Развод. Десерт для прокурора

Глава 12

Я стояла посреди кухни своей кондитерской, воздух был наполнен ароматом свежей выпечки, но для меня он казался теперь удушливым.

Только что я подала документы на развод, сделав первый шаг к освобождению, и вот он, мой будущий бывший муж, Витя, стоит передо мной, словно призрак из прошлого, и смотрит с такой злобой, что мне стало страшно.

— Ну и зачем в суд подалась? — спросил он сквозь зубы, злобно скалясь.

Меня удивила его осведомлённость. Как он так быстро узнал? Я ведь только сегодня в суде была. Повестка ему не должна была так быстро прийти.

Наверняка, у него знакомые в суде, или, что ещё хуже, кто-то из моих работниц ему доложил. Мысль о предательстве кольнула сердце, но я тут же отогнала её. Сейчас не время для подозрений.

— Затем, что нам давно пора развестись, — тихо произнесла я, пытаясь успокоиться, а то сердце от страха колотилось в висках, причиняя дискомфорт. — Ты разве так не считаешь?

— Считаю, — ответил он, медленно подходя ко мне, как крадущийся хищник. Его глаза горели холодным огнём. — Разведёмся тогда, когда я скажу.

Я почувствовала, как пот выступил на лбу. Его тон не оставлял сомнений — он не собирался просто так отпускать меня. Но зачем? Что ему нужно от меня?

— Зачем тебе наш брак? — мой голос стал ещё тише, почти шёпотом. — У тебя уже давно другая женщина.

Я пятилась от него, инстинктивно ища предмет, которым можно было бы защититься. Мой взгляд упал на длинную деревянную скалку, лежащую на столе. Её оставила здесь моя помощница, слоёные торты сегодня на заказ пекла.

Про себя я подумала о том, что пора бы уже нанять охранника, а то муж точно до развода меня в покое не оставит, а может и после развода будет донимать.

— Я сказал, что разведёмся тогда, когда я скажу! — заорал он, и в порыве ярости перевернул один из противней.

С болью в сердце я наблюдала, как свежие, ещё толком не остывшие заварные пирожные оказались на полу, разбитые и растоптанные. Столько труда насмарку!

Внутри меня поднялась такая мощная волна гнева, что меня затрясло. Ярость затмила страх.

Схватив со стола скалку, я, замахнувшись на него, закричала:

— А ну пошёл вон отсюда!

Удивление в его глазах и даже намёк на страх придали мне сил и уверенности. Он остановился, ошарашенный моей внезапной агрессией.

— Ты не ударишь меня, — криво усмехнулся он, пытаясь вернуть себе контроль. — Кишка тонка.

— А ты подойди, проверь, смогу я ударить или нет! — парировала я, крепче сжимая скалку.

Витя сделал резкое движение в мою сторону, протянув руку, видимо, чтобы отобрать скалку. В этот момент я, не задумываясь, ударила его прямо по этой руке.

Вскрикнув от боли, он отскочил. Прижимая ушибленную руку к груди, Витя сквозь зубы процедил:

— Ты за это ответишь. Если ты мне кости сломала, то я на тебя заяву напишу.

— Иди, пиши! Я тоже на тебя напишу! — бросила я.

Злобно усмехнувшись, он заметил:

— Опять надеешься на помощь своего прокурора, с которым спишь? Так я и ему проверку устрою. Вышестоящие органы по косточкам его переберут.

Его слова окатили меня, как холодный душ. Я испугалась. Вот чего я точно бы не хотела, так чтобы у Игоря из-за меня были проблемы. Мысль о том, что он может пострадать из-за моих поступков, заставила меня похолодеть.

Чтобы не показывать Вите свой страх, я внутренне заставила себя успокоиться.

Сделав глубокий вдох, я как можно увереннее ответила:

— Давай, рискни. И тебе самому проблемы будут обеспечены.

На мгновение он замер, оценивая мою решимость. В его глазах промелькнуло сомнение. Я почувствовала, что смогла немного отвоевать пространство. Но это было лишь временное перемирие.

Виктор осмотрел свою ушибленную руку, подвигал пальцами и поморщился от боли.

— Точно сломала, — сделал он вывод, злобно взглянув на меня. Затем, прищурившись, ехидно улыбнулся. — Давай договоримся по-хорошему, я не буду писать на тебя заяву, а ты подпишешь мои документы.

— Ничего я подписывать не буду! — закричала я так громко, что чуть не охрипла.

Чтобы больше нагнать на него страха, я стала стучать скалкой по столу. Скалка, ударяясь о металлическую обшивку стола, издавала довольно неприятный звук. Вите он явно не нравился.

— Что ты делаешь, ненормальная⁈

— Привлекаю внимание работников, чтобы быстрее полицию вызвали. Уходи, пока тебя не загребли!

— Ага, правильно, пусть вызовут полицию. Я скажу, что твой муж, пришёл с тобой обсудить семейные дела, а ты ни с того, ни с сего на меня напала, вон, по руке ударила, — показал он руку.

Я опять испугалась, замерев со скалкой в руках. Но, тут же подумав, что он этого и добивался, снова заставила себя успокоиться, и заявила:

— Тебе никто не поверит. Все знают, что мы с тобой разводимся. Так что готовься к тюрьме, дорогой. Ведь один привод у тебя уже есть.

А теперь он не на шутку испугался. Хорошо, что я ему напомнила о прошлом инциденте в моём старом помещении. Это явно охладило его пыл.

— Я этого так не оставлю, — с ненавистью в глазах прошипел он. — Хочешь развода? Будет развод. Только учти, я оттяпаю у тебя половину твоей кондитерской. — Снова посмотрев на больную руку, усмехнувшись, добавил: — Хочешь договориться полюбовно, звони, я всегда на связи.

Он ушёл.

Только когда на кухню стали заглядывать испуганные лица моих работников, я смогла бросить скалку и легко выдохнуть.

Итак, этот бой я выиграла, но сколько ещё мне предстоит биться? Он покусился на моё детище. Я не позволю ему этого. Буду бороться до конца.

Игорь был прав, не стоило тянуть с разводом. Мой страх, нежелание влезать в судебные тяжбы, сыграли со мной злую шутку. В судебные тяжбы я всё-таки влезла и теперь рискую потерять свой бизнес.

С трудом закончила все свои дела и, простившись с девочками, отправилась домой. Игорь задерживался на работе.

Тишина лифта, плавно поднимавшего меня на двадцатый этаж, была обманчивой. После того кошмара в кондитерской тело помнило каждую деталь: хруст скалки по его кости, Витино перекошенное от ярости лицо, аромат растоптанных заварных пирожных. Я машинально потёрла запястье — там уже проступал синяк.

Дверь моей квартиры казалась спасением от всех сегодняшних неурядиц. С трудом вставила ключ в замочную скважину. Рука дрожала, заставляя металл предательски позвякивать. Глубокий вдох. Щелчок. Я толкнула дверь, сделала шаг в знакомый полумрак прихожей.

И вдруг мир взорвался…

Сзади, прямо в спину пришёлся сокрушительный удар. Не просто толчок, а целенаправленный, полный ненависти рывок, выбивающий землю из-под ног. Воздух вырвался из легких. Я не успела даже вскрикнуть. Холодный пол прихожей встретил меня всем своим каменным равнодушием.

Грудная клетка, колени заныли неимоверной болью. На секунду сознание помутнело, и в ушах зазвенела оглушительная тишина, прежде чем я осознала всю суть происходящего.

За спиной захлопнулась дверь, отрезая путь к отступлению. Я, задыхаясь, попыталась оттолкнуться от пола, но тут же замерла.

Он стоял надо мной в темноте. Увидев, что я повернулась в его сторону, Виктор щёлкнул включателем. В глаза ударил яркий свет, заставивший на секунду зажмуриться. Но я тут же заставила себя открыть глаза.

От вида мужа по телу прошлась волна страха. Его лицо было больше похоже на звериную морду, искаженную бешенством. Глаза, широко раскрытые, блестели мокрым, нездоровым блеском. В его правой руке, обхваченная белыми от напряжения костяшками, была монтировка. В левой — те самые, проклятые бумаги, теперь смятые в его потной ладони.

— Вот теперь мы поговорим, стерва, — его голос прокатился по комнате. — На моих условиях. Твой рыцарь в сияющем мундире тебя не спасёт. Никто не спасёт!

Он не спускал с меня глаз, медленно доставая из кармана телефон. Одно движение пальцем, и пространство квартиры разорвали оглушительные, примитивные аккорды. Музыка била по барабанным перепонкам, входя в резонанс с дрожью в коленях, заполняли собой всё, не оставляя места ничему, кроме паники.

— Лучше тебе подписать прямо сейчас. Иначе я могу заставить, — его рык пробился сквозь стену звука.

Я отползала от него, пятясь к стене гостиной. Паркет обдирал кожу на ладонях, но я почти не чувствовала этой боли.

— Нет… — сквозь выступившие слёзы прохрипела я, с трудом сдерживая животный ужас внутри себя. — Витя, не надо…

Он двинулся ко мне. Не шаг, а стремительный бросок хищника. Монтировка свистнула в воздухе, но он не ударил меня. Это скорее была лишь угроза, но то, что за этим может последовать большее, не вызывало сомнений.

Его свободная рука впилась в мои волосы у самого затылка и с такой силой дёрнула голову назад, что у меня в глазах потемнело. Острая боль пронзила череп, смешавшись со страхом за свою жизнь. Я закричала, но мой крик потонул в рёве гитар.

— Я сказал, подпиши! — он ткнул смятыми листами мне прямо в лицо, шершавая бумага оцарапала кожу. — Или я сейчас…

Он не договорил, но в его безумных глазах я и так прочла всё. Весь тот ужас, который он мог причинить. Это был не шантаж. В этот миг я отчётливо понимала: он убьёт меня. Сейчас. Монтировкой, руками, всем, что попадётся под руку. Разум его был отключён, остались только чистая ярость.

Слезы хлынули из глаз ручьём. Они текли не от жалости, а от бессилия, от страха, от осознания того, что я абсолютно одна. Он прижал бумаги к полу рядом с моей головой, с силой всунул в мою дрожащую руку шариковую ручку.

— Пиши, сука!

Моя рука, непослушная, влажная от пота и слёз, поднялась. Пальцы едва держали ручку. Каждая клеточка тела, каждая крупица гордости, которую я с таким трудом собирала по кусочкам, кричала «нет».

Но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Он диктовал одно: выжить. Подписать всё, что угодно, лишь бы этот кошмар закончился. Лишь бы он отпустил мои волосы. Лишь бы этот безумный блеск в его глазах погас.

Я с трудом вывела первую, корявую букву своей подписи.

И в этот самый миг, когда его хватка чуть ослабла, а на лице появилась торжествующая, уродливая ухмылка, случилось неожиданное: сначала это был глухой, мощный удар в дверь, который прорвался даже сквозь оглушительный рок. Древесина треснула. Ещё удар. Ещё. И вот, с оглушительным грохотом, словно взорвалась бомба, дверь вылетела внутрь, оторванная с петель. И в проёме появились фигуры в чёрном, в касках, с щитами. ОМОН.

— Лежать! — громкий безоговорочный приказ и несколько наставленных на Виктора автоматов не оставили ему шанса на сопротивление.

Музыка резко оборвалась, оставив после себя тишину, в которой был слышен только прерывистый стон, вырывавшийся из моей груди.

Витя застыл с идиотской, застывшей ухмылкой, его рука разжалась, и я, потеряв опору, рухнула на пол, съёжившись калачиком. Я закрыла лицо руками, но сквозь пальцы видела, как двое бойцов молниеносно и профессионально скрутили его. Монтировка с тяжёлым металлическим лязгом упала на паркет, став просто куском железа.

С трудом приподнялась и села прямо на полу, прижавшись спиной к стене. Я не могла остановить дрожь, которая сотрясала всё моё тело. Это была реакция на отступившую опасность, нервная, неконтролируемая икота, смешанная с рыданиями.

И тогда, сквозь слёзы, сквозь толпу чёрных форм, я увидела Игоря.

Он стоял в проёме развороченной двери, без пальто, в одной рубашке, скомканной и расстегнутой на груди. Он был бледен, как полотно, а в его глазах бушевала буря из таких эмоций, что мне стало трудно дышать. Дикая, первобытная ярость, граничащая с безумием. Глубокое, всепоглощающее облегчение. И такая боль, словно это его самого только что пытали.

Он резко отстранил одного из бойцов, даже не взглянув на него, и в два шага оказался рядом. Опустился на колени прямо передо мной.

— Олеся… — он осторожно коснулся моей щеки, смахивая пальцем мокрую прядь волос и слезу. — Всё уже позади. Я здесь. Ты в безопасности.

Я не могла говорить. Горло сжал тугой, беззвучный спазм. Я просто смотрела на него, на это знакомое, сильное лицо, искажённое теперь такой мукой, и беззвучно плакала. Плакала от боли, от страха, а ещё от того, что он пришёл. Он был здесь. В самый страшный час моей жизни.

И в его глазах я читала не просто заботу или жалость. В них читалось обещание, что он будет рядом, когда уйдут люди в форме, что он останется. Навсегда…

— О, Игорь, ты уже здесь, — раздался за спиной мужской голос, заставив меня вздрогнуть. — Ребят, уводите его, — бросил он через плечо.

— Егор, чего вы так долго тянули⁈ — сквозь зубы процедил Игорь, прижав меня к себе ещё крепче. — А если бы он успел ей что-то сделать?

— Не кипишуй, всё под контролем было. Я лично за всем следил.

— Следил он!

— Ты и сам понимаешь, что есть определенная процедура.

— Знаю!

— Кстати, об этом. Гражданка Арсентьева, вам нужно написать заявление, дать показания…

— Егор! Ты не видишь, что она сейчас не в себе?

— И что ты мне предлагаешь? Без заявы его в КПЗ? А в суд с чем идти?

— А у тебя больше не с чем? — хмыкнул Игорь. — Завтра с утра она придёт к тебе и всё напишет. Я лично её привезу.

— Ну смотри. Только исключительно под твою ответственность.

Игорь всё так же обнимал меня, ни на секунду не отпуская, пока бойцы покидали квартиру. После ухода ОМОНа наступила тишина.

Я сидела на том же месте, на полу, прислонившись к стене, и не могла заставить себя пошевелиться. Казалось, если я сдвинусь, мир снова рухнет.

Игорь, как это уже сложилось, взял на себя все мои проблемы: достав телефон, он вызвал слесаря, который, молча и укоризненно покачивая головой, принялся возвращать на место сорванную с петель дверь.

Я с трудом поднялась и добрела до кресла, молча опустившись в него и закутавшись в плед, так как меня с неимоверной силой начало трясти.

Игорь стоял у окна, спиной ко мне, и смотрел в ночной город. Его спина была напряжённой, плечи неестественно прямыми. Что-то в нём будто изменилось.

Он не оглянулся ни разу, не спросил, как я. Лишь бросил, уже когда слесарь заканчивал работу:

— Утром отвезу тебя к следователю. Будь готова к девяти.

И ушёл. Не попрощался, не коснулся моего плеча. Просто вышел. Почему? Я не знала, да и не понимала.

Я так и не сомкнула глаз. Всю ночь. Сидела в темноте, обняв колени, и прислушивалась к каждому шороху, словно боясь, что опять вломится Витя, и продолжится тот ад, в котором я побывала.

Страх не ушёл, он лишь сменил форму из острого, животного ужаса перед монтировкой в тягучее, леденящее предчувствие чего-то гораздо худшего.

Утром Игорь пришёл молчаливый и собранный. Мы ехали в полной тишине. Он не смотрел на меня, пальцы его, лежавшие на руле, были сжаты.

— У меня тоже здесь есть дела. Ты, как только освободишься, жди в коридоре, отвезу тебя домой. — Доехав до места, Игорь сопроводил меня до кабинета следователя и, открывая передо мной дверь, заявил: — Не стоит тебе сегодня в кондитерскую ехать.

В кабинете следователя, того самого Егора, я написала заявление о нападении. Рука дрожала, выводя знакомые буквы. Казалось, на этом всё и закончится. Но Егор Владимирович отложил моё заявление в сторону, задумчиво постучал по столу ручкой и посмотрел на меня с неприкрытым любопытством.

— Олеся Александровна, а вы не в курсе, что именно за документы вам пытался подсунуть муж?

Я покачала головой, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Нет. Я даже прочитать не успела. Он мне даже ознакомиться с ними не давал.

— Это договоры купли-продажи, — пояснил следователь. — Довольно внушительный пакет. Загородный дом, три квартиры в элитных ЖК, земельный участок под строительство недалеко от города. И всё это на ваше имя.

У меня перехватило дыхание.

— Это не моё. У меня ничего этого нет. Ни счетов, ни имущества.

— Оформлено всё было на вас, — Егор щёлкнул ручкой. — Через одного нотариуса, с которым ваш муж, как выясняется, давно и плодотворно сотрудничает. Цель была проста — быстро всё перепродать на его мать, чтобы в случае развода вы не смогли претендовать на совместно нажитое. Классика, в общем.

Мир поплыл перед глазами. Я слышала его слова, но мозг отказывался их складывать в осмысленную картину. Загородный дом… Квартиры… Это же какие деньги? Откуда?

— За вашим мужем, — продолжал следователь, словно читая мои мысли, — уже давно ведётся наблюдение. Его фирма — ширма. Через неё проходила масштабная операция по отмыванию денег. Он помогал определённым бизнесменам, заключая фиктивные договоры, выводить деньги через подставные фирмы. Обороты исчисляются десятками миллионов.

Каждое слово было как удар молотком по стеклу. Я сидела, не в силах пошевелиться, и чувствовала, как трескается и осыпается всё, что я считала своей прошлой жизнью. Этот мелкий, жадный человек, с которым я делила постель… Он был преступником. Крупным. А я была его ничего не подозревающей женой. Слепой, глухой пешкой.

— Вы свободны, — голос Егора вернул меня в душный кабинет. — Но пока идёт следствие, вы остаётесь под подпиской о невыезде. Как жена, вы, к сожалению, автоматически попадаете в поле нашего интереса. Надеюсь на ваше понимание и на то, что вы не наделаете глупостей.

Мне вернули паспорт. Я взяла его дрожащей рукой. Подписка о невыезде. Я под подозрением.

Я вышла из кабинета, и ноги сами понесли меня по длинному, безликому коридору. Стены давили, пол уходил из-под ног. Но самое страшное ждало меня не в протоколах и не в цифрах с нулями.

Самое страшное пришло, когда ошеломлённый мозг наконец сложил пазл. Игорь был в курсе всего…

Его странное поведение. Его властное вмешательство в мою жизнь с самого начала. Его вопросы о Викторе, о его работе. Его готовность помочь, его внезапная забота. Его знание о том, какие документы мне подсовывал муж. Он знал. Он знал всё это с самого начала.

Он не спасал меня. Он использовал. Использовал как слабое звено, как лазейку к человеку, за которым давно охотился. Моя боль, мои слёзы, мой испуг — всё это было просто фоном для его служебного расследования.

Моя разбитая жизнь стала удобным инструментом в его руках.

От этой мысли стало так горько и так больно, что я остановилась посреди коридора, схватившись за холодный подоконник. Меня тошнило.

Всё, что было между нами — его поцелуи, его забота, его твёрдое «я здесь» оказались ложью. Холодной, расчётливой игрой прокурора, ведущего дело. Он подобрался ко мне не как к женщине, а как к жене преступника. И я, глупая, поверила в сказку про Золушку.

Из кабинета следователя я вышла не просто разбитой. Я вышла опустошённой. Преданной дважды — бывшим мужем, который хотел меня ограбить и уничтожить, и мужчиной, в которого я поверила, который использовал мою боль как разменную монету в своей карьере. Горло сдавил новый ком.

Мысль о том, чтобы сидеть здесь и ждать его, как послушная собачка, вызывала приступ тошноты. Ждать, чтобы он отвёз меня куда? В свою квартиру? Смотреть на него и видеть в его глазах не любовь, а удовлетворение от успешно завершённой операции?

Нет. Ни за что.

Резко оттолкнулась от стены. Ноги, только что бывшие ватными, вдруг обрели стальную твёрдость. Быстрым шагом я двинулась по коридору к выходу, не оглядываясь.

Каждый шаг отдавался в висках чётким стуком: «Предатель. Предатель. Предатель».

Я выскочила на улицу, и яркий дневной свет ударил по глазам, заставив зажмуриться. Воздух, пахнущий бензином и городской пылью, показался на удивление чистым и свободным после спёртой атмосферы кабинета. Я сделала глубокий, прерывистый вдох, словно пытаясь выдохнуть из себя весь тот яд, что мне только что влили в душу.

Не думая, я просто шла, куда гнали ноги, стараясь уйти как можно дальше от этого здания, от его тени, от воспоминаний о его лице. Мне нужно было остаться одной. Осмыслить эту чудовищную правду. Понять, что же теперь делать в мире, где не осталось ни одного человека, которому можно было бы доверять.