Моё сердце ускоренно забилось, словно я пробежала стометровку.
Разум кричал: «Он женат!», но тело предательски отзывалось на его близость, на тепло, исходившее от него.
На секунду я замерла, утонув в его серьёзном, пристальном взгляде. Но образ его жены, с которой он говорил по телефону, вспыхнул в голове красным сигналом «стоп»!
Я не буду той, кто разрушает чужую семью. Никогда!
Его лицо было так близко, что я почувствовала аромат его парфюма — терпкий, с нотками сандала. У меня в буквальном смысле закружилась голова от противоречивых мыслей и желания. Такой шикарный мужчина! Но это чужой мужчина!
— Игорь Петрович, не надо, — выдохнула я, отпрянув и отводя взгляд.
Свет в его глазах, который горел так тепло всего мгновение назад, погас. Он медленно отстранился, и на его лице отразилось сначала удивление, а потом — смущение и досада. Он неверно истолковал мой испуг. Он решил, что просто не понравился мне.
— Простите, Олеся, — глухо сказал он, поднимаясь из-за стола. — Я не должен был. Это было неуместно. Извините.
Не говоря больше ни слова, он быстро направился к выходу. Дверь захлопнулась. Мелодичный звон колокольчиков прозвучал в тишине кондитерской в такой момент немного неуместно, я бы даже сказала, раздражающе.
Я осталась одна, глядя на недопитый чай и начатый, но недоеденный им кусок десерта. На душе было гадко.
С одной стороны, я была расстроена, ведь он мне действительно понравился. Очень.
А с другой — разочарована. Ну вот, пожалуйста. Такой солидный, серьёзный мужчина, а туда же.
«Все женатики налево ходят,» — с горечью подумала я, убирая посуду со стола.
Я чувствовала себя обманутой, хотя он мне, по сути, ничего и не обещал.
Несколько дней я ходила сама не своя, постоянно прокручивая в голове ту сцену. А потом, когда я уже почти смирилась с мыслью, что это была просто глупая, мимолётная встреча, судьба снова решила посмеяться надо мной.
Я ехала от поставщика, размышляя о новом заказе, когда в бок моей машины раздался оглушительный удар. Меня резко дёрнуло в сторону, голова мотнулась и сильно ударилась о боковое стекло. В глазах на миг потемнело, а в ушах зазвенело.
Когда зрение сфокусировалось, я увидела до боли знакомый чёрный внедорожник, перегородивший мне дорогу.
Дверь распахнулась, и из неё выскочил тот самый амбал.
— Ты что творишь, курица⁈ Куда прёшь⁈ — заорал он, направляясь ко мне.
Я попыталась что-то ответить, но голова раскалывалась, а во рту был привкус крови. Я лишь смогла прижать руку к виску, чувствуя, как мир плывёт перед глазами.
Когда амбал подошёл ближе, он узнал меня и, видя, что я не огрызаюсь, как в прошлый раз, а сижу бледная, держась за голову, растерялся.
Его крик застрял в горле, а на лице проступил испуг. Он понял, что на этот раз всё серьёзно, и виноват в аварии именно он.
— Эй, девушка, с вами всё в порядке? — занервничал он.
В этот момент распахнулась пассажирская дверь внедорожника. Из неё выскочил Игорь Петрович. Увидев мою разбитую машину и меня, прижимающую руку к голове, он застыл на секунду, и на его лице отразился неподдельный ужас.
— Идиот! — рявкнул он на своего водителя так, что тот тоже побледнел. — Что ты наделал⁈ Живо скорую вызывай!
Но потом, не дожидаясь, он сам подбежал к моей двери, осторожно открыл её.
— Олеся! Вы меня слышите? Боже мой…
Он отвёз меня в больницу сам, не дожидаясь скорой. В приёмном покое он не отходил от меня, пока меня не забрали на осмотр. Позже, когда меня уже положили в палату с диагнозом «сотрясение мозга», он вошёл, выглядя виноватым и очень встревоженным.
— Олеся, простите меня, ради бога. Это всё моя вина. Я…
Его прервал телефонный звонок. Он посмотрел на экран, и его лицо напряглось. Отойдя в дальний угол палаты, он ответил. Но женщина на том конце провода кричала так громко, что я, даже не желая того, слышала обрывки фраз.
— … опять забыл! Ты сыну обещал!…когда ты деньги пришлёшь⁈ Сегодня положенный день!…я тебя предупреждаю, я на алименты подам, тогда по-другому запоёшь!
Слово «алименты» ударило меня как разряд тока. Алименты? Их платят после развода. Значит, он не женат? Он разведён?
Мне стало невероятно стыдно. Я оттолкнула его, потому что считала изменщиком, а он, оказывается, просто отец, которого донимает бывшая жена. И вся его грусть, и тот прежний звонок, который я тоже случайно слышала… всё встало на свои места.
Он закончил разговор, выглядя совершенно измотанным, и повернулся ко мне.
— Простите, это… рабочие моменты, — смущённо сказал он.
Я смотрела на него, и моё сердце наполнялось неловкостью и сочувствием. Мне так хотелось извиниться за своё поведение в кондитерской, но я промолчала, не зная, как начать этот разговор.
Неожиданный перерыв в работе, навязанный сотрясением мозга, оказался на удивление плодотворным. Лёжа в больничной палате, я листала на телефоне объявления о съёмных квартирах. Больничная тишина, нарушаемая лишь шаркающими шагами санитарок и приглушёнными голосами из коридора, давала возможность трезво, без истерик, оценить своё положение. Я отобрала три варианта в спальных районах, далеких от центра, но зато с адекватной ценой. Один из них вызывал у меня наименьшее отторжение. «Сойдёт на первое время», — с горькой решимостью подумала я, отправляя запрос агенту.
Игорь Петрович, привезший меня в больницу, тогда же, извинившись, быстро удалился, сославшись на неотложные дела. В его поведении не было и тени того тепла, что сквозило в кондитерской за чаем. Либо он действительно был завален работой, либо наша неудачная сцена с поцелуем окончательно охладила его интерес.
Второе казалось более вероятным, и от этой мысли на душе скребли кошки. Я поймала себя на том, что жду его звонка или сообщения, и тут же зло отругала саму себя: «Нужна ты ему! Очнись, Олеся. У него своя жизнь, в которой тебе нет места».
К вечеру, когда голова перестала раскалываться от каждого движения, я наконец спохватилась. Моё внимание привлекла больничная тумбочка, на которой лежала моя сумочка. Я отчетливо помнила, как собиралась у поставщика, как ехала в кондитерскую… А дальше удар, невнятные крики, сильные руки, вытаскивающие меня из смятого салона, и полуобморочное состояние. А ключи? Где ключи от моей, недавно вернувшейся ко мне, машины?
Сердце упало. Я лихорадочно потянулась к сумке, расстегнула её и принялась вытряхивать содержимое на одеяло: паспорт, кошелёк, связка ключей от кондитерской, телефон, помада… Но знакомого брелока-клубнички, который я так радостно получила обратно, нигде не было. Я перетрясла все карманы — пусто.
Холодная паника начала подбираться к горлу. Машина! Моя единственная материальная опора, моё средство к существованию! Где она? Её могли эвакуировать, угнать, разобрать на запчасти!
Я снова и снова прокручивала в голове моменты после аварии. Ключ был в зажигании. Я его точно не вынимала. Значит, это сделал кто-то другой. Игорь Петрович или его верный Борис.
Рука сама потянулась к телефону. Пальцы дрожали, когда я листала контакты в поисках номера, который уже успела сохранить. «Игорь Петрович». Набрала. Гудки были долгими и мучительными.
Наконец, он ответил. Но не тем мягким, бархатным голосом, каким говорил о торте, а резким, деловым, отстраненным.
— Слушаю.
— Игорь Петрович, это Олеся Арсентьева, — начала я. — Я хотела спросить…
Он не дал мне договорить.
— Это срочно? Мне не совсем удобно говорить. На совещании. Давайте я перезвоню вам позже.
На заднем фоне слышались оживленные, строгие мужские голоса, стук клавиатуры.
— Хорошо… — прошептала я, но он уже сбросил вызов.
Обида, горькая и едкая, подступила к горлу. «Позже». Это «позже» так и не наступило. Ни вечером, ни на следующее утро. Тишина с его стороны была красноречивее любых слов.
«Ну конечно, — ехидничал внутренний голос. — Испугался ответственности? Или просто наигрался в благодетеля и потерял интерес?»
На утреннем обходе врач, молодой и уставший, осмотрел меня, постучал молоточком, посветил в глаза фонариком и благосклонно изрек:
— Состояние стабильное. Симптомы сотрясения купированы. Можем выписывать. Но рекомендую покой ещё пару дней и, само собой, к неврологу.
Я кивнула, уже мысленно составляя список дел: вызвать такси, доехать до кондитерской, разобраться с машиной… Силы были на нуле, а предстояло сделать ещё так много.
Я уже собрала свои нехитрые пожитки, получила на руки выписку и собиралась открыть приложение такси, когда дверь в палату тихо открылась.
На пороге стоял он. Игорь Петрович. В том же строгом костюме, что и вчера, но на этот раз без галстука. Под глазами залегли тёмные тени, выдававшие бессонную ночь или тяжёлый труд.
— Вы уже готовы? — спросил он, его взгляд скользнул по моей сумке.
Я замерла с телефоном в руке, не в силах скрыть удивление.
— Что вы здесь делаете? — прозвучало глупее некуда.
Он слегка улыбнулся, и в уголках его глаз на мгновение обозначились лучики морщин.
— Как что? За вами приехал. Вас же выписали?
— Зачем? — не смогла я удержаться от следующего глупого вопроса. Я чувствовала себя неловко, вспоминая наш последний разговор и его последующее молчание.
Уголки его губ дрогнули в легкой, почти невидимой улыбке.
— А вы предпочитаете на такси ехать? В вашем-то состоянии.
— Ну… — я запнулась, чувствуя, как краснею. — В идеале было бы на своей машине поехать, да вот только я даже не знаю, где она сейчас. Кстати, я именно по этому вопросу вам вчера и звонила. Вы так и не перезвонили.
Признание вырвалось само собой, с ноткой упрёка, о котором я тут же пожалела. Кто я такая, чтобы предъявлять ему претензии? Он и так сделал для меня больше, чем должен был.
— Простите, — он искренне помрачнел, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на вину. — Вчера был жуткий завал. А потом не стал звонить слишком поздно, побоялся разбудить. Вы же должны были отдыхать.
— Могли бы и утром перезвонить, — не удержалась я, но тут же сдалась под тяжестью его взгляда. — Ладно, неважно. Так что с моей машиной? И где ключи?
— Не волнуйтесь, — он сделал успокаивающий жест. — Ваша машина не на штрафстоянке и не в руках угонщиков. Она в сервисе, хорошем, проверенном. Как только её починят, Борис пригонит её и передаст вам лично в руки. А пока, если вы не против, я отвезу вас туда, куда скажете.
«Куда скажете» От этих слов стало и тепло, и тревожно одновременно. Я и сама толком не знала, куда мне теперь нужно. Домой? Его больше нет. В кондитерскую? Да, но сначала…
— Хорошо, — согласилась я, чувствуя себя обязанной. — Если вы не сильно торопитесь, можете подвезти меня по одному адресу. Правда, это немного далековато.
— Ничего страшного. У меня день сегодня немного свободнее. Поехали.
Мы вышли из больницы. Его чёрный внедорожник, тот самый, что стал виновником нашего второго «свидания», стоял у входа со слегка помятым бампером. Сегодня Игорь Петрович был за рулем сам.
— Так куда едем? — спросил он, плавно трогаясь с места.
Я назвала адрес в одном из спальных районов. Тот самый, с хрущевкой.
Он нахмурился, бросив быстрый взгляд на навигатор.
— Это довольно далеко. И район… Вы вроде не там живёте? — он скорее констатировал факт, чем спрашивал.
— А вы уже справки обо мне навели? — вырвалось у меня, и в голосе прозвучала неожиданная для меня самой колкость. Мне вдруг стало неприятно от осознания, что он что-то обо мне знает, копался в моих данных.
Он не смутился, его ответ был спокоен и логичен.
— Почему же сразу «справки»? Когда вас доставили в больницу, да и потом, при оформлении документов на ДТП, пришлось заполнять ваши данные. Я, пользуясь служебным положением, взял ваш паспорт из сумки, чтобы всё сделать быстрее. Уж извините за самоуправство. Оттуда и узнал ваш адрес прописки. Он совсем в другом конце города.
Его объяснение было разумным, но осадок остался. Я чувствовала себя под микроскопом.
— И всё-таки зачем вам туда? — не унимался он, свернув на загородное шоссе. — Район, мягко говоря, не из самых благополучных.
— Знаю, — вздохнула я, глядя в окно на мелькающие серые дома. — Но на что-то лучшее у меня пока нет денег. Я ищу съемную квартиру. Там.
Признаться в своей финансовой несостоятельности было унизительно, но скрывать это не имело смысла.
— Так вы хотите там жилье снимать? — он бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — А что же ваша квартира? С мужем? — он произнес это слово с лёгкой, едва уловимой паузой.
Вопрос вонзился, как нож. Я резко отвернулась к окну, чтобы скрыть дрожь в губах.
— Извините, но я не хочу об этом говорить, — пробормотала я.
В машине повисло неловкое молчание. Он понял, что наступил на больную мозоль.
— Вы правы, — сухо ответил Игорь Петрович через пару минут. — Это не моё дело. Лезу куда не следует. Рабочая привычка, — добавил он.
Весь оставшийся путь мы ехали в гробовом молчании. Оно давило на уши громче любого крика. Я винила себя за свою вспышку, а он, вероятно, размышлял, как бы поскорее избавиться от такой нервной и неблагодарной особы.
Наконец, машина плавно остановилась у подъезда обшарпанной пятиэтажки. Игорь Петрович окинул двор, заставленный старыми машинами, с облупившейся краской, мусорными баками и бродячими собаками, критическим взглядом.
— Спасибо, что подвезли, — поспешно сказала я, отстёгивая ремень безопасности. Мне невыносимо хотелось поскорее оказаться одной, скрыться от этого пронзительного взгляда. — Дальше я сама.
— Ну уж нет! — его голос прозвучал твёрдо и безапелляционно, заставив меня вздрогнуть. Он выключил зажигание. — Тут вас одну я точно не оставлю. Вы только из больницы, у вас сотрясение. Мало ли что.
— Я взрослый человек и сама справлюсь, — попыталась я возразить, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы от смеси усталости, боли и его внезапной заботы. — Я и так отвлекла вас от работы.
— Олеся, не спорьте, — он произнес моё имя с такой мягкой, но железной интонацией, что все возражения застряли у меня в горле. — Я иду с вами. И точка. Это даже не обсуждается.
Сглотнув ком в горле, я подчинилась. Поняла, что спорить с этим серьёзным, уверенным в себе человеком, было бесполезно.
Игорь Петрович вышел из машины, обошёл её и открыл мне дверь, подав руку. Я неуверенно подала свою. Ощутив его приятную, тёплую и в то же время сильную ладонь, испытала ещё большую неловкость. Оказывается я и забыла, каково это, находиться рядом с настоящим мужчиной.
Железная дверь подъезда была расписана уродливыми граффити. Когда мы нажали на номер квартиры в домофоне, никто не ответил.
Я позвонила арендодателю. Он, усмехнувшись, ответил, что домофон не работает, потому что давно не платил за него. Мол, если ей надо, то она может заплатить и он станет работать.
— Щас Миледи звякну, она вам откроет.
— Кому? — не поняла я.
— В смысле соседке моей щас позвоню, она откроет. Мы её всем подъездом Миледи зовём, гы-ы-ы-ы-ы.
Хозяин квартиры отбил вызов, а мы стали ждать, когда нас впустят.
Через пять минут за дверью послышались шаркающие шаги. Домофон мелодично пикнул, и Игорь Петрович потянул дверь на себя.
Изнутри на нас пахнуло затхлостью, кошачьей мочой и ещё чем-то кислым, неприятным. А на пороге нас встретила улыбающаяся худощавая старушка в засаленном халате, с криво надетым блондинистым кудрявым париком, накрашенными ярко-красной помадой губами и чёрными нарисованными бровями.
Я сразу поняла, почему её зовут Миледи. Хотя я сходства с этой знаменитой героиней не нашла, как бы старушка ни старалась его добиться.
— Вы квартиранты что ль? — пропела тоненьким голоском старушка и захлопала наклеенными ресницами. — Проходите!
Старушка отправилась по лестнице, шлёпая тапочками. Двигалась она довольно проворно для её возраста.
Мы пошли за ней, стараясь внимательно смотреть под ноги и по сторонам.
Тусклая лампочка под потолком едва разгоняла мрак, выхватывая из темноты облупившуюся до бетона краску на стенах и выщербленные ступеньки.
На втором этаже за одной из дверей гремела музыка и раздавались пьяные выкрики. Игорь Петрович бросил на дверь короткий, брезгливый взгляд. Я сжалась, мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда, словно это я была виновата в этом убожестве.
Этажом выше вонь усилилась. Из-под двери соседней с нужной нам квартирой сочился тошнотворный запах гнили и дешёвого перегара. Это был тот самый «бомжатник», о котором говорят в плохих новостях. Я старалась не дышать.
Наконец, мы оказались перед нужной дверью, обитой потрескавшимся коричневым дерматином, её начала открывать Миледи.
Игорь Петрович встал чуть позади меня, скрестив руки на груди. Его молчаливое присутствие давило и одновременно придавало странную уверенность.
Старушка распахнула дверь, впуская нас внутрь.
— Проходите.
Если в подъезде было плохо, то здесь был ад.
Спёртый воздух был пропитан запахом пыли, сырости и средства от тараканов. Жёлтые, в бурых разводах от былых потопов, обои висели клочьями.
Из мебели — продавленный диван, покрытый выцветшим пледом, шаткий стол и стул. На кухне с крана монотонно капала вода, оставляя в раковине ржавую дорожку. Я боялась заглянуть в ванную.
И тут я увидела его!
Усатый, рыжий таракан неспешно полз по стене над диваном.
Пока я разглядывала насекомое, Миледи тем временем начала подкатывать к моему провожатому.
— Красавчик, угостите даму сигареткой, — томным голосом произнесла она, подойдя к нему почти вплотную.
— Не курю, — строго ответил он.
Старушка особо не расстроилась, сразу переключила внимание на меня:
— Ну что, нравится квартира? Залог за месяц вперёд.
Отчаяние было таким сильным, что перекрыло и брезгливость, и унижение. Мне нужно было где-то жить. Прямо сейчас.
— Да, я согласна, — выдавила я, не отрывая взгляда от таракана.
Я мысленно уже начала продумывать план действий, которые я совершу, перед тем как перееду сюда. Первое — избавиться от тараканов! Каким образом, ещё не знаю, но я обязательно их вытравлю. Второе — сделать на скорую руку ремонт (недорогие обои, отмыть и побелить потолок, постелить линолеум). Третье — купить нормальную мебель.
— Нет, — раздался за моей спиной спокойный, ледяной голос Игоря Петровича.
Мы с Миледи одновременно повернулись к нему.
— Что «нет»? — растерянно переспросила я.
— Вы здесь жить не будете, — отчеканил он, глядя прямо на меня. Затем перевёл взгляд на старушку. — Извините за беспокойство. Мы уходим.
— Но у меня нет других вариантов! — возмущённо проговорила я. — Мне некуда идти! Жить в подсобке кондитерской я уже устала!
— Олеся, — он сделал шаг ко мне, и его голос смягчился, но не потерял твёрдости. — Мы. Уходим. Пойдёмте.
Он взял меня за руку. Его прикосновение было лёгким, но я знала, что сопротивляться бесполезно. Он не позволил бы мне остаться. Не говоря больше ни слова, он вывел меня из этой ужасной квартиры и повёл вниз по лестнице.
На улице свежий вечерний воздух показался чистым и сладким.
Игорь Петрович молча усадил меня в машину, захлопнул дверь и, не садясь за руль, отошёл на пару шагов, доставая телефон. Я смотрела сквозь лобовое стекло, как он говорит с кем-то — быстро, отрывисто, по-деловому.
Через пару минут он вернулся и сел на водительское место.
— Есть квартира, — сказал он, глядя перед собой. — В моём доме. Только что освободилась.
Моё сердце ухнуло. В его доме! Он серьёзно? Звучало это слишком неправдоподобно. Даже если это правда, то могу только представить, сколько стоит съём квартиры в доме, в котором живёт прокурор.
— Это, наверное, очень дорого. Я не смогу себе позволить, — пролепетала я, уже готовясь к отказу.
Он повернулся ко мне. В его глазах не было ни жалости, ни снисхождения, только серьёзная сосредоточенность.
— Хозяйка — моя хорошая знакомая. Ей нужно срочно уехать, поэтому она готова сильно уступить, лишь бы квартира не простаивала. Цена такая же, как и в этом, — он поморщился, взглянув на дом, из которого мы только что вышли, — гадюшнике. Поедем смотреть.
Он говорил так уверенно, что на мгновение я почти поверила ему. Но какая-то часть меня понимала, что это ложь. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но сил спорить больше не было.
Я была сломлена, разбита и смертельно устала. Впервые за очень долгое время кто-то принимал решение за меня. И, как ни странно, я не хотела протестовать.
— Хорошо, — тихо ответила я. — Поехали.