Последний поцелуй жнеца

Наложи на меня заклятие

Эскар

Сидя в одиночестве в слабо освещенном гостиничном номере, я достал свой карманный блокнот и откупорил чернильницу фамильного пера. День был насыщен событиями, ведь всего час назад я сопровождал баронессу домой. Однако именно во время уединенной прогулки по Туманному лесу во мне зародилось любопытство.

Воспоминания о фарфоровом личике Сандрины все еще хранились в моей памяти, — стоило поведать ей о планах побродить по лесу, ее удивление было неподдельным. Мне удалось удивить холодную леди, на время приостановив ее стоическое спокойствие.

Углубляясь в окутанную туманом чащу, я не мог отделаться от ощущения, что карета все ещё стоит где-то неподалеку на дороге и терпеливо ждет моего возвращения. Опасения Сандрины находили отклик во мне, но я был вынужден идти дальше в сердце древнего леса, игнорируя тягу вернуться к ней.

Сейчас уже я сжимал в руке перо и старательно выводил каждое слово. С девственно-белого листа на меня смотрели три вопроса, каждый из которых представлял собой фрагмент загадки, поглотившей мои мысли:

1. Почему баронесса избегает и так опасается Туманного леса?

2. Почему почти не дотрагивается до еды в своем особняке?

И, что самое загадочное,

3. Почему решила оставаться взаперти три года подряд?

Первоначальная досада, которая была на моем лице, рассеялась, превратившись в маску интриги. Теперь эти три вопроса уже не казались мне разными, они переплетались между собой, требуя разгадки.

Тяжело вздохнув, я переместился на спину, хмурясь из-за ускользающих от меня догадок.

В сознании зародился новый вопрос, незваный, но требующий внимания: "А что сейчас делает баронесса?"

Мои мысли витали вокруг мрачных возможностей, навевая образы тайных романов, проклятых родословных, договора с темным властелином… А, может, она просто пила сейчас чай.

От таких фантазий, хотя и рожденных из ниоткуда, нельзя было легко отмахнуться. Это были нити моего темного воображения, тянущиеся к неизведанным территориям в поисках истины, скрытой под поверхностью дома Лорелей.

Сандрина

Глубокой ночью, когда воздух потяжелел от меланхолии и влажности с болот, я нашла утешение в стенах библиотеки. Тусклый свет свечей освещал зал, отбрасывая тени на полки, уставленные множеством старинных книг.

Захвативший меня когда-то роман лежал теперь забытым на столе. Мой взгляд бесцельно блуждал по рядам ярких томов, ища спасения от серой реальности.

Мысленно я вернулась в коридоры своей жизни, где последние три года разворачивались, как в самой тёмной сказке. Казалось, что судьба сговорилась окрасить полотно моей судьбы в непреодолимый оттенок черной грусти.

Отчего-то я вспомнила сегодняшнюю женщину. Почему эта официантка из таверны «Чёрная Лилия» жаждала обладать мужчиной, который вел себя по отношению к ней так отстраненно? Вожделение ли это, или темная аура Эскара, что завлекает девиц?

Потерявшись в размышлениях, я обнаружила в руке скомканный листок бумаги — мое расследование деятельности Совета 8, Ордена Дахмы и его хитроумных связей с Церковью Будущего. Мои родственники, погрязшие в погоне за материальным и не замечающие тайных деталей Системы правительства, которые так меня интриговали, наверняка бы не одобрили этого.

Я подошла к тлеющему камину и бросила бумагу в пламя. Когда чернила растворились в пепле, я ощутила легкое дуновение ветерка из приоткрытого окна, благоухающего тонким ароматом медовых цветов.

Во мне вдруг зародилась капля надежды. Возможно, завтра вечером я буду бродить по садам, и цветочный ветерок подскажет мне новый путь.

Когда первые лучи солнца робко пробиваются сквозь щели в окне моей спальни, я накидываю единственное черное платье, украшающее мой гардероб. Это платье — мой бунт, мой молчаливый протест против моря белого цвета в моем шкафу.

И пока весь мир дремлет в неведении, я позволяю себе роскошь хотя бы на час отдохнуть от бесконечного светлого траура белой вдовы.

Ступив босыми ногами на покрытую росой траву, я побрела по узкой гравийной дорожке, петляющей по садам территории. В воздухе витал аромат полевых цветов, разносимый ветром. Симфония птичьих голосов встретила меня у края ближайшего леса, где солнечные лучи танцевали сквозь листву.

Но я не решалась выйти вперед. Солнечный свет, теплый и привлекательный для большинства, — мой противник. Моя бледная кожа, проклятая недугом, лишающим ее способности к регенерации от долгого прикосновения солнечных лучей, не позволяла мне гулять днем.

Более чем двадцатиминутное пребывание на солнце превращает незначительную ссадину на моем теле в гноящуюся рану. Темнота предлагала спасение, и я всей душой приняла ночной образ жизни.

В памяти всплывают воспоминания о моем дворецком, пока иду по лесу к нашему заветному убежищу из детства. Когда-то Вито рассказывал мне о мире как о блеклой картине, лишенной ярких оттенков, скрытых под поверхностью.

«Для большинства мир остается завесой теней, бесконечным черно-белым морем», — говорил он во время наших прогулок. «Лишь немногие, кому дано видеть его истинные краски, страдают по-настоящему. Они благословлены присутствием своего близнецового пламени, своей половинки. Когда эти души соединены, они купаются в калейдоскопе жизненных чудес. Но когда расстаются, их зрение меркнет, оставляя их в мире, потерявшем свой блеск. И это. Это самое печальное, что есть во Вселенной, Сандри. Когда люди созданные друг для друга расстаются…»

«Почему же это самое печальное, Вито?» — спрашивала маленькая я.

Глаза дворецкого светились тогда отцовской любовью, и он протягивал мне еще один кусок своего домашнего яблочного пирога, когда мы устраивали пикники.

«Потому, дорогая Сандри. Когда яркая палитра связи между близнецовыми пламёнами потухает, мир порой показывает свою истинную жестокость, наказывая их. Эти души будут вечно тосковать по тому теплу, которое они когда-то знали, по той яркости, которую принесло им их объединение… Однако большинству близнецовых пламен не дано остаться вместе, что навсегда символизирует трагедию, которой иногда может обернуться их любовь. Эта погоня друг за другом может длиться вечно, из одного перерождения в другое, из одной мерности в другую.»

По мере приближения к тому самому месту — небольшой рощице из красного веерного клена, приютившейся на окраине луга, — моя усталость начинает рассеиваться. Чистейшая родниковая вода бьет ключом, подзывая к себе.

Опустив руки, ласкаю живую воду, произнося шепотом свои намерения.

— О, дорогая водица… смой нечистоты, прилипшие к моей душе, тревоги и страхи, преследующие меня на каждом шагу. Но оставь мою светлую печаль, ибо она служит неустанным напоминанием о моей судьбе… О нем.

С благоговением опускаюсь на колени, чтобы поцеловать сверкающую гладь источника. Ледяная вода обжигает губы и струйками стекает по шее.

Когда утреннее солнце протягивает свои золотые руки к горизонту, я возвращаюсь домой, обновлённая духом. Глаза по-прежнему печальны, но на сердце полегчало. И хотя я никогда не смогу избавиться от вечной тоски, ставшей моим спутником, я нахожу утешение в природе, зная, что в ее объятиях я могу скрыться и помечтать о мире, не тронутом жестокостью людей.

Эскар час назад

Меня заворожила далекая фигурка. Она появилась из величественного особняка, проскользнув с первыми лучами солнца в сады. Хрупкая чародейка, она ускользала от смертных обитателей дома, притягивая меня к себе невидимой силой.

Мой первоначальный план растворился в воздухе, сменившись навязчивым желанием последовать за баронессой.

Я оставил карету у ворот, стараясь не потревожить сон поместья.

«Зачем я пришел сюда?», — задумался я, но ответ на вопрос ускользал. «Может, я надеялся увидеть что-то любопытное в окнах? Постучаться и напугать дезориентированную виконтессу или, что еще хуже, ее разгневанного муженька?.. Нет. Это были не мои намерения.»

Вместо этого я уединился в тени кленовой рощи, прилегающей к поместью, и терпеливо ждал начала выполнения своих секретарских обязанностей.

Время оказалось удачным — вскоре появилась и сама баронесса, выбравшая более длинный маршрут, что и каждый божий день до этого.

Она бы непременно обнаружила мое присутствие, если бы повернулась, но девушка оставалась в неведении, заблудившись в лабиринте собственных размышлений.

Сандрина была облачена не в привычные для неё белые одежды, а в глубокий черный цвет… Ах, как билось мое сердце, когда видел ее в моем любимом цвете каждый предрассветный час!

Легкий ветерок доносил слабый звук ее голоска, будто она шептала секреты самому ветру. Очередная ее странность, но одна из мной любимых.

Я склонил голову, пытаясь расслышать слова, но она перестала молиться и опустилась на колени возле журчащего источника, чтобы утолить жажду. Эти дворяне — Лорелей… Действительно были интересной породой.

Баронесса обладала всем, о чем только могла мечтать такая обездоленная дама, как она, — деньгами, красотой и почетным положением в обществе. Но вместо того, чтобы наслаждаться всем этим, она выбрала путь аскетизма и одиночества. Это было редкостью в нашем материальном мире Тумана.

«Кто же мог быть достоин этой фарфоровой женщины?.. У кого хватило смелости даже подумать о том, чтобы поживиться сокровищами, которые хранились внутри нее?», — вопросы эхом отдавались в голове.

Где-то в глубине я узнавал в этой бледной девушке схожесть со мной. Как и я, она стремилась к сути, а не к поверхностности, отыскивая красоту в тенях, танцующих под луной, а не в ослепляющем свете дня. Ибо рожденный во мраке, светить не должен.

Сандрина

Древесный запах дуба смешался со слабым ароматом спелых яблок в парадном зале. Дом шептал тайны, его стены украшали портреты давно ушедших предков. Прошлое впиталось в саму суть этого места, в каждый уголок.

Снова облачившись во все белое, я решила искать покоя сегодня в читальном зале.

Пока за окном шел дождь, я сидела у большого эркерного окна с чашкой дымящегося чая в руках. Стук капель по стеклу резонировал с мыслями.

Дверь в читальню распахнулась, и в комнату вплыла Тимандра, поражающая своей напускной элегантностью.

— Я увидела в каталоге самое восхитительное жемчужно-белое траурное платье! — воскликнула она, ее голос был гладким, как шелк. — И сразу подумала о тебе, Сандрин!

Я принужденно улыбнулась, скрывая досаду на тонкие уколы, скрытые в ее словах.

Личная служанка тети поспешила за ней, таща сумки с ее легкомысленными покупками. В действиях Тимандры всегда присутствовал причудливый мотив, словно она упивалась своими попытками превзойти окружающих.

Вежливо кивнув, я почувствовала знакомую боль в груди и потихоньку отстранилась от их общества, прогуливаясь по книжным рядам.

Потерявшись в мыслях, я услышала повторяющуюся мелодию дождя, переплетающуюся с обрывками сна, приснившегося мне накануне. В том сне я бродила по забытому саду, где по каменным стенам карабкались увядшие чёрные розы, а забытый шепот перекликался с покрытыми мхом статуями. Чувство тоски охватило меня тогда, будто я искала что-то потерянное и не могла понять, что.

Сон Сандрины

Ярко светило солнце, заливая землю золотистым свечением. Воздух был наполнен пением птиц, которые радостно распевали свои беззаботные песни. Я лежала посреди макового поля: шелковистая трава нежно касалась моей кожи, в моменте единения с окружающим миром.

Но среди этой безмятежной картины я не могла избавиться от ощущения чьего-то присутствия. Как будто какая-то часть меня знала, что он рядом… Микаль, мой любимый.

Это было не просто интуитивное чувство — я всеми фибрами души ощущала его где-то рядом.

Некогда ясное небо приобрело зловещий темный оттенок, и краски жизни померкли вокруг. Вдалеке загрохотал гром.

Словно по воле судьбы, маки засохли и загорелись; их пламя быстро распространилось повсюду.

Страх застыл в моих жилах, но тут же нахлынули и воспоминания, напомнившие, что я уже видела этот сон и не раз. Это был кошмар, который преследовал меня, тот, что я видела накануне своей свадьбы три года назад, незадолго до того, как у меня жестоко отняли моего Микаля.

— О, дорогая! Эта тоскливая погода так удручает, — прервала мою дымку воспоминаний тетя.

Не обращая внимания на ее веселое расположение духа, я тихо ответила: — А мне нравится.

Видимо, мой ответ пролетел мимо ее ушей, и она продолжила: — Все утро я чувствовала себя неважно, но сегодня наконец-то прибудет моя Виолочка, и это повод для праздника!

Виола, ее единственная дочь от предыдущего брака, приедет к нам с редким визитом?.. Когда я видела ее в последний раз, между нами сохранялись разногласия. Сомневалась, что что-то изменится.

Тетя, похоже, почувствовала мои сомнения, ее взгляд ожесточился.

— Ты должна прекратить эти свои ночные похождения. Я понимаю, что ночные вылазки — это твое личное дело, Сандрин, но пока мы живем под одной крышей… — ее слова оборвались, невысказанные мысли проецировались на лицо. В глазах женщины плясало слово: "к сожалению".

— Я бы хотела, чтобы ты перестала прогуливаться по ночам, делая невесть что, Сандрин.

Я отложила книгу, слегка выпрямившись.

— И что же, по-вашему, я делаю во время моих ночных прогулок?

Недовольство Тимадры усилилось, она скрестила руки в знак протеста.

— Пугаешь наш бедный персонал своими призрачными блужданиями по коридорам! Вот чем занимаешься!

Скрип балконной рамы заглушил ее причитания. Дикий ветер ворвался внутрь, разбавив некогда спокойную атмосферу читальни.

Не обращая внимания на протесты женщины, я вышла на террасу, подставляя лицо неумолимому ливню.

— Ты поступаешь неразумно, Сандрина Эрналин Лорелей! Ты стала совершенно непристойной девчонкой! — вопль Тимадры доносился издалека, заглушаемый шумом дождя.

Я улыбнулась, глядя на свои промокшие волосы и одежду. В этот миг я ощущала себя свободной от всего на свете.

Я бесцельно бродила по лабиринту зеленеющих дорожек. Каменные статуи ангелов смотрели на меня мрачными, но знающими глазами, пока я углублялась в сердце сада.

Сумрачный свет танцевал на лепестках роз, освещая их бархатисто-пунцовые оттенки. Я подошла к арке из глициний, лиловые цветки плавно покачивались на ветру, приглашая пройти через благоухающие ворота.

Красивое место. Здесь я чувствовала себя связанной с духами тех, кто жил и любил в этих садах до меня.

Но сегодня было иначе — стоило мне переступить порог арки, как порыв сильного ветра обнял меня со всех сторон, помещая в своеобразный защитный кокон. Словно сама сущность сада утешала меня. Я не могла не улыбнуться при мысли о том, что это бесплотное присутствие — мой Микаль. Его прикосновения могли заставить распуститься даже самые упрямые цветы…

Теперь нахожу покой в объятиях его сада, за которым он с такой любовью когда-то ухаживал… В каждом листочке, в каждом цветке, который касался моей кожи, я чувствовала его.

Ветер овевал мой лик, и в воздухе витал аромат жасмина, переплетаясь с благоуханием окружающей флоры. Я искала источник этого манящего аромата, так как знала, что в этих садах жасмин не встречается.

Обыскала все — от лилий до гортензий, но неуловимый цветок так и остался незамеченным.

Ноги сами понесли меня по залитым туманом дорожкам, пока я не наткнулась на потайную дверь, скрытую в зарослях из черных роз. Вход в оранжерею — убежище, построенное Микалем.

Когда я вошла внутрь, от открывшейся передо мной картины захватило дух. Стены украшали ряды жасминовых лиан, их белые цветки мерцали в лунном свете.

На глаза навернулись слезы, и я потянулась к бархатистым лепесткам, ощущая их гладкость под кончиками пальцев. Микаль так хорошо знал меня… Он создал эту оранжерею, этот жасминовый рай для меня, но показать не успел.

Это был его последний подарок.

В тускло освещенном коридоре, где пахло керосином и пылью, я тихонько постучала в дверь. Сердце колотилось в груди, как загнанный зверь.

В ноздри ударил запах сушеных трав и благовоний, напомнивший о древних снадобьях и средствах, которые, по слухам, готовились в этой обители.

Ощущение сырости не покидало меня на протяжении всего пути от поместья в шумный город, но решимость обратиться за советом пересилила весь дискомфорт.

Спустя, казалось, целую вечность, старый замок наконец-то щелкнул, и дверь со скрипом приоткрылась.

Сильный сквозняк, сопровождавший это движение, донес до меня еще более сильные волны ароматных трав.

— …Ты? — тишину нарушил бархатный сонный голос.

Я выпрямилась, стараясь сохранять выдержку, несмотря на дрожащие пальцы, сжимающие край промокшего подола.

— …Здравствуй, Эскар.