Профессор по вызову

Глава 21

Сколько я потом ни старалась, так и не смогла вспомнить, как одевалась, как вышла из номера… Помнила себя уже на берегу моря, сидящую на холодном пляжном песке — без туфлей, тупо пялясь в подбирающиеся к коленям волны.

А еще голос в темноте, с британским акцентом увещевающий меня куда-то там не ходить, потому что там, мол, опасно. А потом, когда я ничего не ответила, бормочущий что-то навроде «чокнутых туристов»…

— У меня же всё получилось… — вслух, не обращая внимания на невидимого англичанина, шептала вслух, не слыша из-за волн собственного голоса. — Все, как я хотела…

Все действительно получилось так, как и задумывалось — я уже проверила в своем кабинете приложения, связанного с жучком. Даже лучше, чем я рассчитывала — голоса были чистыми, хорошо узнаваемыми, была возможность заглушить нежелательные звуки. Я сделала это сразу же, не желая слышать, как мы стонем с Багинским на пару, и как он рычит мне «моя…»

Если не слышать его слова, можно представить себе, что он и не говорил мне их вовсе, как он и утверждал. Что мне просто показалось…

Конечно же, я не собиралась никуда эту запись отправлять — я ведь изначально рассчитывала только попугать моего профессора. Сначала для того, чтобы он оставил меня в покое, потом — для того, чтобы не оставлял. Теперь же… когда я поняла, что потеряла не только его тело, но и его возможные, зарождающиеся чувства ко мне… теперь я вообще не знала, что мне со всем этим делать.

Продолжать играть в бессердечную, продажную тварь, зная, что он влюбился в меня, а после — возненавидел? Использовать его ради карьерного роста, ради того, чтобы стать «звездой» и получить место на какой-нибудь крутой кафедре? А я точно выдержу?

Я тяжело, судорожно вздохнула, медленно мотая головой. Нет, я не выдержу его ненавидящих взглядов… Сбегу от него к черту и вместо прекрасного первого секса буду помнить, какими словами он крыл меня и как клялся придушить подушкой. Вон как держал себя руками, когда прогонял. Небось, еле сдерживался — так врезать хотел…

В общем, пусть всё вернётся на круги своя — он к своим звездам, а я к своим… незвездам. Буду тихонечко грызть кремень науки и надеяться, что обустрою свою карьеру сама, без всяких «бустеров», навроде команды Багинского. Одно звездное выступление у меня ведь уже есть, правда? Скоро монографию выпущу… и всё у меня наладится.

А может, стереть тогда к черту эту компрометирующую запись? Всё-таки «облако» — иди знай, в чьи руки она может попасть?

Несколько минут я прикидывала, размышляла… Возможность стереть свидетельство моего сегодняшнего приключения и навсегда забыть об этом, манила своей простотой и пугала необратимостью. Я попыталась даже представить себе, как буду себя чувствовать, когда нажму иконку с изображением мусорного бачка напротив аудиофайла.

Вот… Закрыв глаза, я вообразила, как выставляю вперед палец, тыкаю в иконку… наверняка, сначала появится окошко с вопросом — а точно ли я хочу отправить эту запись в небытие? Я выбираю ответ «да», нажимаю на две буковки… и всё. Записи больше нет. Нет ироничного голоса, спрашивающего меня про «аллергию на латекс», нет скрипа кровати, когда я опускалась на нее рядом с ним, нет его первого, резкого и свистящего вдоха, когда я коснулась его губами… Нет звуков его жадного поцелуя, когда мы вместе ловили стоны и вздохи друг друга…

А еще нет его слов, делающих меня «его». Порабощающих и дающих силу одновременно, закрепляющих за мной право распоряжаться им так же, как и ему — мной…

На мгновение мне вдруг показалось, что я действительно это сделала — действительно стерла запись — и меня накрыла такая паника, что стало не хватать воздуха. Ахнув, я резко открыла глаза… и тут же уперлась взглядом во всё ещё живую и невредимую запись на экране приложения. Выдохнула с облегчением и прижала телефон к груди.

Нет, я не готова пока распрощаться с этим единственным воспоминанием о моем первом мужчине. Возможно, когда-нибудь… когда боль пройдет, я наберусь смелости и прослушаю ту часть записи, которую только что заглушила. Возможно, она станет моим фетишем — единственными звуками, под которые я смогу возбуждаться.

Я неожиданно хихикнула, представляя себя, как я буду объяснять своему будущему мужу, почему занимаюсь сексом в наушниках, под звуки какой-то домашней порнухи с моим участием. Это ж какого лоха мне придется найти, чтобы согласился на такое!

Немного повеселев, я поднялась, как могла отряхнулась и медленно пошла вдоль берега, держа туфли руками. Ноги почти не тонули во влажном песке, оставляя плоские следы, хорошо видные в лунном свете. Погода было отличной для этого времени года даже для Турции — всего-то и надо было, что накинуть легкую курточку, для того, чтобы не зябнуть. Чего я, конечно же, не сделала, сорвавшись к пляжу вся в слезах и соплях, еле спев натянув свой тонкий пиджачок-болеро.

— Вот подхвачу воспаление легких и помру ему назло! — мстительно пробормотала, щурясь на окна роскошного прибрежного отеля, в котором остановилась вся элита конференции включая Багинского. Бесполезно было угадывать за каким из этих зашторенных окон скрывается сейчас мой профессор по вызову, но я надеялась, что волны моей несчастности охватят здание широкой волной и пробудят в сердце этого изверга хоть какие-то сожаления. Я ведь теперь знала, что он не так уж и равнодушен ко мне. Иначе в ответ на мои «откровения» просто пожал бы плечами. Ну, притворяешься и притворяешься — мне-то что? А тут разнервничался весь, прогнал меня с глаз долой…

Вот и пусть теперь страдает!

— Пусть он страдает, Боженька! — взмолилась я, складывая обе руки в молитвенном жесте. — Пусть страдает, как я!

Ни в какого Боженьку я особо не верила, как и полагается ученому, но ведь не помешает же, правда? Тем более, в такую прекрасную ночь, когда каждый всплеск волн, каждый лучик лунного света напоминает о чем-то высшем, о чем-то прекрасном и неземном…

— Watch where you’re goin, you damn moron![4] — рявкнули у меня из-под ног, и я в ужасе отскочила назад — метра на полтора. Отдышавшись, уставилась на развалившегося на спальном мешке бездомного, на которого я чуть не наступила в темноте, замечтавшись о неземных материях.

Явно британец по акценту и внешности, весь в дредах и алкоголических пятнах по всему лицу, бездомный злобно хмурился на меня из-под банданы.

— П-простите… я не видела вас, сэр… — испуганно залепетала я по-английски, продолжая пятиться. Так вот кто кричал мне, предупреждая о каких-то опасностях! Неужели, здесь есть что-то опаснее его самого?

— Я что, стал невидимым, ко всем моим бедам? — продолжал возмущаться бездомный. — Один тут бродил вчера, теперь вторая… Это мое место, поняла?! Не вздумай тут ставить палатку!

Только сейчас я заметила, что позади бездомного возвышается уже довольно потрепанная палатка, набитая изнутри каким-то барахлом, а чуть поодаль тлеет потушенный на ночь костер и валяется дряхлый велосипед.

Я немного успокоилась — действительно, просто бездомный, а какой-нибудь не маньяк убийца. С палаткой, велосипедом — всё, как полагается. Такие редко бывают опасными. Разве что, громкими и не вполне нормальными.

— Я и не собиралась ставить тут палатку, — успокоила я его, переставая пятиться и наклоняясь, надевая туфли. — Я живу тут недалеко, в гостинице. Приехала на конференцию…

К моей полной неожиданности бомж насторожился.

— На конференцию? Ты ученая, что ли? Пиэчди? Или постдок?

— Эээ… Пиэчди по антропологии. Почти… — изумленная, что он в принципе знает эти слова, я уставилась на него.

— Эххх… — бездомный ностальгически вздохнул, снова укладываясь на мешок. — Я тоже когда-то был пиэчди. По истории. Давно уже… лет десять назад. Славное было времечко…

У меня в буквальном смысле отвисла челюсть.

— Вы? Пиэчди? Ничего себе… А… что случилось?

— В смысле? — он тоже в свою очередь уставился на меня. — А, это… — окидывая себя взглядом, пренебрежительно махнул рукой. — Да, ничего особенного… Мне еще повезло — я успел получить внж в теплой стране, теперь вот… странствую со всеми удобствами. Иногда репетиторствую онлайн, — он мотнул головой в сторону палатки, намекая на то, что у него там припрятан ноутбук и прочие приблуды для онлайн преподавания. — Иногда… даже пишу кой-чего в журналы. А приятель мой, коллега по Сент-Луису, застрял в Чикаго. Снимает конуру с какими-то бандитами, даже туалета своего нет. Крэк, мет, сама понимаешь… Какое там репетиторство? Уже небось помер, давно с ним на связь не выходил…

Мне стало страшно. До озноба, до стучащих зубов страшно… Значит, подрабатывать проституцией еще не самое ужасное, что со мной может случиться в антропологии…

— Но… как же так? — прохрипела я, снова оседая на песок. — Разве вы… плохо учились, мистер? Может, вы на конференции не ездили? Или… монографии у вас не было?

Бомж хохотнул.

— А ты погугли мое имя, крошка… — он порылся в каком-то рюкзаке за спиной и бросил в мою сторону какой-то огрызок картона. — Вот… у меня даже визитка академическая осталась. Найдешь аж ТРИ монографии и два постдока, с вотакенными стипендиями каждый. У меня на защите сам Мицнер был! Так-то, девочка…

Я понятия не имела, кто такой Мицнер, но был ясно, что большая шишка.

— И всё равно вы тут… — прошептала уже окончательно севшим голосом.

Довольный тем, что вдребезги разбил мои розовые очки, бывший пиэчди усмехнулся.

— И всё равно я тут, как видишь. Как и девяносто процентов моей когорты… Нищий и безработный! А ты думала, приехала на конференцию, и всё — ты в дамках? Да в гуманитарных науках по полтыщи человек на место, вот и представь себе твои шансы устроиться хоть куда-то… Так-то, милочка… А теперь, прости, мне надо кой-чего нюхну…

Не дослушав, в захлестнувшей меня колотящей панике, я снова куда-то бежала, не разбирая дороги. Кажется, даже туфли забыла.

Мозгом я понимала, что нужно делать всё что угодно — кроме того, что собиралась. Что так нельзя, что это делает меня подстилкой, той самой продажной тварью, которую во мне увиден ОН! Но подлая женская натура требовала своего — ей было плевать на гордость, плевать на столетия женской эмансипации и феминизма. Архаичная женская натура хотела только одного — защиты сильного мужчины от всего, что с ней могло случиться в этом диком и опасном мире. Защиты моего мужчины.

Ворвавшись в лобби гостиницы и не обращая внимания на окрик портье, встревоженного видом растрепанной и босой девушки в явном шлюшеском наряде, я бросилась в сторону лестницы. Не до лифтов сейчас, благо этаж невысокий.

Взбежала, спотыкаясь и цепляясь за перила, на четвертый пролет лестницы и, не успев отдышаться, толкнула плечом тяжелую дверь из площадки. В приглушенной коврами тишине коридора паника отчего-то стала острее — а вдруг я сейчас не найду его комнаты? Вдруг я что-нибудь перепутала — номера-то не помню, только расположение… Меня забило лихорадочной, жаркой дрожью.

Чуть не падая, я рванула по коридору налево, моля бога, чтобы это была она — угловая комната Багинского, а точнее апартаменты, включающие в себя гостиную и спальню… Потому что если я ошиблась, меня точно поймают, выставят отсюда и больше я уже к нему не попаду.

А мне нужно было. Необходимо было к нему попасть прямо сейчас! Зачем — я уже не вполне понимала, действуя на чистых инстинктах, функционируя, словно в горячечном бреду…

Заколотив кулаками в плотную синюю дверь с номером «415» на круглой бляшке, я уже почти не стояла на ногах, и когда мне неожиданно открыли, провалилась всем телом в дверной проем.

Он! — с неописуемым облегчением поняла, оказавшись в его крепких объятьях. Он… Это он, мой спаситель! И разрыдалась от захлестнувших меня эмоций.

— Что с тобой? Птичкина… — бормотал он, сжимая меня в руках и перехватывая за талию, чтобы не уронить на пол. — Что случилось? О, господи, да ты вся горишь…

Я вдруг поняла, что и в самом деле горю — что меня не просто так лихорадило! Рука, накрывшая мой лоб, показалась ледяной, и меня по-настоящему затрясло от озноба, страха и возбуждения одновременно.

— Н-на пляже… п-простудилась… наверное… — застучав зубами и судорожно всхлипывая, попыталась объяснить, цепляясь за лацкан его халата. — Спаси меня… спаси… я не хочу… не хочу в бездомные… и в проститутки не хочу… спаси…

И он спасал — вероятно, уже в моих фантазиях, потому что в реальности он никогда не стал бы так носиться со мной, никогда не стал бы так резко, дерганными движениями прижимать меня к себе — словно испугался, что я каким-то волшебным образом ускользну сквозь его руки. И никогда не стал бы шептать мне, опустившись на пол, раскачивая меня у себя на коленях и прижимаясь губами к моему горящему лбу:

— Шшш… не бойся… я здесь… всё будет хорошо, детка… Я с тобой… с тобой…