Я так и не смогла найти способ, как сбежать от профессора в течение дня, чтобы разобраться с Беловой. Не было ни одной причины, ни одного самого маленького повода. Даже в комнату мою мы сходили вместе — перенести мои вещи к нему. Скрывать наши отношения уже не было смысла — все про нас уже знали и так.
После обеда Багинский прочитал лекцию в собственной конференц-панели, и даже там я не смогла найти ни одной минуточки, чтобы поговорить с Беловой. О да, она была на этом выступлении — с каменным лицом сидела в первом ряду, и судя по всему, пыталась смутить профессора, играя в пресловутую статую укора.
— Я обязательно выгоню ее, — пообещал мне Максим после лекции. — Это ведь она науськала на нас журналистов. Разберусь с ней, как только закончится конференция — сейчас и без нее проблем полно.
Не выгонишь — грустно подумала я. Если я не придумаю, как забрать у нее компромат на тебя, никуда ты ее не выгонишь. Так и будет шантажировать тебя, пока не решит сдать полиции.
А вот меня ты выгонишь — это ведь из-за меня компромат появился на свет. Это ведь я изначально хотела его использовать против тебя…
Однако, пока Белова медлила — вероятно, ожидала нужного момента. Или не могла найти способ, как перенести компромат из моего облака в свое. А, может, она вообще до сих пор не смогла открыть аудио файл? Может, она не знает, что там?
Надежда теплилась в моей груди до тех пор, пока Белова не повернулась ко мне под самый конец доклада Багинского, и пока я не увидела, как ее напряженное и застывшее, словно маска лицо, не расползается в торжествующей улыбке.
Увы — скисла я. Больше никаких сомнений не оставалось в том, что она всё знает, всё, что надо, открыла и даже обезопасила файл, перенеся его в собственный кабинет в облаке. Удивительно даже, что я позволила себе надеяться на что-то — Белова ведь не дурочка какая-нибудь с переулочка. Она — умная и талантливая — иначе бы Максим никогда не взял ее в свою команду. А еще она — хитрющая, самовлюбленная стерва, которую только что бросили ради какой-то пигалицы… Она ведь, наверняка, тайно любила своего профессора все эти годы. Зря что ли, она так за собой ухаживала? Небось, целилась в профессорские жены, а, Юлечка?
Не обращая внимания на ее улыбку, я опасно сузила глаза и чуть пригнулась, изображая хищницу перед прыжком. Думаешь, твоя взяла, дрянь ты губастая? Ну, посмотрим, посмотрим…
Надо сказать, что взгляд мой соперница выдержала достойно, даже улыбка с лица не сошла. Я была уверена, что она дожидается конца лекции, чтобы подловить нас с Багинским, спокойно выслушать от него объявление о собственном увольнении, а после — всё с тем же торжествующим видом включить на телефоне запись наших постельных охов и ахав. Уверена, она дождется моего разоблачения, чтобы насладиться тем, как профессор будет выгонять меня вместо нее.
Можно, конечно, наврать, что это не я жучок к кровати присобачила, а она сама — каким-то образом предугадав, что именно будет происходить в спальне профессора этим вечером, не зная даже, что у него вообще есть к кому-то любовный интерес. Но… я не так хорошо умею врать, чтобы отрицать очевидное. Поставить прослушку в данной ситуации могла только я, и больше никто.
Однако, вопреки моим ожиданиям, Белова встала, не дожидаясь пока профессор спустится с трибуны. Он даже попытался ее остановить — чтобы тут же, на месте, устроить ей разбирательство. Вся вжавшись в кресло, я ждала неизбежного, но отчего-то Белова решила меня помиловать, улизнув из зала конференц-панели так, словно не услышала профессора. Должно быть, ей доставляло удовольствие потянуть с казнью, помучить меня неизвестностью еще несколько часов или даже дней…
— Не дождешься! — прошипела я ей вслед.
И в эту самую минуту решила — не стану я трястись и портить себе жизнь. На сколько бы Белова не отложила разборки, она явно захочет понаблюдать за моим падением самолично, а это значит, что ей снова нужны будем мы оба. А значит… надо постараться сделать так, чтобы как можно дольше у нее не появилось такой возможности. Надо отвлечь Багинского от нее, и сделать его самого недоступным для нее — хоть на время, хоть как-то развести их по разные стороны ринга! Я же за это время отдохну, немного расслаблюсь и соберусь с мыслями. Авось и придумаю, как из всего этого выкрутиться…
— Да оставь ты ее… — успев перехватить рванувшего было за аспиранткой Максима, я прижалась к его боку и постаралась не обращать внимания на неодобрительный, хоть и сдержанный гул оставшейся в зале аудитории. — Может, отдохнем немного, съездим на те гроты… Ты же обещал мне, помнишь? Можем и ночевать там остаться…
Затормозив, Багинский быстро огляделся, потом перевел удивленный взгляд на меня.
— Ты решила все мосты сжечь? Сообщить всем, кто еще не в курсе, что ты никакая не звезда, а просто моя любовница?
— Гражданская жена, ты хотел сказать, — хитро улыбнувшись, я тюкнула его пальцем по носу. — И да, я решила сжечь все мосты, чтобы повиснуть у тебя на шее. Так что там с гротами? Едем?
Он еще раз оглянулся и пожал плечами.
— Ну что ж… Возможно у меня получится устроить тебя на кафедре каким-нибудь администратором… Хотя разговоров будет… — я по-детски надула губы. — Ладно-ладно, Птичкина — гроты так гроты… Твоя взяла.
И увернулся от моей шутливой пощечины.
Гроты не подвели. В начале нашей поездки я так думала из-за того, как далеко до них было ехать — целый час в одну сторону! И радовалась, что успела во время сборов утащить телефон Багинского, разблокировать его — номер подсмотрела еще раньше — и забанить в нем контакт под именем «Ю. Белова». Так эта стерва не сможет хотя бы в первые часы нашей поездки найти Багинского. Потом, конечно, сообразит и начнет трезвонить ему с других номеров, но пока… пока можно было выдохнуть.
Когда же мы подъехали к высоченной скале, внутрь которой вела выложенная цветным камнем красивейшая дорожка с романтическими скамеечками по обочине, я поняла, что отвлекусь по-настоящему — грот «Mavi Inci», что означало «Синяя жемчужина» — обещал быть великолепным чудом природы. Редким, как и все многоуровневые гроты — достижимые как с суши, так и с моря.
— Посмотри наверх, — дернул меня за рукав Багинский, как только мы зашли под высокие своды скалы вместе с небольшой группой туристов. Я подняла глаза к потолку пещеры… и обомлела — так вот чем выложены обочины дорожки! Камнями, которые добыли прямо из этой же скалы!
— Они светятся! — запищала я в совершенном восторге, чувствуя себя сорокой, увидевшей гору блестящих монет. Но восторгаться и в самом деле было чем — вся скала изнутри переливалась и мерцала мириадами разноцветных камней, проглядывающих из самой породы и отраженными софитами, специально размещенными по углам пещеры!
Задрав голову, с открытым ртом я стояла посреди мощеной дорожки, пока Багинский не утащил меня к одной из скамеечек, на которой можно было удобно разместить голову, чтобы шея не болела.
— Красиво, правда? — задумчиво спросил он спустя целую минуту. — И странно… Мы находим примитивные украшения, созданные людьми, любуемся ими в музеях, продаем их за огромные деньги, изучаем и пишем заумные многотомные труды о них — словно всё это свидетельствует о каких-то запредельных способностях человеческого мозга. Гордимся своими изобретениями, какой-то примитивной утварью, найденной в раскопках… Смотрите, на что был способен человек пятьдесят тысяч лет назад — хвастаемся мы! Но при всех своих умениях человек не смог бы создать ничего даже приблизительно столь прекрасного, что может создать природа… Миллионы лет на изменение и сплав пород, сложнейшие химические процессы, кропотливая работа воды и минералов… и всё это ради того, чтобы группа зевак попялилась в потолок, пожаловалась, что «заболела шея и могли бы придумать лежаки поудобнее», и пошла обедать крабами и покупать местный жемчуг. Здесь даже вход бесплатный, потому что всё это никому не нужно. Ну гроты и гроты… подумаешь…
Признаться, от его речи у меня побежали мурашки. И стало немного стыдно, потому что шея действительно уже ныла, и я тоже обо всём этом только что думала.
— Не знала, что ты у меня философ… — повернув голову, так, чтобы видеть лицо моего мужчины, я улыбнулась.
Он хмыкнул.
— Не знал, что я «у тебя»…
— Ах ты…
Он явно шутил, но я не упустила случая ущипнуть его за бок, как бы показывая — конечно, ты «у меня»! Ты теперь всегда «у меня».
— Мне тебя подарили на День Всех влюбленных, помнишь? — повернувшись на скамье полностью, я оперлась о локоть. — Так что ты теперь мой. Навсегда!
— Тебе подарили Аслана, — резонно заметил он. — И, по-моему, подарили на один вечер, а не «навсегда».
— Так в этом-то всё и дело! Аслана бы я отправила обратно, даже не попользовавшись, а тебя решила купить навсегда. Имею право, потому что… клиент всегда прав!
Он тоже повернулся и оперся на локоть.
— «Навсегда» стоит дорого. А денег у тебя нет, потому что карьера твоя накрылась, Птичкина. Помнишь?
Я сделала вид, что задумалась, оглядывая мерцающий каменьями потолок. Потом кивнула, словно приняла трудное решение.
— Отработаю. Натурой. Меня тоже не на помойке нашли.
Запрокинув голову, Багинский громко рассмеялся, пугая проходящих мимо японских туристов.
— Судя потому, как сверкнули твои глаза при слове «жемчуг», отрабатывать тебе придется не только мое общество… Пойдем, припишем к твоему долгу какое-нибудь миленькое колье или сережки…