел нас сюда, Эскар? Я думала, мы просто играем в твою игру, или я ошибаюсь?

— Мы все ещё играем. — коротко хмыкнул он, наклоняясь ближе к моему лицу.

В его глазах тлел голод, когда он жадно впился в мои губы. Его рука обвилась вокруг моей шеи, удерживая меня — одновременно нежно и властно.

Я тихо застонала ему в губы, проводя пальцами по его ребрам и талии, прослеживая изгибы совершенных форм мужчины.

— Я победила… — шепчу ему на ухо, когда он переходит от моих губ к скулам и ключицам, оставляя за собой след из влажных, рваных поцелуев.

— Мне все равно. — рассеянно буркнул жнец, полностью поглощенный процессом.

Ахаю от неожиданности, когда он проводит языком по моей ключице. Чувствую, как он улыбается от каждой вызванной им реакции на моем теле, словно проводя эксперименты, как безумный учёный.

Это была пьянящая смесь необузданных эмоций, словно дремлющие клетки в моих застывших венах пробуждались от его присутствия, а от поцелуев зарождались новые. И сейчас, в этот момент, я наконец поняла, что делало этот почти ритуальный обмен таким необычным — осознание того, что он был тем, кто был обязан меня погубить — во всех смыслах этого слова.

Его руки ласкали мою грудь с нежностью летнего ветерка, а затем, с собственнической хваткой, затягивались вокруг моей шеи, перекрывая дыхание, и нежно целуя меня в губы. Я ощущала его тёплое дыхание с привкусом табака, рома и… смородины. Какое необычное сочетание.

И только когда он наконец разжимает объятия, его темные глаза смотрят на свою работу с извращенным удовлетворением. И это — был тот сценарий моей концовки, которого я втайне жаждала.

Прикусив губу, я легонько отталкиваю его от себя: вид его растрепанного состояния завораживает. Он напоминал мальчика, у которого жестоко отобрали любимую игрушку, но вместо того, чтобы проливать слезы, как любой обычный ребенок, он ухмыляется, стирая остатки нашей ярой схватки с уголка алых губ тыльной стороной запястья.

— …Поздравляю с победой, баронесса. Разве не этого ты так хотела? — лениво бросает он, и скрывается в своей спальне.

Прижавшись спиной к двери, я пыталась собраться с мыслями, прежде чем шагнуть в тускло освещенную гостиную.

Комната прославляла готическую эпоху, ее старый, изысканный дизайн шептал легенды о былом мраке. Стены были украшены затейливыми гобеленами с изображениями созвездий, отбрасывающими таинственное сияние. Большая люстра с мерцающими свечами освещала уютное пространство.

Выглядываю в большие окна, выходящие на ночную улицу. Там нет людей, лишь одинокие фигуры ночных курильщиков и подвыпивших кутил периодически появлялись в дверях гостевых домов и пабов.

В поисках отвлечения от внешнего мира, подхожу к камину, где пляшет небольшой огонь. Опустившись на колени, я массирую виски, пытаясь унять беспокойство. Решаю расплести длинную косу, позволяя волосам свободно рассыпаться по плечам.

Рядом с книжными шкафами мне бросается на глаза странный предмет — пожелтевший от времени череп, обычный артефакт на фоне окружающих странностей. Он служит подсказкой о ремесле обитателя этого жилища.

Мое внимание вдруг привлекает картина в дубовой раме, частично скрытая вуалью из красной ткани. Любопытство снедает меня, и я осторожно убираю ткань, открывая потрясающее изображение под ней: двое влюбленных — юноша и девушка, прорисованные в ярких деталях, держащиеся за руки в лесу. Девушка заперта в морозных объятиях зимы, ее босые ноги прикованы к месту, в то время как юноша стоит среди пылающего ада, вихрь пламени охватывает его часть леса.

Картина вызывает во мне мириады эмоций — красота с больным оттенком, любовь в сочетании с хаосом. У юноши в боку стрела, символ его кровоточащего ранения, а у девы в спине кинжал, означающий возможное предательство, которое она пережила. Никто из них не видит ранения другого… И все же они остаются вместе, сцепив руки, бросая вызов всему.

Затерявшись в глубинах полотна, я вздрагиваю от томного голоса позади меня.

— По нраву искусство, баронесса?

Эскар бесшумно материализуется из кухни, в его руках поднос с чаем. Он переоделся в более удобную блузу и брюки свободного покроя, а на плечи был накинут черный шелковый халат, украшенный красными птицами на рукавах.

— …Весьма. А что насчёт тебя? Не приняла бы тебя за ценителя искусств.

— Вот как? — он ставит поднос на кофейный столик у камина, не сводя с меня глаз. — Дай определение искусству, милая, — мурлычет он задумчивым тоном.

— Картины, скульптуры, музыка… Особенно фортепианная и виолончельная. Цветы, особенно багровые лилии и черные розы, — отвечаю я, переводя взгляд обратно на картину.

Усевшись в кресло у окна, жнец закидывает ногу на ногу.

— Картины — это да… Поэзия, литература, человеческое тело… женские формы, особенно. И занятие любовью. Все это искусство для меня, если спросишь.

Я поднимаю брови, удивленная такой красноречивостью.

— Как откровенно…

Он ухмыляется, похоже, наслаждаясь эффектом сказанного.

— Только не говори, что думаешь иначе?

— Нет, — сухо отвечаю я. — Похоже, мы все по-разному понимаем искусство.

Мужчина вальяжно откидывается в кресле и встречает мой взгляд с интенсивностью, от которой у меня сводит в желудке.

— Пожалуй, — констатирует он. — Однако думаю, ты, баронесса, была бы великолепным артистом. К примеру, в опочивальне… Зная, как сладко ты стонешь, когда кто-то ласкает твои прелестные формы… у тебя, определенно, талант!

Мои щеки вспыхивают от смущения и гнева, и я стремительно вскакиваю с места, не в силах больше выносить его провокационные беседы.

— Довольно твоих игр, Эскар!

Он усмехается, ничуть не обеспокоенный моей вспышкой.

— Не ты ли готова на все, чтобы выиграть в них, дорогая моя? — поддразнивает он. — В том числе — поддаться соблазну наших словесных спаррингов.

Мое разочарование усиливается, и я сжимаю кулаки, готовясь выпалить ответ. Но слабый аромат роз, доносящийся с подноса с чаем, утихомиривает мой пыл.

Поддавшись искушению, усаживаюсь обратно на софу, и смотрю на предложенную мне чашку.

— Если ты настаиваешь на продолжении этого разговора, то я, пожалуй, соглашусь лишь при одном условии — только если о твоём взгляде на искусство речи больше на будет, — заявляю я, осторожно беря горячий напиток в руки и делая глоток.

— Само собой! Но мой-то взгляд поувлекательней будет для полуночных бесед при свечах, ежели разговорчики о лилиях и прочих цветочках, что вызывают восторг лишь у девственниц. Согласись же?

Проигнорировав его колкость, вспоминаю о полотне с обречёнными любовниками.

— Тот юноша в огне на картине… Он мог бы подойти ближе к замерзшей возлюбленной. Он мог бы укрыться от огня в ее холодных объятиях и согреть ее от ледяной бездны. Думаешь, они так поступили? Если бы были настоящими, я имею в виду.

Эскар откидывается на спинку кресла — спокойный и уверенный, он отпивает глоток чая.

— Как знать? Картины вечно прокляты на то, чтобы запечатлеть лишь один момент, неспособный передать всю историю. Дай волю своему воображению, баронесса.

Я обдумываю картину, размышляя о значении символики в ней.

— Их любовь демонстрирует, что вызов системе возможен, — размышляю я вслух, смакуя сладкую румяную жидкость в фарфоровой чашке.

Жнец, подошедший к окну с отрешенным взглядом, нарушает тишину безразличным тоном.

— Законы, система… Неважно. Потому что их любовь — это проклятие. Их притяжение несет только хаос и разрушение вокруг. Этим двум запечатленным душам никогда не суждено быть вместе. И все же, несмотря ни на что, они так отчаянно цепляются за руки друг друга, обрекая себя на мучительную гибель. К чему такая любовь, если она ведет к самоуничтожению?

— …Любовь не пожар, загорится — не потушишь.

Мужчина вскидывает бровь, упираясь локтями в спинку кресла сзади, на его лице проступает хмурая улыбка.

— А тушить-то зачем? Можно же прибавить огоньку и эту будет уже не пожар, — а Армагеддон! Он поглотит уже все порочное, не только их самих, но и весь их жалкий мирок с подобными им.

В его голосе звучат отголоски темной стороны, и я понимаю, что это не размышления человека с человеком. Это монолог жнеца, который лишь на мгновение может прислушаться к изречением моей человеческой души.

Эскар прочищает горло и устремляет на меня пронзительный взгляд.

— …Как говорил мой покойный отец: — «Любишь поджигать — люби и тушить!»

Он устало вздыхает и направляется к серванту, откуда достает золотую табакерку — пряный запах табака наполняет воздух, переплетаясь с ароматом роз.

— Есть более интересные вещи, моя дорогая. К примеру, скажи… кто-то ещё целовал твои губы, кроме твоего жениха и меня?

Я чуть не давлюсь чаем, пораженная его вопросом.

— Как ты смеешь задавать такие вопросы и упоминать моего жениха! Ты мой секретарь, и рабочий контракт запрещает тебе вторгаться в мою личную жизнь!

Эскар пожимает плечами, набивая трубку какими-то травами, и неторопливо раскуривает ее. Затяжки дыма медленно просачиваются сквозь его губы, пока тот пристально рассматривает меня.

— Ошибаешься, баронессочка. Такого запрета в контракте — точно нет. Я бы сразу увидел и зачеркнул.

— Тогда я, наверное, должна напомнить, что я не просто имя в контракте. Я — человек с личной историей, которая должна оставаться моей собственной, пока я сама не решу ею поделиться. Не думай, что раз уж ты составляешь мое расписание на будущее, то можешь свободно лезть и в мое прошлое, — спокойно, но твердо заявляю я.

Чувствую, как кровь отходит от лица, а язык становится холоднее, как будто к нему приложили кусочек льда. Чай вдруг кажется мне каким-то необычным, и я задаюсь вопросом, что за смесь мне подал этот смазливый нахал.

— Кто знает прошлое, тот владеет и будущим. А я о тебе, милая, совершенно ничего и не знаю. — с его губ срывается тихий смешок, он делает долгую затяжку. — Из меня такой себе секретарь выходит, но раз тебя это устраивает, — то меня и тем более. — окинув взглядом мои распущенные волны волос, Эскар продолжает: — …Такие снежно-белые — это твой естественный оттенок, баронесса?

Во мне закралось смятение. Почему так много вопросов? Разве он не должен был изначально поведать мне свой план по поимке преступника?

— Нет, — отвечаю я неуверенно, но честно. — Мой натуральный цвет волос — темно-русый.

Его губы кривятся в слабой ухмылке, когда он затягивается очередной затяжкой сладкого дыма, смакуя мой ответ.

— А вот это любопытно! Полагаю, твой изначальный облик сильно бы отличался от этого. Скажи, а зачем поменяла цвет?

В голове проносятся образы прошлого, и мой голос начинает подрагивать.

— …После смерти моего жениха мои волосы поседели. Тимадра заставила отбелить седину какой-то химией… С тех пор мои волосы не растут, а цвет остается таким.

Чрезмерная открытость пронзает меня, пока я чувствую тяжесть его пристальных глаз.

— …Когда это произошло?

Тяжело сглатываю, и едва слышно произношу: — Год назад… Когда дядя посчитал, что мне пора выйти в свет после трёх лет изоляции.

Его выражение лица смягчается, в некогда холодном взгляде закрадывается желание понять. Эскар делает шаг назад, позволяя затянувшейся тишине и дыму от его сигары окутать нас.

Он гасит сигару и направляется ко мне, от его энергии исходит угроза и настоятельная необходимость.

Мое лицо холодеет, а по рукам бегут мурашки.

— Говорят, от умеренной выпивки — сила, а от обильной — могила… или полное подчинение бесам, развязывающим язык любого. Даже самых сдержанных. Особенно, когда речь идет о сыворотке правды.

Я задыхаюсь от удивления и испуга, переплетающихся во мне.

— …Ты подал мне чай с сывороткой правды? — шепчу я, переводя взгляд на чашку в своих руках.

В комнате вдруг становится душно.

Он не отвечает, его скулы плотно сжаты, а выражение лица не поддаётся к прочтению.

— Что же ты так хотел у меня узнать, что даже одурманить зельем истины решился? Мой настоящий цвет волос? Кто меня целовал до тебя?! Это же просто смешно!

Оглушающая тишина уступала ливню за окнами, и его суровый голос, лишенный эмоций, наконец произнес: — …Ты спала с моим отцом?

— ……Что?

— Не заставляй меня повторять дважды, Сандрина! — скрипит он зубами, впиваясь в спинку кресла пальцами. — Ты была той загадочной богатейкой, с которой мой отец имел интрижку за несколько месяцев до своей кончины, да?! Знаю, это была ты. — его губы кривятся, когда он презрительно вглядывается в мое лицо. — Иначе откуда бы тебе знать о водопаде Ахвен — нашем с отцом тайном месте? Оно было известно лишь ему и мне. Говоришь, любимый мужчина показал тебе его? И как удивительно совпало, что его тоже уже нет в живых! Мой отец показал тебе чертов водопад, не так ли?

Его слова ударяют в меня, как молния, заставив подскочить на ноги. Ноги сразу подкашиваются, но прежде чем я успеваю упасть, он хватает меня за локоть, сжимая его до жгучей боли.

— Не трогай меня! Ты омерзителен!

Но жнец перехватывает меня за запястье еще больнее, не желая отпускать.

— Ты! — он сжимает губы, подавляя брань, рвущуюся наружу. — …Ты была его любовницей! Да?! Ответь!

От темной энергии в воздухе мутнеет рассудок и меня начинает тошнить. Свечи в комнате мерцают, словно от сильного ветра, а огонь в камине, казалось, стушевался перед лицом его едва сдерживаемой ненависти.

Я сжимаю кулаки, по щеке скатывается слеза. Как он смеет так поступать со мной? Как смеет сомневаться во мне после всего, что мы пережили вместе?

Собрав все силы, набираюсь смелости и даю ему звонкую пощёчину — звук эхом разносится по комнате.

Мгновенно ослабив хватку, Эскар невольно отшатывается назад, его глаза наполняются инфернальным блеском.

Я наблюдаю за ним с тихим ужасом, страх переплетается с гневом. Но когда он, очухавшись, снова двинулся на меня, я, наоборот, попятилась назад, прижимаясь спиной к шкафу: сердце было готово разбиться о рёбра.

Его пальцы сомкнулись на моей шее, крепко сжимая ее, и с моих губ срывается хриплая мольба отпустить. Но быстро становится понятно, что уже ничто его не остановит.

И тут, словно по жестокой воле судьбы, его халат соскальзывает с плеч, оставляя его в полупрозрачной рубашке, раскрывая бесчисленные старые порезы на обнаженных руках мужчины. Впервые вижу его кожу так близко, так интимно. Но откуда столько порезов от запястий до локтей?.. Некоторые длинные, поверхностные, но есть и мелкие, глубокие раны, будто от шипов роз…

Его взгляд застилается льдом, когда он замечает мое внимание на своих оголенных руках.

С трудом сглотнув, я поднимаю руку с ножом для писем, который незаметно ухватила с книжной полки, направляя острие ему в горло. Это была слабая попытка защиты, подстегиваемая страхом.

— Значит, все-таки ты… — процедил он с ядовитой горечью.

И в мгновение ока ударяет кулаком по шкафу рядом с моим лицом. Висевшая рядом картина слетает на пол, а сам шкаф содрогается звоном бьющегося фарфора внутри.

От испуга я резко опускаю руку, и острый кончик ножа проходится как раз по его груди, оставляя глубокий порез на рубашке.

Страх охватывает меня, и я выпускаю нож, словно он обжигает мне пальцы. Мои глаза расширяются от ужаса, когда на ткани проступает алый продолговатый след.

Эскар медленно опускает взгляд на свежую рану и молча поджимает побледневшие губы.

— …В ту ночь во дворце Совета 8, - его голос был густым от отвращения. — Ты хотела знать, почему я согласился на сделку с твоим дядей, а потом исчез на две недели? Правда в том, баронесса, что ты значишь для меня гораздо меньше, чем тебе кажется. Мне нет до тебя никакого дела. Ты никогда не стоила моего времени, ни тогда, ни теперь, — когда я знаю, кто ты на самом деле такая. Ты пуста внутри, как и был мой отец. Вы в этом, определенно, похожи. Но ты, наверное, и сама это знаешь, раз разделяла с ним одно ложе.

Я хватаюсь за грудь, чувствуя, как энергия его ненависти давит на меня.

На шатких ногах обхожу его, находя свою чашку с недопитой сывороткой правды.

Подавляя дрожь, я залпом допиваю остатки чая.

— Я не спала с твоим отцом, Эскар, — хрипло выдавливаю я, стоя спиной к нему. — Но если бы и была его любовницей, то сказала бы ему, что он должен был лучше воспитывать своего сына и хотя бы капельку любить его. Потому что человек, стоящий сейчас передо мной, тот, что напал на меня и обвинил, основываясь на пустых подозрениях — он вовсе и не человек. Он — зверь.

С этими словами я поворачиваюсь к выходу, ноги подкашиваются, но я хватаюсь за стены, вытягивая себя из его квартиры. Как только дверь за мной захлопывается, я бросаюсь бежать, сердце уже отказывается работать на износ и попросту наблюдает за движениями тела.

В спешке не рассчитываю шаги по ступенькам, и подворачиваю лодыжку, ломая каблук.

Выбегаю на дождливую улицу из чёрного входа, и прихрамывая, сажусь в свою карету за углом. Пока слезы неустанно текут по щекам, все мысли резко иссекают и остаётся лишь одна: «Услуги жнеца необязательны, чтобы покончить с болью».

Ночь овевала особняк Лорелей призрачным сиянием. Тимадра запланировала вечеринку с чтением стихов для своих подруг — мероприятие, наполненное поэмами и сплетнями за красным шампанским.

Меня привлекает движение занавесок, и я поднимаю взгляд к окнам второго этажа. Там, среди всего великолепия, стоит Тимадра с самодовольной улыбкой на лице. Ее хрустальный бокал был поднят в молчаливом тосте за мое растрепанное состояние.

Сделав судорожный вздох, я скидываю с себя неудобные туфли, отбрасывая их в сторону. Слезы, замёрзшие на лице от холодного осеннего воздуха, жгли глаза.

Я помчалась через благоухающие сады роз, не обращая внимания на манящий аромат жасмина, который, казалось, преследовал каждый мой шаг от поместья. Пробираясь сквозь лабиринты зелени, я стремилась к одному месту — тайной тропе, ведущей к маковым полям.

Зажмурив глаза, я продиралась сквозь густые заросли, пока меня не остановил вид лесного озера, раскинувшегося среди высоких дубов. Мои руки были в царапинах от борьбы за этот умиротворенный вид, но я оставалась непоколебимой в своем решении.

Я чувствовала как фантом пытался помешать мне, ощущая мое отчаяние. Но я не обращала на него никакого внимания, ибо знала одну древнюю истину: только через смертный контракт со жнецом, душа получает шанс на жизнь в другом перевоплощении. Те же, кто сами решают покончить с собственным существованием, обречены на стирание души, не оставляя после себя никаких следов.

«Возможно, — размышляла я, — это не такая уж и страшная участь…»

Внезапно позади меня зашевелились листья в диком вихре, отчего по спине пробежала зловещая дрожь.

Повернувшись, я увидела мужской силуэт из света: его невидимые конечности тянулись ко мне в тщетной попытке остановить.

Боль в ноге вновь дала о себе знать, когда случайный неверный шаг пронзил мое тело резким толчком. Оступившись, я проиграла в борьбе с гравитацией и полетела в темные пучины озера.

Мгновенный шок от ледяных глубин лишил мои конечности тепла, оставив меня в плену отчаяния. Задыхаясь, я смотрела наверх, уловив отражение багровой луны. Это был мой конец.

Что-то пробуждает меня от беспокойного сна. Медленно мое сознание восстанавливается. Мягкость под телом успокаивает — похоже на мою кровать. Но как я оказалась в ней? Было ли все это очередным кошмаром? Ничего не помню…

Пока я лежу и размышляю над этим, из коридора доносятся голоса.

Я внутренне застонала, осознав, что один из них принадлежал Тимадре.

— …Это моя семья! И если ты посмеешь причинить им хоть какой-то вред, знай, что я без колебаний нанесу ответный удар!

Ее голос подрагивал, в нем был страх. Прежде чем я успеваю поразмыслить над этим, сквозь закрытые двери раздается другой голос — низкий и грубый.

— Вы правда полагаете, что меня хоть в малейшей степени волнует лай старой беззубой собаки? — в словах жнеца плескалась смертоносная доза презрения.

Реакция Тимадры послышалась сразу: неразборчивая ругань на вульпинианском и звуки ее каблуков спешащих по коридору.

Когда все стихает, с тихим щелчком дверь в мою спальню открывается.

Я притворяюсь бессознательной, затаив дыхание.

Балдахины тихо отодвигаются в сторону, и ощущение чьего-то присутствия нависает надо мной. Это он, я знаю.

Вес на кровати слегка смещается, когда он опускается на край, и сладкий древесный аромат мускуса обволакивает мои чувства. Одинокие капли падают в миску с водой где-то рядом — звук едва достигает моих ушей.

Я подавляю желание вздрогнуть, когда теплое полотенце опускается на мой лоб, прокладывая дорожку от щеки к подбородку. Прикосновение — осторожное, невесомое.

— …Я знаю, баронесса, знаю. Отдыхай, теперь я здесь.

С этими словами, Эскар накрывает меня вторым одеялом.

Он поднимается с кровати и медленно направляется к большим окнам, из которых открывается вид на залитые лунным светом сады.

Я больше не могу притворяться спящей.

— Я думала… Тебе все равно на меня, — слова срываются с моих губ с болезненным жжением, горло будто сжимается.

— …Что ж, думаю, ты усвоила урок? — его голос, холодный и безразличный.

Я набираюсь сил, чтобы подняться, не сводя с него глаз. Тянусь к ночнику, намереваясь осветить кромешную тьму.

— Не смей! — рычит он, резко оборачиваясь.

Вздрогнув, я отстраняюсь, пытаясь разглядеть его лицо. Всклокоченные волосы и закатанные рукава — все, что удаётся рассмотреть в его силуэте.

Не говоря ни слова, Эскар подходит к столу, чиркая спичкой и зажигая несколько свечей — его руки почему-то подрагивают.

Я решаюсь заговорить первой, прорываясь сквозь напряжение своим шепотом.

— Ответь мне… Что происходит между нами?

Тени пляшут по его лицу, пока он смотрит на пламя, медля с ответом.

— Ничего. Абсолютно ничего, кроме извращённой судьбы.

Я усаживаюсь на край кровати и, осознавая, что на мне только ночная рубашка, накидываю шелковый платок на плечи.

— Кто меня переодел?

— Я.

Мои глаза расширяются, но прежде чем я успеваю задать очередной вопрос, жнец лезет в нагрудный карман и быстрым, целенаправленным движением достает что-то.

— Не смотри на меня так! — шипит он, когда я пытаюсь рассмотреть его.

Он бросает что-то на мою кровать и отходит к открытому окну, прислонившись к раме плечом, словно лишившись всех сил.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Прочти. Проклятое. Письмо, Сандрина.

Эскар делает глубокий вздох, пытаясь взять себя в руки. Он тяжело опускается в кресло у письменного стола, закинув ногу на ногу.

Я приближаюсь к тумбочке, зажигая свечу, и подношу на свет брошенную мне бумагу.

Это красный конверт.

Мое сердце учащенно забилось. Может ли это быть тем, о чем я думаю?.. Неужели он уже решил снять свою маску?

Осторожно вскрыв конверт, я обнаруживаю черную карточку с белым текстом: «Сандрина Эрналин Лорелей».

Пытаясь осознать ситуацию, оборачиваюсь к нему. Жнец уже вовсю раскуривал сигарету, неспешно качая ногой.

— Скажи, как долго собираешься молчать? А то, может, я пойду и вздремну немного?.. — тихо хмыкает он.

— Зачем же? Говорят, жнецы совсем не спят.

Я откладываю письмо в сторону, выпрямляясь.

Он иронично ухмыляется, выпуская дым изо рта.

— И чем же, по-твоему, занимаются жнецы ночью?

— Это ты мне лучше скажи, Эскар.

Уголки его рта кривятся в злобной улыбке. Я пожимаю плечами, изображая беззаботность.

— Темный лорд, Сандрина! Это не самое важное, что раскрывается в этом письме! Неужели ты не понимаешь? — наконец восклицает он.

— Возможно, важнее то, что это письмо было написано по моей инициативе? Думаю, ты уже и сам догадался об этом?

Я поднимаюсь с кровати, чтобы подойти к столу. На шатких ногах, опираюсь о его край.

Жнец скрещивает руки, его взгляд по-хищному следит за мной.

— Должен признаться, когда впервые встретил тебя, мне не хватало всех деталей для полного восприятия тебя, чтобы разглядеть за хрупкой внешностью отчаянную попытку вырваться из собственной же ловушки, — размышляет он с сигаретой во рту. — Сначала я даже полагал, что кто-то другой заказал тебя мне. Но недавние события полностью изменили мое мнение.

— Признаться, я рада, что мы наконец можем поговорить на чистоту. Ты ведь больше не в силах контролировать свои инстинкты жнеца, не так ли? Тяга к жатве стала сильнее, ей трудно сопротивляться?.. Вот почему тебя мучают эти частые головные боли. Не так ли? — спрашиваю я, скрещивая руки, копируя его позу.

Эскар качает головой, но взгляд его опускается, и он на мгновение теряет бдительность.

— …Это самый долгий период воздержания, который я когда-либо совершал.

— Почему ты не заключил со мной сделку, не выполнил жатву сразу? Почему решил сыграть роль секретаря в течение этих трех мучительных месяцев?

— …Мучительных?

— Да! Разве это не твои слова, что находиться рядом со мной тебе невыносимо? Что мое общество — удушает! — всплескиваю я руками, в моих словах сквозит разочарованием.

Он кидает сигарету в тлеющий камин — акт, скорее, нервный.

— Так и есть! — огрызается он, и внезапно бросается ко мне, но я быстро уклоняюсь, маневрируя в другую сторону.

Мы ввязались в очередную игру в кошки-мышки, но сейчас — по кругу стола.

— Ты думаешь, я провел последние две недели в праздных мечтаниях, выполняя наказ твоего дяди?? — дико шипит он, пытаясь настичь меня. — Я каждую ночь взирал на тебя в своих кошмарах, Сандрина! Каждую чертову ночь я был вынужден наблюдать за тем, как пожинаю твою душу!! Что-то внутри меня рвётся до тошноты только от одной мысли об этом, талдыча о том, что причинить тебе вред было бы самой жестокой участью для меня самого, какую только можно изобрести! — он раздраженно проводит ладонью по лицу, как будто пытаясь стереть какую-то картину из памяти. — …Я не лгал тебе тогда. Я правда не могу находиться рядом, не теряя над собой контроль! Ты хоть понимаешь это?! — басит он, ударяя ладонями по столу, фактически прекращая наше преследование.

Я едва не сталкиваюсь с ним, но успеваю подхватить свечу и поднять ее наперевес, освещая его лицо: бледная кожа, острые скулы и бессонные круги под глазами встречают мой взор.

У меня перехватывает дыхание, когда я замечаю легкую, почти незаметную свежую трещинку на его нижней губе.

— Боже, что с твоим лицом?!

Его глаза, наполненные яростью, метнулись на меня.

— Ничего, что могло бы касаться тебя!

Но я не могла позволить ему так закрыться. Протягиваю руку и осторожно касаюсь пальцами его подбородка, приподнимая его, чтобы он снова встретил мой взгляд.

— Что ты вздумала? — его голос стал тише, в нем слышалось смятение.

Провожу большим пальцем по его разбитой губе, заставляя его сощурить глаза.

— Что с тобой случилось?

Эскар стискивает скулы, отводя взгляд в сторону.

— Хью. Мы с ним повздорили. Вот и все.

— Боже!.. Надеюсь, с тем поваром все в порядке!

Я хочу уже убрать руку от его лица, но его пальцы молниеносно сжимаются на моем запястье, не давая этого сделать.

— Почему ты беспокоишься за этого старого дурака?! Не смейте ему сочувствовать! Он этого не заслуживает, — рычит жнец, сжимая больнее.

Я осторожно провожу пальцами по его скуле, уговаривая ослабить хватку. Другой рукой очерчиваю контуры его шеи и восхищаюсь тем, как он прекрасен, даже несмотря на весь пылающий гнев. Его плечи — широкие и угловатые, место, где я могла бы найти защиту и спрятаться от мира сего, если бы он только предложил.

Эскар издаёт тихий вздох, когда я соприкасаюсь губами с его разбитой губой. Прильнув к его груди, я жаждала оказаться как можно ближе к его сердцу. Мой нос коснулся его обнаженной шеи, и он резко выдохнул мне в висок, на этот раз более интимно.

Я осыпала легкими поцелуями его шею, лаская языком тонкую кожу. Вены на его шее выступили, когда жнец откинул голову назад, еще больше открывая себя для меня.

— …Правда ли, что у жнецов необычные ладони? — прошептала я, отстраняясь.

Эскар приподнял бровь, тоже нехотя отстраняясь. Опершись локтями о спинку стула, его глаза утомленно пробежались по моему лицу, а уголки губ досадливо дёрнулись.

— Интересно, какие мысли приходят тебе в голову в такие моменты… У меня там нет когтей, дорогуша, если ты об этом. — процедил он, поправляя свои перчатки. — Но я очень сомневаюсь, что кому-либо понравится вид ладоней жнеца. Это не так захватывающе, как многим кажется, — добавил он с ноткой издевки.

— Покажи мне. Я хочу увидеть.

После некоторого раздумья мужчина медленно стягивает перчатки, кидая их на стул. Длинные тонкие пальцы, купающиеся в мягком сиянии догорающих свечей, завораживают меня. Его руки оказались элегантными и аристократичными, что резко контрастировало с образом жнеца, холоднокровно забирающего жизни.

Но когда Эскар разворачивает ладони вверх, у меня по спине пробегает холодок. Кожа ладоней была ровной, лишенной каких-либо линий жизни — она была совершенно гладкой.

— Небеса…

Он инстинктивно прячет ладони за спину, желая скрыть их от меня.

— Твой очередной урок, баронесса. Некоторые вещи лучше не видеть воочию.

Я качаю головой, понимая, что, возможно, в его натуре есть какие-то пропасти, которые мне не суждено полностью осветить.

— Теперь, когда ты знаешь мою настоящую личность и имя… — жнец разминает пальцы, говоря вполоборота. — Можешь называть меня как хочешь. Я не буду возражать обращению по моему ремеслу.

— Эскар Тамасви… Могу я называть тебя… Тамас? — мягко улыбаюсь я.

— Нет.

— Но почему?! Мне кажется, тебе пойдёт!

— Умерь своё веселье, милая. Мне могут идти только неподходящие вещи. Именно поэтому к моей родословной привязалось столь необычное ремесло. Мне суждено делать только то, что противоречит любому определению обычности. И знаешь почему?.. Потому что меня привлекают лишь такие вещи. И только они. — сухо заключает он, его пальцы переплетаются в изящной демонстрации его позиции.

— …А я обычная?

— Ты?.. Ты, баронесса, самое необычное творение Создателя, с которым я когда-либо сталкивался! — послышался его горький смешок и белые зубы сверкнули во мраке.

— Тогда ответь мне вот на что. — я опускаюсь на край стола рядом с ним, заставляя его приподнять голову. — Можешь ли ты забрать чью-то душу, чье присутствие вызывает у тебя противоречивые эмоции терзающие разум. Сможешь ли ты спокойно отправить мою душу в другую мерность, если я попрошу тебя об этом? Если буду умолять тебя сделать это?.. — почти касаясь губами его уха, прошептала я.

— Хватит!!!

Жнец вдруг вскакивает на ноги, в его глазах отражается глубокое отвращение.

— Вот и твой ответ! Ты не выполнишь мою жатву. И поэтому, я отменяю свой запрос на смерть. — твердо заявляю я, отворачиваясь, чтобы скрыть уязвимость навернувшихся слез.

Но в ту же секунду его рука обвивается вокруг моей талии, притягивая к себе.

— Думаешь, его можно так запросто отменить? — хмыкает он мне на ухо, от его горячего дыхания теплеет в животе.

— Это же не сам контракт. Просто запрос, который ты еще не подписал.

Его пальцы сильнее впились в мою талию.

— Безусловно, все было бы так просто… Только если бы у меня не было другого контракта, который уже подписан мной и заказчиком.

— Что?! — я вырываюсь из его рук, чтобы встретиться взглядом. — Кто заказал мою смерть? Дядя?

— Не угадала. Тимадра, после бала во дворце Совета 8, - лукавая ухмылка искривляет его губы. — Она, конечно, не знает, что из всех жнецов именно я взял этот контракт.

Его рука невесомо скользит вверх по моему тонкому одеянию, останавливаясь там, где виднелись очертания моей незащищенной груди. Несмотря на обстоятельства, я не могла не восхититься его сдержанностью. Хоть он и был редкостным хамом, я позволяла ему любые проявления признаков симпатии — и поэтому была не лучше его.

— …Ты выполнишь ее контракт?

— Я не могу этого не сделать, Сандрина. Я обязан скоро возобновить свою работу. — задумчиво объясняет жнец, проводя большим пальцем по моим ребрам.

— Тогда в карете, когда ты потерял сознание из-за головной боли… Это было последствие твоего воздержания от жатвы, да?

— Обычно я не теряю сознание ни с того ни с сего, — его ехидный смешок обдает мою щеку теплом. — Так что да, это не было каким-то хитроумным трюком, чтобы тайно добиться твоего поцелуя и ласки по голове.

— Ты знал?! — восклицаю я, чувствуя, как во мне вспыхивают гнев и стыд. — Ты не был без сознания!

Эскар небрежно пожимает плечами, не сводя с меня завороженного взгляда.

— Какое-то время был, но потом пришел в себя. И решил, что мне больше понравилось, когда ты думала, что я в отключке. Тогда ты впервые была честна со мной, думая, что я лежу бесчувственный на твоих коленях.

— Ты… Негодяй! Бесчувственным ты и остался!

Не обращаю внимания на его томный смех и поплотнее закутываюсь в платок.

— Ты разыграла свои карты, баронесса, и теперь тебе придется столкнуться с последствиями своих выборов.

— Я не хочу тебя больше видеть, жнец!.. Ты должен оставить меня в покое! — хрипло всхлипываю я.

— А если у меня такого желания нет?

— Прошу… Просто оставь меня одну.

Он почти со злостью роняет какой-то роман на стол, его раздражение очевидно.

— Оставить тебя? Если так, то может напоследок… — он смахивает прядь волос со своего лба, удобнее устраиваясь на столе. — …Ты почувствуешь меня?

Его пальцы проводят по краю воротника, медленно расстегивая верхние пуговицы блузки.

Я слежу за каждым его движением, не в силах оторвать взгляд.

— Может… здесь? — шепчет он, его пальцы отодвигают край блузки, а затем медленно опускаются к поясу.

Он делает намеренную паузу: его ладонь скользит от низа живота, дальше по бедру, специально огибая то, что находится ниже пояса. То, что он до сих пор прекрасно контролирует от возбуждения.

Эскар ухмыляется при виде моей хмурости, прекрасно понимая, как действует на меня.

— Это просто, поверь. Просто подойди и делай со мной все, что пожелаешь. Как всегда, делаю я с тобой.

Я была околдована, меня тянуло к нему, как пламя свечи к мотыльку.

Словно в трансе, я приближаюсь к жнецу. Он откидывается назад, наблюдая за мной сквозь полузакрытые веки. Его черные локоны соскальзывают назад с обнаженного плеча, подчеркивая его расслабленность. Я изучаю его черты, вникая в каждую деталь, в каждый совершенный контур.

Еще один шаг, и я оказываюсь вплотную к нему. Протягиваю руку, кончиками пальцев желая коснуться его груди. В этот момент все казалось искренним, даже священным.

Эскар, почувствовав мою нерешимость, положил руки мне на плечи и мягко притянул к себе. Дыхание с нотками табака обжигает мою щеку. Его рука обхватывает мои пальцы и ведет их себе под рубашку, направляя вверх по торсу.

— Чувствуешь, как бьется мое сердце? — спрашивает он, накрывая мою ладонь своей.

— …Да.

Интенсивность момента была непреодолимой, а наша связь — неоспоримой. Он делает паузу, его пальцы нежно обхватывают мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом.

— Оно бьется не для тебя, баронесса. И мы оба прекрасно это осознаем. Правда же?

Его безжизненный взгляд перемещается с моей вздымающейся груди, на шею, и наконец находит мое лицо.

— Какие жестокие, но правдивые слова… Тамасви, — прошипев это, я отворачиваю лицо от его рук.

— Реальность жестока, — Эскар прикусывает щеку, в глазах пляшет лукавство. Он склоняет голову, изучая мое выражение лица. — Боже, как же ты чертовски очаровательна, когда злишься!

Внезапно раздаётся громкий стук в дверь, разрушающий нашу хрупкую близость.

Я вздрагиваю и инстинктивно спешу к кровати, ныряя под одеяло — вдогонку слышу его звонкий смех и шаги к двери.