С чистого листа главы 100-165

Глава 129. Дом! Родной дом!

После этих слов мы выключили микрофоны и невзирая на то, что репортеры продолжали выкрикивать свои вопросы, мы собрались уходить. Позади меня у моих ног валялась попорченная газета. Здорово! Я опустился на одно колено и попытался скомкать ее одной рукой, когда молодой помощник присел рядом со мной и сказал:

– Я возьму, господин конгрессмен, – у него уже было наготове мусорное ведро. Я придержал ведро, и он скомкал и запихнул в него газету. – Нам сюда, господин конгрессмен.

Я осмотрелся вокруг и увидел, что близняшки уже убрали животное в коробку, и следовали за их матерью к двери, к которой направлялись и мы.

– Как тебя зовут? – спросил я его. Ему было, наверное, года двадцать четыре или двадцать пять.

– Фрэнк Стуффер, господин конгрессмен.

– И что ты делаешь в этом бродячем цирке?

– Мистер Роув приставил меня к губернатору.

Я кивнул и хотел продолжить, когда доктор Шустер похлопала меня по правому плечу.

– Господин конгрессмен, вы пока еще не можете уйти. Мне ещё нужно вас осмотреть.

Я забурчал на это, но стал куда вежливее, когда подошла Анна Симпсон, пожала мне руку и поцеловала в щеку:

– Огромное вам спасибо, господин конгрессмен! Я знаю, что Том и Сильви хотят вас поблагодарить. Может быть, когда вы вернетесь, вы сможете встретиться с ними. Вы же вернетесь, правда?

Я улыбнулся.

– Я только что сказал это по национальному телевидению. Не думаю, что теперь могу улизнуть. Если к тому времени она будет не в больнице, то я обязательно ее найду.

– Спасибо вам, – она снова поцеловала меня в щеку и взглянула на близняшек: – Вы очень здорово воспитали этих девочек, – и затем она ушла.

Я попрощался и с остальными политикам. Они собирались провести инспекцию в Спрингборо, чтобы «помочь». Боже, помоги Спрингборо! Прежде, чем они ушли, я спросил у Джорджа Буша:

– Вон тот твой парень, Фрэнк, что он у тебя делает?

Он пожал плечами.

– Он – один из ребят Карла. А что?

– Могу я взять его к себе? Он кажется умным.

– Зачем? Зачем он тебе нужен?

– Мне нужен пес-денщик, – сказал я ему.

Он взглянул на Фрэнка и указал на меня:

– Будь с конгрессменом. Теперь ты с ним.

Стуффер казался удивленным, но не стал спорить.

– Э-э, ладно, – затем он повернулся ко мне и сказал: – Кто такой пес-денщик?

– Старый термин из армии. Означает адъютанта, некого помощника генерала, который по приказу даже кость у собаки украдет. Собери свои вещи, где бы они у тебя ни лежали, и возвращайся сюда, прежде чем мы уедем. Достань клетку для собаки, чтобы она вмещала Шторми, и пару собачьих мисок, – сказал я ему.

– Где?

– Додумайся сам, пес-денщик!

Он казался встревоженным, но ушел.

Мэрилин посмотрела на него, когда он уходил, и затем улыбнулась мне:

– Карл, угомонись, он тебе не младший лейтенант.

– Дорогая, именно им он и является! – и на этом я последовал за добрым доктором обратно к палате для последнего осмотра.

К несчастью для отдела биллинга, я оказался достаточно здоровым, чтобы быть отпущенным и отказать им в удовольствии оплаты счета за еще один день. К пяти часам или около того мы уже направлялись в сторону выхода. Когда мы дошли до приемной, туда с криком:

– Подождите! – вбежал Фрэнк Стуффер, тяжело дыша. В одной руке у него был чемодан, на шее висела сумка, в другой руке была большая пластиковая клетка для перевоза собак, и под ней он держал пакет с названием магазина для животных. За ним гнался возмущенный таксист, требующий оплаты. – Догнал! – сказал Фрэнк.

– И хорошо, что поймал. Было бы неловко пропустить вылет, – я запустил руку в свой задний карман и достал кошелек, но не смог сам открыть его и заплатить таксисту. Я передал его Мэрилин и сказал:

– Можешь заплатить этому парню?

Мэрилин фыркнула и улыбнулась, достав пятьдесят баксов.

– Этого хватит?

Водитель такси внезапно расплылся в улыбке, взял купюру и исчез. Мы распределили все вещи между всеми, и Джерри МакГуайр, чудесным образом появившийся после пресс-конференции, проводил нас до лимузина. Оттуда мы выехали в сторону аэропорта, где нас ждал G-IV. Мы сели на самолет и полетели в Вестминстер.

Мои дочери надели симпатичные платья до колен, что вкупе с сандалями на высоком каблуке заставляло их казаться несколько старше. Я заметил, что Фрэнк с любопытством их разглядывает. Когда он сел напротив меня, я сказал ему:

– Фрэнк, ты же понимаешь, что им еще даже шестнадцати нет, ведь так? – до завтра это бы никак не изменилось, – Мне нужно отвести тебя на стрельбище и показать, что происходит, когда экспансивня пуля попадает во что-нибудь?

Он рассмеялся:

– Нет, сэр, я все понимаю. Но вам стоит признать, что они довольно милые. Им стукнет по восемнадцать раньше, чем вам кажется.

Я махнул на это рукой:

– И что? Через полгода я стану вице-президентом и получу доступ к военному вооружению. Представляешь, что бывает, когда стреляют осколочными? Это же здорово!

– Поверю вам на слово, господин конгрессмен.

– Итак, Фрэнк, ты работаешь на Карла Роува? Чем занимался до этого? – спросил я.

Фрэнк рассказал, что он был выпускником Принстона, и получил образование в области политологии и учился в Йельском юридическом университете. Он был из молодого поколения политиков, стекающихся в Вашингтон, и вне Лиги Плюща или Вашингтона не имел никакого опыта. Его работа у Карла Роува была его первой работой. Ему было двадцать пять лет.

Я кивнул ему, когда он все рассказал:

– Ладно, начнем с самого начала, больше ты на Карла Роува не работаешь. Теперь ты работаешь на меня. Это понятно?

– Как… я теперь в вашем конгрессиональном штате?

Я покачал головой:

– Когда мы приземлимся, свяжись с Брюстером МакРайли, и я все решу оттуда. Технически ты будешь в штате помощников МакРайли. Какие-нибудь проблемы с этим есть?

– Ээ, нет, сэр, а разве должны?

Я с подозрением на него взглянул. Он был наивен или глуп?

– Я буду предельно краток. С настоящего момента ты не разговариваешь с Карлом Роувом, не обсудив это сперва со мной. Полагаю, у тебя есть указания от него каждый день докладывать ему о том, что я собираюсь делать? – На это Фрэнк покраснел, как рак.

В покере у него бы не сложилось.

– Восприму это молчание как подтверждение. Все, хватит. Ты работаешь на меня, а не на Карла. Это понятно, или наши пути расходятся?

– Да, сэр.

– Какое именно «да, сэр»? – надавил я.

– Да, сэр, я понимаю. А в чем проблема с мистером Роувом?

– Никаких проблем, но Карл Роув на меня не работает и его мои интересы не волнуют. А Брюстеру плачу я, и пока счета оплачены, он остается верен мне. Карл Роув же не таков. Понимаешь?

– Понимаю вас, сэр. Э-э, а как мне связаться с Брюстером МакРайли?

– Реши это сам, Фрэнк!

Мэрилин все это время слушала нас, и возразила:

– Ты угомонишься уже?! – затем она повернулась к Фрэнку и сказала, – Достань ручку и листок, и я дам тебе пару номеров.

Он пошарил по карманам, достал блокнот с ручкой, и Мэрилин зачитала вслух несколько номеров со своего сотового. Она дала ему номер Брюстера, а также мой номер и номер Марти, а также номера моих офисов в Вашингтоне, штаба кампании и местного офиса в Вестминстере по Девятому Округу Мэриленда, и несколько других.

Я издал смешок, и затем сказал:

– А теперь, когда мы приземлимся, я хочу, чтобы ты достал себе комнату в Парктоне, и арендовал машину. Мы найдём кого-нибудь, кто тебя туда подбросит. Постарайся сохранять все чеки. Всегда держи в кошельке как минимум тысячу, лучше в двадцатках и пятидесятках. Ты удивишься, когда узнаешь, как все становится проще, когда рассчитываешься наличными. Завтра можешь взять выходной, потому что это воскресенье, но всегда будь у нашего дома ранним утром по понедельникам. Может, я и на больничном, но мне все еще нужно работать.

Фрэнк продолжал делать заметки. Следующие пара месяцев его или укрепят, или сломают. Посмотрим, что именно получится.

Мэрилин спросила меня:

– Тебе действительно нужно работать на этой неделе? Тебе нужно отдохнуть. Доктор Шустер сказала, что тебе нужно отдыхать.

– Это будет рабочий отпуск. Тебе нужно будет закончить то, что ты там делала со своей речью для собрания, а мне нужно составить свою. Я уже начал, но пока она мне не нравится, – сказал ей я.

На это Фрэнк подскочил. Он прошерстил свой чемодан и вручил мне плотный конверт:

– Вот ваша речь, господин конгрессмен. Мистер Роув дал мне это, чтобы я передал ее вам.

Я с подозрением уставился на этот конверт. До этого все свои речи я писал сам, хоть мне и часто помогали в составлении и редактировании. А теперь я должен был дать речь, которую написал кто-то другой.

– Кто это написал?

– Мистер Скалли.

Я пустыми глазами взглянул на него. Я знал, что главным писателем для Буша был Майк Герсон, но я еще не был в курсе о его подчиненных.

– Мэттью Скалли, он работает на мистера Герсона.

– Ну, давай ее сюда, прочту.

Я взял конверт и вскрыл его, чтобы прочесть то, что было внутри. Лучшие составители речей пишут для голоса выступающего, пользуясь его тоном и сутью. Худшие же просто лепят что-нибудь. Эта же речь была где-то посередине. Она не была просто так слеплена, но она явно была написана для кого-то другого. Она также была довольно обыкновенной. Мне нужно было написать свою собственную речь и вставить туда что-то из этой. Мне нужно было дать уникальную речь; эта же таковой не была. Она была ничего, но я хотел большего.

Я начал читать, но задремал и проспал большую часть поездки в Вестминстер. Когда мы приземлились, снаружи нас ожидали несколько лимузинов и грузовиков. Когда мы сошли с самолета, Мэрилин сказала:

– Тебе стоит передохнуть. Ты весь бледный.

– Если собираешься строить из себя медсестру, не стоит ли тебе тогда достать один из их маленьких костюмчиков?

– А, ЭТО ТАК МЕРЗКО! – вскрикнула Молли.

– ЭТО… НЕ ХОЧУ ДАЖЕ ЭТО СЛЫШАТЬ! – закричала ее сестра, – ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ, – громко запела она.

Мы с Мэрилин переглянулись и ухмыльнулись. Никто из нас двоих не знал, что они были в радиусе слышимости.

Весь наш бродячий цирк добрался до дома, и затем я отправил большую часть работников или искать номера в мотеле, или же просто ехать домой отдохнуть. Я же все еще был без сил, и мне нужно было немного передохнуть. Я сказал Мэрилин, что мне нужно немного посидеть в своем кресле, но она подтолкнула меня по коридору в сторону спальни. Я дал девочкам пару указаний, но в целом все они сводились к тому, чтобы обустроить и расположить щенка и затем распаковать вещи и отдохнуть. Им отдых был нужен не меньше, чем мне самому.

Я сел на кровать и стряхнул свои ботинки. Затем я взглянул на жену и улыбнулся:

– Ты так и не ответила мне насчет костюма медсестры.

– МЕРЗКО! – сказала она, пародируя дочерей, отчего я рассмеялся.

Я вытянулся на кровати и призывно на нее посмотрел. Я уже слишком долго не был дома.

Мэрилин ухмыльнулась и закрыла дверь в спальню, защелкнув замок.

– Или ты бы предпочел дождаться, пока я выйду и найду этот костюм?

– Это не так критично для восстановления.

Она подошла ближе и соблазняюще шепнула мне на ухо:

– А как насчет того, что я просто сниму с себя одежду и отсосу твой член? Как думаешь, это поможет тебе немного поправиться?

На это, должно быть, у меня подскочила температура, вместе со всем прочим.

– Это отличное начало! Наверное, мне потом понадобятся еще и дополнительные процедуры вроде этой.

– Посмотрим. Ты уже не так молод. Ты можешь не перенести таких процедур! – на что я насмешливо фыркнул.

Мэрилин станцевала небольшой стриптиз передо мной, затем она расстегнула мои брюки и спустила их до колен. Затем она опустилась на колени с моей здоровой стороны и начала сосать. Я провел своей здоровой рукой по ее спине и затем, доведя руку до ее головы, запустил пальцы в ее волосы и держал ее голову на одном месте. Когда она довела меня до оргазма, и проглотила семя, я счастливо вздохнул.

Она уселась на кровати и вытерла губы тыльной стороной ладони. Я улыбнулся и сказал:

– Медсестра, мне уже лучше, но мне кажется, что мне нужна еще одна процедура.

Мэрилин хихикнула и сказала:

– Извини, но твоя страховка не покроет несколько процедур сразу.

Я шлепнул ее по голой заднице, и она умчалась в ванную, помылась, почистила зубы и затем надела простенький сарафан с открытыми плечами. Когда она вернулась, то помогла мне подтянуть брюки и справиться с ремнем и ширинкой.

Прежде чем она ушла, я запустил руку под ее сарафан, задрал его до уровня промежности и выяснил, что белья на ней нет.

– Мне нравится, как вы, медсестры, одеваетесь, когда не на смене, – на что она только рассмеялась и сказала мне поспать.

Когда я проснулся, было уже поздно, а если точнее – уже после ужина, и я направился в ванную и привел себя в порядок, прежде чем заковылять в гостиную. Мэрилин смотрела «Колесо Фортуны», а девочки в это время дразнили Шторми старым носком. Она подошла ко мне, обнюхала и затем направилась в сторону угла.

– Хватайте ее! Ей нужно наружу! – крикнул я им, и они подхватили собаку и выбежали с ней через заднюю дверь.

– Лучше? – спросила Мэрилин.

Я оглянулся, увидел, что девочки все еще были во дворе, и сказал:

– Все еще рассчитываю на еще парочку процедур.

Моя жена зарделась и ухмыльнулась. В дом вошли близняшки, и она тихо сказала:

– Позже.

Затем она уже немного громче спросила:

– Поужинать хочешь? Мы разогрели немного тушенки из консервов.

– Это здорово. Я не готов к чему-то слишком плотному. Хотя что угодно будет лучше, чем бульон и желе!

Мэрилин рассмеялась и направилась в сторону кухни,

– Да, а как насчет выпить?

– Ты принимаешь те обезболивающие?

– Только Advil, – я хорошо реагировал на ибупрофен.

Большинство людей может принимать не больше одной таблетки в час, то есть не больше двадцати четырех за весь день, прежде чем у них лопнет печень. Я же после пробуждения проглотил полдюжины, и тогда я был в порядке.

Когда девочки вернулись со щенком, я немного поиграл с ней, и начал учить девочек, как ее дрессировать. Это стало бы их обязанностью. Если они увидят, что она направляется куда-то за мебель или ищет место, чтобы сделать свои дела – надо хватать ее и тащить во двор. Если застать ее слишком поздно – нужно ее ткнуть в то место носом и треснуть газетой. Нужно хвалить ее, когда она идет во двор. В общем, все те вещи, которые люди делают уже тысячетилетиями, чтобы выдрессировать собак.

– И самое важное – не слушайте вашу мать о том, что делать; она думает, что Шторми говорит по-английски и поймет все без тыкания носом или затрещин.

– Я все слышала! – раздалось с кухни.

От этого мы стали разговаривать немного тише.

Дрессировать собаку несложно. Это требует только терпения и бдительности. Я помню, как где-то слышал, что чем крупнее собака, то тем легче ее дрессировать. Понятия не имею, было ли это правдой или просто старой историей от домохозяек, но если так – то я ожидал, что Шторми будет невероятно легко дрессировать. У нее были все признаки того, что она станет большой собакой, намного больше тех, к которым я привык. Все мои собаки, и в этой жизни и в прошлой, были своеобразными смешками с гончими весом от пятнадцати до двадцати килограмм. Всего в какие-то три месяца эта же штуковина уже весила около пяти килограмм, и казалось, что она выросла еще за те дни, пока она была у нас! Она явно уплетала немало собачьего корма, это было точно!

К тому моменту Шторми похрапывала у меня на коленках, так что когда в гостиную вошла Мэрилин и принесла мне тушенку, джин и тоник – мы поменялись. После ужина я прочел речь Скалли, пока Мэрилин смотрела телевизор. Я не знал, что мне говорить, но слушая вечерние новости, все приобрело какую-то форму. Следующие пару дней я бы провел, работая над речью.

Мы расстелили газетку в прачечной, и я вывел Шторми на поводке, прежде чем мы оставили ее там и пошли спать. Я был готов к новым «процедурам», так что Мэрилин раздела меня, затем сняла свой сарафан, и мы очень осторожно занялись любовью. Мне пришлось лежать на спине, и я мог работать только одной рукой, но мы изловчились и все закончилось тем, что она оседлала меня сверху, попутно массируя свой клитор, а я поигрывал с ее сосками. После этого у меня разболелись ребра, но я смог бы с этим жить.

Фрэнк Стуффер появился следующим утром, пока мы завтракали, так что я пригласил его к нам и приготовил ему яичницу с беконом. Он смог достать себе и нескольким другим работникам комнаты в Парктоне и арендовал машину. Я не ожидал его в то утро, потому что было воскресенье, но мне не стоило удивляться. До самого Дня Выборов никаких выходных не существует. Я дал ему указание связаться с Мэттом Скалли и привести его сюда. Как минимум, если он не смог бы приехать сюда сегодня, мне нужна была эта речь в цифровом формате, в Word-формате или обычный текстовик, в общем, нечто, что я мог бы начать редактировать. Он бы возмутился, как и любой автор, но ему стало бы лучше, если его тоже задействовать.

После этого мы все направились в гостиную смотреть воскресные утренние ток-шоу. Главной темой стало грядущее собрание Республиканцев в Филадельфии вместе с отчетами и сводками о том, что мы с губернатором собираемся делать. Собрание Демократов прошло бы спустя две недели после нашего, а Эл Гор все еще не назвал участвующего помощника. Останется ли он с Джо Либерманом, или выберет кого-то другого? Изменил ли я все так, что нужен иной расчет?

К обеду я отпустил Фрэнка и проверил свою электронную почту. Файл с речью поступил вместе с запиской, что Мэтт приедет сюда в понедельник утром, и попросил, чтобы мы организовали ему номер. Я переслал это Фрэнку и подкрепил телефонным звонком. А затем отправился работать.

У кандидата в вице-президенты была особая задача, его частенько называют боевым псом кандидата в президенты. Предполагается, что он злобен, груб, и постоянно нападает на противоположную сторону, пока кандидат в президенты стоит от всего этого в стороне и выглядит, ну, по-президентски. Речь была составлена примерно в таком духе, что я с ножами бросался против Билла Клинтона. Мы также малевали Эла Гора как второго Клинтона, что было весьма точным описанием. Раз уж на то пошло, то он был даже более либерален, чем Скользкий Вилли, у которого был нюх на то, где и как он мог надавить и затем выйти сухим из воды. Эл же был более догматичным и закоренелым.

Я мог бы взять на себя роль боевого пса, если это необходимо, но мне было куда привычнее идти с позитивным посылом, нежели с негативным. В этом отношении я решил доить свой нынешний статус «героя». По плану мое номинирование произошло бы в поздний вечер вторника, так что когда я выступлю с речью в среду – я стану уже официальным номинантом. Мое официальное представление дал бы Джон Бейнер, и затем мы перешли бы к биографическому фильму, над которым работала Мэрилин. (Ей еще много всего нужно было сделать, и утром в понедельник я остался бы с девочками, пока она полетела в Голливуд, чтобы закончить обработку.) Когда видео закончится, а это было бы где-то между девятью и десятью, прайм-тайм ещё не закончится, так что я бы вышел вместе со своей семьей. Мы бы махали и улыбались всем, и потом они бы ушли, и я дал свою речь. После этого семья снова бы вернулась под громогласные аплодисменты, шары и конфетти, и, насколько я знал, еще и кучу летающих голубей и пение ангелов.

Вечером в четверг, в последний вечер собрания, всю процедуру повторил бы губернатор Буш. К концу его речи я со своей семьей присоединился бы к его семейству на сцене. А потом начались бы адские три месяца до вечера выборов.

На этой неделе приоритетами были написать речь, и написать ее как можно раньше, чтобы передать ее техникам, которые оформили бы ее на телесуфлере и распечатали бы все необходимые плакаты и таблички. На работу я собирался ехать из дома, хотя я запланировал один день на поездку в Вестминстерский и Вашингтонский офисы, чтобы показать силу, поблагодарить всех за заботу и за помощь, и показать, что я восстанавливаюсь. Также мне действительно нужно было восстановиться. Собрание было бы физически тяжелым, и самое последнее, что мне было нужно – да любому из нас! – так это чтобы я свалился на сцене во время своей речи.

Чтобы отвлечься от работы над моей речью, у меня была веская причина. В тот день у меня был шанс поговорить с Чарли. Во время около половины первого раздался звонок, и я был на кухне, когда зазвонил телефон. Я схватил трубку и сказал:

– Алло? – я только надеялся, что охрана прослушивает звонки как следует. Мне точно не хотелось сегодня общаться с репортерами.

– Пап? Ты дома?

– Чарли! Как ты?

– Пап! Как ТЫ?! Тебя показывали по новостям на корабле!

Ага! Полагаю, в этом был смысл. У них наверняка есть какое-нибудь подобие национальных новостей от Сети Вооруженных Сил.

– Кто-нибудь уже знает, кто ты такой? – спросил я.

– Не-а! Да и не то, чтобы я мог рассказать. Остальные парни не в курсе, а если кто из офицеров и знает, то они ничего не говорили, – ответил он.

– И так откуда ты звонишь? Ты на корабле? Где ты?

– В Бахрейне.

– В Бахрейне?!

Он рассмеялся:

– Мы пришвартовались здесь и можем выходить. Тут куча платных телефонов. Мой сотовый здесь не ловит. Тут все очень развратно!

– Который у вас там час? – спросил я. В каком часовом поясе был Бахрейн? Это же на другом конце планеты! – И в каком смысле развратно?

– Тут 2040-й год. У нас на восемь часов больше, чем Восточное Побережье. И тебе не нужно знать об извращенности. Ты же женат! Причем на моей матери, не меньше! – со смехом ответил он.

– Только помни, сынок, что старый побитый десантник может надрать молодому пехотинцу зад в любой день! – ну и умник же!

После того, как мы поговорили о торнадо в Спрингборо, я дал ему поговорить с Мэрилини и с девочками.

Я ощущал себя достаточно в силах, чтобы готовить тем вечером, так что мы пригласили Таскера и Тессу на ужин. Девочки представили их Шторми и затем рассказали им о наших приключениях на Среднем Западе. Затем Таскер предложил нам выступить на ежегодном байк-ралли в Стерджисе, штат Южная Дакота, после того как мы закончим с собранием. Я фыркнул так, что мой напиток чуть не пошел носом, и потом чуть не лопнул от смеха, когда Таскер с Тессой рассказали Мэрилин о некоторых штучках, которые происходят в Стерджисе на регулярной основе. Затем я спросил Тессу, будут ли какие-нибудь фотографии с ней, участвующей в конкурсе мокрых маек, или лежащей голышом на байке Таскера. Таскер же подлил масла в огонь, отвергнув все ее отрицания. Близняшки хотели узнать, как я мог знать о Стерджисе; они о нем слышали только от своего братца-байкера. Это бы стало интересной темой для разговора в следующий раз, когда я поговорю с Чарли!

Мы также вручили девочкам их подарки на день рождения, которые состояли из шарфов и аксессуаров, которые их мать достала в Голливуде в каком-то модном магазинчике. Они соответствующе заахали и заохали, и будь я проклят, если пойму, как такие маленькие кусочки ткани могут продаваться за такие бешеные цены. Это женское? Или это просто я уже был старым пердуном?

В понедельник я отправил близняшек со Шторми к ветеринару на осмотр, прививки там и все остальное, что нужно делать со щенками. Им также было поручено достать животине ее собачий паспорт! Я бы страх как не хотел обвинений в том, что не зарегистрировал собаку, пока баллотируюсь в вице-президенты!

Мэтт Скалли появился в середине утра в понедельник после того, как Мэрилин уехала в аэропорт, и к вечеру вторника мы написали новую речь. Я отработал ее пару раз, обращаясь с самодельной трибуны, и затем Скалли сухо раскритиковал меня, и мы ее переписали. Я снова попробовал дать речь, и в этот раз он уже не был таким сухим. Мы продолжали работать до обеда среды, когда он взял копию моей речи, чтобы показать ее Роуву, Чейни и Оллбо. Мне тогда было плевать. Меня просто измотал весь этот процесс.

В четверг настало время мне махать знаменами в моих различных офисах. Девочки занимались уходом за мной, и после душа мы смогли снять большую часть бинтов на моей груди и руке. Но мне все еще нужно было держать ребра закрепленными. Затем я выставил их, надел хороший костюм, и Фрэнк помог мне завязать галстук, и я надел свою повязку и закрепил ее на уровне груди. Я хотел достаточно подлечиться к моменту своей речи, чтобы выступать уже без нее.

Мы с Фрэнком сперва направились в Вестминстер, достаточно рано, чтобы зайти в закусочную Вестминстера, поприветствовать людей и позавтракать. Ник Папандреас был на месте, как я и надеялся, и я пригласил его присоединиться к нам. Он тепло нас поприветствовал, и, хоть он и отказался от завтрака, но он попил кофе. Он засыпал меня вопросами о торнадо, и затем напомнил всем в заведении, как я спас закусочную десять лет назад. Я пожал огромное количество рук прежде, чем мне удалось сбежать, и затем мы с Фрэнком поехали в окружной офис и штаб кампании, которые были рядом друг с другом в здании торгового центра. Я поблагодарил всех за все, что они делали, и получил множество оваций и поздравлений.

К обеду мы полетели в Вашингтон, и я провел ему неторопливую экскурсию по зданию Рэйберн, навещая друзей и остановившись у моих офисов по Девятому Округу Мэриленда. Я также заключил небольшую приятную сделку с Джоном Бейнером, что если я стану вице-президентом, то я поддержал бы его на позицию организатора, которую я освобожу. Он в то время был главой Республиканской фракции, так что это стало бы еще одним шагом вверх по карьерной лестнице. После этого мы направились к Капитолию, где я встретился со своей командой в офисе организатора вместе с Хастертом и ДеЛэем. И снова овации и поздравления. Затем к нам на поздний обед присоединился Марти прежде, чем мы отправились обратно в Хирфорд.

В пятницу и субботу я в целом поработал в офисе в Вестминстере и поагитировал по Девятому Округу. Выглядело все так, что я обойду Роба Холлистера. Результаты опросов были точно на моей стороне. Мне также пришлось ответить на пару вопросов о том, что будет, если Буш победит Гора, и что будет потом. Я объяснил всю процедуру, и затем сказал, что хоть я и не могу сказать им, кто будет участвовать в особых выборах, но это точно будет некто, кого они бы одобрили. Республиканский комитет согласился со мной и Марти, что Шерил Дедрик стала бы кандидатом на мою замену. Она прошла через весь процесс проверки намного легче, чем я когда-то.

В пятницу днем из Голливуда вернулась Мэрилин. Она вручила мне DVD-диск с ее представлением моей персоны на собрании, и мы запустили его на телевизоре в моем офисе в Вестминстере. Мэрилин, может, и до смерти боялась выступать перед публикой, но в разговорах один-на-один она хорошо справлялась. Должен признать, выглядело это очень здорово! Видео длилось около двадцати минут или около того, возвращаясь еще к временам, когда я был ребенком, растущим в пригороде, двигаясь к моменту, когда я стал подростком-инвестором, и дальше к школе и колледжу. Рассказчиком был никто иной, как сам Инспектор Магнум, Том Селлек! Как только он начал говорить и я узнал, кто это, я был просто обязан спросить у жены, познакомилась ли она с ним!

– Он шикарен! – выпалила она. – Если бы он уже не был женат, я бы не вернулась!

– Это бы точно подорвало голоса за семейные ценности, не думаешь? – отметил я.

– Деньги у него тоже есть, – поддразнила она.

Я же только вскинул руки в отчаянии.

Пока за кадром говорил Селлек, и по экрану плыли различные семейные фотографии, где-то в середине биографии начала говорить Мэрилин. Они посадили ее в кресло, немного в тени, и снимали ее несколько в стороне. Все было сделано в формате, где ей задавали вопросы откуда-то из-за камеры, и они снимали и монтировали ее ответы. Она начала рассказывать с того момента, как мы познакомились в колледже, затем об армии, и потом о том, что я делал в качестве конгрессмена. Потом видео закончилось. Когда бы это показали на собрании, экран бы погас и тогда Джон Бейнер выступил из-за сцены и объявил о моем выходе, и я бы вышел из-за кулис.

Сделано все было очень профессионально и здорово. Я сказал Мэрилин:

– Черт, этот парень великолепен! Дай мне знать, когда он начнет ходить по воде, я хочу на это посмотреть!

– От тебя никакого проку! Думаю, я вернусь в Голливуд и снова начну искать Тома Селлека!

– Я всегда могу отрастить новые усы.

– Да, но у него все еще есть волосы! – ответила она.

Я угрожающе подался в ее сторону и она умчалась из моего кабинета.

– Повезло тебе, что я все еще инвалид! – крикнул я вслед.

Днем в воскресенье мы все полетели в Филадельфию на LongRanger'е. Мы даже взяли Шторми с собой. Если меня нужно обыграть себя как героя, то я могу и отыграть его полностью. Даже Демократы любят щеночков! Мы прилетели в Нью-Касл. Там нас уже ждали Фрэнк с лимузином и охрана, с которой я тогда путешествовал. Кандидатам в президенты вроде Буша и Гора приставлена защита Секретной Службы, пока они на кампании. Кандидатам же в вице-президенты ничего подобного не дается. Если мы победим на выборах, все это изменится, но прямо сейчас я обеспечивал себе защиту сам.

Собрание проходило в первом Юнион-центре, и у нас был огромный номер в гостинице Ритц-Карлтон за пару километров от него. Мы путешествовали, держа Шторми в ее клетке, потому что самое последнее, что нам было нужно – это чтобы она нашла какое-нибудь чертово место под сидением, чтобы пописать, покакать, или заснуть и быть забытой. Она хорошо поддавалась дрессировке, но она все еще была маленьким, э-э… большим щенком.

Мое большое появление было запланировано на среду, но с воскресенья по вторник мне нужно было встречаться с главными спонсорами и сторонниками, и любым другим способом снискать расположение группы, окружающей Джорджа Буша. Ни Роув, ни Чейни дружелюбнее ко мне не стали, но до тех пор, пока между нами не разгоралось конфликтов, со мной все было бы в порядке. В частности, Чейни задумывал устроиться в Белом Доме Буша, и собирался занять пост секретаря. На моей первой жизни этот пост получил Колин Пауэлл, и я надеялся, что его не выставят на мороз. Я только слушал об этих планах, кивал и бормотал что-нибудь нейтральное.

Что касалось прессы, то для них я был недоступен, отдыхая перед своим выступлением. Я не был полностью закрыт, но было близко к этому. Мы ели в частной обеденной, и достопримечательностей не смотрели. Девочки несколько раз все же смогли вывести Шторми на свежий воздух и дать ей пописать и покакать. В номере же мы постелили газету на полу в ванной в нашей с Мэрилин комнате.

Мы прилетели днем в воскресенье. Той ночью мы планировали позволить Шторми спать в ванной. Мы с Мэрилин забрались в кровать, и она начала изучать мои новые шрамы и сравнивать их с моими старыми в самой интригующей манере, когда животное начало скулить из ванной.

– Шторми, спи! – гаркнул я.

Шторми затихла на пару минут, и снова завелась. Я повторил процедуру, и спустя пару минут она снова скулила. Мэрилин взглянула на меня и спросила:

– А может, если выключим свет? – мы начинали резвиться со включенным светом.

– Попытка – не пытка, – и я покатился по кровати, выключил лампу на прикроватной тумбочке и крикнул: – Спи!

Затем я покатился обратно к своей жене. Шторми начала скулить и лаять, и послышались звуки когтей за дверью. Я снова включил свет:

– Это сумасшествие какое-то!

Я вылез из кровати и открыл дверь в ванную, думая, хочет она писать или чего еще, но она сразу же попыталась подпрыгнуть и поиграться со мной. Мэрилин, пытаясь сдержать смех, посмотрела на меня. Я подкинул собаку на кровать, где она лежала и сказал:

– Я знаю, как это решить! – и я надел брюки и снова взял собаку. – Твои дочери сейчас получат презент!

Я подхватил Шторми и понес ее из нашей спальни через зал в большую спальню, которую делили близняшки. Я постучал и вошел внутрь. Они не спали, лежа в футболках в кровати и смотря телевизор. Они начали метаться в поисках, чем бы прикрыться.

– Папа! – возмутились обе.

– Не парьтесь. Я все это уже видел. Вот, держите собаку. Мы с вашей матерью пытаемся хоть немного поспать! – и я положил ее на кровать к Молли и вышел.

Я слышал, как они визжат, но мне было плевать. Когда я вернулся в спальню, я снял штаны и заполз обратно в кровать. Мэрилин уже было не интересно проверять мои шрамы, так что мы просто занялись любовью и уснули.

Где-то утром я услышал, как открылась дверь нашей спальни, и вошла одна из близняшек:

– Вот, возьмите ее, она ваша! Она определиться не может, с кем из нас она хочет спать!

Мэрилин проснулась с невнятным «А?» когда дверь в спальню закрылась.

В тусклом свете в комнате я посмотрел вниз и увидел, как по ковру ко мне ползет счастливый щенок. Она облизала лицо сначала мне, потом Мэрилин, и потом она еще с десяток раз покрутилась между нами, прежде чем лечь и заснуть.

Мэрилин взглянула на меня и сказала:

– Ты же шутишь, да?

– Это будет только до того, как мы привезем ее домой, и потом она снова будет спать по ночам в кладовке, – заверил ее я. – Это явно не то, что я имел в виду, когда сказал, что хочу тройничок!

– Фу!