— Заходи! — скомандовал Максим Георгиевич, не отрывая глаз от газеты.
Стоя перед ним и переминаясь с ноги на ногу, я тоже смотрела в пол — как и полагается, когда вам очень и очень стыдно.
— Ну, что, готова к зачету? Или опять будешь мое драгоценное время тратить?
Я еще больше понурилась — ни черта я не готова. Должна была понять, что я не успеваю и заниматься, но уж больно спать хотелось. Мне казалось, что с утра еще будет время…
Увы. С утра пришлось заниматься домашними делами, кормить Ярика и Соню завтраком, да еще и автобус опоздал, на котором должна была приехать няня… В общем, не готова я, Максим Георгиевич. Не обессудьте.
Стрельнув на мужа глазами, я чуть было не вышла из роли и не вскрикнула от восторга — какой же он у меня красавчик! И ничуть не постарел за эти три года, разве что волосы в бороде чуть больше поседели. Носил теперь модную прическу, отрастив центральную часть волос и выбривая виски, регулярно занимался в качалке и выглядел в свои сорок три как минимум на десятку моложе.
В прошлом году, правда, вбил себе в голову откорректировать операцией зрение, но я с боем отстояла мои любимые «профессорские» очки. Нарыла ему кучу всяких статей о побочных эффектах и неудачных операциях, и заставила его передумать. А заодно и оправу ему новую купила — дорогущую, брэндовую, в классическом стиле.
Которую он сейчас надел специально для меня, зная, как я обожаю его ретро-стимпанковский стиль — строгий костюм-тройка, украшенный цепочкой от настоящих, старинных часов-луковички, усы чуть подкручены, волосы собраны высоко на затылке, чтобы хорошо были видны выбритые виски и «пиратская» серьга в правом ухе. Прям картинка с обложки какой-нибудь апокалиптической фэнтези.
Я шумно проглотила скопившую во рту слюну. Не выходить из роли, не выходить из роли…
— Я тебя не слышу, Птичкина. Ты готова к зачету?
— Простите, Максим Георгиевич… Я… У меня не было достаточно…
— Мозгов? — предположил он, выгибая бровь над дужкой очков.
Я натуралистично сверкнула на него глазами, на самом деле ничуть не обидевшись — прекрасно знала, как высоко он ценит мои умственные способности. Подколки и издевки — важная часть нашей домашней игры, причем издевки с обеих сторон. Я ведь не просто «нерадивая студентка», готовая на всё ради хорошей оценки, я — бунтарка, которую просто так, на испуг не возьмешь. Именно такие возбуждают его — не меньше, чем меня умные мужчины.
— Времени! — процедила я сквозь зубы, настропаляя себя, чтобы по-настоящему разозлиться. — У меня просто не было времени!
— Ага… — с нарочито скучным видом он осмотрел потолок. — А у других, значит, было? Время, я имею в виду. Ты в курсе, что ты единственная, кто до сих пор не сдал зачет, Птичкина? А? Что скажешь?
— А то и скажу, Максим Георгиевич… что кое-кому больше нечем в жизни заняться, кроме как всех на эти бесконечные зачеты всех таскать! Похоже, что у вас-то времени как раз прорва.
Против моих ожиданий, Багинский запрокинул голову и насмешливо, в голос рассмеялся.
— Ты права, Птичкина! У меня, в отличие от тебя, свободного уйма времени! И я обожаю тратить его на то, чтобы наблюдать за вашими выворачиваниями на моих зачетах. Лучшее развлечение, какое только можно придумать!
— Ага, если других нет… — пробормотала я чуть в сторону, но так, чтобы он услышал, — и личной жизни тоже…
— Что?! — о, он услышал! Сбросил ноги со стола и подался вперед, уперевшись в стол ладонями. И веселость его как рукой сняло.
Сделав вид, что испугалась его тона, я на мгновение вобрала голову в плечи… но тут же, сжав кулаки, выпрямилась. Я ж бунтарка, а не овца.
— То, что у вас личной жизни нет — вот что я сказала! Вот и развлекаетесь, мучая студентов! Тратите на них энергию эту… как ее…
Слишком глубоко войдя в роль, я по-настоящему смутилась под его темным, пылающим взглядом и снова опустила голову, уставившись в пол.
И совершенно не услышала, как он плавно поднялся из кресла, бесшумно, по ковру пересек кабинет… Только и успела заметить боковым зрением, как мимо скользнуло нечто большое и серое… А потом мне в ухо зашептали — бархатным, тягучим, пробирающим до мурашек шепотом.
— Договаривай же, Птичкина… Какую энергию я на вас трачу?
Я передернулась, обхватывая себя руками, и снова проглотила слюну.
— Я… я не помню. Какая разница? — попыталась взбрыкнуться, прежде, чем расплавлюсь под той самой энергией, которую стеснялась назвать по имени.
— Помогу тебе вспомнить и закончить твое предположение насчет меня. Хорошо? — голос поднялся выше, к самой моей макушке, а из-под мышки у меня вдруг вытянули папку. — Ты сказала, что у меня много свободного времени, так? — папка полетела куда-то в угол. — Потом ты прямо заявила, что у меня нет личной жизни…
Я не отвечала — всё моё внимание было сосредоточено на его руках, медленно водящих вверх и вниз по моим рукам. Я гадала, спустятся они ниже — к ягодицам — или полезут вперед — к груди.
— Так? Я спрашиваю, Птичкина. — резко опустившись, рука шлепнула меня по попе, всколыхнув юбку.
— Так, Максим Георгиевич! — вскрикнула я, чуть не подпрыгивая.
— И? Какую же энергию я трачу нас, за неимением лучшего, по твоей версии?
— С-сек-суальную… — кусая губы, ответила я, войдя в роль настолько хорошо, что мне реально стало не по себе — только представить себе, что такое может творить какой-нибудь профессор со студентками!
Но одновременно со страхом, начиная от места, куда меня шлепнула его ладонь, по телу моему уже начала разливаться сладкая истома предвкушения. Боже, скоро это начнется… уже близко… Что же он придумает на этот раз…
— А знаешь что, Птичкина? Ты права, — его губы обрушились вдруг на мое ухо и шею, заставляя выгнуться ему навстречу. — Я нас вас трачу… свою сексуальную энергию… Но не совсем так, как ты думаешь, моя хорошая. И раз уж ты сама об этом заговорила… я покажу тебе, как…
Совершенно неожиданно он толкнул меня вперед, складывая пополам и одновременно стаскивая свободной рукой трусики. Охнув, я уперлась руками в спинку стула для посетителей.
— Что вы… творите… — пролепетала, прогнувшись и чуть оборачиваясь, чтобы запечатлеть в мозгу эту картину — возвышающийся надо мной Багинский, расстегивающий ширинку и пожирающий взглядом мою оголенную задницу.
— Сексуальную энергию… высвобождаю, — хрипло ответил он, распинывая обе мои ноги в стороны. И вытащил из брюк главный инструмент этой энергии.
Что прямо так, сразу? — хотела было спросить я, но не успела — задохнулась от мощного толчка, заполнившего меня сразу же на всю длину. Глаза мои закатились, из рта вырвался глубокий, грудной стон…
— Ну-с… посмотрим… как ты подготовилась, Птичкина, — сообщил он мне переводя дыхание и замерев во мне, словно окаменелый. — За каждый правильный ответ, будешь получать награду. Вот такую…
И резко оттянув, задвинул бедрами обратно внутрь — в абсолютно мокрый, ноющий от нетерпения колодец, шлепая по моим ягодицам бедрами.
Прикусив костяшки сжатого кулака, я едва смогла сдержать крик.
А этот гад тем временем разложил на моей спине мою же, принесенную папку с бумагами. Папку! На спине!
— Значится… так… Вопрос первый… исторический… — сам, вероятно, не в состоянии оставаться неподвижным, он еле-еле двигался во мне мелкими, круговыми движениями. — Сколько было… демографических взрывов у человечества?
А? Я ошалело уставилась назад. Это и есть его зачет? Я думала, он собирается гонять меня по нашей с ним общей монографии, которую мы готовили для журнала «Человек и общество»…
— Я что… снова на первый курс… поступаю? — смогла спросить, выровняв дыхание.
— Неверный ответ, — продолжая всё так же лениво шевелиться во мне, отреагировал он. — Я ж говорил — не готовилась…
— Да готовилась я! Но не к тем вопросам!
— Твоя проблема… Думай, а иначе так и будем висеть, пока мне не надоест и я не уйду в душ заканчивать без тебя…
— Твою ж… — я изо всех сил напрягла память. — Пять! Пять демографических взрывов было у человечества со времен голых обезьяаааххх!
Мощный удар сотряс все мое тело, волна удовольствия прокатилась от пяток до кончиков волос, задевая все нервные окончания.
— Хорошо… — простонала я, бессильно роняя голову на руки, которыми вцепилась в спинку стула.
Сзади меня долго и прерывисто выдохнули.
— Соглашусь… Идем дальше?
— О нет… — я застонала, в нетерпении поджимая пальцы ног. Он решил довести меня до белого каления?
— Дай… определение цивилизации… — безжалостно продолжал он, возвращаясь к прежнему паттерну невыносимо-медленных шевелений внутри меня.
О, чтоб тебе пусто было, мучитель… Я, как могла, напрягла мозги, вспоминая материал с экзаменационных билетов первого курса. Цивилизация, цивилизация, чтоб ей провалиться…
— Цивилизация… Это… предметная форма структуры… общества… разделенного труда… кажется… О да! О боже!
На этот раз меня наградили сразу же тремя полноценными и абсолютно крышесносными толчками, хватая меня рукой за одежду мне в спину для лучшего сопротивления. Подозреваю, что от нетерпения страдала не только я.
— Еще, еще, еще… — начала умолять я, как только он остановился. Оргазм уже в кончиках пальцев ощущался, еще пару таких мокрых скольжений, всего два-три… И пусть сам на свои дурацкие вопросы отвечает…
И он сдался. Отбросил дурацкую папку с моей спины, ухватился за бедра с обеих сторон и с принялся сильно, размашисто и с упоением, вдалбливаться в меня, приговаривая что-то при каждом ударе — до тех пор, пока огненная волна удовольствия не окатила меня, сотрясая всё мое тело в сладких судорогах…
— Люблю… люблю тебя… — задыхаясь пролепетала я, не поворачиваясь, хватая его за руку и переплетая с ним пальцы.
Уже было замедляясь, чтобы остыть и продолжить в какой-нибудь другой позе, он не выдержал после этих моих слов. Чуть качнулся, впиваясь пальцами мне в бедро — явно чтобы не упасть — и застыл на полутолчке, рыча и цедя что-то сквозь зубы.
А после в измождении опустился торсом мне на спину вцепляясь в ту же спинку стула руками.
— Мы должны… перестать делать это стоя… — пробормотал спустя несколько долгих секунд мне в затылок.
Я вяло усмехнулась.
— Это ты мне говоришь? И это всё, что ты хочешь мне сказать?
— Нет, не всё, — меня наградили поцелуем в шею. — Еще я хочу сказать, что люблю тебя возможно даже сильнее, чем ты меня. С Днем Валентина тебя, дорогая. И с юбилеем.
Он поднялся, помогая разогнуться и мне, принялся застегиваться и оправляться. В очередной раз поблагодарив себя за постоянные занятия спортом, я размяла слегка затекшие мышцы.
— И тебя тоже с Валентином, — улыбнувшись, проследила за его заинтересованным взглядом. — Детей вечером заберут?
— Да, мать обещала. Устроим еще один экзамен?
— Конечно! Но надо тему придумать посложнее… чтобы ты подольше меня мучил. Кстати, что за дурацкие вопросы с первого курса? Ты специально это сделал, чтобы побыстрее перейти к сладкому? Я думала, мы по монографии будем меня гонять…
Не отвечая, он нагнулся и поднял с ковра какой-то листок, который, оказывается, был в моей бутафорской, приготовленной для игры папке. Протянул мне.
— Что это? — я приняла листок, с удивлением разглядывая его.
— Это называется буквы, — с серьезным видом объяснил он. — Или письмо, которое человечество изобрело уже много тысячелетий назад. В наше время их проходят в школьной программе, и тебе, как антропологу, стыдно не знать таких основ…
— Да иди ты! — я замахнулась на него листком, уселась на стул, за который только что читала и принялась читать. — Силлабус вводного курса по антропологии… М. Н. Багинская… Что это? Ничего не понимаю. Макс?
Споткнувшись взглядом о собственную фамилию после слов «главный преподаватель», я беспомощно уставилась на мужа. Он улыбался, явно ожидая, что я догадаюсь сама.
— Это что… — я снова опустила глаза к отпечатанному листку и мои руки задрожали. — Мой курс? Мой?!
Внезапно мне стало трудно дышать. Все эти годы попыток доказать, что я ученый сама по себе, а не любовница, а потом жена звездного профессора, след от известного скандала на конференции в Турции, а после еще один скандал с почти-изнасилованием — всё это сделало меня парией академического мира. Ничего не помогало — ни мои выступления, ни монографии в известных журналах, ни даже сам Багинский. Никто не хотел брать меня на кафедру — мое имя было слишком известным. Как, к сожалению, мой любимый муж и планировал, когда собирался отомстить мне. Мы подавали заявки во все университеты, в какие только реально было поехать жить, Макс даже готов был пожертвовать ради меня своей карьерой и новой должностью декана. Всё было бесполезно, всё заканчивалось вежливой отпиской, что штат преподавателей полон.
И год назад я подняла руки. Буду простым библиотекарем на полставки, решила я. Платят, конечно, мало, но нам хватит того, что зарабатывает мой муж, плюс заработок с его инвестиций в недвижимость. Займусь в свободное время домом и детьми, буду планировать наши семейные отпуски, ходить на шопинг, в спортзал, на йогу — всё, что полагается делать скучающим домохозяйкам при состоятельном мужчине. А научная работа — ну что ж, всегда можно участвовать в команде мужа как «независимый эксперт».
На том и порешили. Издали мою кандидатскую — ту самую, из-за которой я чуть не стала знаменитостью, перевели ее на арабский язык для известного издания в Эмиратах. Монографию вместе написали, которую — ура, ура! — выдвинули на премию.
И вдруг… это.
— Но как? — чувствуя, что вот-вот расплачусь, я в неверии качала головой. Силлабус, конечно, не мой, но мне было всё равно — изменю, что захочу, потом.
Продолжая улыбаться, Багинский пожал плечами.
— Я ничего не делал. Да меня бы и не послушали — все слишком боятся сплетен о непотизме, чтобы принять на работу жену декана. Думаю, сыграла роль твоя статья по кандидатской — то, что ее в «Антропологии Востока» напечатали. Решили закрыть глаза на непотизм и всю эту ерунду. А еще у них недавно препод сбежал — женился, говорят, и свалил к благоверной в Америку. Это по его силлабусу, составлено, кстати — пользуйся. Придешь на всё готовенькое.
Внезапно полностью осознав произошедшее, я подпрыгнула, завизжала от восторга и бросилась мужу на шею.
— Я буду преподавать? Серьезно?
Крепко сжав меня в объятьях, он кивнул.
— Похоже, что так, любовь моя. Но, не расслабляйся — мне двоих спиногрызов мало. Готовься выходить на кафедру с пузом.
Я ахнула — так вот почему он вдруг перестал предохраняться! Захотел еще одного спиногрыза!
У меня вдруг заволоклись слезами глаза. Черт, какое же счастье, что четыре года назад я открыла дверь стриптизеру, который должен быть поиграть со мной в профессора и студентку…
— Тоже думаешь о том, как здорово, что ты меня купила тогда? — хмыкнул он.
Улыбнувшись сквозь слезы, я кивнула, не отрывая от него глаз. Меня так распирало от счастья, что болело в груди.
— И, если я не ошибаюсь, я всё ещё не расплатилась за покупку тебя в вечное пользование.
— Сегодня выплатишь часть, — немного подумав, нашелся он. — Мне, если хочешь знать, тоже нравятся сексуальные профессорши в юбке карандаш и строгих очочках. Заодно и потренируешься преподавать.
— Ага… потренируешься с тобой, как же…
— Не волнуйся, я уже снял напряжение — так просто меня теперь не сломить. Буду мучить часа три, пока на стенку не полезешь… И разведу тебя, наконец, на вопли, имей в виду.
— А если соседи услышат?
Он пожал плечами и повторил нашу давнишнюю мантру.
— А что соседи? Пусть завидуют.
— Мне или тебе?
— Обоим. Люблю тебя, Птичкина.
— И я тебя, Макс. Ты — самый лучший профессор… по вызову!
Конец!