Профессор по вызову

Глава 10

— Ты что… Птичкина… что… как это…

Вымученный, хриплый стон отвлек меня от полыхающей боли, которая никак не хотела заканчиваться. Кусая губы и стараясь не всхлипывать, я подняла голову на мужчину, держащего меня за бедра.

Его расширенный взгляд отражал весь спектр человеческих эмоций — восторг, недоумение, жаркое возбуждение и наконец ужас — почти благоговейный.

— Ты что, Птичкина… — снова прохрипел он, пялясь на меня так, словно я была иблисом из турецкой сказки, — девственница?!

А что, не предупредили? — усмехнулась бы я, если бы меня не раздирало изнутри этой… чертовой… здоровенной… дубиной! Чтоб ей провалиться и Леське вместе с ней!

«Главное смазка, детка! Если ты в возбужденном состоянии, внутри тебя выделяется смазка, и совсем не больно — даже в первый раз!»

Да сколько угодно тут смазки! — хотелось заорать ей, хоть она и не услышит. Кончила только что — вот как много смазки! А больно так, что впору реветь начинать — это верхом-то на мужике! И не проходит никак… не успокаивается… вот же… зараза!

Думала, быстренько залезу на него, опущусь на член, пару раз стоически ойкнув — он и не заметит ничего! А потом, думала, устрою ему «покатушки» — распущу волосы, выпрямлюсь и начну его с ума сводить, выделывая попой кренделя, сжимая вокруг него мышцы и всё такое прочее…

Ага, как же, разбежалась…

Нет, мышцы у меня, конечно, сжимаются так, что мой профессор, похоже, вместе со мной сейчас плакать начнет — вот только утихомирить боль это не помогает. Наоборот — с каждой секундой кажется, что что-нибудь у меня внутри сейчас сломается или разорвется в клочья…

— Больно… — не выдержав, взрыднула наконец я, в одной мгновение превращаясь из королевы стоицизма в хлюпающую носом малолетку.

— Конечно, больно! — рявкнул он в ответ, зло шлепая меня по попе. — Кто так делает в первый раз? Еще, небось, и порвала себе что-нибудь! А ну слезай!

— Нет, нет! — запаниковала я, вцепляясь в его плечи и наседая еще глубже. — Я… я потерплю… сейчас пройдет… сейчас…

Альтернатива закончить свой первый секс вот так — позорно расплакавшись, да еще и девственность потеряв непонятно с какой целью — представлялась куда более страшной, чем боль.

— Потерплю… сейчас… — и, глядя в его расширившиеся глаза, я медленно, набрав в грудь воздуха, нанизала себя на его член полностью.

Вцепившись друг в друга, мы одновременно тяжело и долго выдохнули.

— Ненормальная… — пробормотал Максим, пригибая меня, всхлипывающую, к себе за шею и гладя по оголенному бедру. — Не двигайся хотя бы минуту… Расслабься, не сжимайся так сильно… ты меня сломаешь…

Видно было, что ошеломление от того, что произошло, отодвинуло его от края, хоть и не ослабило не на йоту. О, как бы я хотела, что эта дубина внутри меня уменьшилась в размерах… ну хоть чуть-чуть бы сдулась… Но увы — он всё ещё заполнял меня, раздвинув и растянув стенки влагалища так, что непонятно было, как они еще целые.

Секунды шли, слёзы мои постепенно подсыхали, утешительные слова мягко лились в ухо и успокаивали, и постепенно я стала замечать, что там, внутри, всё становится как-то… легче. То ли уменьшается чувствительность, то ли повышается влажность, помогая мне расслабиться…

— Хорошо… — тоже чувствуя изменения, подбодрил меня Максим, — умница… но всё ещё не двигайся, дай себе привыкнуть…

И вдруг сам, явно не совладав с собой, пихнулся в меня бедрами, заезжая так глубоко, как я сама не смогла бы. Я вскрикнула, вздергиваясь над ним и зажмуриваясь от заново вспыхнувшей боли.

— Прости… не смог удержаться… — задышал он мне в ухо, удерживая и прижимая к себе. — Так хорошо в тебе… давно уже не было так хорошо… потерпи, сейчас пройдет…

Я закивала, глотая слёзы, заставляя себя расслабиться на нем, слиться с ним всем телом. И это отвлекло меня — ощущение моего тела, полностью, во всех местах, соприкасающегося с мужским…

Во всех, кроме груди, поняла я вдруг. Потому что на мне всё ещё был этот чертов лифчик, который я успела застегнуть опять! Удивительным образом наши мысли совпали — отпустив меня, Максим дал мне приподняться над ним, и мы оба, дерганными, лихорадочными движениями принялись стаскивать эту последнюю мешающую шмотку, путаясь, мешая друг другу, чертыхаясь и прижимаясь всем, чем только можно…

— Айй! — жалобно вскрикнула я, вновь ощутив, как он мелко, круговыми движениями толкается внутри меня. Но в этот момент ему, наконец, удалось расстегнуть на моей спине застежку и сорвать с меня лифчик через голову. С глухим стоном, словно наконец прорвался в райские кущи, он втянул в рот мой левый сосок, обнимая вторую грудь ладонью.

Ощущения были настолько острые, что боль где-то там внизу мгновенно отошла на второй план. Каждый миллиметр моего тела отозвался на эту новую ласку — каждая клеточка кожи, каждый волосок и каждый нерв… Всю меня словно пронизало колкими, мелкими разрядами удовольствия, постепенно сливающимися в одно — большое и почти нестерпимое. Хотелось отдернуться, убежать от ловкого языка и одновременно отдаться на его волю, раствориться в этом странном поцелуе, не похожем ни на что из того, что я когда-либо испытывала…

И в какой-то момент удовольствие взметнулось, переваливаясь через край и разливаясь по бедрам еще одним оргазмом — столь же неожиданным, сколь и первый…

— Мой… ты — мой… — рычала я, сама не понимая зачем, впиваясь в широкие плечи ногтями и содрогаясь от наслаждения, окатывающего меня там, где еще недавно было больно даже пошевелиться.

И только когда начала успокаиваться и перестала пытаться продлить это блаженство, поняла, что рычу не я одна.

— Не могу… не могу больше… — отпустив грудь и дергая меня к себе, Максим вбивался в меня уже без остановки, грубо, безжалостно, больно схватив рукой за бедро, где без сомнения останутся следы его пальцев, которыми я буду любоваться еще несколько дней, потому что он — мой! МОЙ, чёрт бы его побрал!

И наконец застыл на подъеме, весь напрягшись подо мной, как струна. Во внезапном порыве я отлепилась от него и приподнялась на руках, чтобы запомнить, как он выглядит, когда кончает.

О да… Глаза — темные, как сама ночь, расширенные и будто подернутые туманом… Я запомню их, и его потемневшие скулы над бородой, и искривленные губы, плотно сжатые с одной стороны и прикушенные с другой — чтобы издавать поменьше звуков… Навсегда запомню.

А ведь я влюбилась — поняла вдруг со всей ясностью человека, осознавшего это в первый раз. Влюбилась сразу же, как только увидела его, стоящего за дверью моей комнаты. Потому и впустила. Только поэтому!

Мысль была настолько ошеломляющей, настолько дикой и не подходящей под мой спокойный характер, что я буквально рухнула на Максима всем своим телом, разом растеряв силы.

Охнув от неожиданности, он слабо усмехнулся, интерпретировав мою слабость по-своему.

— Я тебя понимаю, Птичкина… Мой первый раз тоже был непростой…

Моего позвоночника коснулась рука, лениво поводила вверх-вниз, а потом поднялась выше, к шее. Поиграла с волосами, отодвинула их в сторону и принялась легко массировать ямочку между плечом и шеей.

— Почему ты не сказала мне? — целуя меня в лоб, пробормотал он. — И зачем решилась на такое… Ты ведь девственница была? Я не ошибся?

Зажмуриваясь от нахлынувших эмоций, я молча кивнула ему в шею.

Только бы не разреветься, только бы не разреветься…

— И зачем пошла на такое? Неужели так важно было…

— Тшш… — не в состоянии сейчас выслушивать лекцию о том, какая я дура, что отдала себя в первый раз эскортнику, а не «любимому мужу», я накрыла его рот ладонью. — Давай не будем об этом… пожалуйста… не сейчас, когда…

Когда так хорошо — чуть не призналась вслух. И плохо. И так больно, что в груди щемит, и хочется разрыдаться и умолять его остаться со мной навсегда.

— Хорошо… не буду… — он мягко поцеловал меня в подушечки пальцев и чуть пошевелился, высвобождаясь из моего тела. Внутри отозвалось знакомой болью, защипало, запульсировало, но мне было плевать. Я хотела только одного — чтобы мы как можно дольше оставались вот так — прижатые друг к другу голышом, потные и мокрые. И почти родные, пусть я даже не знаю его настоящего имени.

Спустя какое-то время глаза мои начали закрываться, дыхание синхронизировалось с его, и не успела я восхититься тем, что умудрилась усыпить его, заставив, возможно, остаться со мной до утра, как сон затянул нас обоих под свое толстое и мягкое одеяло.

Увы. Проснулась я еще до рассвета, но уже одна. Мой мужчина ушёл. Накрыл меня настоящим одеялом, вытянув его из-под моего тела (и каким-то образом не разбудив), поцеловал, вероятно, по-отечески, в лоб и оставил меня одну.

Наверняка, у него уже другое свидание, а может просто пошел домой отдыхать, готовиться к следующему вечеру с еще одной богатой счастливицей.

Свернувшись калачиком, какое-то время я крепилась, кусая кончик подушки, а потом не выдержала и горько, с всхлипываниями и подвываниями, разрыдалась.

Чтоб ей провалиться, этой Леське… чтоб нам всем… провалиться…