С чистого листа главы 1-99

Глава 41. Летний Лагерь

Этим летом я должен был какое-то время провести в Файеттвильской Школе для Отцов Одиночек, также известной как Форт-Брэгг. Стандартный план Корпуса подготовки офицеров запаса состоял в том, чтобы занять тебя в два твоих последних лета на каких-либо тренировках. Затем, после окончания и поступления на службу, ты отправлялся на курсы повышения квалификации. Пехотные офицеры отправляются в Беннинг, артиллеристы – в Форт-Силл в Оклахоме, танковые офицеры – в Форт-Нокс в Кентукки, и так далее. В конце июля я отправлялся в Брэгг на шесть недель.

В день моего отлёта на Юг Марти Адрианаполис отвёз меня в аэропорт Олбани. Я летел налегке – только несколько смен белья и одежды, плюс туалетные принадлежности в армейской сумке. У нас был список вещей, которые положено брать с собой, и мы брали только их. Всё снаряжение мы должны были получить на месте. «Местом» был Форт-Брэгг, Северная Каролина, куда и направлялись Джо, Бруно и я. По-моему, курсанты ВМФ отправлялись в Ньюпорт, а ВВС – на какую-то базу в Техасе.

Никто не полетел в Файетвилль, где находился Форт-Брэгг, хотя там имелся аэропорт. Вместо этого нас отвезли в Роли и сказали сразу после получения багажа отчитаться военному сотруднику. С этого момента мы принадлежали Армии, и должны были в течение шести недель делать всё, что они от нас захотят. Как говорится – предай душу свою в руки Иисуса, а Дядюшка Сэм приберёт всё остальное»! Полёт был самым паршивым и долгим путешествием, какое только можно вообразить, с остановками в Филли и Ричмонде. Нашим войскам – всё самое лучшее!

Настоящее веселье началось тогда, когда мы прибыли в Роли. Военные сотрудники оказались целой кучей сержантов и капралов, у самых младших из которых была табличка – «КПОЗ – сюда!». Забрав свои сумки, мы побрели к сержантам и встали в строй. Снаружи шёл дождь, и я заметил ряд школьных автобусов, выкрашенных в зелёный камуфляж. Серьёзно? Как будто мы отправляем школьные автобусы в бой! Я всю жизнь общался с военными, и временами не понимал их. Как тогда, когда Паркеру на флоте выдали голубой камуфляж. Если вы хотите спрятать матроса на корабле, дайте ему серую форму, по цвету похожую на электрический кабель! Когда подошла моя очередь, я показал сержанту своё назначение, и он отправил меня в автобус. Это был последний раз, когда я видел ребят из братства – они были посажены в другие автобусы.

Вот здесь и началось веселье. Парнишка передо мной, показывая своё назначение и отправленный на борт автобуса, сказал:

– Да, сэр!

Сержант ответил так, как отвечают большинство сержантов:

– Не зови меня сэром! Я честно зарабатываю на жизнь!

Я слышал это раньше множество раз, если не от сержантов, то от прорабов или других рабочих.

П.Ред. Непередаваемая идиома.

И я улыбнулся.

– ЧЕГО ЭТО ТЫ ЛЫБИШЬСЯ, ГОВНЮК? Я ДАВАЛ ТЕБЕ РАЗРЕШЕНИЕ УЛЫБАТЬСЯ? ИЛИ ТЫ СЧИТАЕШЬ, Я СКАЗАЛ ЧТО-ТО ЗАБАВНОЕ? – сержант развернулся ко мне и разве что не лёг на моё тело. Он орал на меня изо всех лёгких, и его лицо было так близко, что меня забрызгало слюной.

Вот дерьмо! Секрет выживания в любых тренировках – стать невидимым. Когда забивают гвозди, самый высокий гвоздь вбивается первым. Когда вы в окопе (как мы ещё выучим – на самом деле это «импровизированное полевое укрепление»), парень, который высунет голову, будет прикончен. Я только что нарушил первое правило выживания этого лета.

Вытянувшись, я рявкнул:

– НЕТ, СЕРЖАНТ!

Уставившись на него, я не отводил взгляда. Сержант продолжал в том же духе ещё несколько минут, к изумлённому ужасу моих собратьев по несчастью – ведь шёл дождь и мы медленно промокали.

В итоге он закончил свою тираду в точности так, как я ожидал:

– УПАЛ И ПОКАЗАЛ МНЕ ДВАДЦАТЬ!

– ДА, СЕРЖАНТ! – я немедленно скинул сумку на обочину и упал на землю. Заняв позицию и глядя точно в лужу, я рухнул и тут же отжался.

– ОДИН!

Я повторял процесс, пока сержант усаживал остальных парней в автобус. Те проходили мимо меня, а они даже наступил. Закончив, я привстал на вытянутые локти:

– РАЗРЕШИТЕ ЗАКОНЧИТЬ?

– РАЗВЕ Я СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ, ГОВНЮК? ПРОСЬБА ОТКЛОНЯЕТСЯ! ДАЙ МНЕ ЕЩЁ ДВАДЦАТЬ!

Наверное, в автобусе ещё оставались места. Я дал сержанту ещё двадцать, а затем встал на вытянутые локти и замер. Наконец, он приказал мне закончить и встать. Руки отваливались, но я держал рот на замке и хранил беспристрастное выражение лица. Краем глаза я видел, что у каждого автобуса отжимается по одному-паре бедолаг, так что я ещё был счастливчиком. Взяв свою сумку, я дождался приказа и сел в автобус. Я хлюпал при каждом движении. Парень рядом тоже был мокрым, но я вымок насквозь. Слава Богу, день был тёплый.

По пути до Брэгга нам было сказано заткнуться. Ехать предстояло около полутора часов, и, разумеется, какого-то придурка мой пример ничему не научил. Он отжимался в проходе тридцать миль подряд. Это была процедура дня! Я до конца пути оставался в мокрой одежде, и не знал, смеяться мне или плакать.

Не стану описывать всё веселье лагерного быта. Если вы когда-нибудь смотрели военные фильмы Джона Уэйна, но уже знаете об этом всё, разве что у нас было куда громче, зловонней, грязнее и беспорядочней, чем там. Подъём официально был в шесть утра, но к тому времени мы уже давно были на ногах. Погода была либо солнечной и удушающе жаркой, либо захлёстывала ливнями, а случайные торнадо добавляли колорита. С другой стороны, мы понимали, что в Северной Каролине не очень снежно. Каждый день мы делали ФП – физическую подготовку – также известную как гимнастика. Мы бегали, милю за милей. Мы бегали через препятствия. Затем мы делали это снова, но с рюкзаками, полными камней. Одновременно с этим, мы ежедневно страдали от злобного напора инструкторов, которым приходилось иметь безразмерные лёгкие и лужёную глотку – ведь на каждого приходилось по одиннадцать человек.

Я лишь продолжал повторять себе, что это всего на шесть недель, затем на пять, на четыре… Раз в несколько дней у нас было время нацарапать кому-нибудь записку, и я писал Мэрилин о том, как люблю её и о том, что желание увидеть её на пляже в бикини – единственная вещь, которая не даёт мне свихнуться. Раз в несколько дней она писала в ответ, и я находил приложенные фото. Большинство – вполне невинные, но на нескольких она была в купальнике или в мини. Она писала, что ездила на дачу сама, и Тэмми снимала её.

К счастью, благодаря бегу и упражнениям, я был в довольно неплохой форме для тренировок. Теоретически, записываясь в КПОЗ, вы попадаете в спортзал, потому что тратите на отжимания столько же времени, сколько и в армии. Впрочем, колледжские программы КПОЗ заметно отличаются по всей стране. Выпускаясь оттуда, вы должны пребывать в приличной форме, знать, как маршировать и отдавать честь, и быть готовыми жевать гвозди и выплёвывать шляпки. Некоторые лагеря настолько хороши, что оттуда можно сразу в бой. Из других выходят, не зная даже, как надевать форму. Наша находилась где-то посредине, не хватая с неба звёзд. Я мог бы честно сказать, что, не будь я в хорошей форме – скулил бы, как щенок!

Было и несколько странных моментов. В конце второй недели нас познакомили с рукопашной борьбой. Ещё в весеннем семестре мне удалось найти инструктора по айкидо и возобновить занятия. Он был куда жёстче, как минимум – в бою, чем отец Ланса Мияги, и гонял меня в хвост и в гриву, одновременно крича о том, как я запустил свои и без того ограниченные навыки. Он даже грозился отобрать мой чёрный пояс. Под его неусыпным надзором мне удалось стряхнуть ржавчину и вернуться в форму к началу лета.

Наверное, этим летом в Брэгге были тысячи студентов, огромный тренировочный батальон, и, может, даже пара сотен в каждой отдельной команде. Моя команда была разделена на более мелкие группы, каждую из которых тиранил инструктор, пытаясь научить основам рукопашной борьбы. И вот тут мой план прикинуться ветошью дал трещину. Наш инструктор, капрал Джонс, решил научить нас руками, и ему нужен был доброволец. Этих добровольцев представила ему Армия – и он выбрал одного.

Меня.

Все глядели на меня, а я лишь поморгал и переспросил:

– Я?

– Ты, говнюк, – он поманил меня пальцем. Я вышел в песчаный круг перед группой. – Ты указал своего ближайшего родственника? – довольно стандартный вопрос.

– ДА, КАПРАЛ! – рявкнул я. Здесь нельзя мямлить: говорить надо громко и гордо!

– Займи оборонительную позицию, или то, что ты считаешь оборонительной позицией, – сказал он со смехом. Затем он продолжил рассказывать нам, что должно произойти. Инструктора работали по принципу «повтори всё три раза», что является обычным методом обучения (помните, в первый раз я какое-то время преподавал в колледже). Ты рассказываешь им, что собираешься рассказать, затем рассказываешь по-настоящему, а затем рассказываешь, что только что рассказал. В моём случае он собирался рассказать, как убьёт меня, затем убить меня, затем рассказать, как убил меня. Похоже, он рассчитывал справиться быстро.

Сказал «а», говори и «б». Я шагнул на ринг и принял оборонительную позицию камае, как приманку. В айкидо вы всегда даёте противнику дойти до себя, даже хитрите, чтобы он напал на вас. Затем защитная реакция, предотвращающая атаку – и вы принимаете позицию для дальнейшей атаки.

Капрал остановился и с любопытством поглядел на меня. Она начал осторожно двигаться, пытаясь обойти меня. Я в всё время стоял к нему лицом и внимательно следил за ним. Я заметил. Что он не подходит ближе. Внезапно он отступил. Продолжая смотреть на меня, он заорал через плечо:

– Сержант Дженкинс!

Сержант Дженкинс был старшим инструктором по борьбе, штатным сержантом и командиром нашей компании. Он пришёл спустя пару минут назад – и обнаружил нас с капралом всё ещё стоящими лицом друг к другу на песчаном ринге.

– Капрал Джонс?

– Кажется, у нас здесь завёлся каратист! Я и подумал, что ты захочешь поглядеть, – сказал капрал Джонс.

– Всегда находится один, – ответил Дженкинс с лёгким смешком. – Он твой.

Вот чёрт! Джонс засмеялся и повернулся ко мне.

Приём, который он собирался нам показать, позволил бы ему схватить и бросить меня, припечатав об землю, оглушив и обездвижив, чтобы дать ему спокойно меня добить. По крайней мере, так было в теории. Простите, но это был рефлекс – я слишком много времени провёл на додзё и просто отдался на волю мышечной памяти. Он схватил меня, и я ответил, скрутив его и швырнув на задницу. Затем я быстро отступил и занял оборонительную позицию.

Повисла гробовая тишина. Дженкинс вошёл в круг и подошёл к Джонсу, который теперь сидел вертикально и с жалкой ухмылкой смахивал песок с головы. Он поглядел на Дженкинса и сказал:

– Ага, всегда находится один. Я запомню, что ты сказал это.

Дженкинс помог Джонсу встать:

– Я не говорил, что он не надерёт тебе зад, – затем сержант повернулся по мне:

– Чувствуешь себя счастливчиком, не так ли?

– Я бы так не сказал, сержант, – было уже слишком поздно отступать!

Дженкинс жестом отправил Джонса вон из круга и поклонился мне, что заставило меня подумать, что на сей раз я облажался. Мне не оставалось ничего, кроме как поклониться в ответ. Мы осторожно кружили друг напротив друга, и он не спешил атаковать. На самом деле, мне пришлось притвориться, что я отступаю, чтобы он ударил меня кулаком, выходя из равновесия. Мне снова удалось крутануть и бросить его, но, только лишь приземлившись на песок, он снова вскочил и вернулся ко мне. На этот раз равновесие потерял я, и он нанёс два солидных удара по рёбрам, от которых я упал на задницу. Быстро поднявшись, я увернулся от удара и сумел бросить его на песок второй раз. Затем мне прилетело в голову. Я снова занял позицию, когда он остановил бой.

Я тяжело дышал, потирая саднящие рёбра, и рад был заметить, что и сержант потирает рукой зад.

– Итак, какая у тебя степень и в чём? – спросил он.

– Первый дан, айкидо. Эээ, это был первый чёрный пояс, сержант, – ответил я.

– Я знаю, что это значит, солдат, – ответил он, но без злости. – Ты очень хорош, но теряешь много времени.

Я кивнул. Он был прав, я двигался не лучшим образом.

– Я знаю, сержант. Мне нужно быть более гибким и быстрым.

– Это униформа и сапоги. Готов спорить, ты тренировался только в ги или вообще без обуви, верно?

У меня будто в голове щёлкнуло! Неудивительно, что я двигался как студень.

– Думаю, да! Я никогда раньше не тренировался в сапогах! Мы можем провести ещё одну схватку?

Он лишь фыркнул.

– Не сейчас. Просто тащи свою задницу обратно в строй.

Капрал Джонс и сержант Дженкинс весь день следили за строевой подготовкой, и я делал то, что они говорили. Однако, в конце меня снова вызвали. Там стояли оба – и Джонс, и Дженкинс.

– Ты мог бы сделать из него настоящую конскую задницу. Почему не сделал? – спросил сержант.

– Это было бы неуважением, сержант.

– Ты дал бы фору врагу? – заговорил Джонс.

– Вы мой враг или мой учитель, капрал? – спросил я.

Оба офицера поглядели на меня с интересом. Я был отправлен восвояси, однако у меня также появились дополнительные обязанности. Три вечера в неделю я приходил в тренировочный зал, и сержант Дженкинс устраивал мне специальную тренировку вместе с капралом Джонсом. У сержанта был чёрный пояс по карате. Когда капрал попытался протестовать, сержант ответил, что он не должен был давать мне уложить его мордой в грязь. Тот лишь усмехнулся. По крайней мере, проблем у меня не было.

Когда мы начали тренироваться в обращении с оружием, сержант Дженкинс спросил меня, так ли я хорош в ружьях, как я в айкидо.

– Не знаю, сержант. Я никогда раньше не держал оружия в руках, – ответил я ему. Тот посмеялся, но мне это обошлось в пять минут бега с М-15 в одной руке и собственным пахом в другой. При этом я должен был петь: «Это мой ствол! Это моя пушка! Как он стреляет! Как это весело!»

Полный отстой.

Оказалось, что я неплох в оружии – вероятно, потому, что у меня не было неверных привычек, от которых надо было отучаться; по крайней мере, так сказали инструкторы. Парни, которые хвастались, что их отправляли с ружьём и одной пулей и не позволяли есть, пока они не добудут свой завтрак, не были хороши с М-16. Я полагал, что они безбожно врут. Мой отец, выросший на ферме в разгар Депрессии, рассказывал ту же байку, но при этом в неё верилось. Мне удалось стать экспертом как по ружью, так и по пистолету. Это был Кольт 45 калибра, модель 1911A1. Армия не перейдёт на 9-миллиметровые Беретты до середины 80-х, и я думал раньше и продолжал думать сейчас, что это самое глупое, что можно было сделать. Господь свидетель, они громче, у них адовая отдача, особенно если ты не готов, но парню моей комплекции куда легче держать его и стрелять, чтобы прицел не уходил вниз.

Делали мы и то, о чём я сказал Мэрилин – отправились в поход и ночевали в лесу. Ну, точнее, мы делали не совсем этом. Мы тренировались в патрулировании, установке укреплений, засадах и всём таком. Это было только начало. У ребят, попавших в пехоту, были дополнительные занятия по пересечению леса ползком; результаты оказывались смехотворными.

В какой-то момент, ближе к концу тренировки, батальон был разделён на две части и вовлечён в гигантскую военную игру с эквивалентом двух больших отрядов с каждой из сторон. У нас была штаб-квартира и две противоборствующие линии обороны, и нам пришлось патрулировать «нейтральную полосу» и захватывать разведчиков. Это было чем-то вроде Захвата флага на стероидах и под ЛСД. Вначале всё было весело. Я попал в Синюю армию вместе с парнем, который спал на койке подо мной, Харланом Дж. Бакминстером (нас распределяли по алфавиту), и нам было поручено стать частью патруля, зондирующих оборону Оранжевой Армии.

Итак, мы выступили. Покинув условный штаб, мы следовали за условным сержантом, пока наш условный лейтенант показывал нам нашу условную линию фронта. Нам надлежало пробраться через большое и крайне колючее поле и выяснить, что условно делает Оранжевая армия, затем прошмыгнуть обратно и доложить условным хорошим парням, что задумали условные плохие парни. В десять лет это было куда веселее, к тому же тогда я мог сбегать домой за не-условными печеньками и молоком.

Мы с Харланом нанесли боевую раскраску и схватили наши М-16. У нас были только холостые, им не хватало ещё чтоб мы шлялись с рельно стреляющим оружием. Наши условные лидеры поглядели, как мы подползли к краю поля и упали на животы. Стоял приятный солнечный день, и даже грязь была относительно сухой. Нам потребовался час, чтобы проползти через поле и колючие кусты. Затем, где-то в двадцати метрах (ярдов для всех нормальных людей, но армия вышла из НАТО, и мы все использовали метрику) от кромки леса показался кто-то ещё, кроме нас с Харланом, и я завопил:

– СТОЙ! КТО ИДЁТ?

Харлан поглядел на меня широко распахнутыми глазами. Это было единственное, что я видел на его лице – покрытом жирной краской и чёрном, как туз пик. Я лишь поглядел в ответ и покачал головой. Я тоже не знал, что делать!

И тут кто-то завопил:

– ЮЛИЙ!

Я поглядел на Харлана и пожал плечами. Должно быть это был пароль, но, так как мы не знали ответа, и нам наступал пиздец. Он тоже пожал плечами.

– ЮЛИЙ! – повторилось из леса.

Нам таки наступал пиздец. Третьего шанса у нас не было. Мы вот-вот должны были стать покойниками. Это было тупо, но мне пришлось рискнуть.

– ЦЕЗАРЬ!

Харлан только глянул на меня и перекатился на спину, пытаясь удержаться от смеха.

Внезапно в полусотне шагов от нас выскочила, как суслик, голова в шлеме.

– Привет, парни? Что случилось?

Мы с Харланом уставились друг на друга. Я не мог поверить, что эти парни выбрали самый тупой пароль в истории мировых войн.

– Просто не верю в такое дерьмо! – прошептал Харлан.

– Лучше быть удачливым, чем умным! – ответил я. Встав на колени и высунув голову из терновника, я огляделся. Часовой Оранжевой армии стоял там, держа ружьё на боку.

– Ну же, не стойте там! Идите сюда! – нетерпеливо сказал он. Его напарник вылез из-за пня и тоже встал.

Ну, теперь уж нам настал полный и окончательный пиздец! Я видел только два пути. Либо в нас узнавали членов ненавистной Синей армии, пленили, пытали и зверски убивали – либо мы должны были ответить взаимной вежливостью этим парням. Я поглядел на Харлана и сказал:

– Дай мне своё ружьё.

Я сорвал с рукава нашивку Синей армии, показывающую, кто я. У Харлана была такая же, а у двух часовых были оранжевые нашивки.

– Чего? – спросил Харлан.

– Давай. Это наш единственный шанс. Отдай мне ружьё и подними руки. Ты мой пленник! – ответил я.

Харлан расширил глаза, но лишь ухмыльнулся и передал мне свою М-16. Я встал и велел ему подняться, держа руки за спиной. Мы подошли ко вражеской линии, и он начал ворчать, так что я слегка стукнул его по почкам и велел заткнуться. Он споткнулся и чуть не рухнул на колени.

Тем не менее, двое часовых купились на это. Они подошли к нам и один их них сказал:

– Вау! Ты взял пленника?

Харлан запротестовал, и я снова стукнул его. В этот момент подошёл ближе второй часовой и спросил:

– А где твоя повязка? – имея в виду нашивку.

Я с удивлением взглянул на свою руку:

– Должно быть, потерял, когда брал его в плен!

Кажется, это удовлетворило этих парней. Без сомнения, мы с Харланом наткнулись на самых тупых членов Оранжевой армии! Слава Богу! Второй часовой тут же сел на бревно и прислонил ружьё в дереву, а первый повернулся, чтобы провести нас. Как только это случилось, я сунул Харлану его ружьё и схватил часового сзади. К тому времени, как мой визави был на земле, Харлан обхватил своего и потянул его вниз. Мой вырывался изо всех сил, так что я саданул ему по почкам и рявкнул, чтобы он не выкобенивался, а затем сказал Харлану сидеть на втором, пока я связывал первого.

Мы также украли их оранжевые нашивки, вызвав волну возмущения:

– Вы оделись во вражескую форму! Когда вас поймают, то повесят как шпионов!

– Ну, когда они поместят условную верёвку на мою условную шею, я только скажу, что жалею о том, что у меня всего одна условная жизнь, чтобы отдать её моей условной стране, – я стянул с них по носку и заткнул им рты, а затем показал им свой нож:

– А теперь заткнулись и ведите себя хорошо!

Мы хорошенько связали их и спрятали в укрытии. Поискам, мы нашли карту с их позициями и расположениями часовых постов, и положили её к себе. Настало время возвращаться в лагерь.

Только мы начали уходить, как шорох в кустах позади заставил нас обернуться и взять оружие наизготовку. Оттуда вышел ухмыляющийся лейтенант условной Оранжевой армии:

– Что тут происходит, парни?

Харлан поглядел наменя:

– Становится всё лучше и лучше!

Он отвернул винтовку в сторону и отчитался:

– Мы взяли пару пленных, сэр!

Лейтенант подошёл ближе – только для того, чтобы оказаться схваченным и кинутым к остальным. Мы изъяли у него более подробную карту и также прихватили её. Я поглядел на Харлана:

– Теперь мы можем идти? – прежде, чем он смог ответить, всё полетело к ещё большим чертям. Мы услышали характерный шум джипа, приближающегося из леса.

– Да вы, блять, шутите, что ли? – сказал Харлан.

– Мы что, наткнулись на Центральный Вокзал Файеттвиля? – ответил я. Наши пленники завозились под брезентом, поэтому мы отвесили им пару тумаков, чтобы заткнулись.

На джипах могли ездить только настоящие солдаты, и наш новый гость был настоящим лейтенантом, а не изображающим лейтенанта курсантом. Он также имел оранжевую нашивку, так что мы связали и его. Он был от этого далеко не в восторге, чего и следовало ожидать. Теперь у нас были четверо пленных, куча информации – и никакой возможности вернуться к своим. Попытайся мы снова пробраться через поле – наверняка будем схвачены, и не исключено, что этими же придурками. Кто-нибудь должен был появиться и освободить их.

Харлан разрешил проблему.

– Ты умеешь водить джип? – спросил он меня.

Я тупо поглядел на него, затем на джип и снова на Харлана.

– Не знаю. А что?

– То, что так мы сможем вернуться в штаб.

Идея была такой нелепой, что мне захотелось смеяться, но я не сделал этого. Я опять поглядел на джип, на Харлана, снова на джип.

– А ты можешь водить джип? – спросил я него.

– Никогда не обучался, как ездить с ручной передачей, – покачал он головой.

Ну, это было много, много лет назад, но я знал, как управляться со стандартной передачей. Я поглядел на Джип; он был примитивным, но имел рычаг.

– Ты издеваешься надо мной, верно?

– И вовсе нет. Гляди сюда, – он схватил лейтенантскую карту и положил её на капот. – Мы возвращаемся вниз по тропинке на 300 метров и затем сворачиваем направо. Попадаем на перекрёсток и возвращаемся назад вот по этой дороге, – его палец прочертил путь, заставляя нас пробираться через тыл и вернуться в нас штаб.

– Знаешь, если нас поймают, то и правда расстреляют, причём все, включая своих.

– Подумай обо всех условных медалях, которые мы получим! – усмехнулся он.

– Условных посмертных медалях, – я ткнул пальцем в наших друзей. – А что насчёт этих мудаков?

Его ухмылка стала шире:

– Пленники!

– Дерьмо!

Ну, лучше быть расстрелянным заслуженно, или что-то в этом роде. Мы швырнули наших новых друзей назад, на пол джипа, одного на другого, с настоящим лейтенантом внизу, а затем накрыли их брезентом. Затем мы забрались внутрь и завели джип. Он был очень ржавым и пару раз заглушил мотор прежде, чем удалось его завести.

– Ну, зная тебя, Харлан – это ещё хорошо, – сказал я.

– Поехали!

И мы поехали. Смехотворная схема Харлана действительно сработала. Пятнадцать минут спустя мы въехали в свой штаб (уже вернув себе синие нашивки) и сдали командованию свои разведданные, пленных и захваченную вражескую технику (джип). Итог был интересным, мягко говоря. Карты, которые мы захватили, были использованы для условной атаки. Условные оранжевые пленники были увезены для условного допроса. Настоящий лейтенант был неимоверно возмущён и требовал наших с Харланом порки, кастрации и расстрела, в недвусмысленных выражениях и в произвольном порядке! У меня создалось впечатление, что финальную сцену из «Храброго сердца» он счёл бы слишком мягкой! Нам было сказано держаться подальше от компаний из Оранжевой армии или мест, где обычно находились лейтенанты. Нас не наградили условными медалями, но также и не отдали под трибунал – условный или настоящий.

Военная элита восторжествовала!