= 9 =

Александра

Это пытка. Изощренная пытка — быть рядом с Джеймсом и не сметь дотронуться до него. Он обещает — и отступает. Зовет — и прогоняет. От объяснений только хуже — хочется плакать от отчаяния.

Я должна быть сильной? Я буду. Смирись, Александра, он никогда не будет твоим.

Еще один глоток счастья: чашка приготовленного им кофе, плед, хранящий его запах, теплый взгляд. Почему Джеймс смотрит на меня так чарующе? Так еще тяжелее… Не ненависть, не раздражение, не злость… Сожаление и тепло, в котором хочется греться.

Жалеет меня? Пусть. Лишь бы не прогонял.

Бесполезно. Теперь он прощается навсегда.

Я едва сдерживаю слезы, но стараюсь казаться спокойной. Надо справиться с болью и жить дальше. Найти работу, думать об учебе…

Сажусь в такси, не прощаясь. Боюсь, голос выдаст, что творится у меня на душе. Щелчок замка дверцы, мягкий толчок. Машина трогается с места, Джеймс остается позади, в прошлом. Он все дальше и дальше…

Сердце рвется на куски, меня накрывает отчаяние. Что я делаю? Куда еду? Я должна была бороться… сказать, что я чувствую… умолять…

Задыхаюсь, хватаясь рукой за горло. Мне не хватает воздуха. Сквозь шум в ушах доносится голос таксиста:

— Так куда едем? Адрес?

Кажется, он спрашивает уже не в первый раз.

— Остановите машину, — хриплю я.

— Что такое? Вам плохо?

Да, мне плохо! Плохо! Чтобы дышать, мне нужен Джеймс. Он — мой воздух, моя жизнь. И когда я успела так безнадежно влюбиться?

— Остановите, я выйду.

Едва машина тормозит, дергаю дверцу. Мне кажется, что она заблокирована, и я кричу:

— Выпустите меня!

— Ненормальная… Сломаешь же! — грохочет таксист.

Замок поддается, и я выскакиваю под дождь.

— Не ждите, я не еду!

Бегу назад. Не выгонит же он меня под дождь? Скажу… скажу… Придумаю что-нибудь! Сориентироваться в темноте непросто, но я нахожу дом Джеймса. Звоню, стучу в ворота, однако мне никто не открывает. Он же там! Почему не хочет пускать? Видит через камеру — и не пускает?

— Джеймс! — кричу я, уставившись в глазок камеры. — Джеймс, пожалуйста!

Тишина.

Устав биться в ворота, прислоняюсь к ним спиной и сползаю. Идти мне некуда: электрички давно не ходят, денег на такси нет. Здесь нет даже подъезда, чтобы спрятаться от дождя. Я мокрая насквозь, и трусики прилипли к телу. И холодно так, что зуб на зуб не попадает. Но идти некуда, я умру под воротами у Джеймса.

Слышу чей-то голос, не разбираю слов, но поднимаю голову.

Джеймс!

— Джей… — всхлипываю я. — Джей, почему ты меня не пускаешь?

Он американец, но отлично умеет ругаться по-русски. Матом. Крепко, с душой.

— Что ты здесь делаешь?! — произносит он в конце длинной тирады.

— Я… я забыла… — стучу зубами, соображая, что бы соврать. — Телефон забыла.

Джеймс помогает мне встать, открывает ворота с брелока, тащит меня в дом.

— Это запрещенный прием, Алесси! — злится он, вталкивая в прихожую. — Раздевайся.

— З-зачем…

— С тебя течет вода! Раздевайся!

Он швыряет зонтик в подставку, сбрасывает обувь и идет в комнату. Я стягиваю кофту и платье, снимаю босоножки. Джеймс возвращается и бросает мне полотенце.

— Белье тоже снимай. Вытирайся — и наверх. Живо!

У меня и в мыслях нет ослушаться, но зубы стучат уже не только от холода, но и от страха. Кажется, я здорово его разозлила.

— Джей…

— Молчи. Лучше молчи, Алесси, — произносит он устало.

Наверху он приводит меня в ванную комнату и показывает на душевую кабинку.

— Грейся.

С опаской смотрю на кнопки и рычажки, как-то тут все слишком наворочено, не разобраться. Джеймс снова ругается, включает воду и затаскивает меня под обжигающие струи. Я визжу от неожиданности, но он держит крепко, не позволяет отойти.

Мне только кажется, что вода слишком горячая. Вскоре я согреваюсь и облегченно перевожу дыхание. Джеймс смотрит на меня… странно. Уже не держит, но стоит рядом, не обращая внимания на то, что сам вымок. А мне хочется то ли прикрыться, то ли встать на колени.

— Вымойся, тут есть мыло и шампунь, — наконец выдает он. — Полотенце я оставлю… там.

И задвигает дверцу душевой кабинки.

Загрузка...