Шутки крови

Глава 2. Царица…

Пробуждение было долгим и мучительным, глаза и губы не разлипались, жутко хотелось в туалет. А ещё больше хотелось сдохнуть.

— Ы-х-х-х, — Санька мотнул головой, и тот час же в ней взорвалась атомная бомба! — Ой, бля-я-я!!! Где это я? — Стараясь не шевелиться, он провел мутным глазом по помещению, но так и не понял, где находится. Взгляд зацепился за грязное окно, в котором виднелся искаженный кусок улицы. — На водокачке! — пришло запоздалое озарение.

— Какого хрена я тут делаю? — память упорно отказывалась служить хозяину. Нет, начало то он помнил: они с корешем Федькой подрядились наколоть дров завклубше Петровне, она пообещала дать по сотке на рыло. Работа шла ни шатко, ни валко, потому как стояла жуткая жара, и она по доброте душевной поддалась на их стоны и мольбы и дала им червонец на минералку. Начало было положено. Найти второй червонец, чтобы хватило на бандурку браги, было делом техники. Дальше воспоминания частично стерлись. Потом они под вонючий и мутный спирт, помогали Ваське Морковкину бортировать колесо на его стареньком Белорусе, на котором и отправились в путешествие по исторической родине, радуя себя и односельчан модным вокальным репертуаром. Окончательно воспоминания обрывались на живописной полянке за заброшенной свинофермой, где компания значительно увеличилась, разбавилась особами противоположенного пола и издалека напоминала корпоративный пикник какой-нибудь небольшой, но дружной фирмы. Санька с трудом приподнялся и встал на четвереньки, вокруг него в неестественных позах валялось несколько мужских и женских тел, среди которых он узнал Люську, по прозвищу «Тефаль». Вернее раньше её все называли просто «Сковородка» — за схожий овал лица, но прогресс, как известно не стоит на месте и она была тут же переименована в иностранный бренд. Юбка у неё бесстыдно задралась, и из под нее торчала мясистая, вся в синяках, огромная голая задница.

— Не дай бог! — ужаснулся Санька и посмотрев на свою надежно застегнутую ширинку вспомнил ужасную безалкогольную неделю, в течении которой ему по три раза в день втыкали в мягкое место болючие уколы. Больше таких экспериментов не хотелось ни за какие деньги. Он с трудом поднялся и осторожно, стараясь ни на кого не наступить, направился к выходу. Противно скрипнула дверь, и в глаза резко ударил яркий солнечный свет. В голове рванула ещё одна бомба, теперь уже нейтронная. Надо было что-то делать, потому что термоядерную он мог уже не пережить. Справив нужду, прямо на угол строения и ещё раз внимательно осмотрев пострадавший тогда орган, Санька вернулся в душное, накуренное помещение. Обстановка внутри напоминала внезапную химическую атаку на ничего не подозревающую компанию, которая активно отмечала какое-то радостное событие. Было такое впечатление, что все попадали, находясь в движении. С трудом сфокусировав взгляд и привыкнув к полумраку Санька приступил к поискам спасительной жидкости, но ждало горькое разочарование, видно кто-то проснулся раньше. На всякий случай, проверив карманы спящих, он уверенно распахнул дверь и отправился в свободный поиск. На мосту через небольшую речушку под смешным названием Пчелка толпился народ. Люди громко и бурно разговаривали и размахивали руками. Он прибавил шаг и подойдя ближе, увидел сломанные перила, а под мостом, лежащий на боку и на половину затопленный обшарпанный Васькин трактор, спутать с другим его было невозможно. Радостная шпана облепила поверженный механизм, как мухи блюдце с вареньем, и прямо с большого колеса ныряли в воду. Взрослые же громко обсуждали: куда это делись веселые пассажиры, уж не потонули ли ненароком? — Ух, ты! — искренне удивился Санька, снижая обороты, от греха подальше сворачивая в ближайший проулок — вести пустопорожние разговоры ему сейчас было смерти подобно, потому как фитилек в голове уже приближался к основному заряду. Поиски надо было срочно форсировать. Сделав приличный круг по деревне, и тихо матеря прижимистых и бессердечных односельчан, он в изнеможении остановился, а его стеклянный взгляд уперся в знакомую, покосившуюся калитку. Ноги сами собой понесли измученное нарзаном тело к дому бывшей тещи: — Она хоть сразу на три буквы не отправит. Скажу, что дочь пришел по проведывать, — готовил он на ходу вступительную речь. У Царицы, по паспорту Татьяны Михайловны Смирновой, работа кипела вовсю. Всем известно, что летний день год кормит, а уж в нынешние времена, когда надеяться деревенской пенсионерке можно только на свой огород да собственное здоровье, тем более. Да к тому же ещё, когда внучка-лапочка на иждивении. На столе стояла вереница пустых стеклянных банок, готовый же продукт аккуратно составлялся на пол. Умелые морщинистые руки сноровисто делали свою работу, но голова была занята совсем другим. Зиму то они перезимуют, за это она не переживала: дрова есть, картошка уродилась, солений-варений хватит, к холодам чушку заколем, как раз вес наберет. Кормилица-корова Марта, слава богу, жива здорова. Но вот через несколько дней Анютке в школу, надо учебники покупать, одежду, обувь, а денег ни копейки. Пенсию третий месяц не выплачивают — сволочи. В прошлом году дары леса выручили и смородина с приусадебного участка, а нынче подвернула ногу. Какой лес? Да ягода на огороде не заладилась — всего три ведра собрала то, по сравнению с пятнадцатью прошлогодними — смех, да и только. Два на варенье перекрутила, а одно поменяла на землянику и отправила внучку к тракту, где стихийно образовался импровизированный рынок, но и там оказия вышла — обманули девчонку несмышленую нехристи, вместо рублей бумажку какую-то иностранную подсунули. Да ещё и ведро вместе с ягодой забрали, сволочи. Правда бумажку эту зеленую она на всякий случай припрятала, но куда с ней податься не знала, хоть убей. Слышала только, будто долляры эти иностранные огромных денег стоят, но с другой стороны, кто ж будет за ведро земляники целое состояние отваливать — как есть обманули, подсунули обманку, сволочи. Да это бы ладно, придумала бы чего-нибудь, перешила бы из своих старых вещей, но с этого года в родной деревенской школе оставили только начальные классы, а всех остальных будут возить в районный центр Быково, и хотя это всего пара километров, но там какую-то школьную форму обязательную придумали. Где ж её взять то без денег? И Анютка за лето вымахала, дай бог ей здоровья, старое ей вообще ничего не налазит, хоть караул кричи. Царица мимоходом смахнула слезу и принялась за следующую банку. Прозвище Царица ей дали за прямую царскую осанку, что большая редкость в деревне, да за внятную и правильную речь. Насколько она себя помнила, никто её этому специально не учил, это было у неё в крови. Видать проезжал когда-то мимо этого богом забытого места какой то важный и породистый дядька, да на ночь останавливался…. Вот дочка, царствие ей небесное, не в нее пошла, жила непутево и умерла так же. Да и зятек, лодырь пустоголовый, одна косорыловка на уме, нет чтоб зайти, дитя проведать. Ну, хоть внучку-отраду подарили, и то ладно. В это время скрипнули ржавые петли калитки: — Тьфу ты, помяни черта, он и появится, — в сердцах сплюнула Царица, увидев бешенные Санькины глаза.

— Здорова теща, — прохрипел тот, падая на завалинку теплушки, — Я тут эта. Видок у него был, что надо: бледный как мел, руки ни как не могли найти свое место и ходили ходуном, на губах блестел бело-желтый налет, а глаза … Царица молча поставила очередную закрученную банку и пошла в дом: — Сдохнет ещё тут во дворе! Она открыла кладовку, подняла одеяло, которое лежало на трех флягах, и зачерпнула с одной из них ковшик браги. Надо сказать, что она не торговала самодельным спиртным, но имела его обязательно, как средство расчета за необходимую мужскую работу — наколоть дров, перекопать огород, выкопать картошку, сена корове заготовить, да мало ли мужских дел в деревне.

— На, Ирод! И когда вы нажретесь то, наконец! — она сунула ему под нос ковшик. Он с трудом поднес его ко рту и, расплескивая драгоценную жидкость начал жадно глотать.

— Тьфу ты! — опять вырвалось у тещи, — Ребенок голый ходит, а папаша все сивуху лакает!

— А чё, ребенок! — смачно отрыгивая и вытирая ладошкой рот, возразил Санька, — Чё ей надо-то? Жара вон стоит, пускай скачет да купается.

— Идиот! — констатировала Царица, — Скоро в школу, а у дитя даже учебников нет.

— Так купи сходи, ты то пенсию получаешь, а у меня откель деньги?

— А ты работать не пробовал? Откель деньги, — передразнила его женщина.

— Да иди ты, — беззлобно отмахнулся Санька и откинулся спиной к теплой деревянной стенке — у него начался приход.

— Уфф! — крупные капли пота выступили на грязном лбу, на щеках начало появляться некое подобие румянца, — Ну спасибо мать! Не дала сдохнуть!

— Сдохнешь когда-нибудь, — успокоила его тёща.

— Может, десяточку подкинешь?

— А не пошёл бы ты отсюда, я ему про ребенка, а он! — окончательно рассвирепела женщина.

— Все, не ори, отваливаю, — ребенок сегодня в Санькины планы не входил, он вообще не входил в его планы. Разжиженный бормотухой мозг окончательно остановился в своем развитии и в данный момент находился где-то на уровне четырнадцати-пятнадцати лет и … постоянно молодел, молодел, молодел, превращая здорового мужчину в абсолютного дегенерата. Сколько их по деревне шатается?! А по стране? — Господи! — воскликнула женщина, провожая взглядом сутулую фигуру, — И за что мне такое наказание? Через некоторое время опять скрипнула калитка и во двор вбежала худая рыжая девчушка на вид лет двенадцати, хотя ей исполнилось уже полных четырнадцать. Правда за это лето она прилично вытянулась, но все равно выглядела ребенком — вся нескладная, угловатая и в синяках.

— Бабуль, ну ты чего? Я же сказала, что быстро искупаюсь и помогу тебе! — над курносым в маленьких веснушках носиком озорно блестели изумительно зеленого цвета огромные глазищи, которые источали собственный свет.

— Что делать то будем, принцесска? — спросила бабушка, — Скоро ведь в школу!

— Ну, с учебниками я вроде договорилась, Танька Прохорова свои отдаст, зачем они ей теперь? У нее ни сестер младших, ни братьев, — по деловому начала девочка, сходу включаясь в работу и окатывая кипятком пустую двухлитровую банку, — Правда некоторые изменились, ну ничего, я по старым как-нибудь.

— А одежда, а форма, а обувь? У тебя же нету ничегошеньки! — простонала бабушка.

— А сто баксов, которые я принесла? Говорят они три тысячи стоят!

— Говорят — кур доят! Какие такие баксы? Долляры что ли? Куды их деть-то? Да и настоящие ли они? Ещё арестуют, ну их в баню, забудь, попробую занять до пенсии у кого-нибудь.

— Да и бог с ней, со школой, пойду работать, буду тебе помогать!

— Я тебе пойду работать! — рассердилась Царица, и добавила чуть слышно: — Была бы работа, разве бы я дома сидела? О Господи, прости грехи наши тяжкие! Спаси и сохрани!

— Ты что бабуля, Богу молишься? — улыбнулась девочка.

— Молись, не молись, а денег где-то найти надо — ответила женщина, закатывая очередную банку.

— Скоро рыжики, грузди, опята пойдут, я каждый день в лес бегать буду, — не сдавалась девочка. — Кучу денег заработаем!

— Ты каждый день в школу бегать будешь, — отрезала бабушка.

— А я после школы, — попыталась оставить за собой последнее слово Анютка.

— А уроки я за тебя делать буду? Все закончили эту тему!.. У кого бы занять? А занимать, по большому счету, было не у кого — и так всем должна! Ну не единственную же свинью сейчас резать и продавать за бесценок, да и на зиму без мяса оставаться никак нельзя. Короче, куда ни сунься — везде вилы, хоть вешайся. Да был бы толк — пошла бы и повешалась! Она украдкой посмотрела на внучку. Та старательно готовила пустые банки к засолке.

— Вот подрастет, округлится, точно красавицей будет, — с любовью подумала женщина, — Да лишь бы счастливая была, а красота — бог с ней! Может, ещё и правнуков понянчу, если Бог даст. … У кого бы денег занять, будь они неладны? Надо сходить до Насти Стрельцовой, с этого года её назначили новым классным руководителем в Анюткин класс, узнать по точнее, что за форма, может самой из чего-нибудь переделать можно. Да и про учебники толком расспросить, вроде как много совсем новых, которые с того года не подойдут. Чтоб их там всех поразодрало, чиновников этих. Женщина тяжело вздохнула и пошла переодеваться в чистое. В отличие от основной массы жителей она никогда не позволяла себе выйти за ограду неопрятной, либо одетой в домашнюю одежду. Одно слово — Царица.