С чистого листа главы 100-165

Глава 101. Ситуация накаляется

Я уже предполагал, что ситуация на предвыборной гонке станет паршивой, и мои опасения быстро подтвердились. У Энди Стюарта было серьезное противостояние с Биллом Уорли, и он потратил намного больше денег, чем планировал. В апреле он кое-как победил, набрав 58 % голосов, и после этого моментально обратил свой взор на меня. У него не было ни программы, ни желания ее прорабатывать. Он сразу же ушел в очернение.

В каждой политической кампании есть позитивные и негативные аспекты. Каждый кандидат клянется проводить исключительно позитивную кампанию, которая будет делать акценты на его или ее достижениях, и всех тех чудесах, которые они претворят в жизнь. Только их оппонент станет опускаться до черного пиара, просто потому, что это человек такой! И сразу же уходят в негатив! Негативная кампания делает упор на огрехи оппонента, настоящие, предполагаемые, или же вообще выдуманные. Теория здесь в том, что если не можешь заставить публику полюбить тебя, тогда заставь ее ненавидеть другого!

Я пытался оставаться позитивным, но МакРайли незамедлительно начал готовить материал для очернения Стюарта. В этом деле нам помогла стычка между Уорли и Стюартом. Мы видели, что работало, а что не имело эффекта для каждого из них.

Энди начал тихо, но весьма скользко. В День Поминовения Энди утверждал, будто я недостаточно патриотичен! Он был из тех ребят, которые постоянно носили булавку в виде национального флага, а я – нет. Мы оба посетили различные парады в округе, и я краем уха услышал, будто бы Энди громко возвещал, что я непочтительно относился к нации, не нося булавки. Брюстер сразу же пришел ко мне, вручил целый пакет этих здоровых булавок и наказал мне всегда носить один.

– А ты не думаешь, что это будет выглядеть, будто нас это зацепило? Как только я надену ее, и следующее, что мы услышим, что я ее ношу только потому, что боюсь его, – сказал я ему.

– В таком случае будем бояться, – он подтолкнул пакет ко мне.

Я отодвинул его обратно.

– Нет, не будем, – чего я не мог понять, так это почему Стюарт выкинул что-то такое.

Он должен был уже знать, что я уже был награжденным ветераном.

– Карл, ты будешь произносить речь Американскому Легиону в Парктоне вечером этой пятницы. Не будешь с булавкой – можешь смело списывать их голоса.

Я положил пакет к себе в карман, просто, чтобы потешить Брюстера.

– Ты слишком переживаешь, Брю. Приходи со мной. Все будет в порядке.

В тот вечер мы вызвали сиделку, и мы с Мэрилин поехали на пост Легиона в Парктон, где нас должен был встретить Брюстер. На мне был хороший синий пиджак, белая рубашка и брюки цвета хаки, и единственной патриотичной вещью на мне был только полосатый галстук с красной-бело-синей расцветкой. Мэрилин надела симпатичное платье длиной по колено, тоже красно-бело-синей расцветки, хотя платье было в цветочек. Булавки на мне не было.

Брюстер один раз окинул меня взглядом и сразу же достал одну из кармана. Я приметил, что на его воротнике уже красовалась такая.

– Ты что, забыл, или решил их побесить?

Я остановил его.

– Брюстер, угомонись. Я знаю, что делаю. А теперь угомонись и просто смотри.

Прежде, чем меня вызвали выступить, я уже встретился с несколькими людьми, множество из которых носили подобные булавки. Теперь я видел, что сплетни Энди работали на полную катушку, поскольку почти все пялились на лацкан моего пиджака. Меня это устраивало. Когда меня представили, я уже сразу решил брать быка за рога.

Я взял в руку микрофон и начал говорить:

– Спасибо вам всем, что пригласили меня сюда на пост. Это честь для меня видеть всех вас, и я могу сказать, что я уже знаком с кем-то из вас. Вон там во втором ряду сидит мой сосед, Джон Кэплс, владеющий фермой через дорогу от меня. Мы с моей женой Мэрилин за эти несколько лет купили у него огромное количество сладкой кукурузы. Я также видел Билла Эллиотта и Барри Хендерсона; ребят, я и не знал, что вы в Легионе. Благодарю вас за приглашение.

Это была типичная публика Американского Легиона, и там было несколько старичков, переживших Вторую Мировую, конфликт в Корее, и также кто-то с Вьетнама и более поздних военных действий.

– Итак, прежде чем я слишком зайду вперед, давай-те сразу кое-что проясним. Готов поспорить, что все присутствующие здесь слышали возмущения о том, мол, я не ношу булавку с американским флагом на своем лацкане. Это правда? Вы все это слышали? – спросил я. Затем я осмотрелся и улыбнулся. – Ну давайте! Поднимите руки!

Было немало удивления от того, что я поднял эту тему, и кто-то вслух согласился. Затем медленно поднялась пара рук, а потом со временем большинство из присутствующих подняли руки. Я видел, как позади журналисты что-то записывали в блокноты. Я задумался, пригласил ли их Брюстер, или же, что более вероятно, Энди Стюарт.

– Я точно слышал об этом. И где же лучше всего обсудить это, кроме как в Американском Легионе. И вот мой ответ. Я думаю, что всех учили тому, что поступки говорят куда больше, чем слова, так? – я снова окинул взглядом помещение и улыбнулся тому, что несколько человек начали перешептываться и кивать головами. – Хорошо. Я просто не такой человек, который носит на себе много украшений или булавок. Я не ношу практически ничего, кроме моего свадебного кольца, кольца моего колледжа или моих часов, – во время перечисления я показывал всем соответствующую руку. – Но все же есть и кое-что еще, что я ношу, – я свободной рукой расстегнул рубашку под галстуком. Затем я просунул руку и достал свой армейский жетон. – Я все еще ношу свой старый армейский жетон, – я убрал его обратно, затем засунул руку в левый карман брюк. – И вот последнее, что я надел бы, если бы захотел.

Вот почему я не беспокоился из-за булавки. Пускай сколь угодно пялятся на мой лацкан. Для меня же уже стало очевидно, что Энди все еще не знал, кто я такой. Видимо, он не стал копаться в моей истории после факта о миллиардере-убийце. Я достал из кармана продолговатый металлический футляр, в котором представляют военные награды и положил его на подиум. Я не открывал его с тех пор, как получил его несколько лет назад, не считая того же дня, когда я достал его из своего стола. Я достал оттуда Бронзовую Звезду и поднял вверх, чтобы все могли ее видеть.

– Я не из тех, кто будет хвастаться и размахивать медалями, но я думаю, что все вы знаете, что такое Бронзовая Звезда, – и я прикрепил ее на свой лацкан.

– А теперь, если кто-то думает, что я просто зашел утром в сувенирную лавку и купил ее, здесь есть еще кое-что для прочтения. Мэрилин? – я указал жене жестом, и она встала, подошла ко мне и открыла свое гигантское портмоне. – Господа, это моя жена Мэрилин. Теперь же, если честно, то она заслужила это даже больше, чем я, потому что, когда меня отправили за моря, она осталась дома в Файеттвилле, беременная нашим сыном. Итак, она сделала для меня этот значок. Мы передадим его, чтобы вы могли посмотреть. Это фотография с моего парада в честь ухода в отставку. Тогда я был известен как Капитан Бакмэн, батарея Браво, Первый батальон, 319-я Воздушный полевой артиллерийский полк, 82-я Воздушная часть, – я жестом указал Мэрилин передать значок кому-нибудь из публики.

– Когда Энди Стюарту было двадцать четыре, он учился на юридическом. Когда мне было двадцать четыре, я командовал одним из лучших отрядов в стране! Когда он изучал, как судить людей, я изучал, как их защищать! Когда он выстреливал исками в людей, Я обучал своих лейтенантов стрелять сто пятыми! Если Энди Стюарт хочет бить себя кулаками в грудь и выпячивать свою булавку в виде флага, отлично! А я не стану блеять, как осел. Я защищал настоящий флаг! А теперь задайте себе вопрос, как вы считаете, кто больше подходит для решения вопросов обороны страны, Энди Стюарт, или Карл Бакмэн?

Зал затих, а затем взорвался в овациях. Я продолжил.

– Теперь же я не стану просто сидеть здесь и величать себя героем. Энди Стюарт начал эту заварушку, а не я – но я ее закончу! Зуб даю, что кто-то из вас тоже заслужил медали. Вы знаете, почему я не ношу ее ежедневно, потому что ее носят не для себя, а для тех, кто уже не может этого. Я смотрю на вас и вижу людей, которые служили так же, как и я. Кого-то из вас заставили. Кто-то пошел по своей воле, – я ухмыльнулся и продолжил: – А кто-то из вас пошел по своей воле раньше, чем заставили. Да, я знаю, как это работает, – в зале было слышно, что кто-то хихикнул.

– Почему бы вы проголосовали за меня? Потому что я тот, кто знает, что требуется для того, чтобы ваши сыновья и внуки были подготовлены. Не факт, что в безопасности, но подготовлены, натренированы и имели поддержку. Я не обещаю безопасность, потому что и вы, и я знаю, что это может быть нечестным и опасным делом. Но все же, если они пострадают, я сам был в госпитале имени Уолтера Рида, и знаю, что нужно для самого лучшего медицинского обслуживания. И потом, когда они будут уже вне службы, я буду тем, кто позаботится о том, чтобы к ним относились с уважением, как к ветеранам, как бы вам и хотелось! И знаете, что? Это могут быть не только ваши сыновья или внуки! С каждым днем на службу записывается все больше девушек! Это могут быть и ваши дочери и внучки!

– И теперь, кому бы вы хотели высказывать свои пожелания? Энди Стюарт может завернуться в флаг и петь национальный гимн, пока не заснет, но вы действительно думаете, что он будет тем, кто пойдет навстречу вам, или поможет вашим детям и внукам? Или думаете, что помочь может тот, кто служил так же, как и вы? Я могу помочь, потому что я понимаю. А может ли Энди Стюарт сказать то же?

Я еще немного надавил и все закончилось аплодисментами стоя. Мне также предложили выступить на посту в Вестминстере, на что я согласился. Брюстер был ошеломлен и моей речью, и уровнем пожертвований, которые я получил. Я же только рассмеялся:

– Брюстер, я же сказал тебе не беспокоиться. Просто смотри. Энди Стюарт узнает об этом и сразу же притихнет!

К концу вечера ко мне подошел Джон Кэплс. Он был тихим и потрепанным мужчиной примерно на десять лет старше меня.

– Карл, я и не знал, что ты служил.

– Могу сказать то же самое. Вьетнам? – спросил его я.

Он кивнул.

– Дананг, с 68-го по 69-й. – он подобрал мой значок. – Весьма расплывчатое уточнение.

Стоящий рядом с нами мужчина рассмеялся.

– Такие уточнения можно услышать, когда находишься где-то, где не должен, занимаясь тем, чем не должен, и знать об этом никому не положено.

Я улыбнулся. Это почти полностью подходило под описание нашей операции в Никарагуа.

– Довольно близко!

После встречи Брюстер возбужденно сказал мне, что нам нужно продвигать Бронзовую Звезду и героизм как горячую тему кампании. Я без обиняков отклонил эту идею.

– Брю, это не выигрышная позиция для нас, – сказал я ему.

– Республиканская партия всегда благосклонна к обороне и национальной безопасности. Здесь это уместно, – ответил он.

В это время мы стояли снаружи на парковке, и я оперся на машину, и покачал головой.

– Слушай, я не знаю, почему Энди решил затеять эту ссору, но он облажался. Ему нужно было преследовать меня уже по поводу самой Бронзовой Звезды.

– В смысле?

– Брю, я не говорю, что я не заслужил эту штуку, но это совсем не так, как на телевидении. На той миссии все стало довольно паршиво. Я на самом деле удивлен тому, что он уже этого не знал.

МакРайли пожал плечами:

– Он повязан с различными банковскими органами, но насколько я сам знаю, он ни черта не смыслит в военной сфере. Может, он просто увидел медаль и решил не давить на героизм, но зачем тогда продвигать идею с флагом? Может, он просто вообще понятия не имеет, что значит все это.

– Я тоже не знаю, дружище, но мое мнение – не буди лихо.

Энди Стюарт довольно быстро свернул идею насчет флага, но сразу же начал давить на иное. Самым очевидным было то, что я, мол, пытался купить выборы. Что бы я ни делал, я был слишком богат. Если я жертвовал деньги, то я пытался купить их поддержку. И уже затем, сколько бы я ни отдавал, этого было мало, и с моими финансами я дешевил. Он громко призвал и налоговую, и биржевой комитет разобраться, как я получил свои грязные денежки (он так и сказал), а после того, как оба агентства его проигнорировали, он обратился в Генеральную Прокуратуру и Отдел Юстиции, чтобы они расследовали мой подкуп следственных органов.

Малая часть правды в утверждения Стюарта все же была. Я годами жертвовал деньги в разное количество местных гражданских и обслуживающих групп. Пять или десять тысяч долларов – это огромная сумма для местного добровольного пожарного участка или клиники, и я регулярно отдавал по паре сотен тысяч практически во все группы на территории. Большую часть я отдавал в округе, поскольку сам жил относительно близко к центру Девятого Округа. Брюстер же просто превратил мои регулярные жертвования в позирования. Мы никогда не произносили агитационных речей на этих событиях, но если меня спрашивался, я всегда мог добрым словом поддержать участников и их полезную и нужную работу, которую они проделывали.

Если быть полностью честным, Стюарт тоже сделал много хорошего, отдавая деньги. Как минимум раз в неделю он участвовал в пресс-конференции или позировал, или же говорил о новом государственном гранте, или налоговых льготах, или улучшении дорог. Конечно же, то, что отдавал он, ему ничего не стоило, в отличие от меня.

Мы же наступали по двум фронтам. Первым была история о том, как я построил свой бизнес с нуля, мы даже записали видео, где был виден дом моих родителей. Они уже там не жили, продав его при разводе. Но все же наглядно было ясно, что я не вырос в особняке. Второй фронт был более негативен. Я заработал свои деньги на фондовых рынках. А как мог Энди Стюарт, который непрерывно работал в общественном секторе после выпуска с юридического факультета, сколотить состояние больше двадцати миллионов долларов? Когда журналисты начали допытывать нас насчет этого, мы предоставили сокращенные части информации, которые добыли наши следователи. Номера счетов мы не предоставляли, но указали названия банков. Как и ожидалось, поднялась волна беспокойств, где Стюарт просто взорвался от того, что эта информация вышла в свет, и выкручивался от вопросов, правда ли это.

Большая часть доходов Энди Стюарта была получена благодаря его позиции в качестве четвертого по рангу члена Комитета по финансовым услугам Палаты Представителей, также известному, как Палата Банковского Комитета. И так он собрал чуть больше полумиллиона долларов от различных банков и финансовых компаний с Уолл Стрит в виде пожертвований на кампанию за последние десять лет. Даже лучше, не считая вопроса, опускал ли когда-либо Энди неправомерно свою руку в казну, еще был способ, каким члены Конгресса могли законно обогащаться от инсайдерской торговли.

Если говорить точно, если конгрессмен узнавал что-либо в процессе своей работы, не было никаких запретов использовать это знание для заработка на бирже. Как частное лицо, меня бы отправили в тюрьму за то, что я покупал бы или продавал бы акции в зависимости от того, что услышал бы на совещании. Как и многие другие, федеральные законы об инсайдерской торговле не распространялись на членов Конгресса или Сената. Если Стюарт узнавал что-то от банкира или лоббиста, для него было совершенно законно позвонить своему брокеру и предпринять какие-либо действия. Стюарт был очень сильно повязан в банковском бизнесе.

Может, это и было легально, но все-таки это было не очень честно, и я с упоением наблюдал за тем, как он извивался под постоянными допросами от The Baltimore Sun и местных телеканалов. Мне же не очень понравилась вторая половина от фразы «Миллиардер-убийца», которой, как я и предполагал, разбрасывались. Я никак не мог навесить на Стюарта ярлык убийцы. Он с гордым видом напирал на свое продвижение ужесточения законов о ношении оружия, и связывая это со мной. Я не только был убийцей своего младшего брата, мое владение и использование пистолета только подтверждало необходимость контроля оборота оружия.

Для начала он раскопал все, что было зарыто в 1983-м году, особенно различные обвинения, в свое время выдвинутые полицией штата в их споре с полицией округа Балтимор. Некоторые из этих обвинений, частично выпущенные тем кретином-журналистом из WJZ, сообщали, будто бы я использовал свои деньги, чтобы откупиться от тюрьмы. (Если бы! Если бы я мог это сделать, я бы захоронил все, что было по этому делу!) Затем он начал преследовать мою оставшуюся родню. Мой отец, как и ожидалось, вышвырнул журналиста из своей квартиры в Перри Холл, которую он купил на свою половину средств от продажи дома. Также, как и рассчитывалось, съемочная группа подстерегла мою мать у дверей ее квартиры, она пробормотала что-то нечленораздельное и ее увезли в Шеппард Пратт из-за «переутомления».

Я до этого также узнал от Джона Роттингена, что журналисты из Балтимора звонили им. На пороге они не появлялись, но как минимум один из них ухитрился найти их неуказанный номер телефона и начал доставать их дома. В целом они неплохо это переживали. Да и я не видел, чтобы кто-либо из местных телеканалов, или The Sun собирались отправлять кого-либо в Рочестер, чтобы доставать их лично. Я попросил его держать меня в курсе, и затем рассказал Мэрилин последние новости из Рочестера.

Брюстер начал загонять нашу медиа-команду, поскольку ситуация испортилась ровно на столько, на сколько мы и ожидали. В конце концов мы придумали рекламу, которая, как казалось, шла хорошо.

(Приближенный огромный нож, камера отдаляется от него, пока в кадре не появляется рука, сжимающая его. Закадровый медленный низкий голос.)

«Семья Карла Бакмэна подверглась нападениям со стороны психованного безумца. Он начал преследовать его жену. Ее машина была испорчена и сожжена. Их дом был сожжен. Третьего сентября 1983-го года он вломился в их дом с почти сорокасантиметровым ножом и озвучил свое желание зарезать его жену и младенца-сына, а затем напал на Карла Бакмэна. Карл Бакмэн убил нападавшего. Нападавший был диагностированным параноидальным шизофреником со склонностью к насилию.»

(Пауза.)

«Он был братом Карла Бакмэна.»

(Более долгая пауза.)

«Было ли последнее так важно?»

(Другой закадровый баритон.)

«Причина для Второй Поправки!»

Мы выпустили это в печать и на радио, переворачивая убийство в защиту Конституции. Я не был уверен, как это пройдет. По опросам ничего сказать было нельзя.

Самым странным было, когда Энди Стюарт попытался обернуть отказ моей семьи от меня, когда я был подростком, против меня, как будто бы это была моя вина. Если они выгнали меня из дома и отреклись, значит, это должна быть моя вина. Я должен был быть дьяволом во плоти, чтобы заслужить то, что получил.

К августу все вообще начало выходить за какие-либо рамки. Национальные новости начали следить за историей миллиардера, рвущегося в Конгресс, и рассказами Стюарта о моем убийстве брата, и осуждение моей матерью, которая наконец-таки смогла достаточно успокоиться, чтобы облить меня грязью. Все закончилось двойным интервью на «Встрече с Прессой». Энди отказался видеться со мной, поскольку это означало бы дебаты. Он отправился в студию NBC в Вашингтоне, а мы с Брю поехали в студию WMAR-TV на Йорк-Роуд в Тоусоне. Я бы вещал оттуда.

Постоянный ведущий, Гаррик Атли, заболел, и его обязанности в этот раз на себя взял Тим Рассерт. Я уже был знаком с Рассертом со времен выступления на передаче в прошлом году, и мы дважды поужинали вместе с тех пор. Мы были на дружеской ноте, но я не был готов назвать его другом, и я не ждал, что он будет благосклонен ко мне.

Интервью началось довольно обычно. Нас представили быстрым кадром крупным планом с приветствием от каждого из нас, и затем Рассерт повернулся к камере и сообщил, что мы были участниками «одной из самых грязных предвыборных кампаний в современной истории Америки. С одной стороны представляем вам республиканского кандидата, Карла Бакмэна, инвестора-миллиардера и одного из лидеров «Молодых Республиканцев», соперничающих за победу в выборах. Его оппонент – Конгрессмен-Демократ восьмого срока Энди Стюарт, член Палаты Банковского Комитета, сейчас сражающийся за свою политическую жизнь».

Тим повернулся к Энди и спросил:

– Правильное ли это суждение, господин Конгрессмен? Это же борьба за вашу политическую жизнь?

Энди насмешливо фыркнул:

– Вряд ли! Кандидатура Карла Бакмэна – символ презрения Республиканцев к борьбе обычного американца в условиях нынешней тяжелой экономики. Они выставили миллиардера с бездонным кошельком, который планирует купить себе место в Конгрессе. Я запросил Федеральную Избирательную Комиссию и Казначейство провести расследование этого вопиющего нарушения законов о выборах в штате Мэриленд.

– Мистер Бакмэн, вы вправду пытаетесь купить эти выборы? Вам что-нибудь сообщали из Избирательной Комиссии или Казначейства? – спросил Тим, поворачивая свою камеру ко мне.

Я улыбнулся и покачал головой.

– Федеральная Избирательная Комиссия и Казначейство? Это что-то новенькое. Господин Конгрессмен уже жаловался на меня в Избирательный Совет Мэриленда, в налоговую, и в Биржевую Комиссию, и они все сказали ему пойти утопиться в речке. Не могу даже представить, кто следующий. Настоящим вопросом здесь является то, что кто-то посмел действительно выступить против Конгрессмена, и у кого есть программа, нацеленная на решение всех проблем, существование которых в его срок он сам подтверждает.

Рассерт развернулся обратно к Стюарту.

– Господин Конгрессмен, мистер Бакмэн далеко не первый богатый человек, который участвует в выборах, и среди них было много и Демократов. Вспоминается Джек Кеннеди, а это были даже не его собственные деньги. Это были деньги его отца.

– Это, может быть, и правда, но Джек Кеннеди представлял собой людей. Карл Бакмэн представляет же только себя самого. У него есть склонность устранять свои проблемы, например, как собственного брата, которую он решил с помощью убийства!

Тим знал об обвинениях, которыми разбрасывался мой противник, но услышать, как меня в лицо называют убийцей, все же было необычно. Большинство политиков бы начали крутиться вокруг этого, назвав меня киллером, или сказав «предполагаемый». Он в шоке повернулся ко мне.

– Это оглушительные обвинения, мистер Бакмэн. Что вы можете на них ответить?

– Все просто, Тим. Конгрессмен Стюарт – лжец. Нет никаких обвинений в преступлении. Позволяет ли закон действующему Конгрессмену лгать и оскорблять любого, кого он захочет? Он врет вам, так же, как и врет избирателям в Девятом Округе Мэриленда. О чем еще он лгал?

Стюарт не стал ждать, пока Рассерт о чем-либо его спросит. Он моментально возмутился:

– Ничего подобного я не делал. Карл Бакмэн убил своего брата и затем с помощью своих денег замял дело! Его собственная семья знает правду о нем. Они выставили его из семьи, когда ему было шестнадцать, а затем лишили его наследства и пару лет спустя отреклись от него. Кто знает его лучше, чем его собственные родители?

Я видел, как Брюстер за камерой задрожал. Мы знали, что так и будет, но все же это звучало ужасно. Ничего, кроме как резко ответить, я не мог.

– Да, я убил своего брата, шизофреника-параноика с долгой и зафиксированной историей агрессии по отношению ко мне и моей семье. Я ничего не заминал, и все было пристально расследовано и полицией, и юристами округа, – затем я запустил руку в свой внутренний карман пиджака и извлек оттуда нож, держащийся в ножнах.

Я вынул его из ножен и показал на камеру.

– Вот с этим ножом мой брат пришел за моей семьей. Я забрал его из полиции округа Балтимор после окончания расследования. Он принес его в мой дом, и сказал мне, что он собирается зарезать мою жену и моего маленького сына, а затем напал на меня, и я убил его. Что насчет моей матери, она психически нестабильна, и она купила ему это оружие, а также предоставила ему машину, на которой он преследовал нас. Не знаю, насколько серьезно вы можете прислушиваться к ее высказываниям.

– Это тот самый нож?! – широко раскрыв глаза, спросил Рассерт.

– У меня есть запись вещдока с подтверждающими фотографиями, – ответил я.

– Это же почти меч! – воскликнул он.

Я молча кивнул, и Рассерт развернулся к Стюарту, который выглядел разозленным, что его обставили. Беспочвенные обвинения – это здорово, но у меня были доказательства!

– Несмотря на все игрушки, Карл Бакмэн не может отрицать своего хладнокровного убийства своего брата!

– Хладнокровного?! Игрушки?! – я бы взбешен! – Это выглядит как игрушка?! – я поднял свою левую руку, и провел по ладони лезвием. На ладони появилась тонкая струйка крови, и я показал руку на камеру. – Вот, что мой брат хотел сделать с моей женой и сыном. Энди Стюарт бы его поддержал, ведь это же не пистолет! – затем я воткнул нож в крышку стола, за которым я сидел, и оставил его торчать вертикально.

Экраны мгновенно погасли. Тим Рассерт понял, что потерял контроль над передачей, и отключился, уйдя на рекламу. Я держал кровоточащую руку над столом, пока доставал свой платок. Порез был неглубоким, и ничем не отличался от того, что со мной было за эти годы, но я был уверен, что на камеру это выглядело ужасающе. Сотрудник WMAR выбежал из помещения и вернулся с аптечкой. Брюстер примчался ко мне:

– Господи Иисусе, Карл! О чем ты вообще думал, черт возьми?!

– Он меня просто выбесил! – ответил я.

– Господи Иисусе! – то и дело повторял он.

Он схватил аптечку, наложил мне на руку мазь и обмотал бинтом. Пока он обрабатывал мою руку, он продолжал бурчать. Люди вокруг нас просто пялились на меня.

Наконец он сел и посмотрел на меня. Я только пожал плечами.

– Полагаю, в этот раз я крупно облажался.

Я удивился, когда он ответил:

– Без понятия. Я просто без понятия, что с этим делать, и что из этого выйдет. Я просто не знаю.

– Ты остаешься? – спросил я.

– А ты? – переспросил он.

– Уже слишком поздно отступать. Теперь я дойду до конца, не важно, с каким исходом. Я могу полностью погореть.

– Вот дерьмо! Ну, мне тоже уже поздно бросать все. Или ты проигрываешь с самым разгромным счетом со времен Гражданской Войны, и моя профессиональная карьера будет самой короткой в истории политики, либо ты на коне, а я работаю со следующей кампанией в президенты.

Я только рассмеялся. Затем я встал.

– Пошли отсюда. Мне нужно домой, там еще Мэрилин на меня наорет.

Когда мы направились к моей машине, Брюстер спросил:

– Так насколько ты богат? Очень богат или неприлично богат?

– Бери выше. Невозможно богат.

– Богат, чтобы позволить остров?

Я расхохотался.

– Еще бы. А что?

– Да если мы проиграем, тебе придется купить остров и переехать туда, а мне – заселиться по соседству.

Я продолжал хохотать.

– Тогда нам лучше не проигрывать!

Прием дома оказался ровно таким, каким я его и ожидал. Первыми словами Мэрилин, когда я вошел в дом, были:

– ТЫ ЧТО, С УМА СОШЕЛ? ТВОИ ДЕТИ СМОТРЕЛИ ЭТУ ПЕРЕДАЧУ! – и она со злости топнула ногой.

Мои дети, напротив, отнеслись к этому спокойнее, чем их мать. Все трое хотели посмотреть, так что я развязал бинт и показал им рану. Холли и Молли решили, что «Противно!», а Чарли показалось, что «Круто!». Я осмотрел порез. На самом деле все было не так плохо, учитывая, что это было не хуже, чем порез от бумаги, и по большей части он просто выглядел драматично. Я налепил на руку пластырь и вернулся в гостиную. Мэрилин дулась на меня до конца дня.

Было неудивительно, что все три канала показали эту сцену в вечерних новостях, вместе с обязательным предупреждением: «То, что вы увидите, несет жесткий и насильственный характер, и вы можете захотеть отвернуться». Поскольку это показывалось во время ужина, это гарантировало широкую аудиторию. Некоторые комментаторы предполагали вероятность того, что я сам не был психически стабилен. Что любопытно, некоторые также высказались и о тактике и оскорблениях от моего соперника.

В понедельник утром в Baltimore показали отрывок, где я показывал нож на камеру вместе с реакцией Брю МакРайли, и осуждением моей «мерзкой» тактики. И все же был также представлен большой кусок о происшествии в 1983-м, и как Стюарт вышел за все рамки приличия со своей наглой ложью. В 1990-м правда все еще имела значение; только через 22 года кампания Ромни начнет врать в глаза и добавлять, что «Мы не позволим фактчекерам диктовать нашу кампанию». (Не то, что бы Обама был сильно лучше, но его люди хотя бы были достаточно тактичны, чтобы не хвастать этим). Дальше все стало еще более странным. Посреди недели WJZ ухитрились поймать Билла Уорли, который прошел через всю эту суматоху в соревновании между Демократами. Он на камеру сказал:

– Энди Стюарт за голос продаст свою мать, и потом еще начнет торговаться!

Вот она, общность партии!

Брю провел опрос в середине недели. После окончания первичных выборов мы проводили их пару раз, и я неизменно отставал от Стюарта, впрочем, не слишком, но больше, чем на три процента погрешности. Впервые за все время у нас была ничья. Я поднялся в глазах мужчин, хотя больше женщин, которые считали, что защищать свою семью было хорошей мыслью. Опросы стоили недешево, и мы задумывались, в курсе ли Энди, что у нас ничья.

Теперь же о нас говорила и национальная пресса. И Time, и U.S. News с World Report звонили в среду, чтобы взять телефонное интервью. На следующую субботу после передачи выпадали выходные, когда мы проводили ежегодную барбекю-вечеринку у нас дома, и журналист из Newsweek, не зная об этом, появился в пятницу. Какого черта! Мы пригласили и его вместе с другими политическими обозревателями города. Брюстер заставил меня пригласить всех, кого мы смогли вспомнить.

Это была бы наша самая крупная вечеринка. В 1983-м мы просто собирались компанией из офиса, звали Тасков, и нескольких других ребят, которые принимали участие в приобретении и постройке участка с домом. С тех пор компания разрослась. Теперь же вместе с костяком из Бакмэн Групп с нами были люди из церкви Святой Богоматери, школы Пятого Округа, из семей друзей наших детей, а в этом году еще и из различных политических сфер округа. Мы предупредили всех, чтобы они имели при себе купальники и аппетит. Мы взяли напрокат огромный тент в красно-белую полоску, несколько столов со стульями к ним, и у нас были ванные комнаты как в доме, так и у бассейна. Мы с Мэрилин даже установили на площадке огроменную грильницу, которая устанавливается на постоянной основе с проведенным газом от бака за домом.

На тот день мы сдали Пышку в Хэмпстед. Эта зверюшка была одной из милейших и добрейших собак, которые у меня были в жизни, но она была очень легковозбудима, и начинала скакать и носиться кругами. В прошлом году она своими когтями поцарапала одного ребенка наших гостей. Вреда не причинила, но девочка очень испугалась. Как только бы кто-то выпустил Пышку из дома без поводка – она сразу начала бы носиться. Было безопаснее и для нас, и для нее же, чтобы она побыла денек в питомнике.

К позднему утру начали собираться гости. Среди первых были Таскер и Тесса с мальчиками, и первое, что мы сделали, так это запустили кег-станцию. Новая грильница была сделана полностью из нержавеющей стали, у нее было около шестнадцати горелок для гриля, шесть горелок для сковородок и кастрюль на стороне, и встроенный холодильник под ней. На одном краю там даже был кулер, в котором помещалось два маленьких кега. Поставщик пива привез пару кегов два дня назад, вкупе с бутылочным пивом и содовой, и кеги были холодными. Таскер окинул взглядом всю эту систему и выдал:

– Здорово!

Я рассмеялся и поручил ему следить за кегами. Первые два пива достались нам же.

Тесса помогала Мэрилин вынести еду наружу, прежде чем получила свой бокал. Мэрилин же предпочла кулер с вином. Затем, когда гости начали прибывать, мы с Мэрилин встречали их. Можно было сразу определить, кто уже бывал на предыдущих вечеринках. Они приезжали с детьми уже в плавательной одежде, и со сменой в сумке, оставшейся в их машине; дети прямиком направлялись к бассейну и прыгали туда. Люди, которые еще ни разу у нас не бывали, приезжали полностью одетыми, а купальники были у них в сумках. Если они хотели переодеться – им указывали на раздевалку у бассейна. Парковаться тоже было легко – где угодно на переднем дворе и вокруг дальней стороны дома. У нас бы места не хватило на парковочной дорожке, чтобы уместить всех! Один из охранников, одетый в шорты и футболку направлял движение.

Но общение с прессой выглядело проблематично. Журналист из Newsweek, парень по имени Билл Грасс, появился где-то около полудня после того, как он, потерявшись, наворотил кругов по северной части округа Кэрролл. Уже с нами тогда был репортер из Sun, Флетчер Дональдсон, молодой парень двадцати с чем-то лет. Если говорить про телеканалы, со всех трех местных каналов только WJZ прислал сюда фургон, и как только они выяснили, что объявленная летняя барбекю-вечеринка на самом деле была барбекю-вечеринкой, а не собранием влиятельных Республиканцев, они развернулись и уехали, не записав ни одной вставки или репортажа.

Дональдсон представился, после чего убрал свой блокнот в карман, взял пиво и начал прогуливаться по участку. Когда прибыл Грасс, он был единственным человеком в костюме. Я весело покачал головой и помахал ему.

– Мистер Бакмэн? – спросил он.

Я улыбнулся и пожал ему руку.

– Зови меня Карл. Зачем ты так вырядился? Это вечеринка, а не съезд! Снимай пиджак и галстук, закатай рукава, или пива не получишь, – он удивленно заморгал, но затем подчинился.

Я отнес его пиджак и галстук в дом, и затем вручил ему пиво. Он все еще не выглядел также неформально, как я в своих шортах с накинутой гавайской рубашкой, нахлобученной соломенной шляпой, в солнцезащитных очках и в шлепанцах без носков, но он уже не так явно выделялся. Я поручил Таскеру налить ему пива и заодно налил себе еще.

– А теперь добро пожаловать на вечеринку! – сказал я.

– Спасибо. Я не знал, чего ожидать.

– Мы наводим здесь шуму еще с самой постройки дома, с 83-го года, и с каждым годом вечеринка становится все больше и больше. В прошлом году мы начали устраивать и осенние вечеринки поменьше, когда дети играют в футбол. Тогда бассейн у нас закрыт, конечно, но мы привозим команды сюда, и они здесь резвятся. Это весело.

– Да, похоже на то, – в этот момент парочка детишек, может, им года по четыре-пять, пронеслись через кухню, и я их развернул обратно. Они с криками умчались в сторону бассейна.

– Я не очень строг, но они могут обжечься об грильницу, – объяснил я.

Я отпил пива и помахал Брюстеру, чьи глаза широко раскрылись, когда он увидел, что я говорю с кем-то, очень похожим на журналиста. Я улыбнулся.

– Зуб даю, вы не думали, что завершите неделю посещением вечеринки какого-то второсортного подражателя Конгрессмену.

– Это то, кем вы себя считаете? Второсортным подражателем? – переспросил он.

Брюстер подошел ровно в тот момент, когда он спросил об этом, и выпучил глаза.

– Думаю, таковым меня считает Энди Стюарт. А что ты думаешь? – спросил я.

– Я еще не знаю, мистер Бак…

– Карл! – прервал я.

– …Карл. Должен сказать, я уже давно обозреваю политику, но я никогда в жизни не видел того, что произошло в воскресенье утром. О чем вы вообще тогда думали?

Я пожал плечами.

– Не знаю сам. По большей части я был взбешен! – Брю задрожал, поскольку серьезные люди не говорят «взбешен».

Плевать, я могу и провалиться, но если и так, то облажаюсь с треском!

– Он лживая тварь, и я просто разозлился! И все. Я вышел из себя.

Таскер слушал все это из-за кег-станции. Он расхохотался от этого, и Грасс оглянулся на него. Если он думал, что я был неформален, то что же он подумал про Таскера. На Таскере были рваные шорты и безрукавка с логотипом «Харли-Дэвидсон», он был обут в сандали, а волосы собраны в хвост. В глаза бросались его татуировки на плечах.

– Напомни меня тебя не бесить, – рассмеялся он.

– Ты не очень спасаешь, дружище, – сказал я ему. – Чтобы загрустить, мне необязательно собирать вечеринку. Я уже получаю кучу печали от своей жены, спасибо огромное!

– Ваша жена не очень этому рада? – спросил меня Грасс.

Таскер снова расхохотался, особенно, когда Мэрилин подошла к журналисту со спины и ответила:

– Нет, не рада, и если он хотя бы еще раз выкинет что-нибудь подобное, я его прибью!

– Да, дорогая, клянусь! Я исправлюсь!

Она погрозила мне пальцем и сказала:

– Тем лучше! – затем она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Потом она снова повернулась к журналисту.

– Если хотите попробовать влезть в шорты Карла, я могу поискать, но не думаю, что у вас похожий размер.

– Не страшно. Со мной все будет в порядке. – Грасс был тяжелее меня килограмм на десять, и по большей части в области живота.

Мэрилин ушла наружу на задний двор и поприветствовала кого-то из школы. На ней были обтягивающие шорты и футболка, и она выглядела чертовски милой!

– В случае, если ты еще не догадался, это уже давно страдающая жена кандидата, – сказал я, – А это Джим Таск, мой лучший друг.

– Серьезно? Не поймите неправильно, но вы не выглядите как лучший друг миллиардера.

Таскер засмеялся.

– Правда? Не скажи! Вы наверняка хотите сказать, что я выгляджу как сумасшедший байкер.

– Вообще, да.

Мы с Таскером оба расхохотались.

– С чего бы уж так! – хохотал я.

– Ну, я и есть сумасшедший байкер. С другой же стороны, я крупнейший дилер мотоциклов Honda в этом округе, и если повезет, то в этом году еще и ухвачу Харли-Дэвидсон.

– Они тебе ответили? – спросил я.

– Потом расскажу, – и он сказал Грассу: – Карл, на самом деле, в этом вместе со мной. Он владеет десятой частью дела.

– Вы владеете мотоциклетным дилерством?

– Конечно, а почему бы и нет? Финансисты были неплохие, у них был отличный бизнес-план, и им просто нужны были инвестиции. Это было еще в 82-м году. Мы уже знакомы между собой двадцать лет, или около того, еще со старшей школы. Может, он и выглядит сумасшедшим байкером, но он умнейший байкер со времен Малькольма Форбса! Они с Тессой все делают правильно.

Таскер раздал несколько стаканов пива гостям, и мы обновили свои бокалы. Я включил грильницу, А Мэрилин вынесла огромную кастрюлю с мичиганским соусом.

– Грильница готова? – спросила она?

– Вполне.

– Ну, дети скоро уже проголодаются.

– Понял, – Мэрилин вернулась назад, чтобы все проверить.

Я достал стопку котлет и сосисок из холодильника в нижней части грильницы. Я откинул крышку и начал выкладывать котлеты и сосиски для жарки. Мэрилин вынесла стопку бумажных тарелок, и мы начали выкладывать порции. У нас был отдельный стол с приправами, овощами, и подобным.

Грасс продолжал задавать вопросы, интересуясь как политикой, так и моим бизнесом. Джейк-младший представил его Барри Бонхэму из компании «Tough Pup», которая только объявила о своем расширении. Несмотря на торможение экономики, люди все еще платили за заботу о своих питомцах. Он спросил, что бы стало, если я выиграю выборы, большинство только пожимало плечами.

– Что бы ни произошло, мы не станем закрывать компанию. Я уже не буду ей управлять, но то, что мы создали, не стоит так просто сворачивать, – объяснил я.

Остальные полностью со мной согласились.

А затем нам пришлось прервать разговор, поскольку мясо уже было готово, и люди начали выстраиваться в очередь. У некоторых детей глаза были голоднее, чем их желудки, и они хотели всего по две порции. Я же только смеялся и говорил им приходить позже за следующей порцией, у нас всего было довольно много. Джонни Паркер, друг Чарли, пришел за второй порцией, когда все получили по первой. Джонни спросил:

– А можно еще бургер?

Я отпил еще пива, и улыбнулся Биллу Грассу.

– Пожалуйста! – протянула его мать, стоя позади него.

– Пожалуйста! – повторил он.

– Ну я не знаю. Ты хочешь Республиканский бургер или Демократический? – подмигнув его матери, спросил я.

Ларлин Паркер расхохоталась, а Джонни выглядел растерянным.

– Я слишком маленький, чтобы голосовать.

Я взглянул на Грасса.

– Призываю независимого эксперта! – он фыркнул и рассмеялся.

Я положил котлету на булку Джонни и отправил его восвояси. Ларлин тоже протянула тарелку с булкой.

– А в чем разница между Республиканским и Демократическим бургером?

– Республиканские бургеры вкусные и сочные. Демократические же роняют на землю.

Это вызвало еще порцию смеха.

– Сегодня я Республиканка.

– Да? Почему мне кажется, что это только до тех пор, пока не получишь свой бургер?

Я положил котлету на булку и отправил ее к сыну. Отойдя от меня на пару метров, она обернулась через плечо и крикнула:

– Голос за Стюарта!

– Ты убиваешь меня, Ларлин, просто убиваешь! Клянусь Богом, я подниму тебе налоги, Ларлин!

Она расхохоталась, как маньяк, и ушла. Через минуту я уже видел ее, смеющуюся над чем-то с моей женой и несколькими другими женщинами. Я знал, что сегодня будет еще несколько заказов на Республиканские бургеры. Первый пришел от Флетчера Дональдсона. В его случае я сделал вид, будто уронил его на траву.

Вечеринка начала заканчиваться где-то к шести или около того. Мы проделали все стандартные процедуры. Маленький мальчик проткнул себе палец, бегая около бассейна, и его нужно было перевязать и отправить домой. Кто-то перепил пива и посапывал в раздевалке у бассейна. Одна девочка умудрилась наступить в собачью кучку, которую мы не заметили, убираясь, и расплакалась. В семь часов нас осталось около дюжины человек, включая меня с Мэрилин, Тасков, Брю МакРайли, Джейка-младшего с его невестой, и Джона с Хелен. Журналисты уже ушли, и мы все просто сидели на заднем дворе.

– К черту, – озвучил я. – Завтра уберемся.

– Я с тобой! – согласилась жена.

– Ну что, Карл, что будешь делать после того, как победишь? – спросил меня Младший.

– Это предполагает, что я выиграю. Сейчас пока рановато судить, – пожав плечами, сказал я.

Он фыркнул.

– Ты вообще когда-нибудь проигрывал? Ты победишь!

Я рассмеялся и посмотрел на свою жену.

– Ты за кого проголосуешь? За меня или за Энди? За кого бы ты проголосовала на праймериз?

Это вызвало несколько удивленных реакций в компании, поскольку многие не знали, что Мэрилин была Демократом. Она незамедлительно возмутилась:

– За тебя, конечно!

– Хорошо, в следующий раз получишь Республиканский бургер, – сказал я ей, что вызвало еще пару смешков.

– Как ты собираешься жить в Вашингтоне? – спросила Тесса.

Я скорчил мину.

– Без понятия. Каждый раз, когда я туда отправлялся, мы обычно оставались на ночь в Хэй-Адамсе, но не думаю, что смогу продолжать в том же духе.

Джон сказал мне:

– Сними квартиру или купи дом. Что-нибудь большое. Тебе нужно будет иногда развлекаться.

Я понимающе кивнул.

– Я слышал об этом.

Затем я посмотрел на Мэрилин, которая с интересом обернулась ко мне.

– Коктейли и ужины, и так далее, и тому подобное. Если я выиграю, нам придется купить там дом. Ты же не хочешь квартиру, так ведь?

– Нет. Это значит, что нам придется переехать?

– Нет. В смысле, отсюда? Ни за что! Думаю, там довольно близко, чтобы я мог ездить, оставаться на ночь или две, а потом с легкостью ехать обратно. – сказал ей я.

Ни за какие коврижки я бы не переехал!

Лицо Мэрилин смягчилось. Затем Джон добавил кое-что интересное:

– Зачем ездить? Летай! Полет займет не больше получаса на самолете или вертолете. Из Вестминстера сразу в Национальный Парк.

Я уставился на своего старого приятеля на мгновение, а затем повернулся к Мэрилин.

– А знаешь, это может и сработать! Я даже могу так иногда успевать домой на ужин. Или ты можешь привозить детей иногда. Я знаю, что ты терпеть не можешь водить.

– Можешь водить, а я буду летать!

Мелани Как-то-ее-там, невеста Младшего, уставилась на нас на секунду, а затем воскликнула:

– Вы бы летали туда-сюда отсюда до Вашингтона? Это стоило бы целое состояние!

Кто-то рассмеялся, поскольку было очевидно, что Мелани не в курсе, сколько у меня денег. Джон подлил масла в огонь, добавив:

– А почему бы и нет? Ты уже несколько лет хотел купить себе самолет. Это отличный повод!

– Да бросьте! Я не буду покупать G-III ради того, чтобы летать по восемьдесят километров туда-обратно, и ты это знаешь! Мы взлететь не успеем, как уже садимся! Это глупо, даже для меня!

Джон рассмеялся, а Мелани снова уставилась на меня:

– Вы бы купили самолет?

Я только махнул рукой.

– Да, но не для того, чтобы так кататься! Для такой поездки мне хватит кукурузника.

Младший спросил:

– А что будет с компанией, когда ты уйдешь с поста? Тебе никогда не позволят управлять компанией и быть Конгрессменом одновременно.

– Нет, такого не случится. Я все еще буду владельцем, а они не могут заставить меня продать свои доли, – я взглянул на Джона, который молча улыбнулся и кивнул мне. – Ладно, сейчас подходящее время. Если я выиграю, а сейчас это под чертовски большим вопросом, ну, мы уже обсудили это с твоим отцом и Джоном. Если я выиграю, ты станешь председателем, а Мисси станет президентом. Джон уйдет на неполную ставку как председатель в отставке, а твой отец останется казначеем, и они все еще смогут бегать по офису и стучать вам по башке. Вы с Мисси уживетесь при таком раскладе? – спросил я.

Младший медленно кивнул, задумавшись.

– Переживем, – я удивленно поднял бровь от того, как он это сказал. – Мы с Мисси уже это обсуждали. Мы думали, что, может, мы и встанем во главе. Мы просто думали, что я бы стал президентом, а ее бы сделали исполнительным вице-президентом, или что-то подобное. Мы не ожидали, что Джон уйдет, по крайней мере, сейчас…

– Я все еще здесь, если что. Я еще не мертв, – сухо вставил Джон.

Джейк-младший фыркнул на него малинкой, и затем добавил:

– В любом случае мы это уже обсуждали, и у нас получится. Я действительно думаю, что нам сейчас нужно открыть офис в Силиконовой Долине. С этим обычно справлялся ты, но я думаю, что нам нужно будет нанять профессионала там, или, может, купить небольшую фирму, или что-то такое.

Я согласно кивнул.

– Ладно, начинай забрасывать удочки. Пусть Мисси пройдется по своей записной книжке. Поговори с Дэйвом Марквардтом. Может, он заинтересуется идеей совместного предприятия, а если и нет, то может назвать несколько имен. Как я уже сказал, все под большим вопросом, но если все пройдет гладко, тогда нам нужно все подготовить к концу этого года, и не позже.

Мелани покосилась на своего жениха:

– Я думала, ты сказал, что работал в брокерской конторе.

Он улыбнулся.

– Нет, я сказал, в инвестиционной фирме. И я все еще там работаю. А теперь проголосуй за Бакмэна, чтобы я ей еще и управлял, – он посмотрел на меня и рассмеялся. – Тебе нужны пожертвования на кампанию? Может, что-нибудь такое, что протолкнет тебя вверх и продвинет меня в твой офис, когда уйдешь?

– Очень смешно!

– Заткнись, Карл! И возьми чек! – приказал Брю.

– Ни хрена себе! – пробормотала Мелани.