Шутки крови

Глава 13. Первое сентября…

Дом её встретил хмуро и не приветливо, даже вечно голодный Бич куда-то подевался и не поприветствовал противным голосом свою хозяйку.

— Уж, не пришибли ли его, ненароком, — полезли в голову тревожные мысли. Ранним утром, уезжая в город, девушка заперла его дома, от греха подальше. Но Бич исчез.

— Ну, что за денёк сегодня! — В сердцах воскликнула она на весь дом и неожиданно заплакала. — Бич, Бич, Бичик! Ну, хоть ты-то меня не бросай, пожалуйста, плохо мне, — бормотала Настя, бесцельно бродя по пустым комнатам и размазывая по щекам соленые слезы. Тут её внимание привлекла печка, точнее не сама печка, а жестянка на полу напротив топки. На ней, приличной кучкой, валялся мусор, который она сама лично закидывала внутрь. Дверка была немного приоткрыта.

— Ну не через трубу же он вылез? — Прошептала она, бросая на всякий случай взгляд на закрытую заслонку.

— Какого чёрта ему там понадобилось? — и тут вспомнила, что с утра торопясь закинула глубоко внутрь недоеденный бутерброд с сыром и колбасой. Приглядевшись внимательнее, она обнаружила черные от золы и сажи следы кошачьих лап, направляющихся от печки в спальню. Чувство какой-то непоправимой подлости со стороны хвостатого гада буквально захлестнуло девушку, и она бегом бросилась следом. Действуя, как заправский следопыт, Настя уперлась в стул, на который с утра повесила свое белое в зеленый горошек единственное выходное платье. С утра она хотела его надеть, ведь поездка в город — это не хухры-мухры, но потом передумала — типа еду ведь по делу, а не в театр и повесила на спинку стула. Только оно почему-то сползло на сиденье, и валялось, какой-то большой, несуразной кучей … из-под которой торчал обрубок грязного рыжего хвоста! — Ах ты, скотина! — взвизгнула девушка, рывком поднимая драгоценную вещицу. Лучше бы она этого не делала. Кошак спросонья, мертвой хваткой закогтился в кружевную шелковую рюшку под ажурным воротничком и … хрясть! Импортная ткань не выдержала его веса и, распарываясь почти до подола, с громким стуком, долбанула кота об пол. Тот зычно крякнул и привычно, как всегда это делал в экстремальных ситуациях, включил полный привод и с пробуксовкой испарился в одной из своих потайных нор.

— Мамочки, — всхлипнула Настя, держа в руках остатки роскоши и медленно оседая на пол. Накопленное за день напряжение бурным потоком хлынуло на красивое молодое лицо. Девушка, продолжая плакать, потихоньку завалилась на бок и свернулась в клубок, почувствовав себя маленьким беззащитным ребенком в таком огромном, злобном и несправедливом мире. Тем временем Бич, окончательно проснувшись, не обнаружив рядом никакой угрозы для его драгоценной жизни, вернулся в спальню и увидел там лежащую в непонятной позе единственную для него родную душу. Недаром говорят, что кошки чувствуют и забирают на себя разного рода аномалии, вредные завихрения, нечистую силу, отрицательную энергию, ведь не зря в старину первой в новый дом запускали кошку, и если она вела себя спокойно заходили все остальные. Вот и Бич, ведомый инстинктом, на цыпочках подбежал к хозяйке и стал тереться своим обожженным, вечно грязным боком о мокрое Настино лицо. Девушка, почувствовав теплый мурлыкающий комочек, прижала кота к себе и нежно зашептала: — Бичик, родненький, хороший мой! — И через некоторое время буквально ощутила, как тупая боль и непонятный трепет в груди, засевшие ещё в том злополучном загородном доме, начали постепенно растворяться и наконец, исчезли, как будто кто-то поднес пылесос к кучке мусора и нажал на кнопку.

— Ну, что же ты наделал, паршивец? Пошли, кормить тебя буду, — успокоившись, сказала девушка, вставая с пола. Следующий, последний день лета, пролетел, как одно мгновение. Вроде только проснулась и почистила зубы, а уже пора ложиться спать. Завтра суббота, первое сентября, линейка, у неё собственный класс… а она даже ещё не погладила купленную в городе, новую одежду. Вот дура! И к Смирновым не сбегала. Ладно, завтра все равно Анютку увижу, заодно и познакомлюсь с ней, там и решим. Как Настя не торопилась, но спать легла уже далеко за полночь. Первое Сентября — это не просто дата. И не только первый день нового учебного года — а это светлый и великий праздник, сравнимый только с празднованием Нового Года. Но если от Нового Года все ждут чудес и подарков, то первое сентября олицетворяет собой окончание подготовительного и начало большого творческого труда. Тысячи комиссий колесят по нашей необъятной Родине, проверяя готовность учебных заведений, сотни чиновников спешат с докладами в вышестоящие организации, десятки министерств и ведомств боятся этой даты, как божьего суда. Но главное не это, а то, что в этот первый осенний день, одновременно во всех городах, деревнях и селах, вместо хмурых и чем-то вечно озабоченных людей, пыльные улицы заполняются галдящей, празднично одетой и радостной толпой школьников и студентов. И нет в этой толпе понурых походок, потухших глаз и усталых лиц, потому что дети, в отличие от взрослых, везде и во всем предпочитают видеть только хорошее, интересное и поучительное. Но далеко не у всех детей в этот день праздник … Настя собрала свой класс в кабинете после общешкольной линейки и по журналу знакомилась с учениками. Правда больше половины она знала по своим урокам, но в этом году к ним в школу влилось пополнение из соседних деревень, и девушка с большим волнением зачитывала незнакомые фамилии. Школьники вставали и представлялись.

— Смирнова Анюта? — произнесла Настя, с большим трудом заставляя себя поднять глаза.

— А нету её… И не будет! — После короткой паузы произнес незнакомый уверенный, мальчишечий голос.

— Это почему же? — А чё ей тут делать? Она же бичиха, ей даже форму купить не на что! — Звонко заржал упитанный пацан, ожидая поддержки класса. Но вместо этого повисла нехорошая, гнетущая тишина, которую прервал негромкий властный голос: — А ну как встать! Фамилия! — Ну, Кротов, — заметно краснея, но с вызовом ответил ученик, вставая. Он как раз был из новеньких и не знал, что может означать этот тихий тон учительницы. На нем был модный серый костюм-двойка, белая рубашка и белые, явно импортные, летние туфли.

— Я смотрю, твои родители неплохо подготовили тебя к школе, — спокойно продолжала девушка. — Они, наверно очень много работали, чтобы купить тебе все это. Пацан, нахально усмехнулся — у себя в деревне среди погодков он был непререкаемым авторитетом и даже решил возразить: — А чё, нельзя что ли? — Можно. Даже нужно. Но это целиком и полностью их заслуга, и с ними я ещё познакомлюсь. А вот лично ты кто есть такой в этом коллективе, что бы позволять себе говорить так о другом человеке? — В классе стояла такая тишина, что если бы у кого-нибудь упала на пол промокашка, то все бы услышали.

— Может ты круглый отличник, и выиграл олимпиаду по математике или физике? — Пацан покраснел так, что казалось ещё немного, и он вспыхнет, как факел.

— Нет, ты наверно самый сильный и ловкий, что побил даже Ваську Федотова? — Класс дружно загоготал. Васька учился на два года старше и был ходячей головной болью школы.

— Тоже нет? — театрально вздохнула Настя. — Может у тебя есть другие таланты, о которых никто не знает? Так ты расскажи нам, не стесняйся, — Мальчишка застыл, как изваяние и казалось, даже не дышал.

— То есть, лично ты ничего особенного из себя, не представляешь, — подытожила она и вдруг жестко добавила, — Значит в этом классе пока ты ноль без палочки. Ты даже меньше ноля, потому что позволил себе оскорбить девочку, что присуще только трусам и подлецам. Мальчишки вдруг всхлипнул и без разрешения сел за парту, закрыв голову руками.

— Продолжим, — после некоторой паузы сказала Настя и назвала следующую фамилию. День просвистел, как сорвавшийся с отвесной скалы булыжник, а наступивший вечер принес долгожданную прохладу и жуткую усталость. Как хорошо, что завтра воскресенье! Настя стянула с себя официальную одежду и с удовольствием растянулась на кровати в ожидании привычного расслабления, но оно никак не приходило. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней тут же возникала клыкастая волчья морда и летающая вокруг неё разноцветная бабочка. А потом …. Клац!

В отличии от Насти, отец Анюты, Александр Власов, или просто Санька, волков не боялся. Он вообще, кроме похмелья, ничего не боялся, и поэтому в данный момент совершенно спокойно сидел на верхушке двенадцатиметрового столба, пытаясь здоровенным топором раздолбить изолятор. Ему было очень неудобно: когти соскальзывали, руки устали и начали неметь, а долбанные мухи с комарами лезли в глаза и рот. Снизу процессом руководил его закадычный друган — Федька.

— Да не трогай ты колпаки, дятел. Попробуй перерубить провод, — орал он, задрав голову.

— Сам ты дятел, — беззлобно огрызнулся Санька, готовясь к решающему рывку.

Процесс назывался: «Сбор металлолома» и был очень популярен среди местного безработного населения.

— Давай, не ссы, я так тысячу раз делал!!! — бодрил подельника Федька.

— А вдруг он под напругой? — оттягивал решающий момент Александр.

— Сам ты под напругой. Смотри, столбы идут в никуда. В чисто поле. Ты видел там электростанцию?

Санька покрутил головой, но ничего нового и интересного не увидел. Линия пересекала несколько заброшенных полей и исчезала за дальним леском. Откуда она шла, тоже видно не было, но совершенно точно, что к деревне она не приближалась — родные крыши торчали совершенно с другой стороны. Столбы были старые, высохшие и какие-то обреченные.

— А чего их до нас никто не срезал? — не унимался верхолаз.

— Да потому что это наши столбы!!! Мы их первые нашли. Ты будешь рубить или нет? — уже не на шутку разозлился Федька.

— А-А-А иди оно всё конём!!! — заорал Санька, и со всей дури, шарахнул по ближайшему изолятору.

Затекшее тело нелепо выгнулось, он неуклюже взмахнул руками и, пытаясь поймать равновесие, ухватился за ближайший провод. На мгновение оба металлиста застыли, но ничего не произошло.

— Да пошло оно всё, в натуре, — разлепил Санька внезапно засохшие губы, но продолжить не успел: опорная нога выскользнула из раздолбанного монтажного когтя. Его начало разворачивать вокруг сухого деревянного столба и в этот момент с оглушительным хлопком блеснула ярко-белая вспышка.

— Ёшкина жизнь, мать твою!!! Саняяааа!!! — во весь голос заорал Федька, наблюдая как внезапно обмякшее тело, кувыркнувшись в воздухе, грохнулось на сухую мягкую землю бывшего картофельного поля. Он осторожно подошел к неестественно лежащему другу, и увидев дымящийся воротник рубашки, вдруг резко развернулся, и отчаянно вопя, побежал в сторону деревни.

Для Саньки же эти несколько мгновений длились намного дольше. Короткий, но мощный электрический разряд вызвал у него одновременный паралич сердца, дыхания и мозга, мгновенно переведя организм в состояние мнимой смерти, с почти полным отсутствием признаков жизни. В данный промежуток времени жизнь полностью не угасает, поскольку живые ткани отмирают не сразу и не сразу прекращается функционирование внутренних органов. Эти обстоятельства дали шанс на спасение. Первую помощь, под названием: «комплекс противошоковых мероприятий», успешно заменил резкий удар тела о мягкую землю. Санька судорожно вздохнул и открыл глаза. Небо сияло и искрилось, переливаясь всеми цветами радуги, напоминая какой-то непрозрачный разноцветный купол. Он с испуга зажмурился и вдруг явственно вспомнил, что только что, довольно таки долго, разговаривал со своей покойной супругой. Они сидели на скамейке, внутри какого-то заброшенного вокзала. Людмила не ругалась на него, как обычно, а спокойно и подробно расспрашивала об их дочери Аннушке. Санька что-то мямлил в ответ, кивал головой и икал. Вдруг подошла необычная, розовая электричка, облепленная как новогодняя ёлка мигающими разноцветными лампочками, и противно прогудела два раза. Супруга молча встала, и быстро пошла в сторону открывающихся с противным шипением дверей. Санька засеменил следом, пытаясь не опоздать, и уже взялся за поручень, когда Людмила вдруг развернулась и сильно толкнула его в грудь обеими руками:

— Сначала сделай то, что должен.

— А чего делать то? — попытался выяснить Санька, но, не удержав равновесие, начал падать спиной на асфальт, который вдруг провалился, пропуская его в пустоту.

— Придет время, поймешь, — услышал он вдогонку и вдруг ощутил под собой горячую, бугристую землю, давно не паханого колхозного поля.

— Ну и дела! Я что, помер, в натуре? — то ли прошептал, то ли подумал Санька, но глаза на всякий случай открывать не стал. Лежать было неудобно, но пошевелиться он тоже боялся, продолжая изображать мертвеца. Сколько прошло времени, даже примерно, оставалось глубокой тайной, как и то, что же всё-таки с ним произошло — память упорно отказывалась делиться информацией. Вскоре послышались взволнованные голоса. Не меняя позы, Лёха вновь приоткрыл глаза:

— Ни фига, меня долбануло! — пронеслось в гудящей голове. Мир изменился до неузнаваемости. От каждого растения, куда-то вверх, уходила еле заметная, дрожащая зеленая ниточка, исчезая на высоте нескольких метров. Санька скосил взгляд в сторону деревни, и заметил, что воздух на селением более густой и плотный, и тоже состоит из множества, почти прозрачных паутинок, только других цветов и оттенков. Издалека было трудно разобрать. Единственно, что было отчетливо видно, это переливающийся, вполне осязаемый луч, поднимающийся из центра села прямо в небо. Церковь — безошибочно понял Санька. Он попытался сосредоточиться на ощущениях, но ему помешала приближающаяся тревожно галдящая компания, заставляя вновь зажмуриться.

— Мы тут скворечник, ага, хотели повесить, — самозабвенно врал Федька, постоянно икая и сплевывая на землю, — А потом молния как даст!

— Да замолкни ты уже, скворечник! — рявкнула на него местная фельдшерица Семеновна, пытаясь прощупать у Саньки пульс, — Ага, живой, подлюка.

А Лёха уже окончательно пришел в себя, но в разговор вступить не торопился. Он с изумлением сквозь слегка приподнятые ресницы разглядывал совершенно незнакомый ему, но при этом понятный и жутко красивый окружающий пейзаж. Голова гудела, словно старый совковый пылесос «Ракета», который по децибелам не уступал звуку реальной ракеты. Только вместо мусора по мозговым шлангам и трубам неслась непонятная информация, которая мгновенно сортировалась и оседала на нужных полках практически девственного Лёхиного мозга.

— Красиво-то как!!! — пронеслась в мозгу незнакомая фраза.

— Почему же я раньше этого не видел??? Бухал наверно! — спросил и сам себе же ответил Лёха. Он как будто бы снял заляпанные жиром и грязью черно-белые очки, промыл глаза от сажи и копоти, и теперь созерцал мир в своей красоте, многообразии и взаимозависимости.

— Нити силы, — безошибочно обозначил он еле заметные мерцающие разными цветами тонюсенькие паутинки, соединяющие буквально все живые и неживые предметы. Он ещё слегка прищурился, напрягая зрение, и обвел глазами окружающее пространство.

— Сюрреализм какой-то, — сознание выдало очередное незнакомое слово.

Представшая перед глазами картина вообще не поддавалась описанию нормальными человеческими словами. Все предметы еле заметно мерцали и переливались множеством оттенков. Приглядевшись, Леха заметил одну особенность, всё, кроме людей, помаргивало своим, однородным цветом. Люди же излучали по два периодически вспыхивающих цвета.

— А, ясно! — пришло неожиданное понимание: вспышки, это сигналы с информацией, которую каждый предмет с периодичностью в доли секунды, выбрасывает в атмосферу, в том числе и люди. Только люди ещё и получают ответную информацию, фиксируя это мерцанием второго цвета.

Болезный наконец открыл глаза, сел на задницу и часто моргая, огляделся вокруг. Ничего не поменялось. Вокруг каждого из людей, воздух как будто сгущался и вибрировал, отдаленно напоминая утреннюю дымку, причем у всех разного цвета, а вверх уходили по две паутинки. Санька глянул на Семеновну и неожиданно выдал:

— Ты бы требуху проверила, чёта чернота какая-то там, помрешь ещё, — потом помотал головой и радостно вскочил, — Фу блин, прошли глюки. А то я уже думал, совсем кукушка испортилась.

Парень нервно прошелся вокруг опешившего народа и рванул в сторону деревни.

— Ну, всё, допился, белочку поймал, — покачала головой Семеновна.

— Ишо один прозрел, — прошептала бабка Зоя, тихонечко улыбнувшись беззубым ртом.