Ковальчук с трудом отодрал голову от подушки, и обведя мутным взглядом помещение, он с облегчением понял, что валяется на полу собственного зала. Бока, руки и плечи затекли и сильно болели от долгого лежания на твердой поверхности. Он перевернулся на спину и посмотрел на свою испанскую хрустальную люстру.
— Надо приходить в себя, три дня запоя, это уже перебор. К тому же, через пару дней вернется с командировки Петров, и он наконец-то заберет долгожданное письмо от чмошника, которое откроет ему доступ к молоденькому тельцу. Но перед встречей с Еремеевой, ему надо хорошенько подготовиться, чтобы прижать гадину к ногтю. Шутки шутить с ним вздумала? Мышь колхозная! Теперь у него есть козыря, не зря же он прошел все круги ада в этой проклятой сауне. Воспоминания неожиданно нахлынули на измученного нарзаном адвоката, и он с трудом успел развернуться набок, чтобы не захлебнуться в собственной блевотине.
— Твою же мать! — прохрипел Ковальчук, отползая подальше от вонючей, мутной жижи.
Встав на четвереньки, он помотал головой, пытаясь разогнать внутренний туман, затем с трудом поднялся, опираясь о стоящий рядом стул и держась за ближайшие поверхности, поплёлся в ванную.
Через час, с мокрой головой, закутанный в махровый халат и трясущийся, как Каштанка на февральском ветру, попытался в себя впихнуть, ожигающий, терпкий цейлонский чай. Сегодня, конечно, ни о каких передвижения по городу не могло быть и речи, но зато была масса времени все хорошенько обдумать и составить подробный план действий. Надо было так прижать эту зарвавшуюся и обнаглевшую от безнаказанности стерву, чтобы у неё даже мысли не возникло включить заднюю. Ещё неплохо бы было присосаться к её неиссякаемому источнику доходов. Правда Наталья, тьфу-тьфу — не к ночи будет помянута, его предупреждала, что эту суку крышуют конторские, поэтому наезд надо будет разработать особенно тщательно. А то примут и даже фамилию не спросят. Здесь необходимо подстраховаться. С трудом удерживая телефон в руках, он набрал номер.
— Здорово Ковальчук, — через несколько гудков ответила трубка, голосом его друга и незаменимого подельника Тихонова.
— Привет братан, есть дело, денежное, один не справлюсь, приезжай ко мне. И возьми в аптеке что-нибудь от похмелья, а то подыхаю.
— Ха-ха, так похмелись, лучшего лекарства пока не придумали.
— Нет, хватит! Три дня у уже похмеляюсь, сил нет.
— Хорошо, понял. Я с обеда захожу в процесс, часов до четырех думаю продлится, потом на пять минут заскочу домой и сразу к тебе.
— Все, годится, жду, — нажал Ковальчук на кнопку отбоя.
Он с большим трудом догреб до дивана и забылся беспокойным, прерывистым сном. Проснувшись от того, что его нестерпимо тошнило, опять посетил санузел, где его опять вырвало практически одной желчью, зато стало ощутимо легче. Он прошел в рабочий кабинет и смахнул со стола все, что находилось на его поверхности. На девственно пустую площадь полетел большой почтовый конверт, из которого высыпалось около десятка цветных и черно-белых фотографий. Ему стало ещё легче! Ну, сука, теперь не отвертишься! Что-ж ты Надежда Петровна такая дура то? А думала видать, что самая умная! Ха-ха-ха. Прощаю тебе Наташа, вчерашний вечер. Наталья Ивановна Смехова входила в оперативную группу, которая контролировала объект с кодовым названием “Рай”. Умники, естественно, тут же окрестили “Парадайз”, но это не помешало засекретить о нем всю информацию, уж больно много интересного приносил этот объект, официально называемый “Восстановительный центр Орфей”. Её конечно не допускали к информации, получаемой с многочисленных камер в специальных помещениях центра, это была прерогатива оперативников ФСБ, а она участвовала в качестве специалиста по движению финансов и финансовых соприкосновений Еремеевой, поэтому камеры в кабинете директора и переговорной комнате, тайно устанавливали её специалисты и про них никто не знал, ни хе-хе, дура Еремеева, ни конторские. Фотки, которые она дала Ковальчуку были эксклюзивные и нигде не были зарегистрированы, как оперативные документы.
Ковальчука даже на некоторое время перестало колбасить, а когда он увидел, кто изображен на паре снимков, он вообще перестал дышать!
Надежда Петровна, по простоте душевной, видимо считала эта эти два помещения безопасными, думая, что знает про все камеры в здании, поэтому позволяла себе там некоторые вольности. Дело в том, что она тоже имела некоторые физические слабости и периодически баловала себя незабываемыми ощущениями, играя роль строгой госпожи или покорной рабыни. Это случалось довольно редко, но когда была необходимость, эти игры происходили именно в переговорной комнате, которая быстро и легко трансформировалась в тему садо-мазо.
Бульдог, конечно, прикольно смотрелся в черных кружевных чулках и с кляпом-шариком во рту, подняв округлившиеся и покорные глаза на свою Госпожу, но Ковальчук видел эти глаза с совсем другим выражением. И это выражение заставило его глубоко призадуматься. Он пытался вступить на очень тонкий лед и прекрасно понимал, что один неверный шаг, и его даже искать не будут. Зато при удачном исходе дела, какие сказочные открывались перспективы?! Он прилег на диван и попытался уснуть. Ему приснился короткий но ужасный, прерывистый сон, где был он, с кляпом во рту, Бульдог с плеткой в одной руке и мясницким тесаком в другой и хихикающая Наталья со своей жирной подружкой-извращенкой, в качестве зрителей и советчиков. Закончилось все тем, что его утопили в унитазе.
Он с ужасом распахнул глаза и почувствовал, что задыхается, захлебывая в собственной блевотине. Бысто перевернувшись набок и с трудом освободив рот от вонючей жидкости, выплюнув это все прямо на пол, адвокат жалобно застонал и опять вернулся в ванную комнату. Глянув на себя в зеркало, он реально пришел в ужас. Ковальчук скинул вымазанный в чем-то халат, залез в джакузи и включил исключительно холодную воду. Через полчаса, громко стуча зубами и обхватив горяченную кружку с чаем, он с ногами забрался на диван и пытаясь отвлечься, включил телевизор. Показывали передачу “В мире животных”, брачные игры горилл. Вязкий туман в голове наконец-то начал понемногу рассеиваться и в это время ожил сотовый.
— Привет Юра, это Тихонов. Ты дома?
— Да Андрюха, подъезжай, — прощелкал зубами адвокат и пошел одеваться.
Через полчаса они сидели за кухонным столом и ждали, пока внутри Ковальчука уляжется привезенное Тихоновым лекарство.
— Ну ты даешь, чего так запил-то?
— Был повод, — не стал вдаваться в подробности Ковальчук.
Его лицо постепенно приобретало человеческий вид, на лбу появилась испарина, а на щеках, какое-то подобие румянца.
— Пошли в кабинет, я тебе кое-что покажу, — увлекая за собой гостя, поднялся адвокат.
Лишь глянув пару секунд на снимки он, как ядовитую кобру, отбросил их обратно на стол. Затем поднял непонимающие глаза на Ковальчука и сказал:
— Я этого не видел, понял?
— Да не бзди ты! Ты что думаешь, я самоубийца? Меня интересует вот эта баба, — ткнул он пальцем в одну из фоток.
— Зачем тогда ты мне подсунул фотки с Бульдогом? Только одно то, что мы может просто знать о них, даже не видя вживую, делает нас потенциальными трупами.
— Да что ты заладил: тупы, трупы!? Ты послушай хотя бы, что я хочу сказать!
— Даже слушать не хочу! У тебе, похоже, вообще бестолковка засвистела. С перепоя видимо!
— Идиот, блядь. Ты все равно их уже видел, так что прижми жопу и выслушай! У тебя уже нет другого выхода.
— Ну, ты и сука! — поразился Тихонов.
— А то ты не знал? — усмехнулся адвокат.
— Втравишь ты нас в очередной блудняк.
— Мои блудняки обычно превращаются в неплохие дивиденды.
— Главное, чтобы не превратились в пышные похороны!
— Короче помолчи и выслушай. Ты вообще не будешь фигурировать лично, твоя задача в нужное время на нужный адрес отправить электронное письмо. И все!
— И все? А если тебя подвесят за правое яйцо, да покрутят левое? Ты что, Зоя Космодемьянская? Уже через минуту сольешь меня в унитаз.
— Послушай, если всего бояться, надо идти работать на завод, да и там можно руку прищемить.
— Я не предлагаю всего боятся, я хочу понять, насколько оправдан такой риск? Имей в виду, что если я соглашусь, то только в равной доле.
— Ха! Вот это уже деловой разговор, узнаю своего друга, Андрюху. А то: бе, ме, убъют, зарежут.
— Ладно, проехали, давай, говори уже.
— Суть в том, что мне надо прижать вот эту телку. Это Еремеева Надежда Петровна, хозяйка восстановительного центра “Орфей”.
— Слыхал о таком, мутное место.
— Оно не просто мутное…, там ловят рыбку очень серьезные дяденьки и нам туда соваться бессмысленно, побреют в две секунды. Но у них там с Еремеевой договор, своеобразное разделение труда, она не лезет на их поле, а они закрывают глаза на её заработки. Так вот, моя знакомая, из официальных структур, которая и дала мне эти фотки, озвучила примерную сумму. Ковальчук взял фломастер и написал цифру на обратной стороне одного из снимков. У Тихонова непроизвольно полезли на лоб глаза, а брови вообще потерялись в прическе.
— Только не говори, что это за месяц! — наконец отмер он.
— Это за месяц, — спокойно подтвердил Ковальчук.
— Но откуда такие цифры?
— Там целая подпольная империя порока, даже казино есть.
— Ха, а была затрапезная спортивная база! Хотя да, там и бассейн, и сауна. Насколько я помню, спортзал был, качалки, небольшая гостиница.
— И заметь, все это практически в черте города! Туда, насколько я знаю, чуть ли не со всей страны приезжают оттопыриться.
— Ха, ну да, конторские видать заманивают интересующие объекты. Но мы там каким боком? Как ты вообще на неё вышел?
— Помнишь, мы пацана отсудили, пару лет назад, у одной дуры из Саянска?
— Ага, помню эту лошиху, и что?
— Это было сделано по её просьбе. Пацан, ее внук, а я адвокат их семейки.
— Так вот оно что? Тогда это несколько меняет дело. Надеюсь, у тебя в колоде несколько козырей?
— Я её крепко держу на поводке. Её сын тянет срок за изнасилование и его благополучие на зоне полностью под моим контролем. А она в этом наркомане души не чает.
— Да, это серьезный аргумент. Я в деле…