Последние несколько дней слились в одно сплошное, изматывающее полотно. После позорной сцены на лестничной клетке я вернулась в кондитерскую с одним пустым чемоданом и ощущением, что мир перевернулся с ног на голову. Казалось, хуже уже некуда. Но, видимо, Вселенная решила проверить меня на прочность.
Деньги сами себя не заработают, поэтому теперь мне придется забыть о расширении бизнеса и пахать как ломовая лошадь. Я встала к плите, как робот. Месила тесто, взбивала крема, растапливала шоколад. Сладкий, дурманящий аромат, обычно действовавший на меня успокаивающе, сейчас казался приторным и тошным. Но работа была моим единственным спасением, единственным, что у меня осталось. Она не позволяла сойти с ума, не давала погрузиться в пучину отчаяния. Каждый торт, каждое пирожное были молчаливым вызовом Вите и его мерзкой семейке. Хотелось закричать им прямо в лицо: «Смотрите, я еще на ногах. Я еще могу создавать красоту, пока вы создаете лишь грязь».
Я не отвечала на звонки Кристины, которая, судя по десятку пропущенных, уже начинала волноваться. Что я могла ей сказать? «Привет, подруга. Муж изменил, свекровь выгнала в ночь с пустым чемоданом, а его любовница теперь хозяйничает в моей же квартире»? Звучало как бред сумасшедшего. Нет, я должна была сначала сама прийти в себя, найти хоть какое-то решение.
Весь день прошел в сумасшедшем ритме. Заказы сыпались один за другим, и я была только рада этому. Физическая усталость заглушала душевную боль. К ночи я едва держалась на ногах. Руки дрожали от напряжения, а веки слипались. Последнее, что я помнила, был погашенный свет, и я рухнула на жесткий раскладной диванчик в комнате отдыха, даже не раздеваясь. Глубокий, беспросветный сон поглотил меня моментально.
Утренний будильник прозвучал, словно сигнал тревоги. Голова была тяжелой, ватной, все тело ломило. Но сегодня был важный день, нужно было доставить огромный, трехъярусный свадебный торт. Я тщательно собирала его прошлым вечером, украшая сахарными цветами и золотой пудрой. Для молодоженов это был особенный день, и я не имела права их подвести из-за своих личных драм.
Быстро умывшись ледяной водой, чтобы прогнать остатки сна, я натянула чистый рабочий халат и подошла к холодильнику, чтобы аккуратно извлечь торт и упаковать его в специальную транспортировочную коробку. Еще пару часов, и этот заказ будет выполнен, а на моем счету появятся хоть какие-то деньги. Мысли уже лихорадочно строили планы: сначала отвезти торт, потом искать хоть какую-нибудь небольшую квартирку для аренды…
Выйти из кондитерской я не успела. Буквально в дверях меня перехватил хозяин помещения.
— Олеся, я устал ждать! — без приветствия, начал он с претензий. — Или вы думаете, мы просто так забудем о случившимся? Я не намерен застеклять окно из своего кармана.
— Простите! Я сегодня же вам все оплачу. Мне буквально через час должны перевести деньги.
— Сегодня! — строго произнес мужчина. — Если до вечера вы не оплатите ремонт, можете убираться отсюда! — пригрозил он, уходя.
Я едва не разрыдалась от безысходности, но, взяв себя в руки, вышла на улицу, держа в руках большую коробку. Утро было прохладным, солнце только поднималось над крышами домов. Я зажмурилась от его лучей и сделала шаг к тому месту, где всегда парковала свою не новую, но верную японскую малолитражку.
На месте ее не было.
Я замерла, не веря своим глазам. Может, я ошибаюсь? Отошла на пару шагов вперед, оглядела всю улицу. Ничего. Пустое, где вчера вечером я оставила машину, теперь было абсолютно пустым.
В груди что-то екнуло, холодная волна страха пробежала по спине. «Успокойся, Олеся, — сказала я себе. — Может, эвакуировали? Или ты неправильно припарковалась?»
Едва ли не бегом вернулась в кондитерскую, поставила торт и судорожно стала шарить по карманам куртки в поисках телефона. Набрала номер ГИБДД. Пока шли гудки, я то и дело выглядывала в окно, надеясь увидеть знакомые очертания родного автомобиля.
— Дежурная часть, слушаю вас, — раздался в трубке невозмутимый женский голос.
— Здравствуйте, — мой собственный голос прозвучал сдавленно и сипло. — Вчера вечером я припарковала машину, а сейчас ее нет. — Быстро назвала марку и номер. — Могла ли она быть эвакуирована?
— Минуту, проверю, — послышался стук клавиш. В ожидании я закусила губу, чувствуя, как по телу разливается холодный пот. — Нет, гражданка, в нашем реестре штрафстоянок автомобиля с таким номером нет. Эвакуация на этой улице вчера не проводилась.
— Как нет? — чуть не взвизгнула я. — Она не могла просто испариться!
— Возможно, угнана, — голос на том конце оставался ледяным. — Вам необходимо лично обратиться в отделение полиции по месту происшествия и написать заявление.
Телефон выпал у меня из руки, я едва успела поймать ее на лету. В ушах зазвенело. Угон? Нет, это невозможно. Кому нужна моя десятилетняя машина? Это же не премиальное авто, да и старая слишком… Только этого мне не хватало! «А вдруг это Витя?» — мелькнула быстрая мысль в голове, но тут же испарилась.
Руки тряслись так, что я с трудом набрала номер такси. Отменить заказ было нельзя — я уже предупредила молодоженов о времени доставки. Через десять минут я уже сидела в такси, прижимая к себе драгоценную коробку и глядя в окно на мелькающие улицы. Город жил своей жизнью, а моя рушилась на глазах с катастрофической скоростью.
Свадьба проходила в красивом ресторане у реки. Невеста, сияющая и счастливая, встретила меня у входа.
— Олеся, как я рада! Все ждут твой торт, он — главный герой сегодня! — она улыбнулась, но, присмотревшись ко мне, нахмурилась. — Ты в порядке? Ты выглядишь уставшей.
— Все хорошо, — выдавила я улыбку. — Бессонная ночь, работа. Давайте, я установлю его.
Устанавливая торт на постамент, я ловила на себе восхищенные взгляды гостей. Это была моя маленькая победа, хоть какой-то островок стабильности в бушующем океане хаоса вокруг меня. Но внутри все сжималось от осознания того, что будет дальше. Без машины я как без рук!
Распрощавшись с молодоженами и получив конверт с деньгами, я снова вызвала такси. Теперь дорога лежала в отделение полиции.
Дорога до отделения полиции промелькнула как в тумане. Я сидела на заднем сиденье такси, глядя в окно на оживленный утренний город. Люди спешили на работу, смеялись, покупали кофе в уличных ларьках. Жизнь кипела вокруг, но я чувствовала себя отстраненной от нее, будто смотрела плохой немой фильм. В голове стучала одна-единственная мысль, навязчивая и невыносимая: «Машины нет. Машины нет». Эта мысль перекрывала все: усталость, обиду и даже горечь предательства. Пропажа «железного коня» была олицетворением полной потери контроля, последним камешком, который вызвал лавину осознания: я осталась абсолютно ни с чем.
Участок встретил меня тем особым, ни с чем не сравнимым запахом — коктейлем из пота, застарелого табака, дешевого дезинфектора и пыли, въевшейся в старый линолеум. Это был запах бесправия, отчаяния и казенной волокиты. Он висел в неподвижном воздухе коридора, въедаясь в одежду и вызывая легкий спазм в горле. Я подавила рвотный позыв и, подобравшись, подошла к заляпанному пальцами стеклу дежурной части. За ним сидел молодой сержант с лицом, на котором бессонные ночи и человеческое горе уже успели оставить свои неизгладимые следы — мешки под глазами, преждевременные морщинки у губ.
— Гражданка, чем могу помочь? — его голос был ровным, профессионально-бесстрастным, но в глубине усталых глаз читалось легкое любопытство.
«С чего бы начать? — пронеслось в голове. — С того, что муж изменил? Или с того, что его мать выгнала меня? Или сразу перейти к угону?» Горло сжалось. Я сглотнула ком и заставила себя говорить.
— Я хочу написать заявление. У меня угнали машину, — произнесла я, и голос, к моему ужасу, снова предательски задрожал, выдав всю мою нервозность и отчаяние.
Сержант кивнул, не меняясь в лице. Видимо, такие дрожащие голоса он слышал по десять раз на дню.
— Документы на машину есть? Техпаспорт?
— Да, — я торопливо, почти лихорадочно, открыла сумочку, с облегчением нащупав знакомую папку. — Вот. — Радость от того, что хоть что-то осталось в моих руках, была жалкой и горькой.
Мне молча протянули через окошко бланк заявления. Я уселась на жесткую, холодную скамейку в коридоре, вонзившуюся в бедро даже через ткань платья. Достала ручку и начала заполнять графы, выводя буквы с невероятным усилием, будто рука была чугунной: марка, модель, цвет, VIN… Каждая строчка была напоминанием о том, чего я лишилась. Я писала о том, что обнаружила пропажу утром, что в ГИБДД машины нет. Мысли путались, текст получался рваным, эмоциональным. Стоило ли упоминать о семейных проблемах? Напрямую сказать, что подозреваю бывшего мужа? Но в глазах любого постороннего это выглядело бы как мелкая, мстительная месть с моей стороны. «Гражданский конфликт, разбирайтесь сами», — вероятно, так бы и отреагировали. Нет, пока нужно придерживаться фактов. Только факты.
Я уже почти закончила заполнять заявление, выводя размашистую подпись внизу, как вдруг зазвонил телефон. Вибрация отозвалась в моей ладони, словно удар током. Я посмотрела на экран. На нем горело ненавистное, ядовито-зеленое слово «МУЖ». Рука сама потянулась к кнопке сброса, инстинкт самосохранения кричал: «Не отвечай!». Но я остановила себя, сжав телефон так, что корпус затрещал. Нет. Трусость и избегание меня уже до добра не довели. Нужно ответить. Нужно услышать, что он скажет. Посмотреть в глаза своему демону, даже если только по телефону. Глубоко, с присвистом вдохнув пропитанный тоской воздух полицейского участка, я поднесла трубку к уху.
— Ну, чего надо? — прорычала я, стараясь скрыть дрожь в голосе за маской агрессии.
— Где документы на машину? — раздался его голос, резкий и требовательный, без единого слова приветствия, без тени сомнения или раскаяния. — Техпаспорт, сервисная книжка?
Вопрос повис в воздухе на секунду. И в эту секунду все разрозненные кусочки пазла — его наглость, звонок именно сейчас, его уверенный тон — сложились в единую, ужасающую и абсолютно ясную картину. Вчера вечером, занося в кондитерскую сумку с документами (я всегда забирала их из машины на ночь, опасаясь угона), я и подумать не могла, что совершаю единственное верное, провидческое действие. Он не угонял машину. Он ее… забирал. Считая своей собственностью.
— Документы? — переспросила я, и в моем голосе зазвучали уже совсем другие нотки — не отчаяние, не страх, а леденящая, кристально чистая ярость. — Они у меня. А машина, выходит, у тебя.
Он на мгновение замолчал, явно не ожидая такого прямого, обвиняющего вопроса. Я буквально слышала, как в его голове шестеренки прокручивают новый сценарий, ведь старый, где я плачу и умоляю, не сработал.
— Машина теперь у мамы. Она ее продает, — отрезал он, пытаясь говорить уверенно и безапелляционно, но в его тоне проскальзывала нервозность, фальшивая нота.
— Продает? — я чуть не рассмеялась от возмущения, и этот смех прозвучал хрипло и нездорово. — На каком основании? Это же моя машина! Я на нее заработала! Я три года откладывала, в то время как ты просаживал деньги на какие-то глупости!
— Олеся, не гони волну, — он перешел на снисходительный, поучительный тон, который бесил меня еще больше, чем его злость. — Машина оформлена на маму. Все законно. Юридически чисто. Так что будь умницей, не усложняй, принеси документы. Или скажи, где они, я сам заберу.
Тут меня окончательно переклинило. Вся накопившаяся за эти дни боль, унижение, злость, слезы, вывернутые нервы — все это вырвалось наружу единым, сокрушительным цунами. Я вскочила со скамейки, не в силах усидеть на месте.
— Ты совсем офигел, Арсентьев⁈ — закричала я так, что эхо разнеслось по казенному коридору, а сержант в окошке поднял на меня удивленный, испытующий взгляд. — Ты сначала меня предаешь с первой попавшейся стервой в нашу годовщину, потом твоя мамаша, эта старая карга, вышвыривает меня на улицу с пустым чемоданом, а теперь вы вдвоем, как грязные воры, решили обчистить меня до нитки⁈ Ты что, думаешь, я так просто сдамся? Что буду ползать у вас на коленях и умолять? Нет, дорогой мой! Ни машины, ни денег ты от меня не получишь! Я тебя в тюрьму упеку за кражу! За мошенничество! Слышишь, мразь⁈
— Ты мне угрожаешь? — зашипел он в ответ, и в его голосе послышалась злоба загнанной в угол крысы. — Да я тебя… Да ты у меня сама сядешь! Я тебе такую статью припаяю за клевету…
— Попробуй! — с вызовом бросила я ему в ответ и с силой, на какой была способна, швырнула трубку об бетонную стену. Пластик треснул, экран погас. Дыхание сбилось, сердце бешено колотилось в груди, выпрыгивая наружу. Я стояла и тряслась, как в лихорадке, сжимая в руках незаконченное заявление, превратив его в мятый, бесполезный комок.
Сержант смотрел на меня через стекло с нескрываемым, откровенным интересом, смешанным с долей сочувствия.
— Гражданка, у вас все в порядке? — спросил он, и в его голосе уже не было прежней бесстрастности.
Я медленно перевела на него взгляд. Слез уже не было. Их выжгла та самая ярость. Внутри была только вымороженная пустота и холодная, стальная, как лезвие топора, решимость. Решимость бороться. Драться. Не отдавать им ни сантиметра, ни копейки.
— Нет, — тихо, но четко сказала я, сминая бланк заявления в тугой шар. — Заявление об угоне я пока писать не буду. У меня… есть кое-какие уточнения. Юридического характера. И еще, я могу написать заявление о порче имущества?
Сотрудник быстро выдал мне новый бланк и все объяснил. Вот и отлично! Война так война!
Заполнив новое заявление, я развернулась и вышла из участка на яркое, слепящее утреннее солнце. Оно било в глаза, но не грело. У меня не было ни дома, ни машины, ни денег, ни даже исправного телефона. Муж оказался не просто подлецом, а настоящим, расчетливым врагом, готовым растоптать меня и отобрать последнее. Но впервые за эти дни я почувствовала не бессилие, не желание свернуться калачиком и умереть, а огненную, всепоглощающую волну гнева. Они забрали у меня все. Значит, мне больше нечего было терять. И это делало меня по-настоящему опасной.
Мне пришлось вернуться на работу и, так уж получилось, место для ночлега. Съёмную квартиру, судя по всему, я ещё не скоро найду.
Настроения не было совсем, а желания работать тем более. Захотелось уехать куда-нибудь отдохнуть, куда угодно, лишь бы подальше отсюда и, главное, подальше от мужа и его матери.
Но такую роскошь я не смогу себе позволить ещё долго. Пока не встану на ноги.
Я вообще без отпусков работала долгое время, и уж тем более никуда не выезжала на отдых. Вот и нечего привыкать. Отдых — роскошь для богатых. А я родилась бедной и не знаю, выкарабкаюсь ли из этой нищеты.
Муж был против моего пекарского дела, считал, что у меня не получится. Начинать пришлось с малого: сначала на дому выполняла заказы от знакомых втихаря от мужа и его матери, а потом, когда заработала первоначальный капитал, сняла отдельное помещение.
Муж, узнав, что я первые заработанные свои деньги потратила на расширение бизнеса, устроил мне истерику. Опять он посчитал, что я впустую потратила деньги, что у меня ничего не получится. Но у меня получилось!
С каждым разом у меня клиентов становилось больше и больше и уже встал вопрос о том, чтобы не нанимать каждый раз такси для развоза заказов на дом, а купить собственную машину.
Тогда-то и выступила свекровь с «помощью». Она вызвалась взять кредит в банке под низкий процент, потому как моей суммы, что у меня в тот момент накопилась, хватило бы лишь на очень старый автомобиль. А тут, и кредит постепенно быстро выплачу и ездить на более приличной машине буду.
Чтобы у свекрови были гарантии, она попросила оформить автомобиль на себя. А то, мол, мало ли, вдруг я не смогу выплачивать? А кредит-то на ней!
Потом, после закрытия финансового долга, она бы переписала машину на меня.
Теперь я понимаю, как сглупила, согласившись на такую аферу.
Получается, кредит я полностью покрыла, а машину свекровь возвращать не собирается. Напротив, ещё и продать её собралась. Мою машину! Которую я сама заработала!
С этими грустными мыслями, я смотрела на новое окно, что рабочие сегодня вставили. И, настроившись, принялась за уборку.
После отмывания столов и пола от пыли, приступила к выполнению заказов.
Испекла и украсила два торта, два десятка пирожных, напекла коржей про запас и, отправив всю эту красоты в холодильник, отправилась в подсобку, чтобы отдохнуть.
Только я прилегла на старенький диван, как внезапно звякнул колокольчик над входной дверью моей пекарни, оповещая о новом посетителе.
Я с неохотой встала и вышла к потенциальному покупателю, ожидая увидеть кого угодно, но только не его.
Спиной ко мне стоял мужчина в форме, сосредоточенно рассматривая витрину с муляжами пирожных.
— Что вы хотели? — спросила я деловым тоном.
Несмотря на то, что я очень устала, старалась выглядеть бодрячком.
Он повернулся. И я застыла, не веря своим глазам. Это был он. Мужчина из внедорожника, что осадил своего сотрудника-грубияна. Ещё тогда он произвёл на меня незабываемое впечатление, а теперь, в форме, он выглядел ещё более внушительно.
И, судя по всему, он не был никаким бандитом, а, скорее всего, представителем власти. Моё сердце сжалось от новой волны переживаний.
Он не просто нашёл меня, он оказался прокурором!
— Здравствуйте, — проговорил низким, деловым тоном.
— Здравствуйте, — неуверенно ответила я. — Вы по поводу аварии?
Внутри я невольно сжалась, ожидая получить от него повестку в суд.
Только этого мне ещё не хватало ко всем моим неприятностям! Мало того, что я осталась без жилья вещей и денег, так на меня ещё и ремон дорогущей машины сейчас повесят. Который я точно не смогу выплатить!
— Нет. Я здесь не по этому поводу, — сказал он, его голос был ровным, что немного меня успокоило. — Но и заказывать торт у вас, скандалистки, не стану.
Я только успела открыть рот, чтобы возразить, как у него зазвонил телефон. Он ответил, и его голос снова смягчился.
— Да… Я же обещал что закажу торт, что ты паникуешь? — немного нервным тоном проговорил он, наверное, разговаривал с женой, из телефона был слышен недовольный женский голос. — Завтра у нашего сына будет торт! Да… большой и красивый… оформим для его возраста… Какие фотографии, торт ещё не готов⁈ — мужчина взглянул на меня, отвернулся и взял телефон в другую руку, было заметно, что ему неприятно общаться с женой в таком тоне при свидетелях, но он старался держать себя в руках. — Прекрати на меня кричать, я не забыл, просто задержался. Торт сделают в срок, не переживай. Всё, пока.
После разговора он отключился и снова повернулся ко мне.
— Необходим торт, — сказал он, уже без всякой враждебности. — У сына завтра день рождения. Забыл заказать, а теперь, видимо, никто не возьмётся.
Я смотрела на него, пытаясь понять, что происходит. Сначала авария, потом такое поведение, а теперь ещё и торт? Этот человек просто сбивал меня с толку. Но, видя его замешательство, я почувствовала, что злость немного отступает, уступая место чему-то другому. Сочувствию, что ли?
— Что ж, — сказала я, вздохнув. — Посмотрим, что можно сделать.
Я направилась к своему телефону, чтобы показать ему варианты оформления. Он же отошёл в сторону, усевшись на диван практически в самый угол, словно стараясь сохранить какую-то дистанцию.
От входной двери его не было видно.