Морфей нещадно требовал своей дани. Голова туманилась, но мы с Милисент стойко выдерживали очередную превратность судьбы. За окном зашуршало. Наши чувства напряглись, а глаза впились в темноту.
— Смотри, сухой лист. Странно как-то для такой поры года, — Милисент встала, подошла к окну и потянулась за листочком, но он слетел на пол комнаты.
— О, черт!
— Так меня еще не называли.
Люгест Мимиктус возник из ниоткуда. Подруга вздрогнула, ойкнула и приросла к месту. Я же с удивлением рассматривала точку на полу, куда только что приземлился претендент на гербарий. В голове скрипнули подуставшие за день мозги, и память перенаправила меня назад в прошлое — к дереву возле кустов: «Кусочек коры над моей рукой. Вон оно как! На стреме, значит, кто-то стоял. А я ничего и не заподозрила. Ловко!»
Мысли резво взяли «дарк» направление. Менялись стремительно, но крутились возле одного: ящерки могут быть рядом, под самым носом, а их никто и не заметит. Меня продрал холод. Полновесный такой. С прикладыванием льда ко всей спине. Кожа взялась гусиными пупырышками, а на затылке приподнялись волосы. Слова застряли на выходе.
Все это время Люгест непрерывно смотрел на меня, будто считывал мои то ли мысли, то ли эмоции. Он невесело усмехнулся:
— Я же не виноват, что таким уродился.
— Ну проходи, раз пришел, — отмерла зеленушка и направилась прикрыть окно.
— Оставь, — попросил парень, — пожалуйста.
— Возможность отступления? — я криво улыбнулась и включила приглушенное освещение. Мои эмоции Люгест принял на свой счет. Я перевела дух.
Мимиктус пожал плечами:
— Никогда не стоит пренебрегать такой возможностью.
— А не боишься, что кто-нибудь заметил?
— Нет, не боюсь. Сухой листок никому не интересен. Вы ведь тоже ничего не заметили.
Милисент осторожно обогнула парня по дуге и направилась ко мне. Присела рядом на кровать и … прижалась. Незаметно, как ей казалось. Ситуация затягивалась. Люгест не предпринимал никаких телодвижений, остерегаясь нашей неадекватной реакции.
— Присаживайся. Или так и будешь стоять? — я не знала с чего начать разговор. Решила начать с главного. — Зачем ты пришел?
— Обычно девушки спрашивают «почему»?
Парень прищурился, оценил влипшую в меня зеленушку и решил присесть подальше — на кровать Черной Мамбы. Потом передумал, глядя на идеально застеленное покрывало без единой складочки. Кажется, наши лица говорили сами за себя, и он снова считал наши эмоции. Люгест подвинул себе стул, сел на него, как на коня, и продолжил нас сканировать.
Сидел расслабленно, свесив кисти рук со спинки стула. Он не сжимал пальцы, не ерзал, как ужаленный, но всем своим видом сигнализировал: «Я не опасен!» Адепт Мимиктус просто рассматривал наши тушки под покровом темноты, вычленяя по отдельности черты лиц, тела, обрисовывая невидимой кистью наши волосы. Ничего порочного в наших гляделках-посиделках не было, но в воздухе все больше ощущались эманации интимности. В конце концов, именно мы, в своей собственной комнате, стали нервничать.
— Ты с нас портреты писать собрался?
Серые глаза блеснули из-под длинной челки, уголки губ приподнялись:
— Может быть…
— Ты рисовать умеешь? — не сдержала восторга Милисент.
Губы Мимиктуса дрогнули. Он на несколько секунд нагнул голову, пряча от нас улыбку, а потом признался:
— Есть такое. Но об этом почти никто не знает.
— Скрываешь? — Милисент уже было не остановить. — А почему?
— Не поймут, — парень пожал плечами, смахнул в глаз челку, открывая красивый разрез глаз.
— Кто?
— Ты тоже принц? — я протиснулась в беседу.
Разрез глаз типа «лисичка» стал почти круглым.
— Откуда ты знаешь? — настороженное удивление промелькнуло в глазах парня и пропало. Геккончик (называть его ящерицей язык не поворачивался) нахмурился, что-то прикидывая в уме. — Томас проговорился?
— Странный какой-то разговор у нас выходит, — нахмурилась я в ответ. — Почему вы это скрываете? И нет, Томас ни словом ни о ком из вас не обмолвился. А Ахар сама о себе растрезвонила. Все остальное — мое личное додумывание.
— На удивление, правильные додумывания. Многие знают?
— Нет, — перехватила слова, готовые слететь с губ говорливой подруги, — только несколько человек, — я решила не уточнять: мало ли почему интересуется?
— А ты какой руки принц? Правой или левой? — не утерпела Сенти.
— Левой, я ведь всего лишь геккон. А вы не так-то и мало о нас знаете… Это облегчает мне работу.
И мы с подругой встрепенулись. Слово работа прозвучало… полновесно. А в контексте ситуации так и совсем зловеще. Мы выпрямили спины — без боя не сдадимся. Люгест оценил наш воинствующий и решительный вид и… улыбнулся.
— Я пришел рассказать тебе кое о чем, Зира. Но раз ты так близка с Милисент, я не буду возражать против ее присутствия, если, конечно, ты сам не решишь иначе.
Пауза длилась ровно столько, пока мы с «зеленушкой» осознавали сказанное. Минуту или две. Когда с наших губ уже собрались сорваться вопросы, Люгест продолжил.
— Прошу, не перебивайте! Поймите, никто не знает, что я здесь и хочу раскрыть вам нечто важное.
— Почему? — я внимательно прислушивалась к тембру голоса ночного посетителя. — Почему ты хочешь на это рассказать?
— Потому, что ты… хорошая. Не смотришь на нас свысока. Нос не воротишь. Не задумываясь приходишь на помощь. Это дорогого стоит. Как минимум, взаимной откровенности, — Люгест пожевал губами, собираясь с мыслями и продолжил без обиняков. — Нас собрали в спешном порядке. Особо не выбирали. По какому принципу, не знаю. Скажу только, что каждый из нас наследник своего рода и все мы — потомки правителя ящеров. Кто в большей степени, кто в меньшей.
— Это как? — всунула свой длинный нос Сенти.
— А так. Родство можно определить по сроку жизни представителей того или иного рода. У кого-то он больший, у кого-то — меньший. У кого длиннее жизненный цикл, тот ближе к династической линии, у кого меньший… сами понимаете. У мелких ящериц и нас, гекконов, срок жизни заметно мал. Поколения сменяются быстрее, а значит, каждый из нас правителю что седьмая вода на киселе. Его крови в нас осталось мало. Она многократно разбавлена. И если смотреть по родству, то я ему пра-пра-пра-пра-правнук. Если не дальше. Звено левой руки — это почти уже не родственник, хотя частица царской крови все же имеется, а значит, не просто безмозглая зверорептилия.
Неожиданно для себя я посмотрела на парня совсем другими глазами.
— А Прасикус и Нияз? К какой руке они относятся?
— О-о, они самые близкие родственники правителю.
— А кто роднее? — не отставала зеленушка.
— Я не знаю, — удивил нас Люгест.
— Как так? — Милисент сорвала вопрос с языка.
Парень пожал плечами:
— Никто не знает степени родства «праворуких».
— ????
Сенти открыла и закрыла рот в безнадежной попытке сформулировать вопрос. А я недоумевающе зависла на сероглазом отпрыске правителя ящеров. Парень поймал мой взгляд. Встал. Прошелся по комнате. Остановился напротив нас.
— Никто не знает степени родства потомков правой руки, чтобы не было распрей за наследование трона. Такова изначальная воля правителя Ногарда. У него много сыновей. Все они от разных матерей. Постоянной пары у него нет. Поскольку сроки беременности у каждой самки разные, то только правитель знает своих детей в лицо. Чтобы еще больше запутать следы, иногда женщинам изменяют память, чтобы не знали от кого зачали. Из одного рода правитель может взять несколько самок, но кто из них станет его временной любовницей, а кто любовницей, приближенного правителю придворного, они знать не будут. Но все знают одно, если род стоит по правую руку, значит в нем есть близкий правителю родственник — сын, внук. Когда придет время, правитель Ногард сам объявит своего наследника.
— Что? — мы совершено растерялись. — Значит, ты совершенно в пролете?
Парень крепко сжал спинку стула:
— В нашем царстве все может быть. Я не удивлюсь, если наследник вдруг окажется в нашем «леворуком» крыле. Правитель на все способен. Его невозможно просчитать. Может и среди нас спрятать. Но если судить по искрам силы, то я вряд ли могу на что-то надеяться.
Я лихорадочно искала в памяти хоть какие-то сведения обо всем, что услышала. Говорила ли мне Офелия что-либо о силе, которую упоминал адепт Мимиктус? Моя пра-пра давно не появлялась в моих снах, а я сама, сколько не пыталась, не могла с ней связаться. Видимо, нелегко дались ей воспоминания. Хотя меня тревожило, что я не могу попасть к ней в эфир сама. Раньше это давалось без труда, по желанию. На свои вопросы я так и не нашла ответы.
— Царицы у нас никогда не было, — продолжал Люгест. — Почему? Не знаю. Были краткосрочно приближенные дамы, любовницы-однодневки. Их не знали в лицо. О них только слышали. Как их выбирал правитель, только ему известно. Имена не разглашались. Девицы то пропадали, то появлялись. Никто из них ничего не помнил: где были и с кем. А поскольку уклад нашей жизни таков, что мы живем по большей части обособленно, то и полной картины о возможных наследниках никто не имеет.
— А у наследников уже свои наследники есть. Ловко, — я задумалась.
— Наверное. Во всяком случае никто и не пытается высовываться. Правитель Ногард крут характером. Выяснения боком вылезут. Придет время, он сам выберет и объявит наследника.
— А он старый?
— Лет то ему очень много, Сенти, но по внешности и не скажешь. Как и о ректоре этой академии.
Сравнение мне не понравилось: нечего здесь Эристела приплетать! И не старый он, а в полном расцвете сил! Но в слух поинтересовалась другим:
— Можешь рассказать о его способностях? — я встала и включила свет. У меня были вопросы, и я должна была получить на них ответы.
Парень вздрогнул и поежился:
— Есть у него способность изменять память. Он может повлиять и на память, и на мысли. Навеять нужные ему.
Неприятная догадка пришибла словно пыльным мешком.
— А у вас?
Люгест неуверенно манул головой, соглашаясь.
— Что? — застыла «зеленушка».
— Вас прислали сюда, чтобы на нас воздействовать? — в моем голосе прорезалось зловеще шипение. — А ну, рассказывай все!
— Нет. Не на вас, — адепт Мимиктус выдержал мой взгляд. — И у нас эта способность слабо выражена. Я даже не знаю, может ли кто из нас по отдельности повлиять на какую-то особь самостоятельно. Я — точно нет. Разве что совсем малость. И мы не меняем память.
— А адепт Нияз?
Я вперила взгляд в геккона. Какое у него удачное прозвище — сатанинский! А по внешности не скажешь! В тихом омуте… Черт побери! И эти их тренировки! И вот где сейчас все, когда так нужны? Где Эри? Где Носбир? Где Эристел в конце концов? Здесь такое происходит, а их нет! Меня начало трясти. А ведь новости, похоже еще не все. На мой вопрос Люгест пожал плечами:
— Я не знаю. Правитель Ногард может заставить сменить мнение, поменять мысли. А насчет Хенсая… Он наш староста. Из «праворуких», но не очень приближенных. Его потенциала я не знаю. Скрытный он, потайной. И сдержанный.
— Так для чего вы здесь?
— Нас прислали в помощь госпоже Аринар. Для развития и усиления ее способностей.
— Вы и это можете?
— Да. Правитель Ногард может влиять на мысли или усиливать способности кого-либо. Сам. Нас же для такой задачи нужно несколько особей. Вот как сейчас. Тогда сил будет достаточно на единичное действие. Если понадобиться, наш господин и убить может своей силой. Мы — нет. Об этом никто, кроме ящеров, не знает. Вот почему я спрашивал, многие ли о нас знают? И кто? Для вашей безопасности, не распространяйтесь об услышанном.
— А еще так удобно поддерживать мир в собственном царстве. Раз, и нет недовольного. И никто не рыпается. По умолчанию.
Парень снова выдержал наши проникновенно-холодные взгляды и даже не отвел глаза. Но его печальный вид подтвердил мою догадку.
— Но вы же родственники!
В дверь постучали. На высокий ворс ковра опустился сухой покрученный лист. Ловко! Мы с подругой обалдело проследили за планированием внезапной в нашей комнате растительности.
— Вот это скорость! — зачаровано выдохнула Сенти. — У меня так никогда не получится.
В моем списке опасных свойств спецгруппы появился еще один пункт. И восторга Милисент я не разделяла. Стук повторился. Следом послышался голос Узвема Нямека.
— Адептки, у вас все в порядке?
— В порядке, в порядке.
Два сонных голоса постарались успокоить господина секретаря. Вот же ж, змей исполнительный! Ночь на дворе, а он с проверкой пришел.
— Спим уже!
— А почему у вас свет горит, раз спите?
— Потому, что заснули!
— Устали сильно.
— Сейчас выключим.
Ах ты ж… уж медянковый! И как только заметил? Наше окно деревья притеняют. Со стороны так и совсем не видно. Да и свет в комнате приглушенный, только чтобы глаза адепта Мимиктуса видеть. Стремно в темноте с таким набором умений сидеть. Яркость я специально убрала, чтобы лишний взгляд не привлекать. Так поди ж ты, господин ужик на нашу голову нашелся — педантичный канцелярский служака. И этот змей сейчас топтался с той стороны двери, явно желая увидеть это «все в порядке» своими глазами.
Мы переглянулись: а вот это лишнее. Мы ведь полностью одеты и кровати застелены. И листик на ковре. Мог бы и через окно уже удалиться. Для него ведь оставили открытым. Фух, и нету! Хотя вопросов осталось много. По крайней мере, у меня. Будет жаль упустить такую возможность. Вряд ли парень захочет снова пооткровенничать. Но не перед ним же оголяться! У листка тоже глаза есть.
— Девушки, откройте пожалуйста!
Ужик озвучил наихудшие подозрения. Он уже минут пять стоял под дверью, прислушиваясь к тишине в нашей комнате.
— Зачем? Спим мы!
— И все же, я должен убедиться, что вы одни и с вами все в порядке. Сам должен увидеть. Своими глазами. Таково распоряжение ректора!
И мы поняли — не уйдет! Мое полотенце полетело в сторону кровати Черной Мамбы и плюхнулось аккурат на дрогнувший лист. Ну, извини, Люгест! Мог давно уже ретироваться восвояси. Дальше мы с Милисент все делали синхронно. Покрывала были сорваны. Сенти занырнула под одеяло в чем и была. Я сорвала с волос резинку и слегка взлохматила шевелюру. Скинула обувь. Завернулась в одеяло и оценила степень помятости простыни и подушки. Затем волоча ноги побрела открывать дверь. Сняла охранную печать и, отчаянно зевая, выглянула в коридор.
— Спим мы, спим.
Нямек не ушел. Он и не думал уходить! Секретарь настойчиво надавил на створку двери и мне пришлось отойти в сторону, дабы пропустить в комнату «Хому Неверующего».
— Убедились? — еще шире зевнула я.
Сенти отчаянно терла глаза. Я куталась в одеяло и подпирала дверь. Нямек прошелся по комнате, отмечая все детали нашей ночевки. Поверил шкаф, поправил разбросанную обувь, поднял брошенное мною полотенце…
— Сразу видно, нет на вас адептки Кандагар. Устроили бардак. Ай — я- яй! — и на меня смотрит. — И, вообще, не стоит, девоньки, окно открытым оставлять.
— Душно, — пробурчала Сенти, старательно отводя взгляд от сухого листочка на ковре.
Но господин Нямек оказался очень внимательным…
— Адептка Лоза, насколько мне известно, вы владеете несложными приемами бытовой магии и освежить воздух вполне можете сами. Да и мусор, занесенный из открытого окна, — двумя пальцами он взял листочек с пола и выбросил его в окно, с пятого этажа, — тоже можно сдуть туда, откуда он залетел. Не велика премудрость. — И закрыл окно. — Вижу, что у вас все, действительно, нормально. Пойду я. Окно не открывать! У меня есть здесь еще дела. Так что я проконтролирую. Спокойной ночи, адептки. — И ушел.
Я прикрыла дверь за Нямеком:
— Крыса ты конторская, а не уж!
Да, я была злая. Не люблю я ни жалости, ни тотального контроля. А если учесть нестандартную ситуацию… Я прислушалась к затихающим шагам.
— Милисент! Свет туши! — скомандовала я и ринулась к окну.
— Ты в своем уме? Увидит же!
— Не успеет! — я уже открыла окно и всматривалась в ночной сумрак.
— Что там?
— Да не видно ничего! — цыкнула раздраженно.
— Может к лучшему все? Главное, чтобы не убился.
— Как ты не понимаешь? Завтра он может перехотеть что-либо рассказывать! И да, лучше бы не убился. Все-таки высоко падать. Хотя мог и спланировать. Листочком. Неужели ушел?
Я прикрыла окно и присела на подоконник. Мыслей было много, не передумать. И все нерадостные.
— С ним все будет хорошо, — подбадривала себя Милисент. — Он все-таки парень тренированный и должен быть ловким. Это мы не в форме.
— Мы то в форме, — я распахнула одеяло, в которое куталась, каламбур был на лицо, — только босые и растрепанные.
Подруга молча указала пальцем позади меня. На подоконник, с наружной стороны стены лез потрепанный пожухлый листок. Лез медленно, настойчиво, вздрагивая раз за разом. Ветра за окном не было. Но внизу хлопнула дверь, листок стал заваливаться и едва снова не соскользнул с пятого этажа.
Я мгновенно приоткрыла окно шире и схватила «растительность». Проворно прикрыла створку и рванула к кровати и там затаилась. Та мы и сидели: я с листочком на коленях, а Сенти закутанная в одеяло. Сидели и прислушивались к голосам под окнами нашего общежития.
А там беседовали господин вездесущий уж и наша комендант. Самого разговора слышно не было, как не прислушивались, но вот тон разговора нам не нравился. Господин Нямек что-то настойчиво требовал от сонной женщины. В ответ на это она отчетливо зевала.
— И как он от нас теперь выберется? — забеспокоилась Милисент.
Я встретилась взглядом с листиком. Он не терял времени и рассматривал меня взлохмаченную. Это была уже наглость! Я прищурилась:
— А ну, слазь! — приготовилась скинуть геккона на пол.
Листок стал как-то кособоко сползать. Я нахмурилась. Осторожно подхватила на руки: «Куда же тебя положить?» Не придумав ничего лучше, переложила геккона на кровать Ч.М. Да простит меня, Эрилия!
За спиной сдавленно всхлипнула Милисент. Я оглянулась. Сенти забилась в угол своей кровати и с ужасом смотрела на невиданную дерзость, проявленную мной. М-да, все-таки Ч.М — это Ч. М, и Сенти об этом будет помнить всегда.
Меня отвлек стон. Люгест был, мягко говоря, не в форме. Он словно под машину попал. Парень смотрел мне в глаза и со всех сил сдерживался.
— Я сейчас… Отлежусь немного… и уйду…
— Это от падения?
— Не-ет, — он с трудом сглотнул. — Под ноги парням попал… неожиданно. Попинали немного.
— Кто?
— Неважно, просто … случайные…
— Да, немного. Тш-ш, — приложила к его губам палец. — Молчи.
— Ой, что же теперь будет? — забеспокоилась зеленушка. — Что это с ним?
Люгест лежал без сознания.
— Так, мне нужны травы. И чем скорее, тем лучше!
— И как ты собираешься принести их сюда? Думаю, господин Нямек дал определенные указания госпоже комендантше на тот случай, если мы захотим вечером куда-то пойти.
— Вполне возможно…
— А может господина Эскула позвать?
— Да? И как же мы объясним все это? — я указала на парня. — Аринар вслед за «Касторкиным» прискачет, хоть и больная, как меня Тиноб уверял. Скандала и обвинений тогда не избежать.
— Это, да, — совсем расстроилась Милисент. — А еще репутация…
Мы посмотрели на друг друга. Кажется, наши мысли шли в одном направлении.
— Даже, если ты перекинешься, ползти по стене не сможешь. Ты большая и не тренированная, — со знанием эксперта заявила Сенти. — Убьешься, в лучшем случае. И заметна сильно в темноте.
Мои мысли пошли на второй круг и явно считав их, Милисент забеспокоилась сильнее:
— А, нет-нет! Да ни за что! И не знаю я твоих трав. Так что толку от меня мало.
— Сенти, ты сама меня уверяла, что я ясновидящая и менталист по факту родства с Офелией. Было такое? И то, что люди лучше чувствуют и транслируют в экстренных ситуациях, — это тоже твои слова. Нет у нас другого выхода, подруга. Нет! — приперла к стенке зеленушку. — Ни при каких обстоятельствах его не должны найти у нас. А чтобы он сам смог выбраться, нужно ему помочь, — разжевывала я для сомневающейся подруги.
Сенти не двузначно взглянула на подоконник. Я отрицательно замотала головой.
— Не вариант! Он сейчас в человеческом обличии. И без сознания. Не трансформируется. И под нашими окнами его тоже не должны найти. Кому надо, два плюс два быстро сложат.
Подруга и сама это понимала. Но перспектива ее не вдохновляла. Да и меня, если честно. Оставалось ждать: парень хоть чуть-чуть оклемается и сам уползет.
Милисент поблуждала взглядом по бледному «прынцу» и неожиданно согласилась.
— Я постараюсь транслировать тебе внешний вид растений и места, где их видела, — ухватилась я за призрачную возможность. — И какую их часть нужно принести. Только поторопись!
Через пару минут в комнате остались я и адепт Мимиктус. И вот как меня снова угораздило? Я поглядывала на бесчувственное тело, вспоминала наставления деда и пыталась нащупать сознание зеленушки. Со скрипом мне это удалось. Обрадовалась, как ребенок, но тут же получила ругань в свою сторону. Ого! Таких познаний от подруги я не ожидала. Она нашла крапиву и пыталась ее нарвать. Дальше в моем списке был подорожник, пастушья сумка и калина — небольшой кусочек коры и пара корешков.