Надежда
Кстати, о Косте. Весь день, словно чувствуя, что я начинаю ускользать от него, как сорвавшаяся с крючка рыба, он не оставлял меня в покое. Звонил раза три, постоянно присылал всякие видосики и смешные картинки, да и просто интересовался, как дела. Всё это, с одной стороны, напоминало ситуацию двухлетней давности — тогда Костя тоже демонстративно стал уделять мне чрезмерно много времени, — но, с другой стороны, было иначе, потому что тогда мне хотелось его внимания, а теперь нет.
Я отвечала на звонки и сообщения, но слегка раздражалась — работы и так много, а он ещё отвлекает! — и в результате к концу рабочего дня задумалась: может, и правда — если мне сейчас не хочется Костиного внимания, то я его больше не люблю?
А так бывает? Двадцать лет любила, а теперь — всё?
Может ли умереть то, что существует так долго?
Или вот взять Ромку. Я ведь столько лет с ним работала, и ничего не было. Ну ладно, почти ничего. А теперь… что-то будто бы появляется.
Или мне просто хочется, чтобы появилось? Хочется отвлечься от проблем, которые то ли Костя мне устроил, то ли я сама себе, вот я и уцепилась за приоткрытый Ромкой ящик Пандоры?
Кто бы подсказал правильный ответ…
Уходили с работы мы сегодня одновременно: я, Ромка и Семён. Сеня у нас — белый человек, ездит на работу на машине, старенькой и отечественной, а вот мы с Ромкой — люди безлошадные. Мне хотя бы близко до дома, а Ромке ещё на электричке надо прокатиться, но какое-то время мы с ним едем в одну сторону.
Сколько раз за последние годы мы вот так уходили с работы вдвоём, потом спускались в метро и расставались через несколько станций — не перечесть. Но только сегодня у меня впервые появилось ощущение… не знаю… какого-то заговора, что ли? Хотя это, скорее всего, исключительно потому, что я решила всё-таки дожать Ромку, прояснить кое-что для себя, а он ничего не подозревал.
Но все мои планы полетели в тартарары, потому что поезда ездили с жутким интервалом и в подошедший вагон народ набился как селёдки в бочку. Какие тут разговоры, если вокруг одни чужие головы и со всех сторон стискивают, будто пытаются выдавить наружу внутренности?
Ещё и оказались мы в самом центре вагона, где схватиться не за что, и при торможении поезда приходится тормозить вместе с толпой.
— Романтика, — усмехнулся Ромка над моей головой. Он меня изрядно выше, и теперь я стояла прижимаясь к нему грудью и всем остальным, а его подбородок был на уровне моего лба. — И как мы выживаем в таких условиях?
— Человек привыкает ко всему, — пошутила я, и внезапно вспомнила…
А ведь действительно…
Меня настолько резко осенило, что я умудрилась пропустить момент, когда поезд начал отъезжать, и едва не улетела куда-то в сторону. В такие мгновения всегда удивляюсь, как и откуда в настолько плотно слепленной толпе остаётся ещё место, чтобы куда-то улететь…
Спас меня Ромка, прижав к себе. Улыбнулся, когда я подняла голову, чтобы видеть его глаза, немного приподнялась — иначе не услышит — и почти проорала:
— А почему ты отказался от фриланса, когда Совинский предлагал его тебе несколько лет назад?!