Сердце без любви

= 33 =

Александра

Думала, что никогда не смогу произнести вслух эту фразу, даже Юльке не признавалась, что считаю себя виновной в смерти родителей. Джеймс умеет располагать к себе и умеет слушать. Может, все дело в том, что я влюблена в него без памяти? После его слов мне кажется, что я получила шанс на прощение.

Рассказываю Джеймсу все: о том, как жила до поступления в академию, как переехала в Питер, как родители меня баловали. Он слушает, не перебивая. Я не вижу его глаз, но замечаю сомкнутые губы, морщинку на лбу, желвак на скуле. Он сердится или… переживает? Непонятно.

Прошлым летом я задержалась в Питере после сессии: преподаватель предложил пройти практику в ветклинике, его знакомому нужна была помощница. Согласившись, я не учла, что соскучилась по дому, по маме и папе. И, спустя неделю, разнылась, как мне одиноко. Юлька уехала в Москву, я чувствовала себя брошенной и жаловалась на это маме в телефонном разговоре, даже всплакнула.

Родители решили устроить мне сюрприз, сели в машину и поехали в Питер. Под Новгородом в них врезалась фура. Вроде бы шел дождь, и дорога была скользкой… Я не интересовалась подробностями. В кошмарах видела то, что представила, когда мне сообщили, что родители погибли.

— Они разбились из-за моих капризов. — Я едва слышу свой голос. — Если бы я не ныла, что соскучилась, они не поехали бы ко мне. И остались бы живы.

— Это чушь, Бэмби. Ты ни в чем не виновата. Это случайность, стечение обстоятельств. К сожалению, такое бывает…

— Я чувствую вину, Джей, — тихо говорю я. — И вижу момент аварии во сне, когда рядом никого нет.

— Ты из-за этого пришла в Тему?

Вздрагиваю и обхватываю себя руками: мне холодно. Замечаю, что машина стоит на обочине. Чипсы высыпались на колени и на пол, часть я уже раздавила.

— Да…

— Хотела себя наказать?

— Да…

— Чужими руками?

Джеймс безжалостен, все так и есть. Я понимала, что в полиции на меня посмотрят, как на сумасшедшую, а Юлька, в лучшем случае, потащит к психиатру. Я попробовала исповедаться в церкви, но не повезло: священник сунул под нос распятие, пробормотал какие-то непонятные слова и повернулся к следующему прихожанину. Наверное, я что-то делала не так, но объяснить, как правильно, было некому.

А Тема… она подвернулась случайно. Прощение можно получить через наказание. Почему-то психиатра я боялась сильнее, чем порки.

— Да. — Я признаюсь и в этом. — Думала, можно представить, что получаю наказание, и мне полегчает.

— Не полегчало?

Зачем он спрашивает? Я же сказала, что это стало неважным, когда я влюбилась. Он не понял…

— Я все уберу. — Отстегиваю ремень и открываю дверцу машины. — Мы все равно стоим, я вычищу мусор.

Стряхиваю крошки на резиновый коврик, тяну его, чтобы вытрусить, но Джеймс подходит сзади и обнимает.

— Брось, — говорит он. — Бэмби, почему ты не обратишься к врачу?

И он туда же! Сердито вырываюсь, стиснув зубы. Если заговорю, оскорблю его. Мне не хочется грубить Джеймсу. Он американец, у них принято бежать к психотерапевту по любому вопросу. А я не хочу! Не хочу, чтобы копались в моей голове. Я… я боюсь…

— Тише, тише… — Он не отпускает, держит меня крепко. — Я понял, Бэмби, ты не хочешь. Но как мне объяснить, что твоей вины нет? Хочешь, чтобы я тебя наказал? Не уверен, что это поможет. А если станет хуже? Бэмби, не молчи…

— Ты прав, — выдавливаю я. — Надо сходить к специалисту. Накоплю денег на консультацию и пойду.

Странно, но он не предлагает оплатить врача. Наверное, понимает, что это пустое обещание. С чувством вины я не смирилась, но теперь воспринимаю его, как наказание. Я всегда буду помнить, что произошло, и больше никогда никого ни о чем не попрошу. Джеймс прав, порка не принесет облегчения, я уже научилась получать от нее удовольствие.

Джеймс целует меня в макушку и баюкает в объятиях, игнорируя то, что мы стоим на трассе, и мимо мчатся машины.

— Спасибо, что поделилась, — произносит он. — Я попробую помочь. Может, сядешь сзади? Устроишься удобнее, поспишь.

— Нет, — отказываюсь я. — Если тебе не противно после всего, что я рассказала, то мне будет спокойнее рядом.

— Заметно, что мне противно? — усмехается Джеймс. — Бэмби, гордыня — это грех.

Он отпускает меня, сам вытряхивает коврик, потом открывает заднюю дверцу и достает легкое одеяло. Я и не замечала, что оно лежит в машине. Обидно, что он считает меня гордячкой, но в его словах что-то есть. Возможно, он и тут прав, со стороны же виднее.

Джеймс набрасывает одеяло мне на плечи, усаживает в машину и включает печку, едва заняв свое место. Мне холодно, и я не могу согреться, несмотря на то, что вовсю жарит солнышко.

— Джей…

— Да? — отзывается он, включая зажигание.

— Джей, пожалуйста, прости.

Он вздыхает, машина медленно трогается с места, вливается в поток.

— Бэмби, я верю, что ты меня не использовала. Фальшь я почувствовал бы.

— Я не об этом. Мне немного не по себе, но это пройдет. Я не буду плакать, не буду страдать. Буду такой, как раньше. Прости, что от меня столько проблем.

— Ни одной, — отвечает Джеймс. — Я делаю то, что хочу, и то, что считаю нужным. Если я прошу тебя не плакать, то не потому, что меня это раздражает.

Кажется, лучше промолчать. Он всегда был со мной искренен, и в его поступках нет скрытых мотивов. Я же решила, что буду счастлива, пока это возможно, так к чему волноваться о будущем?

Джеймс включает «Русское радио» и подпевает, отчаянно фальшивя. Я уже привыкла к акценту, почти его не замечаю, но в песнях он слышится четче.

— Не так, — смеюсь я. — Люди. Лю… ди. Мягко.

— Лу-у-у… ди, — повторяет Джеймс.

— Лю!

— Лью… ди?

Кажется, он меня дразнит. И фальшивит нарочно, чтобы насмешить. Пою вместе с ним, и время в дороге летит незаметно. Мы останавливаемся, чтобы размяться и перекусить, играем в слова, а потом я засыпаю.

— Бэмби, пойдем. — Джеймс трясет меня за плечо.

— М-м-м? Уже приехали?

Зеваю и выглядываю в окно: мы стоим у моего дома.

— Спасибо, Джей. — Тянусь за рюкзачком. — Ты позвонишь?

— Нет, — отвечает он и выходит из машины. — Бэмби, вылезай быстрее. Я устал и хочу домой.

Выхожу, захлопываю дверцу и недоуменно наблюдаю, как он щелкает пультом.

— Не надо провожать, — вырывается у меня. — Я сама дойду.

Джеймс вздыхает и мрачно на меня смотрит.

— Мы заехали за твоими вещами. Ты, правда, решила, что я оставлю тебя одну?

— Джей…

— Не обсуждается! — отрезает он.

Я слишком ошеломлена, чтобы спорить. Мы вместе заходим в комнату, и я растерянно открываю шкаф. Что мне взять? Чистое белье, майки, джинсы…

— Нет, погоди. — Поворачиваюсь к Джеймсу, который присел на стул возле стола. — Ничего не получится. Мне придется тратить больше денег на дорогу, а это…

— Я в состоянии довезти тебя до города, — перебивает он. — Если не хочешь, чтобы нас видели вместе, то до станции метро.

— Мой рабочий день начинается позже, чем твой. И возвращаться вместе мы тоже не сможем.

Джеймс задумывается, но ненадолго.

— У тебя есть эта комната. Я могу привозить тебя сюда и забирать отсюда, если ты освободишься раньше меня. Не надо собирать вещи, оставь их здесь. Я куплю тебе все, что нужно.

— Джей…

— И заметь! — Он поднимает вверх указательный палец. — Ты ничего не просила.

Если я буду возражать, то он опять сочтет это гордыней. Если честно, то такой вариант меня устраивает. Я вроде как не съезжаю и не бросаю Юльку, она все равно на практике. И все, что купит Джеймс, я с чистой совестью оставлю у него, когда придет пора расставаться.

Я все еще не верю, что наши отношения перерастут в нечто большее, но очень благодарна Джеймсу за то, что сейчас могу быть рядом с ним.

Подхожу к нему и целую в щеку, наклонившись.

— Поедем? Ты устал… Хочешь, сегодня я о тебе позабочусь?

— М-м-м… Принимается, — соглашается он. И тут же спохватывается: — Кроме ужина.

— Кроме ужина, — смеюсь я. — Еще раз торжественно обещаю ничего не трогать на кухне.

— Договорились, — улыбается он. — Поедем домой, Бэмби.

