Уже готовый наорать на эту дуру и вылететь из комнаты, Максим Георгиевич остолбенел.
И в таком, остолбенелом виде, секунд двадцать переваривал то, что она ему сейчас сказала. Она хочет, чтобы он… ЧТО?!
Предположив, что ослышался, Багинский прокашлялся.
— Повтори, — попросил ее осиплым голосом. И прокашлялся снова, чтобы вернуть себе командный тон.
— Подавились? По спинке похлопать? — сочувственно предложила Птичкина.
— Нет! — прохрипел он, но она уже шагнула к нему — так резво, что он не успел предупредить ее о крае ковра, который она же ранее и загнула, снимая с места стул. Споткнувшись об этот край, девушка вскрикнула и остаток пути проделала, летя на него с раскрытыми объятьями и расширенными от ужаса глазами.
Словить ее до того, как она упадет, Багинский не успел, и ему оставалось только принять ее на себя, откинувшись на диван полностью и убрав в сторону голову, чтобы она не врезалась в него носом.
Растянувшись по всей длине его тела, девушка на удивление точно совпала с ним всеми своими впадинками и выемкам — особенно в том месте, где вот уже полчаса у него не проходило напряжение. Устоять перед таким попаданием не было никакой возможности, и, коротко рыкнув, Максим впился в ее сладкие, чуть припухлые губы, переворачивая их обоих и вминая девушку в спинку дивана…
И только через несколько секунд этого неожиданного, крышесносного поцелуя он понял, что она отвечает ему, отвечает так жарко и страстно, как будто реально хочет его, а не продаёт ему своё юное тело… Хватает его губами, судорожно сжимает на макушке его волосы, закидывает на него свою стройную ногу… и стонет — тихо и будто бы жалобно… будто сама не понимает, зачем делает это, но не в состоянии совладать с собой…
Эта мысль окончательно свела его с ума, давая зеленый свет на всё, что он задумал… Неизвестно, пожалел бы он ее, если бы она оставалась холодной, но раз сама хочет… все запреты можно считать снятыми!
Дернув за подол ее юбки, Багинский задрал её на живот девушки, с глухим стоном впечатываясь эрекцией в тонкие, белые трусики, чувствуя сквозь сатин, какая она мокрая.
О да… вот так…
Насладившись трением, чуть отстранился, заменяя эрекцию собственной рукой и сжимая ее промежность поверх тонкой ткани…
Сначала он заставит ее поумолять его — о, он умеет держать женщин на пике, часами не давая им разрядки! — а потом, возможно позволит ей попрыгать на нем, не двигаясь и заставляя в поте лица отработать собственный оргазм…
— Нет! Стойте! — вскрикнула, вырываясь из поцелуя, Птичкина. И схватила его за запястье, не давая пролезть пальцами под трусики.
— Что… такое? — выдохнул он, уже в мечтах глубоко внутри ее податливого тела. — Что не так…
— Слишком быстро… Я не готова… профессор…
И прежде, чем это странное «профессор» снова резануло ему ухо, она резко перевернула его на спину и забралась сверху, упираясь ладошками ему в грудь. Лукаво зыркнула на него из-под ресниц, выпрямилась, усаживаясь на его бедрах поудобнее… и потянула за узел на его и так расслабленном галстуке.
Тяжело дыша, он уставился на этот узел в ее руках, изо всех сил стараясь не издавать звуков — которые хотелось издавать от каждого ее шевеления на его члене. Что она делает? — пытался сообразить плохо работающими мозгами.
Что, чёрт бы ее побрал, она делает?
Раздевает тебя! — сообразил наконец, когда вслед за галстуком ее пальчики потянулись к самой высокой застегнутой пуговице. Магистрантка Птичкина, которую ты собирался жёстко попользовать ради предоставления места в своей конференц-панели, тебя… раздевает. Сама. По собственной воле. А еще ранее она потребовала, чтобы ты «разделся полностью», потому что «это так не работает».
Всё это возбуждало, пугало и путало одновременно, и где-то на задворках сознания даже забился колокольчик тревоги — а не повредилась ли девушка умом?
В любом случае, он здесь для того, чтобы выполнять свои прихоти, а не ее.
Решив, что с него достаточно, Багинский схватил ее за запястье — так же, как раньше она его.
— Так тоже «не работает», — сузил на нее глаза, ставя ударение на последнем слове. — Я тут не для того, чтобы тебе стриптиз показывать, Птичкина. Если ты на это рассчитывала.
Он заметил, что при слове «стриптиз» она как-то странно дернулась и непонимающе нахмурилась — будто он не должен был этого говорить.
— Но как же, профессор… — пролепетала, высвобождая руку и как-то странно съеживаясь. — Я думала, мы с вами… играем… Разве нет?
Ах вот оно что! До него наконец дошло, причем так неожиданно, что он чуть по лбу себя не хлопнул! Она играет! Играет с ним в профессора и шаловливую студентку!
Так вот почему так разоделась! Вот почему согласилась усесться на стул и «читать» свой доклад, но раздеваться полностью отказалась! Вот почему с упоением целовалась с ним, но остановила его, когда он уже готов был засадить ей по самые помидоры! Потому, что еще не время! Потому, что она не хочет просто так «дать» ему! Она устраивает ему сессию ролевой игры! И возможно даже позволит ему отшлепать себя за плохое поведение по попке!
От захлестнувшего его восторга и возбуждения Багинский чуть не сбросил девушку с себя. Надо же какая затейница! Где же она была раньше и почему до сих пор не под его опекой?!
А ведь всё это не просто так, понял он внезапно еще кое-что. Птичкина не просто хочет качественно и с огоньком развлечь их обоих, раз уж судьба ей лечь под него сегодня! Она хочет показать ему свою неординарность, свою особенность! Дать ему понять, что и в жизни она такая же — неординарная и творческая натура! И в жизни, и в науке, и в исследованиях!
Маргарита Птичкина знает, что он именно таких и ищет в свою команду — и просится к нему навсегда! Вот таким вот… неординарным способом.
Ну всё, Шапошников — можешь попрощаться со своей магистранткой. Такая корова и самому нужна. Мало того, что умница-красавица, еще и отсасывать будет после лекций и семинаров.
Понимая, что чуть не вышел из роли, Максим Георгиевич взял себя в руки. Он профессор, она — студентка, значит? Раздеваться она не хочет, немедленного секса — тоже, а вот его желает видеть голым и поскорее… Быстро соображая, в какую сторону направить их интереснейшую игру, он поднялся на локтях и жадно осмотрел сидящую на нем красавицу, явно ожидающую от него действий.
— Ну что ж! — решил наконец. — Раз по-другому ты учиться отказываешься, устрою тебе, Птичкина, особый экзамен… А ну-ка слезай!
Похлопав ее по заднице под юбкой, он заставил ее приподняться и чуть не взвыл от потери контакта с ее бедрами. Спокойно, Макс, спокойно… это подождет…
— Забирайся на кровать и устраивайся поудобнее, — приказал ей, снова теряя голос от волнения.
Сама взвинченная донельзя, Птичкина только что не взлетела на двуспальную кровать, сверкнув на него белыми трусиками из-под юбки.
— Так? — невинно спросила его, усаживаясь в изголовье с вытянутыми ногами и опираясь о подушки.
Он предпочел бы, чтобы она села перед ним по-турецки, но не стал тратить времени на перемену поз.
— Сойдет, — одобрил, кивнув и вставая. — Что ж, Птичкина… Раз ты не хотела зачитывать мне свою тему в нормальных условиях… — он помедлил, хмыкнув себе под нос — вряд ли можно назвать «нормальными условиями» то, как он заставил ее сесть раньше, — будешь делать это в условиях… экстремальных.
— Это к-как? — икнув от волнения, она схватила и прижала к себе ближайшую подушку.
— А вот так…
И, повернувшись к ней, он начал расстегивать оставшиеся пуговицы рубашки, обнажая грудь и годами тренированный, тугой и крепкий живот. Девушка резко втянула ртом, пискнула что-то неразборчивое, поджимая ноги и еще больше прячась за подушку…
— Расскажи-ка мне, Птичкина… — вальяжно протянул Багинский, полностью расстегнувшись и прохаживаясь перед ней с руками в карманах брюк, — а вот хоть про самую последнюю научную статью, которую ты читала по своей теме. Ты же наверняка интересуешься новыми исследованиями, правда? Вот и расскажи мне, что читала из последнего… и что ты по этому поводу думаешь. Ответишь так, будто перед тобой твоя завтрашняя публика — четко, понятно и без мямляний — брошу эту рубашку в тебя… Не ответишь — ты бросишь мне свою.