С чистого листа главы 100-165

Глава 116. 1994

К тому времени, как я закончил свою небольшую речь, у всех в церкви глаза были на мокром месте. Хотя мне тогда сложно было сказать, поскольку я сам плакал и почти не видел того, что написано у меня на листке. Тогда я уже говорил по памяти. На переднем ряду рыдал Баки, и Таскер с Тессой всхлипывали, обнявшись.

Хотя потом мы все взяли себя в руки, и я отправил Мэрилин с детьми к машине. Мне же нужно было вместе с остальными отнести гроб в катафалк. Загрузив гроб, я сел в машину и ехал следом за лимузином, в котором сидели Таски, остальные носильщики также следовали за ними. На кладбище мы похоронили Картера, и затем вернулись в церковь на памятный обед в приходском зале.

На обеде ко мне подошла Тесса и крепко меня обняла и поблагодарила. Таскер же сказал мне:

– Чувак, тебе стоило что-нибудь рассказать.

Я покачал головой:

– Что? Картер просил меня не рассказывать, да и вы ничего не могли сделать свыше того, что вы уже делали. Я и Мэрилин не сказал. Иногда просто не бывает правильных ответов.

Он вздохнул и пожал мне руку:

– Я знаю. Просто хотелось бы, чтобы все было иначе.

– Вы с Тессой не думали больше заводить детей?

Он пожал на это плечами:

– Пару лет назад мы уже думали об этом, но решили, что двоих будет достаточно. Сейчас в любом случае уже поздно.

– Правда? Тесса же моя ровесница, сколько ей? Тридцать восемь? Или тридцать девять?

На это Таскер впервые улыбнулся за несколько недель:

– Дело не в ней, а во мне! Меня подрезали пару лет назад, – и он рукой изобразил ножницы.

Я уставился на него, выпучив глаза:

– Я и подумать не мог? Когда ты успел?

– А, где-то лет пять или шесть назад. Тесса хотела слезть с противозачаточных, и мы в целом решили, что больше детей не хотим. Вспоминая это сейчас, вы с Мэрилин тогда были в отпуске, или что-то такое.

На своей первой жизни я тоже сделал себе вазэктомию. Хоть это и невероятно эгоистично, но наш инцидент с аварией, в результате которого Мэрилин потеряла ребенка и возможность рожать, избавил меня от необходимости снова проходить через это. Это совершенно не такая приятная перспектива, как ее расписывают!

Во-первых, вы находитесь не под полным наркозом; вся операция проводится под местным. Вы просто лежите с ногами на подставках, и врач говорит:

– Вы только почувствуете легкий укол, как будто оса ужалила.

Ну, это точно был не легкий укол, и оса никогда не жалила меня туда! Дальше, пока вы лежите и смотрите чуть дальше своих ног, он кромсает вас, и потом, когда добираются до протоков, он их прижигает. И просто дождитесь появления дымка оттуда, откуда его не может быть по определению!

После процедуры он все заклеивает пластырем, и затем вам выдается переделанный бандаж, чтобы все поддерживать, и вы идете домой. Вам также выписывают обезболивающее, и этого мало, и они не настолько сильные, насколько это нужно. И еще около недели ходить не рекомендуется, и болеть все будет еще три-четыре недели.

Заранее также сообщается:

– Это не больнее, чем получить пинка по яйцам.

Это абсолютная правда. О чем же никогда не сообщается, так это о том, что ни один когда-либо рожденный мужчина не подписывался на то, чтобы его туда пнули! И затем на следующее утро, когда вы снова начинаете двигаться, появляется ощущение, что вас туда снова пнули! И так день за днем? почти целый месяц! Забудьте про секс! Ничего там внизу точно не будет работать несколько недель!

А, и еще – не позволяйте собакам запрыгивать к вам на колени. Врач сказал мне об этом, и я переспросил:

– А почему?

И он рассказал мне, как один из пациентов вернулся домой, сел в кресло, и на колени к нему запрыгнул его Бернард. Швы разошлись и все чуть ли ни вытекло оттуда. В результате его на скорой увезли в больницу!

Я ухмыльнулся своему другу:

– Зуб даю, от этого поездки на мотоцикле стали незабываемыми!

Таскер закатил глаза:

– Ты и представить не можешь, насколько! Заходи к нам как-нибудь. Я отвешу тебе пинка по шарам, и потом мы будем с тобой гонять на мототреке!

– От тебя это так маняще звучит! Теперь понимаю, почему ты так хорош в продажах.

Таскер засмеялся, наверное, впервые за месяц, или даже больше, и затем ушел с Тессой поговорить с некоторыми гостями.

Хорошей новостью стало то, что после похорон Картера семья Тасков снова сплотилась. Из-за отсутствия страха о неудачном лечении наши друзья снова стали такими, как и раньше. В какой-то момент казалось, что они были на грани разрыва, но все успокоилось и они остались вместе. Парой недель спустя Таскер показал мне небольшую брошюру от ритуального бюро, и показал надгробие, которое они собирались поставить. Это был бы здоровый кусок камня, но на нем было бы три имени, Картера и обоих его родителей. Они купили места по обеим сторонам от его могилы.

Позже той же осенью мы ужинали с Тасками, и я спросил:

– Еще тогда, когда Картер только заболел, и вы начали возить его в клинику Джон Хопкинса, вы помните, что я выяснял, есть ли какие-то еще доступные способы лечения, которые он мог бы получить?

Таскер с Тессой переглянулись и затем Тесса сказала:

– Да, ты тогда сказал, что мы уже и так делали все возможное.

– Все верно. Но чего я не сказал, поскольку это не имело никакого отношения к Картеру, так это того, что все врачи, с которыми я общался, сказали, что я еще также мог помочь им с финансированием для продолжения исследований. И я вот думал, что да, в Конгрессе я мог бы это сделать, но что насчет простых граждан? Я поговорил с тем парнем из клиники Хопкинса. Если вы согласитесь, то я бы хотел открыть там кафедру для исследований. Мы бы назвали ее кафедрой имени Картера Генри Таска, или как-нибудь в таком духе.

Они снова переглянулись, и ответил Таскер:

– Э, да, думаю, можно. Сколько это будет стоить?

– Ну, нисколько. Я просто предоставлю им кафедру и направлю чек.

– Ладно, но сколько?

Я надеялся, что до этого не дойдет, но это был уместный вопрос.

– Четыре миллиона.

Конечно же, я обсудил это со своей женой, особенно учитывая, что она была поверенной фонда Бакмэна, и она бы выписывала чек.

Таскер и Тесса широко выпучили на меня глаза!

– Четыре миллиона?! Долларов?! Ты не можешь… в смысле… Ты шутишь?! – забормотал мой друг.

– Таскер, я не могу забрать свои деньги с собой в могилу. Может, когда-нибудь что-нибудь, до чего дойдет тот профессор, спасет мне жизнь, ведь так? Тем более я не жажду просто быть богачом. Это инструмент, и как же еще можно его использовать лучше, чем для этого, – ответил я.

– Вот же гребаное дерьмо! – воскликнул он, отчего все дети начали хихикать.

Мэрилин грозно взглянула на наших отпрысков и отчитала их:

– То, что дядя Таскер так сказал, не значит, что вам тоже можно.

– Нам надо помыть ему рот с мылом? – спросил Чарли.

Баки тоже с ухмылкой закивал.

– Конечно, как только найдете способ его повалить, – ответил Мэрилин.

Чарли осмотрел Таскера, который угрожающе посмотрел на него в ответ.

– Может, позже.

– Дядя Карл, но если вы достаете профессора, почему вы называете его кафедрой? – спросил Баки.

Я только моргнул.

– Я сам точно не знаю, Баки. Думаю, потому, что им в старые времена давали довольно интересную кафедру, за которой можно было сидеть, но я никогда не спрашивал.

– А.

Так появилась кафедра педиатрической онкологии имени Картера Генри Таска в центре Джона Хопкинса. Это потребовало немного бумажной волокиты, и затем университету пришлось нанять человека, чтобы занять кафедру. Это мы уже не могли решить, поскольку мы ни черта не смыслили в педиатрической онкологии. И это было правдиво. Кафедра бы начала работать в осеннем семестре 1994-го года, и нас с Тасками пригласили на церемонию большого открытия, или как они там это назвали. Но это бы случилось не меньше, чем почти через год.

В то же время мне нужно было вернуться к моей работе в качестве одного из лидеров свободной страны. Я не скажу, что все это было отвлечением от работы. Большим отвлечением для меня было бытие конгрессменом, чем другом. И все же мне нужно было вернуться в Вашингтон, и начать бороться за мою «Защиту закона о Второй Поправке», как я планировал формально назвать этот проект.

У меня были весьма конкретные мысли насчет самого законопроекта, которые мы сократили до «Исполнения для оценки» или «ИДО[3]». Я хотел, чтобы в моем проекте была парочка очень специфичных моментов, и моими главными противниками уже становились не Демократы, а мои коллеги – Республиканцы! Демократы бы просто брали и отклоняли все мои предложения, но после 1994-го года они были бы в меньшинстве. Они могли голосовать против, но были велики шансы, что у нас было бы такое преимущество, что мы могли продвинуть даже закон, на который было наложено вето. Хотя Национальная Стрелковая Ассоциация бы никогда не позволила накладывать никаких разумных ограничений на оружие. Тем, чего я хотел, было:

Обязать все штаты в обязательном порядке выдавать разрешения на оружие;

Обязать все штаты принимать разрешения из всех других штатов;

Снять запрет на боевое оружие (Это еще не было законом, но стало бы в следующем году. И было бы последним вздохом Демократического Конгресса);

Ограничить амуницию граждан до десяти патронов независимо от максимального объема, который может быть прострелен самим оружием.

Что-то из пунктов было мило и близко Республиканцам, и прошло бы вперед без каких-либо вопросов. Вопрос о правилах разрешений на ношение оружия обсуждался годами. После своего опыта преследования Хэмилтоном Мэрилин и Чарли я сам одобрял все это. Я также знал, что с некоторыми более либеральных штатах вроде Мэриленда и Массачусетса будет больше трудностей. И все же я подумал, что мы можем рассчитывать на голоса конгрессменов из более консервативных сельских округов этих штатов.

Точно так же снятие запрета на боевое оружие было бы одобрено среди Республиканцев. Это был один из самых тупейших наших законов, который решал, что пистолет был боевым оружием, только из-за того, как он выглядел. Военные же отлично знали, что такое боевая винтовка. Это полностью автоматическая винтовка, которая стреляет патронами среднего размера (меньше, чем у ружья) с отсоединяемым магазином. Конгресс же пытался запретить оружие, судя по его внешнему виду. Если что-то было похоже на АК-47, даже если это было полуавтоматическое оружие, это считалось боевым оружием. М1 Гаранд же, который походил на обычное ружье, также был полуавтоматическим, и на самом деле был даже более мощным и метким, боевым оружием не считался. Они придумали кучу глупых правил и исключений, основываясь на том, складывался ли приклад, был ли там глушитель, была ли там рукоятка или даже подствольный гранатомет! Забудьте о том, что автоматическое оружие и гранатометы уже изначально были незаконными, и одно только владение могло отправить вас в кутузку. Нет же, теперь они стали частью запутанной категории боевого оружия.

Большая часть всего этого была просто хлопушками да кусками пластмассы. А еще – почти никакие преступления не совершаются длинным оружием. Их трудно прятать, и они довольно непрактичны. Преступники пользуются пистолетами. Опасным это оружие сделал не их внешний вид, а то, что они используют магазины с увеличенной емкостью. Были увеличенные магазины на тридцать патронов, которые торчали снизу рукояти, а некоторые виды боевого оружия могли предложить магазины на сотню патронов или даже больше, и найти их можно было в магазинах военного типа.

Нам нужно было нечто намного проще. Убрать все правила о том, что является боевым оружием, а что – нет. И просто указать, что граждане не могут владеть автоматическим оружием и использовать магазины емкостью более десяти патронов.

Национальная Стрелковая Ассоциация была бы счастлива снять запрет на боевое оружие. Для них любое ограничение на владение оружием было чистой анафемой. Каждый раз, когда какой-нибудь штат обходил федеральный закон об оружии, они уже на следующий день там с этим разбирались. Они бы также начали оспаривать ограничение на емкость амуниции, но я подумал, что смогу это решить. Большая часть общества не может взять в толк, зачем кому-то нужно охотничье ружье в стиле М-16 (AR-15) с магазином на тридцать патронов.

Я также знал, что они начнут возмущаться, что такое невозможно выполнить. Они могли бы даже выстроить в шеренгу кучку изготовителей оружия и амуниции, которые бы, в свою очередь, поклялись на на стопке Библий, что они не могли изготавливать магазины с такой емкостью, поскольку это было бы слишком затратно и обанкротило бы их. Это была чистой воды чепуха. Все, что нужно было сделать – это всего-то взять уже имеющийся магазин, оттянуть язычок до самого конца, чтобы увеличить свободное место, и затем заменить имеющуюся там пружину на пружину поменьше. Мы даже могли добавить дополнение к законопроекту, запрещающее переделывать гражданские магазины на десять патронов в военные, с полной емкостью, ведь были же законы, запрещающие переделывать полуавтоматическое оружие в автоматическое.

Единственное, чего я не собирался отменять – это закона Брэди, федерального закона, требующего проверки всех личностей, приобретающих оружие. В этом вопросе чувства у меня были смешанные. Нет, скорее всего, это не лучшая идея – позволять сумасшедшим и преступникам приобретать оружие, но это бы не помешало им их получать. Все равно в самом законе была куча лазеек. Куда важнее, от такого тактического решения Демократы бы громко возмущались об «ИДО», и без зазрения совести вытащили Джима Брэди. «ИДО» было бы легче провернуть, если бы это не соприкасалось с законом Брэди. В таком случае Стрелковой Ассоциации пришлось бы их сливать воедино.

На тот момент у нас уже были наброски десяти законов, которые мы собирались сделать основной частью нашего «Контракта с Америкой». Общая идея же была до конца не доработана, и СМИ еще не пронюхали о наших планах. Ньют собирался озвучить все это весной после окончания праймериз. В то же время большая часть Банды Восьмерых регулярно наведывалась в фонд Наследия, и некоторыми вечерами мы собирались в нашем клубе (в моем кабинете в доме на Тридцатой) с юристами из фонда Наследия. Мы тогда прорабатывали следующие законопроекты, хоть где-то и постоянно менялись названия, когда мы пытались найти более благозвучные названия:

Закон 1 – Акт о сбалансированном бюджете, ответственный – Джон Бейнер. Это крупный проект, предписывающий необходимые движения в сторону сбалансированного бюджета, и один из потенциальных проектов, на который президент наложит вето. Я предположил, что на этот законопроект будут пытаться наложить лапу почти все под солнцем!

Закон 2 – ИДО, ответственный – ваш покорный слуга, все расписано выше.

Закон 3 – Акт о личной ответственности, детище Скотта Клага. Это была реформа социальных пособий во всех ее причудливых формах, включая запреты на выплаты пособий несовершенным матерям, обрывая дополнительный доход на основании размера семьи, закрывая всевозможные увеличения прибыли за счет пособий, и требуя трудоустройства людей. В этом проекте будет множество мелких дополнений, и Демократам не понравится ни одно из них!

Закон 4 – Акт реформы за гражданские правонарушения от Джима Нассла. Лично я считал, что у этого закона меньше всего шансов пройти вперед. Судебные адвокаты были большими поклонниками Демократов, поскольку из-за их создания разнообразных «прав» Демократы обеспечили благоприятную почву для исков, когда кто-то нарушал права другого.

Закон 5 – Акт о воссоздании Америки, снова мой. У меня был небольшой багаж знаний, когда я писал «Ешь свой горох!», и я без зазрения совести воспользовался своими связями. Я связался с Гарри Джонсоном, и повторно использовал его идеи. Если бы он не мог чего-то придумать, он знал кого-нибудь, кто мог. Об этом позже.

Закон 6 – Акт об устранении нефинансируемых требований, отвечает Чак Тейлор. В своей идее это было довольно прямолинейно. В те дни нефинансируемые требования стали обычным явлением, и это случалось, когда какая-нибудь государственная контора требовала сделать что-либо, не заплатив за это. Например, если министерство образования требует от всех школ, чтобы они наняли советника зачем-нибудь (кто знает, зачем, кому это интересно, но они это постоянно делают!), но оплату этого советника оставляет на местный округ, которому приходится поднимать налоги за этого человека, вот это и есть нефинансированное требование. Проект Чака, как предполагалось, требовал предотвращения чего-либо подобного.

Закон 7 – Акт о реформе положений, Рик Санторум. Огромная туча всего связанного с исследованием затрат и выгод, ограничений различных государственных субъектов по составлению условий и положений была написана «как-нибудь». Я надеялся, что Рик сможет с этим справиться. Пока мы все собирались переизбираться, для Рика дело было еще крупнее – он собирался баллотироваться в Сенат в Пенсильвании.

Закон 8 – Акт о реформе социального страхования, Фрэнк Риггс. Еще один маловероятный вариант, но, тем не менее, важный. Например, я знал, что он работал над идеей повышения возраста, в котором можно получать пенсионные выплаты. Когда этот закон вышел в 1935, до шестидесяти пяти лет можно было и не рассчитывать на пенсию, но в то время средняя продолжительность жизни составляла всего лишь шестьдесят один год. Сейчас же было возможно получать ограниченную пенсию в шестьдесят два года, но средняя продолжительность жизни уже была выше семидесяти пяти лет. Цифры были абсолютно бессмысленные. Простое индексирование возраста сэкономило бы нам целое состояние!

Закон 9 – Акт о реформе налогообложения предприятий, Джон Дулиттл. Я думал, что этот проект станет таким же сизифовым трудом, как и акт сбалансирования бюджета. И все-таки я бы с удовольствием увидел бы конец удвоенных налогов на дивиденды, и хоть Бакмэн Групп никогда особенно не вкладывалась за рубеж, я знал, что в других странах налогообложение работает несколько иначе, и не в пользу Америки.

Закон 10 – Акт о реформировании Конгресса, возглавляемый Ньютом Гингричем. Это был действительно крупный проект. В нем была куча мелких деталей, вроде урезания количества комитетов, персонала, добавив ограничение срока полномочий, и множество того и иного, за что мои коллеги по Конгрессу бы начали биться насмерть. Они бы скорее проголосовали за полный конец республики, чем за то, чтобы отпустить хотя бы одного своего сотрудника!

Я собирался продвигать «Акт о воссоздании Америки» и как закон о восстановлении, и как закон о трудоустройстве. Множество рабочих мест были именно рабочими, что было большим делом для Республиканцев. Я также собирался настаивать на приоритете восстановительных работ над новым строительством. Уже было и так более, чем достаточно ям на дорогах, заржавевших мостов, и протекающих дамб, которые требовалось восстановить. Для того, чтобы увеличить финансирование и удерживать этот доход на уровне, мы бы не стали поднимать налоги, но мы бы увеличили различные взносы, вычеты и проценты. Но никаких налогов, потому что Республиканцы ненавидят налоги! Вдогонку к этому мы бы индексировали их, чтобы они возрастали. Четыре цента за галлон бензина при его цене в доллар – это ставка в четыре процента, но если стоимость газа поднимется до двух долларов за галлон, но вычет бы остался на том же уровне – ставка падает в два раза. Держите ставку на уровне, и вы соберете достаточно, чтобы оплатить ремонтные работы. Свои ставки нужно было держать по газу или топливу, свои по объему грузов, свои по осям, и так далее. Заставьте водителей и транспортные компании заплатить достаточно, чтобы оплатить восстановление.

Если у вас в стране есть двести пятьдесят миллионов человек, и вам нужно собрать сто миллиардов на ремонтные работы, это потребует около четырехсот долларов с каждого мужчины, женщины, и ребенка в стране. Поскольку дети особо не водят, может, тогда по тысяче долларов с каждого водителя. Звучит как весьма немалая сумма, но подсчитайте в обратную сторону. Во-первых, сто миллиардов не будут полностью израсходованы за один год, на это может потребоваться больше пяти или даже десяти лет. Во-вторых, это все будет спрятано в ценах на бензин или дизель, так что они всего лишь платят пару пенни за галлон, или пару четвертаков за что-нибудь доставленное им службами доставки вроде UPS или Federal Express. Больше вероятно, что они будут возмущаться по поводу самого ремонта, чем о его стоимости!

Что еще я добавил в законопроект, который был связан с реформой положений, что собирался продвигать Рик Санторум – это урезание всей регулирующей чепухи с инфраструктурой. Я постоянно с этим сталкивался еще на прошлой жизни, когда работал на Дома Лефлеров. Например, министерство транспорта Нью-Йорка однажды предложило план по расширению и ремонту важного отрезка на 23-м шоссе в Онеонта прямо перед началом финансового кризиса. Напомню, это был ремонт уже существующей дороги, а не прокладка новой. Построить новую дорогу стало бы еще большим кошмаром!

Министерство транспорта предложило перестройку, в результате которой бы дорога расширилась с трех полос до пяти, и сменить три светофора на участки с круговым движением. Им нужно было все это расписать на бумаге и в течение шестидесяти дней дожидаться ответа. Потом им нужно было расписать обо всех изменениях, прождать еще шестьдесят дней, и провести публичное слушание. После того, внести еще изменения, дождаться, и так далее, и тому подобное. В то время уже все, кто только мог, уже с адвокатами давили на дело. Местные эко-уродцы хотели превратить мост над рекой Саскуэханна, единственным мост, выходящий на шоссе через десять километров с каждой стороны, в общественный парк. (Да-да, перерыть дорогу на мосту и посадить деревья в дыры в асфальте!) Местный торговый центр вместе с Уолмартом привели своих адвокатов и консультантов, уверяя, что дорога с круговым движением прямо перед их входами были плохой идеей, и лучше бы их разместить у их конкурентов. В то же время и природоохранные организации подавали иски из-за воздействия на окружающую среду. В конце всего этого вся идея была просто выброшена, потому что у штата все равно не было на это денег. Если бы они получили деньги – все пришлось бы начинать с самого начала. Ну что за идиотизм!

Китайцы в этом плане намного умнее. Если они хотели построить дорогу, они просто говорили людям «Уйдите с пути, мы строим ебаную дорогу!» На самом деле нетрудно догадаться, почему они надирали нам зад.

Тогда же мне самому нужно было переизбраться, иначе все это пошло бы насмарку. Вот небольшая полезная мысль: когда вам говорят прыгать в озеро – прыгайте! Ну, что-то вроде того. Если бы на какой-нибудь школьной ярмарке или местном благотворительном мероприятии стояла бы будка для забрасывания пакетами с водой – я бы встал туда. Это показывает, что вы «народный человек», и еще, что куда важнее, что у вас есть чувство юмора. Хотя и есть немалый шанс, что школьный тренер узнает вас, и выстроит всех бейсбольных подающих старшей школы, чтобы отрабатывать броски по мишени. Такое случилось в старшей школе Хирфорда, и я в тот день изрядно воды нахлебался! Даже не спасло то, что Чарли подсобрал несколько четвертаков и платил им, чтобы выбить меня! Каждый раз, когда я возмущался, он только смеялся и доставал еще четвертак, мелкий засранец! К концу дня я догнал его и окунул в резервуар.

Не было такого, чтобы я игнорировал подобное во время срока. Люди тоже это помнят. Хотя, конечно же, я занимался всем этим чаще в год выборов. Есть старое высказывание, что любая политика – местная, и это ее высшее проявление. Думаю, что главная причина, почему я надрал задницу Энди Стюарту еще в 1990-м году, в том, что он по большей части игнорировал такой личный подход. Он полагался на факт, что он был Демократом в Мэриленде, демократическом штате. Меня же никогда не оставляла мысль, что в том же штате я – Республиканец, и мне нужно было прикладывать больше усилий.

В этом году я баллотировался против женщины по имени Кэтрин Хартвик, которая была в образовательном совете округа Кэрролл. Бад Хоули и Томми Хоффман были лучшими кандидатами два года назад, и они потратили все свое время на то, чтобы уничтожить друг друга. Демократы решили избежать соревнования в праймериз, и подумали, что женщина сможет меня победить. На первый взгляд у нее было много преимуществ. Демократы были большими фаворитами у образовательного бизнеса и объединений, и они решили, что женщина лучше сможет сыграть на вопросе голосов женщин, где я исторически тоже преуспел. Она также была милфой, что тоже могло бы повлиять на мужчин.

Под всем фасадом же у них была проблема, и заключалась она в том, что она паршивый кандидат. Она выдавила из себя все, пробиваясь в образовательный совет, и в этом году она была слабовата. Она также умудрилась разозлить образовательный совет округа Кэрролл, сказав им, что они слишком слабы в учительском объединении, попутно взбесив и учительское объединение, сказав им, что они были жадны. Оба утверждения были чистой правдой, но это не слишком помогло делу. У нее был талант от Бога высказывать что-то неуместное, и обычно это происходило в самый худший для этого момент.

Моя же работа, как действующего конгрессмена, была в том, чтобы дать ей потонуть самой, не подмочив себя во время этого. Мне нужно было сконцентрироваться на избирательных службах в своем округе, дать миссис Хартвик разозлить избирателей, и сделать «Контракт с Америкой» главным пунктом национальной Республиканской программы.

Если уж на то пошло, на этой жизни «Контракт с Америкой» казался даже обширнее, чем в прошлый раз, но это наверняка было потому что теперь я был причастен к этому и он просто казался мне таким. Я возобладал над Ньютом, чтобы подключить к делу Сенат, когда в прошлый раз он не сделал этого. Сенат подключился, и парочка Республиканских сенаторов поддерживали дело. Ньют собрал кучку Республиканских сенаторов, которые бы предоставили версии наших десяти законопроектов для Сената. Если бы мы отбили обе палаты, мы просто продвинули бы все сразу и бросили вызов Биллу Клинтону попробовать наложить вето на их все. Какую-то часть законов он запретит, но если мы наберем достаточное количество голосов, то мы можем его обойти.

Дон Никлс, консервативный Республиканец из Оклахомы, вызвался продвинуть версию акта о Защите Второй Поправки для Сената. Он был куда более правым, чем я, а этот проект был больше моим моментом правого толка. Джон Дэнфорт из Миссури составлял версию акта о воссоздании Америки; он был председателем сенатского комитета по коммерции, науке и транспорту до захвата власти Демократами на выборах 86-го года. Он был довольно умеренным Республиканцем, и хоть он был рад, что помогает с вопросом улучшения инфраструктуры, он как-то сказал мне тайком, что не слишком доволен некоторыми пунктами, которые мы пытаемся продвинуть. Он не стал бы голосовать за некоторые проекты «Контракта». Он также предупредил меня, что этот законопроект станет огромный магнитом для каждого конгрессмена и сенатора c жирненьким бюджетом.

Может быть, если нам удастся обойти вето, мы бы смогли срезать немного этого жирка. Все зависело от проекта Джона Бейнера. Нам оставалось только ждать.

До какой-то степени Демократы знали, что мы что-то затеяли, и что Ньют и Банда Восьмерых по уши в чем-то увязла. С другой стороны, они мало что могли с этим поделать. Во-первых, в очень огромных первых, по ним все еще долбили банковский и почтовый скандалы. Министр почтовой службы Роберт Рота был признан виновным в трех различных уголовных преступлениях. В свою очередь он настучал на нескольких конгрессменов-Демократов, включая председателя влиятельного комитета «путей и средств» Палаты Дэна Ростенковски. «Пути и средства» были, наверное, единственно важным комитетом в Палате, и «Рости» был, наверное, одним из трех самых влиятельных конгрессменов в стране. А теперь же, хоть и оставаясь на посту, он был как живой труп.

В результате Демократы Палаты в испуге метались. Они не высовывали голов и отчаянно пытались собрать средств на переизбрание. Несколько из них сразу объявили о своей отставке, не решившись проиграть на общих выборах. Майк Сайнар из Оклахомы уже потерял свой пост в соревновательных праймериз, что практически неслыханно для действующего конгрессмена! У Ньюта в клубе уже стояла белая доска, где он вел учет того, каким бы он ожидал видеть Конгресс после ноября, и практически ликовал от перспектив. Времена, они начинали меняться!

В том году девочкам исполнилось десять, и они думали, что это большое дело. Мы должны были устроить большую вечеринку с бассейном дома, на которую мальчикам вход был бы строго воспрещен! Я закатил глаза, расхохотался, и сказал Мэрилин, что я заберу Чарли куда-нибудь на день. С другой стороны, девочкам же я сказал, что я приведу Чарли вместе со всем его старым отрядом Львят и новым отрядом бойскаутов, так что кругом будет полно мальчиков. Они убежали жаловаться маме, и она швырнула в меня тряпку для посуды. Чарли же я сказал, что лучше я буду сидеть в Палате, полной Демократов, чем в доме с кучей маленьких девочек, на что словил вторую тряпку. Он засмеялся и согласился.

Чарли тоже рос. Он еще не дошел до своего скачка роста, но я знал, что это случится когда-нибудь в следующем году или где-то там. До октября ему еще тринадцать не исполнилось бы, так что девочки еще не маячили на его радаре. Но когда все это начнется, Боже, спаси их! Чарли был симпатичным малым, и хоть мужчины меня не интересуют, я могу понять, симпатичный ли парень или нет. Я не был уверен, где остановится его рост, станет ли он выше меня, или наоборот, будет ниже меня (у мужчин-Лефлеров был большой разброс, от около метра семидесяти пяти до около метра восьмидесяти сантиметров), но он был симпатичным голубоглазым блондином. У него было довольно плотное телосложение, в отличие от моей худобы и жилистости. Теперь же, когда он стал старше, он начал заниматься вместе со мной по некоторым утрам, и поднимал куда больший вес, чем я, когда начал заниматься в тринадцать. В свое время я в старшей школе был бегуном, а Чарли же больше походил на футбольного игрока, хоть он и не был в команде.

А вообще ему это было интересно. Чарли начал учиться в старшей школе Хирфорда, где был футбол. В средней школе его не было. У них также были занятия баскетболом, рестлингом и лакроссом. Как я частенько раньше и обсуждал это с женой, у Чарли начали проявляться черты спортсмена, а не ботана. Вместе с этим Чарли начал погружаться в мотокроссы. Когда ему исполнилось двенадцать, он подал заявку и получил карту ААМ (Американской Ассоциации Мотоциклистов, руководящая там организация), как младший гонщик. Все его победы теперь записывались на официальную учетную карточку, и начисляли ему баллы в национальной турнирной таблице.

Это казалось странным, но наш маленький мальчик становился на официальный уровень в этом безумном спорте! Мотоциклы Таска подписались в качестве спонсора, и теперь поставляли ему защитный костюм и шлем (все было украшено их логотипом). Он был все еще слишком молод, чтобы профессионально гоняться и получать деньги, но он мог выходить на крупные трассы и гонки, связанные с ААМ. Он пересел на восьмидесятипятицилиндровый мотоцикл, который издавал ужасающий рев, и пугал меня с его матерью, но он обожал его. Чарли действительно уже доминировал на трассах Мэриленда, на которых гонял, и мы уже обсуждали возможность посещения трасс других зон. Как бы мы это планировали, я был без понятия. Я поручил этот вопрос ему и Таскеру.

Частично причиной того, что мы пошли у него на поводу стал разговор, который случился у меня с моим тезкой Баки прошлым летом, немного спустя после смерти Картера. Баки было тогда пятнадцать, и он сказал мне, что бросает гонки.

– Тебе больше это не нравится? – спросил я.

Баки улыбнулся и развел руками:

– Нравится, но я никогда не стану настоящим победителем.

– О чем ты говоришь? Ты собираешься просто сдаться? – это не было похоже на Бакмэна Таска, которого я знал.

– Нет, просто… Дядя Карл, это занимает кучу времени, и я никогда не стану так хорош, как мне хотелось бы. Я не как Чарли. Он просто нереален! У меня неплохо получалось, когда я был маленьким, но для моего возраста я уже даже не выше среднего.

– А? – покосился на него я, – Чарли действительно хорош? Ну, я не гонщик, так что откуда ж мне знать?

Он рассмеялся на это.

– Чарли для своего возраста гоняет лучше, чем половина гонщиков моего возраста. Он – одна из причин валить оттуда! За последние два года он меня вслепую может уделать! – Баки знал, что я не стану его пилить за выражения.

– Серьезно?! Ну, хочу сказать, я знал, что Чарли побеждает в гонках, но… серьезно?

– Он ненормальный! У него рефлексы… вот думаешь, что отлично справляешься, и внезапно он вырывается сквозь кучу гонщиков так, будто рвется по пустому шоссе, и ты такой: «Откуда он взялся?!» – он с завороженным лицом покачал головой. – Я бы мог поставить его с группой профи и зуб даю, что он бы победил. Ему просто нужно вырасти для байка побольше.

– Вау! Я и понятия не имел. Ты серьезно? – спросил опять я.

Он с ухмылкой кивнул:

– Вы когда-нибудь задумывались о том, каково было бы играть в школьной команде Бэйба Рута в бейсбол? Вот примерно так же и ощущается здесь гонка с Чарли.

– Ага, – Я пожал плечами. – Ты же не забрасываешь байки, ведь так?

Настал черед Баки ухмыляться и смотреть на меня, как на сумасшедшего.

– Ни за что! Мне нравится кататься! Девушками это тоже нравится!

О Господи! Баки тогда было пятнадцать, и он точно уже прошел стадию «девочки – это противно». Для прав возраст у него еще не подходил, но он все еще мог кататься на гонках.

– О, боже! Ты это уже говорил родителям?

– Ни за что!

Я фыркнул и в изумлении покачал головой.

– Ну, если тебе когда-нибудь нужно будет об этом поговорить, дай мне знать. Ну, если ты хочешь поговорить или задать вопрос, который не хотелось бы задавать родителям, хм-м? Может быть, когда-нибудь я отправлю Чарли к твоем старику, когда настанет его черед.

Баки только рассмеялся на это.

Это было в прошлом году, и Чарли становился способнее, пока взрослел. Хотя судить еще было слишком рано. Все-таки, в конце концов, он мог стать ученым, или осознать для себя, что девочек обкатывать интереснее, чем мотоцикл. Нам оставалось только ждать.