Прекраснейшая

Глава 28

— Почему всегда принц? — спросила Зима. — Почему не она всегда спасает сверхсекретного шпиона? Не солдат? Не… бедный мальчик с фермы?

— Не знаю. Так написано в истории, — Эврет отбросил в сторону пряди Зимы. — Если тебе не нравится, мы завтра можем придумать другую. Тот, кого ты хочешь, спасёт принцессу.

— Врач?

— Врач? Хорошо. Почему нет?

— Ясин сказал, что хочет вырасти и стать врачом.

— Ах. Что же, это хорошая работа, она нужна не только принцессам.

— Может быть, принцесса может спасти себя.

— Это тоже очень хорошо звучит.

Левана заглянула через едва открытую дверь, наблюдая, как Эврет поцеловал дочь в лоб и укрыл её одеялом. Она услышала лишь конец истории перед сном. Та часть, где принц и принцесса поженились и жили долго и счастливо, и умерли в один день.

Часть её хотела сказать Зиме, что это лживая история, но большая часть знала, что ей нет никакого дела до того, что делает Зима или во что верит.

— Папа? — спросила Зима, хватая Эврета, когда он уже собирался вставать. — Моя мама тоже была принцессой?

Эврет поцеловал её в голову.

— Да, дорогая. А теперь она королева.

— Нет, я имею в виду мою настоящую маму.

Левана напряглась, видя удивление в позе Эврета. Он медленно опустился на край кровати.

— Нет, — тихо сказал он. — Она была швеёй. Ты знаешь, она сделала одеяло в твоей игровой комнате.

Уголки губ Зимы опустились, когда она вспомнила об одеяле.

— Я хотела бы увидеть её портрет.

Эврет не ответил. Леване хотелось бы видеть его лицо.

Когда молчание затянулось, Зима подняла голову. Она казалась вдумчивой, а не грустной.

— Как она выглядела?

«Как я, — подумала Левана. — Скажи ей, что она похожа на меня, как две капли воды».

Но Эврет покачал головой.

— Я не помню, — его тихая, сказанная шёпотом исповедь ударила Левану под дых. Она сделала шаг в коридор. — Не совсем, по крайней мере, — поправился он, глядя на Зиму. — Вот это ты взяла от меня.

— Что ты имеешь в виду?

Его тон вновь стал проще.

— Не имеет значения. Я помню, что она была самой красивой женщиной на Луне. Во всей галактике.

— Красивее королевы?

Хотя она не видела его лицо. Левана заметила, как содрогнулся Эврет. Но после он встал и склонился над дочерью, целуя её в дикие кудри.

— Самая красивая во вселенной, — сказал он. — Красивее только ты.

Зима хихикнула, и Левана вновь отступила, быстро сбегая, пока её спина не ударилась о стену. Она попыталась выдернуть жало слов, зная, что она ещё недостаточно хороша в сравнении с его драгоценной Солстайс и прелестной дочерью. Она отгоняла чувства, позволяя им стать жёсткими и холодными, когда лицо улыбалось и было приятным.

Когда Эврет появился, он испугался того, что она была тут, но легко это скрыл. Он был не так хорош в маскировке эмоций, как остальные гвардейцы, но улучшал это за многие годы.

— Мне жаль, — сказала она. — из-за сегодняшнее.

Покачав головой, Эврет закрыл дверь комнаты Зимы, а после направился в свои покои.

Левана последовала, заламывая руки.

— Эврет!

— Это не имеет значения, — он вошёл в комнату, зажёг свет и принялся снимать сапоги. — Ты сделала то, что нужно?

Левана редко видела его спальню при свете, Эврет не раскрывал свои тайны. За десять лет она всё ещё чувствовала себя тут гостьей.

— Почему ты согласился жениться на мне?

Он остановился на короткое мгновение, прежде чем снять второй ботинок.

— Что ты имеешь в виду?

— Оглядываясь назад, я удивляюсь. Казалось, мне приходилось принуждать тебя к каждому поцелую. Каждое мгновение вместе ты сражался. Ты был лишь джентльменом. Почётным. Помнил Солстайс и был верен мне. Мне казалось… но я не уверена.

Эврет с тяжёлым вздохом опустился на мягкий стул.

— Мы не должны об этом сейчас говорить. Что было, то было.

— Но я хочу знать! Почему ты сказал «да», если не любишь меня? Ты не хочешь быть принцем. Не хочешь, чтобы Зима была принцессой. Тогда почему да?

Она видела, что он долго молчал — и пожал плечами.

— У меня не было выбора.

— Конечно, был! Если бы ты не любил меня, сказал бы нет.

Он невесело засмеялся, опёршись головой о спинку стула.

— Нет. Ты очень ясно показала, что мне нельзя отказать. Скажи, что я неправ. Скажи, что позволишь уйти.

Левана открыла рот, чтобы сказать, что дала бы ему свободу, если он этого хотел.

Но слова не пришли.

Она вспомнила это утро так ясно. Её кровь на простынях. Вкус кислых ягод. Горькая память о его ласках, знание, что он её на одну ночь — и ещё никогда не её.

Нет.

Нет, она бы не дала ему уйти.

Она вздрогнула, её взгляд упал на землю.

Каким глупым ребёнком она была.

— Сначала я подумал, что это твоя игра, — продолжал Эврет, хотя было ясно, что он уже высказал своё мнение. — Как сестра. Пытаешь заставить меня полюбить. Думал, ты устанешь от меня и оставишь в покое, — между бровями образовалась линия. — Но когда ты сказала жениться на тебе, я понял, что слишком поздно. Я не знал, что ты сделаешь, если я буду бороться — действительно бороться, — с тобой. Ты хороша в манипуляциях, и я не смог бы сопротивляться, если б ты приказала. И я боялся, что если я откажу, то ты можешь… можешь сделать что-то плохое.

— И что я могла сделать?

Он пожал плечами.

— Я не знаю, Левана. Арестовать меня. Казнить.

— Казнить за что? — рассмеялась она, хотя было не смешно.

Его челюсть напряглась.

— Я думал об этом. Ты могла сказать, что я тебя принудил или угрожал. Могла сказать, и моё слово против твоего — ничто, ты знаешь, и я проиграл бы. Я не мог рисковать. Не Зимой. Не мог позволить тебе разрушить то, что осталось у меня.

Левана отшатнулась, словно поражённая.

— Я никогда не сделала бы этого с тобой.

— Как мне было знать? — он почти кричал. Он никогда не кричал, и она ненавидела его за это сейчас. — Ты держала власть. Всегда держала власть! Это так утомительно — всегда бороться с тобой. Я просто поддался. Быть твоим мужем — это защитило бы немного Зиму. Не так много, но… — он стиснул зубы, сожалея, что наговорил столько, а после покачал головой. Тон успокоился. — Я понял, что однажды ты устанешь от меня, мы с Зимой будем далеко отсюда, всё закончится.

Сердце Леваны билось.

— Прошло уже почти десять лет.

— Я знаю.

— И сейчас? Ты ещё ждёшь, когда всё закончится?

Выражение его лица смягчилось. Гнев исчез, сменившись раздражением, хотя его слова были душераздирающе жестокими.

— Ты всё ещё ждёшь, пока я полюблю тебя?

Она напряглась и кивнула.

— Да, — прошептала она.

Его лоб поморщился. Грусть. Сожаление.

— Мне очень жаль, Левана. Мне очень жаль.

— Нет. Не говори так. Я знаю, что ты заботишься обо мне. Ты единственный, кто когда-либо это делал. С тех пор… с моего шестнадцатого дня рождения ты единственный, кто дарил мне подарки, — она подняла кулон. — Я всё ещё постоянно его ношу! Из-за тебя! Потому что я люблю тебя, и я знаю… — она сглотнула, пытаясь сглотнуть слёзы. — Я знаю, ты тоже меня любишь. Всегда. Пожалуйста…

Его глаза тоже намокли. Заполнились не любовью, а раскаяньем.

Срывающимся голосом он прошептал:

— Это был подарок Сол.

Левана замерла.

— Что?

— Кулон. Это была идея Сол.

Слова дошли до её ушей, словно осушая всё.

— Сол… Нет. Гаррисон сказал, что от тебя. Карточка. От тебя.

— Она видела, как ты восхитилась в магазине её одеялом, — сказал Эврет. Его голос был нежным, словно он говорил с маленьким ребёнком на грани срыва. — Земля. Вот почему она подумала об этом кулоне.

Она вцепилась в кулон, но, вопреки тому, как плотно она держала, она чувствовала, как надежда водой утекала сквозь пальцы.

— Но… Сол? Зачем? Почему она…

— Я рассказал ей о том, что видел твои чары. Перед коронацией.

Во рту у Леваны пересохло, и смерть возвращалась к ней.

— Думаю, она чувствовала. Что делает тебе боль. Она думала, что ты одинока и нуждаешься в друге. Потому попросила присматривать за тобой, пока я был во дворце, — он сглотнул. — Быть добрым.

Он казался сочувствующим, но Левана знала, что это лишь прикрывало его истинные чувства. Жалость. Он жалел её.

Сол жалела её.

Болезненная, неуместная Солстайс Хейл.

— Подвеска была её идеей, — сказал Эврет, глядя в сторону. — Но карточка — моей. Я хочу быть твоим другом. Заботиться. И забочусь.

Она выпустила подвеску быстрее, чем уголёк.

— Я не понимаю. Я не… — она давилась рыданиями. Она чувствовала, что тонет, и отчаянье раздирало её, её лёгкие пытались дышать, но воздуха больше не было. — Почему ты не попробовал, Эврет? Ты не можешь даже попытаться полюбить меня! — пересекая комнату, она встала на колени перед ним и взяла его руки в свои. — Если бы ты просто позволил любить тебя, позволил показать тебе, что я могу быть той женой, которой ты хочешь, мы бы могли…

— Стой. Пожалуйста, остановись.

Она сглотнула.

— Ты так отчаянно делала это, пыталась превратить во что-то наш брак. Разве ты никогда не задавалась вопросом, что может быть? Ты могла отпустить, позволить реальности быть между нами? — он сжал её руки. — Я давно говорил, что, выбирая меня, ты отказалась от шанса найти счастье.

— Ты не прав. Я не могу быть счастливой без тебя.

Его плечи опустились.

— Левана…

— Серьёзно! Да! Мы можем начать всё сначала. Сначала. Притвориться, что я опять принцесса, ты новый гвардеец, что защитил меня! Мы будем действовать, как при первой встрече! — голова закружилась от мыслей, и Левана вскочила на ноги. — Ты можешь поклониться сначала, да. И представиться!

Он помассировал лоб.

— Я не могу.

— Конечно, можешь! Разве повредит попытка, после пережитого?

— Я не могу делать вид, что мы не встречались, когда ты всё ещё… — он показал на неё рукой.

— Ещё что?

— Как она.

Левана поджала губы.

— Но это я такая сейчас. Я!

Проведя рукой по волосам, Эврет встал. Левана на мгновение подумала, что он собирается сыграть. Поклонится, и они начнут заново. Но вместо этого он обошёл её и повернулся к одеялу на кровати.

— Я устал, Левана. Давай завтра поговорим, ладно?

Завтра.

Завтра они всё ещё будут женаты. И на следующий день. И ещё. Всю вечность он будет её мужем и не будет её любить. Желать. Верить.

Она вздрогнула, боясь больше, чем за всё время.

После стольких лет в лунных чарах их было почти невозможно отпустить. Её мозг изо всех сил пытался сбросить её вид.

Дрожа, она обернулась.

Эврет почти снял рубашку. Он бросил её на кровать и поднял взгляд.

Задохнувшись, он отступил на шаг, едва не сбив бра со стены.

Левана отшатнулась, обхватив себя руками. Она опустила голову, и волосы упали на её лицо, скрывая всё, что можно. Она подавила желание прикрыть шрамы руками. Отказалась натянуть чары.

Чары, что он всегда любил.

Чары, что он всегда ненавидел.

Казалось, сначала он даже не дышал. Просто смотрел на неё, в ужасе потеряв дар речи. Наконец-то он сжал губы, положил дрожащую руку на спинку кровати, чтобы не упасть. Тяжело сглотнул.

— Вот, — сказала она, когда новые слёзы потекли из её целого глаза. — Правда, которую я не хотела тебе показывать. Теперь ты счастлив?

Он моргал слишком часто, и она могла понять, как трудно теперь держать её взгляд. Не смотреть в сторону, а ведь ему явно хотелось.

— Нет, — его голос звучал грубо. — Не счастлив.

— И если бы ты знал это с самого начала, то смог бы полюбить меня?

Он долго кусал губы, прежде чем начать.

— Я не знаю. Я… — он закрыл глаза, словно собираясь перед тем, как увидеть её. На этот раз он не дрогнул. — Дело не в том, как ты выглядишь или нет, Левана. Ты контролировала меня и манипулировала десять лет, — выражение его лица стало страдальческим. — Я хотел, чтобы ты показала мне это давно. Может быть, всё было бы иначе. Я не знаю. Теперь мы никогда не узнаем.

Он отвернулся. Левана смотрела на его спину, не чувствуя себя королевой. Она была глупым ребёнком, жалкой девушкой, хрупкой, разрушенной вещью.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Так сильно, как только можно.

Он напрягся, но даже если ответил, она ушла раньше и не смогла услышать.