Глава 14

В голове у меня воцарился настоящий хаос. С одной стороны, я понимала, что никак не может доктор наук М.Г. Багинский, который только что представил меня как «члена его команды», и книжки которого разложены перед этой сценой на продажу, быть моим вчерашним мужчиной по вызову.

С другой — всё обстояло именно так. Если, конечно, я хотела верить своим глазам и ушам.

Близнец?! — пронеслась безумная мысль. Двойник? Клон?! А вслед за этим не такая уж и безумная — возможно, он просто… так подрабатывает? Ну, ведь бывает же так — студентки иногда подрабатывают в стриптизе или даже эскорте, особенно те, что приехали из глубинки в большой город.

И нафига ты тогда учишься, если так? Если знаменитому специалисту не хватает на жизнь до такой степени, что он вынужден заниматься проституцией в свободное время, то что уж говорить о моем «блестящем» будущем! И что теперь? Менять профессию? Вот прям так сразу?

Погоди! Хватит метаться! — воззвал ко мне голос разума. Возможно, он просто кому-нибудь… задолжал. Какой-нибудь… академической мафии. Вот и работает, чтобы долги отдать!

И вообще — куда все, туда и я! Если окажется, что вот такой у антропологов грязный секретик, так тому и быть! От судьбы не убежишь, да и вообще — лучше заниматься любимой профессией, подрабатывая проституткой, чем нелюбимой, даже если она денежная. Может, вообще выпадет в паре работать с моим красавчиком-профессором…

Удивительно, но вся эта безумная чехарда пронеслась у меня в голове меньше, чем за секунду. Наверное, быстрее, чем я успела пару раз хлопнуть ресницами.

Выпустив застрявший в легких воздух, я дала поднятому было листу упасть обратно в папку.

— Спасибо… профессор! — ещё раз моргнув, я опустила глаза к тексту, пытаясь сообразить, откуда именно мне начинать читать.

Какое читать?! — заорало моё внутреннее бессознательное. Как можно что-то читать, когда на твоих глазах происходит невозможное! Когда перед тобой стоит человек, член которого вчера был ВНУТРИ тебя, и которого ты заказала на сегодня для «продолжения банкета»!

Ты ведь просто так предложила вариант с подработкой — ты прекрасно понимаешь, что это чушь, что не может именитый профессор подрабатывать в эскорте! Ты пытаешься объяснить необъяснимое, дура! И вместо того, чтобы заниматься какими-то дурацкими чтениями на публику, ты должна сейчас визжать от ужаса и бежать от этого необъяснимого сломя голову, куда глаза глядят. Сохранить рассудок хоть как-нибудь, забыть обо всём этом, не думать и не анализировать…

А ещё можно закатить этому профессору-не профессору сказочный скандал. Прямо здесь! Пусть объясняется, каким образом он вчера шлепал тебя по заднице, а сегодня делает вид, что его интересуют исключительно твои умственные способности.

— Мы ждем вас, Маргарита Николаевна, — протянул тем временем Багинский с лёгкой усмешкой в голосе. — Неужели вы не подготовились к столь важному докладу? Как же так можно? У вас ведь было несколько месяцев на подготовку…

Краем уха, не поднимая глаз, я услышала, как аудитория негромко и обеспокоенно зашумела. Народ явно не ожидал от меня столь непрофессионального поведения. И наравне с мечущимися попытками найти логику происходящего, в груди моей начала подниматься настоящая паника. Ведь это же будет полный провал — полное фиаско, если я сейчас не вывезу, не абстрагируюсь от всей этой… ненормальности. Если не справлюсь с собой и убегу отсюда… или устрою скандал.

Это будет крушением всей моей карьеры на корню.

А ведь это именно то, что он хочет от меня — поняла вдруг я. Провала. Этот… тип, косящий и под профессора, и под проститута. Он мстит мне — стало ясно как день. Хочет, чтобы я сорвалась и устроила что-нибудь непотребное, на глазах у всех, включая присутствующую прессу.

Уж не знаю почему, но этот… Багинский страшно зол на меня за вчерашнее. И специально вызвал меня к себе в панель, чтобы отомстить — напугать, заморочить мне голову и, всласть насмеявшись надо мной, выгнать с этой конференции с позором.

Осознав этот ужасный факт, я резко подняла голову и, повернувшись, впилась взглядом в темные, бушующее злобой глаза мужчины.

— Простите, профессор, — я подчеркнула слово, которым звала его вчера, хоть по-английски оно звучало как вполне себе обычное обращение к преподавателю. — Я не очень хорошо себя чувствую сегодня. Другой климат, перепады температуры… никак не привыкну, знаете ли.

Богинский сузил на меня глаза.

— Выпивали вчера, мисс Птичкина? Скажите откровенно, если так, и не тратьте наше время. Мы хотя бы успеем выслушать другие доклады…

Да, выпивала! — чуть не заорала я. Вместе с тобой, говнюк ты эдакий! И судя по твоей опухшей физиономии и кое-как приглаженным волосам, ты еще и продолжил!

Но вместо этого я стиснула зубы, опустила на мгновение голову, вздернула ее… и отчетливо, без запинок, произнесла на самом лучшем английском, на какой только была способна.

— Добрый день, дамы и господа! Еще раз извиняюсь за задержку — здешний климат и перемена атмосферного давления сыграли со мной злую шутку. Но неужели я одна такая неприспособленная к путешествиям? Успокойте же меня — я чувствую себя ущербной.

Публика заметно расслабилась, рассыпалась подбадривающим цоканьем, смешками и кивками.

— Который день голова раскалывается, мисс! — поделился с переднего ряда старичок в простецких бежевых шортах и тениске — явно забредший сюда от скуки пенсионер. — Так что можем с вами посоревноваться в ущербности.

Улыбнувшись, я подняла кулак в шутливом протесте.

— Ущербные, объединяемся в профсоюз!

Все рассмеялись уже в голос, напряжение рассыпалось и рассосалось по дальним углам комнаты. Я тихонько выдохнула — старый трюк развеселить публику какой-нибудь своей слабостью сработал как часы. Слабость располагает — смеющегося над собой лектора начинают жалеть и прощают ему всё то, что никогда не простят строгому, высокомерному зазнайке.

Воспользовавшись паузой, я стрельнула глазами вбок — туда, где раньше стоял мой злобный профессор-проститут. Всё ещё стоит. Смотрит на меня — но уже не злобно, а напряженно-выжидающе, словно приготовившийся к прыжку тигр. Непонятно, почему, но это еще сильнее раззадорило меня, придало мне душевных сил.

Распрямив плечи и гордо вздернув подбородок, я снова повернулась к публике и почти не подглядывая в свои шпаргалки, приступила к докладу, который, действительно, готовила несколько месяцев.

— И так, господа, позвольте мне ознакомить вас с одной очень интересной находкой, обнаруженной профессором Ришаком в пригороде Касабланки, в Марроко. Это подвал, заставленный приспособлениями для проведения магических ритуалов, принадлежащий одной местной… бизнес-леди, недавно скончавшейся. Как доказывает профессор Ришак, эти приспособления имеют удивительное сходство с предметами колдовства, обнаруженными в месопотамских захоронениях, и считает, что дошли они до современного Марокко посредством передачи общинных легенд и сказок… — спохватившись, я включила проектор и быстренько подключила его к своему лэптопу, настраивая слайд-шоу. — Я же в своем докладе буду докладывать, что знание о магических ритуалах не могло дойти до нашего времени никаким иным способом, кроме как попыткой массового воспроизведения этих ритуалов УЖЕ ПОСЛЕ изучения исторических и археологических находок. Иными словами, покойная колдунья из Марокко и подобные ей деятели создают современные копии древних приспособлений и ритуалов. Говоря еще проще… косплеят чужую устную историю.

* * *

На какой-то момент Максим Георгиевич даже заслушался, слегка приоткрыв рот. Исследование магистрантки Птичкиной было настолько неординарным, а выступление настолько блестящим, что непонятно было, зачем Шапошникову нужно было пропихивать ее настолько радикальным образом — с такими способностями она и сама пробьется на вершину академического Олимпа.

Вот! — он помрачнел. Вот почему он сейчас должен думать, как ее наказать, а не о ее успехах. Потому что она маленькая, подлая лгунья и шлюха, которая вчера почти заставила его поверить в свою искренность.

В принципе, он уже придумал. У него было два варианта. Первый — позволить ей выступить в своей панели, не дав ни минуты на подготовку, а как только появится — вызвать на эмоции, заставить растеряться, запутаться и провалить ее выступление.

О, Багинский умел проваливать неугодных ему докладчиков… Выходя на трибуну перед большой аудиторией, достаточно одного недружелюбного замечания, чтобы растерять все мысли и моральные силы. Одного из аудитории! А тут целый профессор — издевающийся, подгоняющий и мешающий сосредоточиться!

По всем канонам Птичкина должна была сейчас рыдать, забившись в угол где-нибудь под лестницей.

Ну что ж, не сработало… Значит переходим к плану «Б». Выслушать ее выступление — или хотя бы значительную часть его — а потом прицепиться к какой-нибудь малозначащей ошибке или неточности. Вывести эту ошибку в ранг критической и умелыми, софистическими методами завести докладчицу в тупик. Это Багинский тоже умел — недаром год отсидел в Институте Иезуитов Ватикана. Согласно этому плану, результат должен был быть менее драматичным в короткой перспективе, но гораздо более эффективным и травмирующим в долгой. С этого момента, сражённая непревзойдённой логикой и мастерством аргумента, коими Багинский владел в совершенстве, Птичкина должна была усомниться в собственной интеллектуальной способности. И это должно было послужить началом так называемого «синдрома самозванца» — хорошо известного и практически неизлечимого диагноза среди младшего научного состава.

Однако, и этот план провалился, даже не начавшись. Максим Георгиевич попросту не знал, к чему здесь можно прицепиться. Ни малейшей зацепки не видел, на которую можно было набросить крючок ложной преамбулы — главного оружия софиста.

Да и признаться, он чувствовал, что у него не хватит на это совести. Как бы он ни страдал, как бы ни хотел отомстить этой лживой, пронырливой, маленькой дряни, которой удалось вчера забраться к нему «под кожу», академическая этика и мораль сопротивлялись и заставляли его раз за разом упускать удобные моменты. Исследование, за которое взялась это юная прохвостка, стоило его оскорбленной гордости.

Однако же, совсем спускать на тормоза всё это безобразие Багинский не собирался. Допустим, Птичкина заслужила быть допущенной в высшие эшелоны Башни Плюща и Слоновой Кости. Допустим — и это надо честно признать — ее интереснейшее исследование нельзя просто так взять и спустить в унитаз. Но кто сказал, что нельзя совместить эти две цели — принятие ее в закрытый клуб академической элиты и превращение ее существования в нем в кромешный ад?

Вся эта внутренняя борьба и размышления отвлекли Багинского от докладчицы, и это пошло ей на пользу. Слушали, приоткрыв рты, уже все, включая Белову, которая до этого смотрела на новенькую исключительно с презрением.

— И последнее, — уже светясь гордостью за свой успех, Птичкина запустила новый слайд, на котором были изображены две фотографии каменных блюдец со стесанными краями. — У меня пока нет достаточных доказательств, но уже можно предположить — и это будет темой моего следующего исследования — что многие из тех находок, которые археология представляет как аутентичные приспособления, унаследованные от древних времен, тоже являются продуктом косплея — основанного на услышанных или прочитанных историях того же времени — а никак не передаваемые из поколения в поколения ритуалы… Обратите внимание, насколько похож этот срез на блюдце для смешивания зелий на подобный ему из изображения в археологической газете 1883 года…

Багинский проглотил скопившуюся слюну и переступил с ноги на ногу, незаметно сдвигая натянувшуюся ширинку в сторону. Оказывается, он умеет возбуждаться на интеллект. Вот уж не подумал бы… Как странно.

И в этот момент он понял, как именно будет превращать жизнь этой новоиспеченной звездочки… в кромешный ад.

— Браво! — воскликнул, захлопав в ладоши раньше, чем кто-либо из публики, и заставив Птичкину подпрыгнуть. — Браво, Маргарита! Поздравляю вас с прекрасной работой и замечательным докладом! Я буду рекомендовать ваше исследование редакции журнала «Антропология сегодня» — в качестве почетного гостя, а вас саму — на осенний набор конкурсантов на премию «Современность и жизнь». Не желаете ли отметить ваш сегодняшний успех бокалом шампанского в коктейльном баре?

Загрузка...