Контролировать свою жизнь – значило быть в ответе за свой график, это один из главных шагов. Миссис Бэккли сказала мне идти домой и как следует приготовиться. Мне нужно обсудить ситуацию с родителями, а затем встретиться с ней и администрацией, чтобы получить разрешение. Еще она собиралась поговорить с учителем из старшей школы Тоусона. Время встречи она мне сообщит.
В четверг она осведомила меня о том, что все устроено и встреча с Мистером Баттерфилдом произойдет после школы в понедельник. Нужно, чтобы хотя бы один мой родитель был там к четырем.
За ужином я спросил, смогут ли они прийти. Результаты были предсказуемы. Папа хотел знать, что я натворил в этот раз, а Мама – наказан ли я.
– Ваша вера в меня просто поражает! – ответил я, что повлекло за собой злобные крики про то, что я не слежу за своим языком и огрызаюсь, но без рукоприкладства. Сьюзи просто смотрела в непонимании. Ей нравилась школа и она не понимала, что такого плохого в том, чтобы остаться в ней после уроков. Хэмильтон склонялся к мнению, что меня наказывали или типа того – этот факт заставлял его ликовать. Было достаточно мерзко, чтобы я пожаловался отцу о том, как же сильно брат действует мне на нервы. Папа сказал оставить младшего брата в покое, но и Хэму досталось. После этого он меня не тревожил.
Мама потребовала объяснений по поводу встречи, и я просто честно сказал ей, что дело касается получения разрешения на дополнительные уроки. Больше я ничего не сказал, просто ответил, что в понедельник все станет ясно. Мама попросит Миссис Боннер, что живет через улицу, присмотреть за Сьюзи и Хэмом.
Ларри и Ленор Боннер были лучшими друзьями наших родителей. Он работал в Black&Decker, а она в администрации Тоусона, на неполную ставку. Пара была на несколько лет старше моих родителей, следовательно, их дети тоже были на несколько лет постарше нашего. Их младшая дочь, что училась в старшей школе Тоусона, часто подрабатывала нянькой, но Миссис Боннер тоже иногда с нами сидела.
Я продолжал бегать каждое утро, всегда захватывая с собой Дэйзи, и теперь делал по три круга вокруг района. Однажды, я попросил папу проехаться со мной и мы, воспользовавшись одометром, измерили расстояние. Мы предполагали, что в лучшем случае я пробегу круга два, маленький с Дэйзи и большой сам, Всё это заняло бы мили полторы. К этому моменту боли в боку прошли, и я смог добавить к дистанции еще один маленький круг. Папа это заметил, а еще то, что я начал тягать кирпичи у нас в гараже, и спросил хочу ли я набор настоящих весов на рождество. Я решил, что гантели будут лучшим выбором, так ему об этом и сказал. Он просто кивнул и сказал, что подумает об этом.
Хэмильтон раздражал меня всё сильнее и сильнее. Всё ныл обо всем, что бы я ни сделал. Вставая утром на пробежку, он ныл, что я его бужу. Доставая вещи в ванну, он ныл, то я открываю шкафчики. Когда я начал доставать их заранее, ему не нравилось, что я разбрасываюсь ими. Он начал выключать мой будильник, так что мне приходилось все проверять перед сном и переставить часы на дальнюю сторону кровати, куда ему не добраться, не перелезая через меня. У брата был тяжелый случай злорадства; недостаточно, если ему хорошо – надо чтобы другим было плохо.
Эта мысль пришла мне в голову субботним вечером, перед нашей встречей с Миссис Бэккли. Прямо за ужином, он решил подколоть меня из-за того, что я сплю не в пижаме, а в белье.
По моему скромному мнению пижамы – одна из самых тупых вещей, которое создавало человечество. Серьезно, одеваться чтобы поспать? Нет, я вовсе не против когда девушки надевают красивую ночнушку под которой ничего нет, но на парнях это выглядит просто глупо. Моя мать, однако, настаивала на них. Когда я отправился в колледж, то начал спать в трусах и майке, как все нормальные мужчины. С тех пор я не надел ни одной пижамы, и впредь носить их не собирался.
Он самодовольно сидел, пока Мама в ужасе уставилась на меня. Я просто глянул на него и с отвращением спросил.
– С какой вообще стати тебя волнует в чем я сплю?
Брат злобно ответил
– Правила! Тебя накажут!
– Срань господня! – Пробубнил я про себя.
– Карлинг! – запротестовала Мама, – Я все слышала.
– Прости.
Хэмильтон начал смеяться, крича о том, что я произнес ругательство, но, похоже, Папу он успел достать и ему приказали заткнуться, а не то…
Хэм прожигал меня взглядом, но я это просто проигнорировал.
Маму, всё же, сильно обеспокоила моя неподходящая манера сна.
– Карлинг, почему ты не одеваешь пижаму когда спишь?! – потребовала ответа женщина.
– Потому что я не хочу одевать ее, – был простой ответ.
– Но нужно спать в пижамах!
Я глупо улыбнулся ей.
– Да? Ты носишь пижаму? – спросил я, уже зная, что ответом будет отчетливое НЕТ! Мама предпочитала носить маленькую и короткую ночнушку, хоть я и подозревал, что скорее её предпочитал папа. При росте в 177 сантиметров мама была худой и длинноногой красавицей. Она набрала всего фунтов пять с момента их свадьбы и это после троих детей! Мать была элегантной и хорошо выглядящей женщиной, к тому же везучей, в папе было 185 сантиметров роста, так что она могла надевать каблуки и не быть выше его. В будущем её бы назвали МИЛФой или тигрицей, но тогда такие как она просто именовались "горячими мамками".
Когда маму заставали врасплох, она всегда краснела, – Нуууу…
– Правда? Думаю знаю, что это значит, – я указал большим пальцем в папу, который сейчас улыбался, – Как насчет папы? Он носит пижаму?
Я и на это знал ответ. Он спал в трусах и майке, ну, по крайней мере пока в кровать не залезала мама. Не смотря на весь холод матери по отношению меня и Хэма, к папе она не остыла. Любовь была жива и давала об этом знать чуть ли не каждую ночь.
Мама снова покраснела.
Я посмотрел на Сьюзи и улыбнулся.
– Надеюсь, пижамная полиция меня не найдет! Пссс, не нужны лишние пижамы, а? – на ней они бы висели будто одежда из магазинов для больших людей.
– Фу! Ты же их носил!
– Да, наверняка в них полно моих вшей! – сказал я, папа хихикнул.
Она показала мне язык, я ответил тем же, Маме и это не понравилось. Хэмильтон снова начал ныть, но папа еще раз заткнул его. Мне стало интересно. В первый раз у брата были небольшие проблемы с головой, в этот раз ничего не изменилось и не знаю сколько я готов это терпеть.
В тот понедельник я шлялся по библиотеке после школы, в ожидании назначенного для приезда родителей времени. Она всегда была открыта допоздна для студентов, что делают там домашнее задание. В четыре я встретил родителей в лобби и мы пошли в офис, где нас уже ждали Миссис Бэккли и Мистер Баттерфилд, а также, вроде бы незнакомая мне женщина.
Баттерфилд указал на меня и спросил Миссис Бэкккли.
– Вы об этом студенте говорили? О нем? – у меня на душе стало тепло и не определенно.
– Почему бы нам всем не присесть, – ответила она и повела всех в учительскую, мы расселись вокруг стола.
– Вы в ответе за это, – гадко ответил он, – Сам я думаю, что это всё ошибка.
Родители ничего не понимали, но злились все сильнее и сильнее. Миссия Бэккли взяла слово. Обернувшись ко мне, она спросила:
– Ты объяснял свой план родителям?
– Нет, просто сказал, что дело связано с дополнительными занятиями. И всё.
Она кивнула и повернулась к предкам.
– Начнем с самого начала. На прошлой неделе, Карл подошел ко мне и спросил, может ли он пройти оба курса алгебры за этот год. Когда я спросила зачем ему это, он ответил, что в следующем году хочет взять геометрию, которая является предметом из старшей школы. Потому я позвала сюда Мисси Роджерс из старшей школы Тоусона. Она учитель математики.
Миссис Роджерс поздоровалась с моими родителями.
Это всё звучало очень странно для них. Они попытались расспросить меня, что я задумал, но лишь перебивали друг друга. Наконец-то Миссис Бэккли остановила их.
– Дайте мне закончить. Моя первая реакция была такой же, как и у вас. Безумная идея, но я поговорила с Карлом и он был настроен серьезно. Мы заключили сделку. Я дам ему тест, который у всех остальных будет через два месяца. Один шанс. Либо он сдает и я смотрю, что могу сделать, либо не сдает и забывает об этой идее.
Она глубоко вдохнула, родители все смотрели на нас.
– Он получил 97. Половину материала мы даже не проходили. Думаю, что могла бы дать ему финальный тест с конца года и он всё равно бы справился. Похоже… он одаренный в плане математики.
Наконец-то мать посмотрела на меня взглядом, в котором было нечто напоминающее гордость. У меня это вызвало отвращение. Она будет довольна мной, только если я гений? Как я и говорил. Хороший человек, но отвратный родитель.
Отец с интересом глянул на меня.
– Так в чем твой интерес? Хочешь пропустить класс? Пойти в старшую школу в следующем году?
Я ждал этого вопроса и закачал головой.
– Нет. Если вы думаете, что у меня были проблемы с задирами в этом году, то подождите пока я в тринадцать лет попаду в старшую школу и стану самым маленьким парнем во всем заведении. Нет, я хочу сэкономить время на математике. Если в следующем году смогу начать геометрию, то в старшей школе мне удастся взять что-нибудь еще пораньше, – я назвал парочку предметов, в которых был заинтересован.
– Так что произойдет когда ты их закончишь? Выпустишься раньше?
Я пожал плечами.
– Еще не знаю, но такая вероятность есть..
Остальные посмотрели на меня. Родители, будто я вырос на голову, Миссис Бэккли, как на новую игрушку, а Миссис Роджерс, как на потенциальный научный эксперимент. Хуже всех был Мистер Баттерфилд. Он смотрел на меня с презрительным пренебрежением.
– С чего ты взял, что вообще сможешь это сделать?
Я посмотрел на него не менее презрительно.
– Потому что в отличии от вас, я понимаю значение фразы "99,9 процентов" *. Я знаю, какой у меня IQ, и подозреваю, что он будет повыше вашего, – как только я сказал это, то сразу понял, что переступил через границы, – Извиняюсь, это было грубо.
– Да как ты смеешь! Я запрещаю! Встреча окончена! – Закричал он, –
Выметайтесь!
Я остался на своем месте.
– На какой почве? Неспособность пройти курс? Такие вещи можно протестировать, а на отказ в тесте можно подать легальный иск, который вы проиграете. У меня в кошельке визитка адвоката, мне позвонить?
Воспоминания о моем адвокате заставили его невнятно пробормотать повернувшись у Миссис Роджерс:
– Этот парень головная боль! Не связывайтесь с ним!
Она пристально на меня посмотрела и спросила.
– В своё время Эйнштейна тоже считали головной болью. Тебя можно вытерпеть или нет, головная боль?
– И да, и нет. Но я бы не сравнивал себя с Эйнштейном, это слишком претенциозно даже для меня, – произнес я с улыбкой.
– Твоя учительница рассказал мне о проблемах на прошлой неделе. Я бы, тем не менее, с удовольствием поработала с тобой.
– Старшая школа Тоусона согласится?
Она кивнула.
– Это не первый раз. У нас каждый год есть парочка студентов, что идут вперед программы и в итоге учат предметы из колледжей. Но это нужно заработать. Школа хочет, чтобы ты постарался, но что еще важнее – этого хочу я. Ты должен лично пообещать мне это.
– Обещаю! – Я протянул ей руку.
– По рукам! – она пожала её, – Ближе к концу года я с тобой поговорю и мы обо всем договоримся. До тех пор, Миссис Бэккли пройдет с тобой два курса алгебры и проследит за твоей геометрией.
Она встала.
– Свою роль я сыграла. Карл, если ты не выложишься на все сто, то сотрудничество закончится. Но если выложишься, то и мы сделаем всё возможное. Это я тебе обещаю, – она пожала руки моим озадаченным родителям и ушла.
Мистер Баттерфилд еще немного поворчал, но согласился. Упоминание адвоката сломило его дух. Миссис Бэккли сказала, что разработает план занятий, чтобы ускорить меня, после чего мы ушли. Это мой первый шаг на пути к докторской в математике.
Домой мы ехали очень тихо, но я буквально слыша как крутятся шестеренки в головах родителей. Как только мы вошли в дом, они потащили меня к себе в спальню.
– Так вот чем ты хочешь заниматься? Стать математиком? – спросил мой отец.
– Наверное, – согласился я, – Я думал об этом с самого начала учебного года… думаю, мне просто стало скучно.
– Ну, и чем ты займешься? Кем работают математики? Станешь учителем? – спросила мама.
Мы с папой уставились на неё. Мать была неглупой, но никогда не ходила в колледж и встретила отца всего через пару лет после выпуска из школы. Она просто не понимала как всё устроено.
– Ну, Мам, я, конечно, могу работать в Пенсильванском Университете, учить инженеров-механиков расчетам, – наотмашь произнес я. Отец хихикнул, ведь это была его специальность.
– Очень смешно, умник. Я серьезно!
Я пожал плечами.
– Много чего, мама, даже если оставить преподавание в стороне. Я могу заняться компьютерами. Это всё математика.
– Разве это не электрическая инженерия? – спросил отец.
– Ну, может в начале времен, знаешь в сороковые. За них были ответственны динозавры, слышал я, – Первый электронный компьютер ENIAC был построен в университете Пенсильвании, когда туда ходил отец.
Он показал мне кое-что грубое, мать вскрикнула "Чарли!". Мне же она сказала не нарываться.
– Что насчет того, о чем они спрашивали тебя? Хочешь выпуститься раньше?
– Мам, я пока не знаю. Может да, может нет. Если я пропущу год, то кто будет платить за обучение? А со старшей школы Тоусона я смогу вытащить бесплатный год колледжа или даже больше!
Это заставило их призадуматься. Колледж был дорогим, а при их доходе… придется поменять образ жизни, даже учитывая займы и стипендии.
Отец задал мне следующий вопрос.
– Ты говорил о 99,9 процентах. Что, по-твоему, это значит?
Я посмотрел им прямо в глаза.
– Я почти гений.
– Откуда тебе знать? – тихо спросил он, – Это же секретно… детям нельзя знать свой IQ. Это их тормозит или вроде того.
– Па, ты удивишься сколько можно узнать, просто посидев в библиотеке, – да, библиотека, интернет(когда его изобретут) и куча стандартизированных тестов. Большинство тестов давало мне около ста сорока баллов, что на самом дне планки гениев. Но меня этот факт ничуть не тормозил. У Хэмильтона бал был еще выше. В плане… вы видели кого-нибудь, кто сдал бы 1600 на SAT? Я жил вместе с этим мелким ублюдком в одной комнате! – Он был ходячим доказательством того, что высокий IQ не делает тебя умным.
Последнее, что мы обсудили – это мои оскорбления в адрес Мистера Баттерфилда. Не смотря на то, что я извинился, меня отругали за такое поведение и запретили телевизор на неделю. Черт, это я заслужил.
Ну и ладно.