Сирена и Оракул

Глава 1. Золотые глаза Оракула

Я поправил узел галстука, хотя в этом не было нужды, и еще раз пригладил идеально уложенные темные волосы. Сердце колотилось где-то в горле. Первый день стажировки в «Вечернем Оракуле» — самой зубастой, самой читаемой газете города. Мечта почти сбылась. Мои начищенные до блеска коричневые туфли тихо ступали по истертому линолеуму редакционного зала, пропахшего старой бумагой, кофе и едва уловимым запахом типографской краски. Черная жилетка поверх белоснежной рубашки и идеально отглаженные брюки в один цвет с жилеткой — я старался выглядеть профессионально, собранно, как человек, который знает, чего хочет. Хотя внутри все трепетало от волнения и предвкушения.

Главный редактор, мистер Хендерсон, грузный мужчина с вечно недовольным лицом и пятном от кофе на рубашке, едва удостоил меня взглядом. Он пробурчал что-то про «зеленых юнцов» и махнул рукой в сторону одного из самых больших столов в углу, заваленного стопками бумаг, старыми газетами и пустыми кофейными чашками.

— Морган, значит? Будешь у Фоули. Постарайся не мешать ей слишком сильно. И ради всего святого, не раздражай ее до обеда.

Фоули. Сирена Фоули. Легенда. Первая женщина во всем штате, получившая Пулитцера. Икона расследовательской журналистики. Мне предстояло учиться у лучшей. Я сглотнул, пытаясь унять дрожь в коленях, и направился к указанному столу.

И тогда я ее увидел.

Она сидела на краешке стула, словно хищница, готовая к прыжку. Все звуки ньюсрума — стук клавиатур, телефонные звонки, приглушенные разговоры — разом померкли. Она была…ошеломительна. Описание, которое я читал о ней, бледнело перед реальностью. Теплая, темно-коричневая кожа сияла даже в тусклом свете офисных ламп, создавая невероятный контраст с белоснежной блузкой. Пара верхних пуговиц была небрежно расстегнута, открывая взгляду ложбинку между пышными полушариями груди, обтянутыми тонкой тканью. Горчично-желтые брюки сидели на ней идеально, облегая сильные бедра и подчеркивая впечатляющую мускулатуру ног — было видно, что она не чужда спорту. Простой коричневый ремень перетягивал тонкую талию, делая ее фигуру похожей на песочные часы.

Ее волосы…густые, волнистые, невероятного, насыщенного темного цвета, были собраны в высокий небрежный хвост, открывая изящную линию шеи и волевой подбородок. Но глаза…о, эти глаза. Золотистые, с янтарными искрами, они смотрели пронзительно, будто видели тебя насквозь. В них читались ум, невероятная проницательность и что-то еще…какая-то усталая мудрость, приправленная цинизмом. Полные губы изогнулись в едва заметной, чуть насмешливой ухмылке. Она знала, какое производит впечатление. Она излучала силу и уверенность, которая заполняла все пространство вокруг.

И пока я стоял там, разинув рот, как последний идиот, мой мозг начал давать сбои. Все профессиональные устремления на мгновение испарились, вытесненные совершенно неуместными, но настойчивыми мыслями. В голове пронеслось что-то вроде: «Черт возьми, Морган, соберись!», но тело реагировало по-своему. Кровь прилила к лицу, а затем устремилась куда-то значительно ниже пояса, вызывая те самые «интересные желания», о которых не принято думать на рабочем месте, тем более в первый день, тем более рядом с живой легендой журналистики. Я восхищался ею — ее достижениями, ее репутацией, но прямо сейчас, глядя на нее, я восхищался и чем-то совершенно другим.

Она лениво подняла на меня свои золотистые глаза, окинула оценивающим взглядом с ног до головы, и эта ее ухмылка стала шире.

— М-да — протянула она низким, чуть хрипловатым голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки — а ты у нас чистенький. Прямо с иголочки. Рубашка белее снега, брючки без единой складочки. Даже туфли блестят. Скажи-ка, мальчик-красавчик, ты точно по адресу попал? Может, кастинг на роль в мыльной опере этажом выше?

Ее слова были пропитаны сарказмом, но голос звучал скорее забавляющимся. Я почувствовал, как щеки заливает краска.

— Я… Я Арториус Морган, мэм. Мистер Хендерсон сказал мне… что я буду вашим стажером — пролепетал я, чувствуя себя полным идиотом.

— Стажером? — она приподняла изящную бровь — моим? Очаровательно. И что же такой…холеный экземпляр забыл в грязном мире журналистики, где единственная награда — это язва желудка и хронический недосып? — ее взгляд снова пробежался по мне, и мне показалось, что она раздевает меня глазами, причем не в том смысле, о котором я только что думал, а скорее…препарирует.

Я собрался с духом. Пришел же я сюда не из-за ее внешности (хотя сейчас это казалось весомой причиной).

— Я верю в силу правды, мисс Фоули — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал тверже — я хочу рассказывать истории, которые имеют значение. Разоблачать ложь, бороться с несправедливостью. Я хочу…

Она расхохоталась. Негромко, но так обескураживающе, что я осекся на полуслове. Это был смех человека, который слышал подобные речи сотни раз и давно перестал в них верить.

— Бороться с несправедливостью? Мальчик мой, ты такой милый — сказала она, отсмеявшись. В ее голосе не было злости, только глубоко укоренившийся цинизм — мир — дерьмовое место, Морган. И пара газетных статеек этого не изменит. Люди лгали, лгут и будут лгать. А справедливость — это сказка для детей и наивных мальчиков вроде тебя.

Я стоял совершенно растерянный. Все мои идеалистические представления, вся моя тщательно выстроенная мотивация рассыпались в прах под ее насмешливым взглядом и циничными словами. Неужели все зря? Неужели она права?

Видя мое состояние, она смягчилась. Совсем чуть-чуть. Наклонила голову, снова внимательно посмотрела на меня.

— Эй, не вешай нос, красавчик — сказала она уже другим тоном, чуть более ободряющим — я вижу, огонек в глазах все-таки есть. Может, из тебя и выйдет толк. Под моим чутким руководством, разумеется. Я воспитаю из тебя лучшего журналиста в этом проклятом городе. Обещаю. Будешь рвать и метать, копать так глубоко, что черти в аду взвоют.

Ее слова, несмотря на все еще присутствующий сарказм, подействовали как бальзам на душу. Надежда вспыхнула во мне с новой силой. Сам Пулитцеровский лауреат обещает сделать из меня профессионала! Все мои сомнения испарились.

— Правда? Мисс Фоули, это…это невероятно! Спасибо! Я готов! С чего мы начнем? Какое мое первое задание? — выпалил я, чувствуя прилив воодушевления.

Сирена Фоули пожала плечами с видом полнейшего безразличия. Ее золотистые глаза снова хитро блеснули, а на губах опять появилась та самая ленивая, всезнающая ухмылка.

— Начнем? — переспросила она, задумчиво постукивая пальцем по столу — хм. Не знаю. Наверное…с быстрого, яростного секса в подсобке?

Я замер. Мир вокруг перестал существовать. Я просто стоял и смотрел на нее, чувствуя, как челюсть медленно отваливается. Кровь, которая еще недавно так бурно реагировала на ее присутствие, теперь, казалось, полностью отхлынула от лица, оставив после себя ледяную пустоту. Быстрый…яростный…секс…в подсобке? Я точно не ослышался? Это была шутка? Проверка? Или она серьезно? Судя по невозмутимому выражению ее лица — скорее последнее. Я стоял, как громом пораженный, совершенно не зная, что сказать или сделать. Мой первый день определенно принимал…неожиданный оборот.

Мой мозг отчаянно пытался обработать ее последние слова. Секс. В подсобке. Сейчас. Это звучало как бред сумасшедшего, как злая шутка, как что угодно, только не реальное предложение от моего нового наставника, легендарной Сирены Фоули. Я стоял, как истукан, не в силах пошевелиться или произнести хоть слово. Воздух вокруг будто загустел, и единственным звуком в моей голове был гул шока.

— Что?.. — наконец выдавил я, голос прозвучал сипло и неуверенно — что…что вы имеете в виду, мисс Фоули?

Я надеялся, отчаянно надеялся, что она сейчас рассмеется и скажет, что это была просто проверка на стрессоустойчивость, идиотский розыгрыш для новичка.

Она снова тихонько рассмеялась, но смех этот не развеял напряжение, а скорее наоборот — сгустил его. Она чуть наклонилась ко мне, понизив голос до интимного шепота, от которого по моей коже вновь пробежали мурашки, только теперь они были вызваны смесью страха и чего-то еще, чего-то запретного и волнующего. Ее золотистые глаза смотрели прямо в мои, и я чувствовал себя кроликом перед удавом.

— Что я имею в виду, малыш Арти? — она использовала это странное, фамильярное обращение, которое резануло слух и одновременно вызвало странный трепет — все очень просто. Объясняю на пальцах, раз до тебя так туго доходит.

Она выпрямилась и принялась загибать пальцы, будто перечисляя пункты в каком-то безумном бизнес-плане.

— Во-первых — начала она, ее взгляд снова лениво скользнул по моему лицу, волосам, плечам, и я почувствовал, как щеки снова начинают гореть, — ты чертовски красив. Прямо как картинка из журнала. А я, знаешь ли, женщина в самом расцвете сил, и у меня, представь себе, еще не совсем атрофировалась потребность в красивых молодых мужчинах рядом. Пусть даже таких неопытных и наивных, как ты. Эстетическое удовольствие, понимаешь?

Я сглотнул. Ее откровенность обескураживала и смущала до глубины души, но где-то внутри, под слоями шока и праведного (или не очень?) возмущения, шевельнулось тщеславие. Она считает меня красивым. Легендарная Сирена Фоули.

— Во-вторых — она загнула второй палец, ее тон стал чуть более серьезным, но сарказм никуда не делся, — ты сейчас напряжен, как струна перед тем, как лопнуть. Посмотри на себя. Плечи каменные, челюсти сжаты. В нашей работе, малыш, умение расслабляться — это ключевой навык. Иначе сгоришь к чертям за пару недель. Нужно уметь сбрасывать пар. А хороший, быстрый секс — один из самых эффективных способов. Поверь моему опыту.

Она сделала паузу, давая мне возможность переварить сказанное. Расслабляться? Так? Это звучало дико, но…какая-то извращенная логика в ее словах была. Я действительно был напряжен до предела.

— И в-третьих — она загнула третий палец, и ее взгляд стал острым, как скальпель, а в голосе появились жесткие нотки, — в этом бизнесе, Арти, иногда приходится использовать все доступные инструменты. Абсолютно все — она многозначительно посмотрела на меня, и в ее золотистых глазах мелькнуло что-то темное, циничное, опытное — иногда твое тело — это твое главное оружие. Или твой пропускной билет. Думаешь, я получила Пулитцера только за красивые глазки и острый ум? Ха. Чтобы добраться до вершины этой помойки, мне пришлось…познакомиться поближе, скажем так, с доброй половиной влиятельных ублюдков этого города.

Ее слова повисли в воздухе тяжелым, неприятным осадком. Она говорила об этом так буднично, так цинично, что у меня внутри все похолодело. Она намекала, что спала с кем-то ради карьеры? Или это была просто очередная провокация, попытка шокировать меня? В любом случае, упоминание об этом в контексте ее предложения заняться сексом…сейчас…придавало всей ситуации совершенно новый, пугающий оттенок.

Я стоял, пытаясь собрать мысли в кучу. Шок, смущение, страх, любопытство, какое-то извращенное возбуждение — все смешалось в дикий коктейль. Часть меня кричала, что нужно бежать отсюда без оглядки. Другая часть, та, что была очарована ее силой, ее внешностью, ее обещанием сделать из меня лучшего журналиста, шептала, что нельзя упускать такой шанс, каким бы безумным он ни казался. И была еще третья часть, та самая, что отреагировала «чуть пониже пояса» при первом взгляде на нее, и эта часть сейчас была очень, очень заинтересована.

Преодолевая себя, заставляя язык шевелиться, я выдавил:

— Я…я понимаю, мисс Фоули. То есть…я, конечно…не против…в теории… — боже, что я несу? — просто…понимаете…у меня…ну…это будет в первый раз…вот так… — я запнулся, чувствуя себя полным кретином. Что значит «в первый раз»? Я не собирался вдаваться в подробности своей девственности или ее отсутствия, но хотел дать понять свою неопытность в подобных…спонтанных ситуациях — да и…у меня с собой нет…нужных вещей — добавил я совсем тихо, намекая на презервативы и чувствуя, как краска заливает уже не только щеки, но и шею.

Сирена снова рассмеялась, на этот раз искренне и громко, запрокинув голову.

— Ох, малыш Арти, ты просто прелесть! — воскликнула она, вытирая выступившую в уголке глаза слезинку — не волнуйся ты так. Во-первых, у меня всегда все с собой — она подмигнула мне, и это простое движение показалось мне верхом разврата и обещания — а во-вторых…всему остальному я тебя научу. Я же обещала воспитать из тебя лучшего. Это касается не только журналистики.

Ее слова прозвучали как приговор и как самое соблазнительное предложение в моей жизни одновременно. Прежде чем я успел что-либо сообразить или возразить, она шагнула ко мне, взяла меня за руку своей теплой, сильной ладонью — прикосновение обожгло меня, как электрический разряд — и потянула за собой в сторону неприметной двери в дальнем конце редакции, на которой висела скромная табличка «Подсобка».

— Пойдем, малыш Арти — сказала она все тем же низким, чуть хрипловатым голосом, в котором теперь слышались нотки нетерпения и предвкушения — первый урок начинается.

И я пошел. Мои ноги двигались сами собой, мое тело не подчинялось разуму, который все еще вопил об абсурдности происходящего. Я шел за ней, как завороженный, в маленькую темную подсобку, совершенно не представляя, что меня ждет, но чувствуя, что моя жизнь только что сделала самый крутой и непредсказуемый поворот.

Дверь подсобки захлопнулась за нами, погрузив нас в полумрак, пахнущий пылью, старой бумагой и чем-то еще — едва уловимым ароматом духов Сирены. Я едва успел оглядеться — какие-то стеллажи, коробки, старый пыльный матрас, брошенный в углу — как Сирена прижала меня к стене. Ее действия были быстрыми, точными и не оставляющими сомнений в ее намерениях. Все произошло как в тумане, одновременно пугающе и невероятно волнующе.

Мое тело реагировало прежде, чем мозг успевал осознать происходящее. Страх смешивался с первобытным желанием, неуклюжесть — с отчаянной потребностью прикоснуться к ней. Она вела меня, направляла, дразнила и успокаивала одновременно. Были моменты, когда я чувствовал себя абсолютно потерянным, неумелым ребенком, но ее уверенность, ее смешки, ее шепот на ухо («Вот так, Арти, да… не бойся…») каким-то образом превращали мою неловкость в часть игры. Она действительно нянчилась со мной, но это была странная, взрослая опека, пропитанная страстью и ее неизменным цинизмом.

А потом страх ушел, оставив только чистое, ошеломляющее ощущение. Это было…замечательно. Нет, больше чем замечательно — восхитительно. Я забыл, где нахожусь, кто я такой, забыл о редакции, о журналистике, обо всем на свете, кроме нее. Ее тело подо мной, ее руки на моей спине, ее тихие стоны, смешивающиеся с моими собственными сбивчивыми вздохами. Я смотрел на нее, на ее лицо в полумраке, на растрепавшиеся темные волосы, на приоткрытые губы. И ее тело…боже, ее тело было произведением искусства. Ни одна глянцевая модель из тех, что я видел в журналах, не могла сравниться с ней. Реальная, живая, теплая, отзывчивая. Особенно ее грудь — полная, высокая, идеальной формы, одновременно большая и невероятно подтянутая, она сводила меня с ума одним своим видом, а прикосновения к ней были чем-то запредельным. Каждое движение, каждое касание отзывалось во мне электрическим разрядом. И судя по тому, как она отвечала мне, как выгибалась навстречу, как крепче сжимала меня — удовольствие было взаимным. Я не знал, как, но каким-то чудом, под ее руководством, я смог доставить удовольствие этой невероятной женщине.

Когда все закончилось, мы лежали на том самом пыльном матрасе, тяжело дыша. Воздух был густым и горячим. Я чувствовал себя опустошенным и одновременно переполненным эмоциями. Сирена повернулась на бок, подперла голову рукой и достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Щелчок, огонек осветил ее лицо — спокойное, чуть насмешливое, с легким румянцем на скулах. Она глубоко затянулась, выпустила струйку дыма к тусклой лампочке под потолком.

— Потом научу тебя курить правильно — лениво бросила она, заметив мой взгляд. Сарказм вернулся, но теперь он казался почти ласковым. Или мне просто хотелось так думать.

Мы лежали молча несколько минут. Тишина не была неловкой, скорее наполненной. Я пытался осмыслить то, что только что произошло. Секс с моим новым боссом. В подсобке. В первый же день. Это было безумие. Но почему-то сейчас это безумие казалось единственно правильным ходом событий.

— Держись меня, малыш Арти — сказала она вдруг, глядя в потолок — просто делай, что я говорю, учись быстро, не задавай глупых вопросов и не лезь не в свое дело без приказа. И все у тебя будет нормально. Лучшая работа, лучшие истории, деньги, признание…все, что захочешь.

Ее слова звучали как деловое предложение, как будто предыдущий час был лишь частью сделки. Но потом она повернулась ко мне, ее золотистые глаза внимательно изучали мое лицо.

— Обними меня — приказала она тихо.

Я замер. Это было неожиданно. После всего…такая простая просьба? Я колебался, не зная, как реагировать. Было ли это продолжением урока? Или что-то другое?

— Давай-давай, Арти, не будь статуей — ее голос стал чуть ниже, в нем проскользнули те самые властные, возбуждающие нотки, которым я, как выяснилось, совершенно не мог сопротивляться. Мои руки сами собой потянулись и обняли ее за плечи, притягивая ближе. Ее кожа была все еще теплой, пахла дымом и ею самой. Это было странно интимно после только что пережитой бури.

Она прикрыла глаза на мгновение, потом снова открыла их.

— А теперь поцелуй меня. Вот сюда — она слегка наклонила голову, открывая шею.

И снова я подчинился без единого слова. Мои губы коснулись ее кожи чуть ниже уха. Я почувствовал, как она едва заметно вздрогнула. Сопротивляться ей было невозможно. Она обладала какой-то необъяснимой властью надо мной, и часть меня находила это пугающим, а другая — невероятно притягательным.

Она усмехнулась.

— Тебе действительно нужно научиться доставлять женщине удовольствие, Арториус. Не только в постели, но и вообще. С твоей внешностью это будет чертовски мощным оружием. Гораздо эффективнее пистолета в некоторых ситуациях.

Я сдержанно кивнул, все еще уткнувшись носом в ее шею. И внезапно понял, что напряжение, которое сковывало меня весь день, почти исчезло. То ли секс так подействовал, то ли ее странная, циничная забота, то ли все вместе. Мне стало значительно легче.

— Спасибо, Сирена — прошептал я. Я и сам не до конца понимал, за что именно ее благодарю — за урок, за секс, за облегчение, за обещание будущего…

Она отстранилась, снова затянулась сигаретой и посмотрела на меня с лукавой усмешкой. — Только не вздумай в меня влюбиться, малыш Арти. Это будет очень непрофессионально с твоей стороны.

Вопрос сорвался с языка сам собой, прежде чем я успел подумать.

— А что будет, если я влюблюсь?

Сирена посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Ее глаза на мгновение стали серьезными, почти холодными. Потом она снова усмехнулась, но в этой усмешке не было тепла.

— Ничего хорошего, поверь — ответила она ровно — во-первых, мне станет скучно. А во-вторых, разбитое сердце — очень хреновый мотиватор для хорошей журналистики. Оно делает тебя слабым и предсказуемым. А слабые и предсказуемые в этом городе долго не живут. Так что давай без глупостей.

Ее ответ был именно таким, каким и должен был быть — циничным, прямым и отрезвляющим. Она щелчком отправила окурок в пустую консервную банку, стоявшую у стены, и решительно села.

— Так, перемена окончена. Поднимайся — она легко встала и начала поправлять одежду, будто ничего не произошло — приведи тут все в относительный порядок, чтобы никто ничего не заподозрил.

Пока я, все еще немного ошарашенный, пытался расправить смятый матрас и собрать брошенные салфетки (те самые, что она предусмотрительно захватила с собой), Сирена уже стояла у двери, безупречная и собранная, будто только что вышла с совещания. Ни единого намека на то, что несколько минут назад она была совершенно другой.

— Пошевеливайся, Морган — бросила она через плечо — у нас еще куча работы.

Я быстро закончил уборку, стараясь не смотреть на матрас, который теперь хранил нашу общую тайну. Когда я вышел из подсобки, Сирена уже ждала меня у входа в свой кабинет.

— Идем — сказала она, открывая дверь — пора начинать твое настоящее обучение.

Я шагнул за ней в ее кабинет, чувствуя себя совершенно другим человеком, чем тот парень, который вошел сюда пару часов назад. Мир перевернулся, правила игры изменились, и я понятия не имел, что ждет меня дальше. Но одно я знал точно: рядом с Сиреной Фоули скучно не будет. И, возможно, она действительно сделает из меня лучшего журналиста в этом проклятом городе. Какой ценой — это был уже другой вопрос.

Кабинет Сирены встретил меня той же строгой элегантностью, что и раньше, но теперь я видел его другими глазами. Безупречный порядок, дорогие материалы, панорамное окно с видом на город — все это казалось фасадом, ширмой, за которой скрывалась та дикая, необузданная энергия, которую я только что познал в пыльной подсобке. Контраст был настолько разительным, что голова шла кругом. Та женщина, что только что лежала подо мной на старом матрасе, и эта — властная хозяйка кабинета, небрежно бросившая сумочку на стол и усевшаяся в свое массивное кожаное кресло — казались двумя разными людьми. Но я-то знал, что это одна и та же Сирена Фоули. И это знание одновременно пугало и пьянило.

Она жестом указала мне на стул для посетителей. Никакой фамильярности, никаких намеков на то, что произошло, между нами, всего несколько минут назад. Голос ровный, деловой, взгляд цепкий и оценивающий. Словно щелкнул невидимый тумблер, и режим «босс» включился на полную мощность.

— Итак, Морган — начала она, открывая какой-то файл на своем компьютере, — прежде чем мы перейдем к твоим непосредственным обязанностям, тебе нужно понять несколько вещей о том, как мы здесь работаем. Это не студенческая газета и не провинциальный листок новостей. Мы копаем глубоко. Мы ищем правду там, где другие боятся даже посмотреть. И мы не боимся наступать на мозоли очень влиятельным людям.

Она откинулась в кресле, сцепив пальцы. Ее глаза внимательно следили за моей реакцией.

— Правило номер один: никому не доверяй. Ни коллегам, ни информаторам, ни тем более — героям твоих будущих статей. У всех свои мотивы, свои скелеты в шкафу. Твоя задача — видеть эти мотивы и использовать их в своих интересах, а не попадаться на крючок.

Я молча кивнул, стараясь выглядеть собранным и профессиональным, хотя внутри все еще бушевал ураган эмоций. Образы из подсобки накладывались на строгий интерьер кабинета, ее деловой тон смешивался с шепотом у моего уха. И ее предупреждение… «Только не вздумай в меня влюбиться». Как вообще можно было не думать об этом после всего? Но ее холодный ответ на мой вопрос — «Ничего хорошего, поверь» — звучал в ушах как набат. Она четко обозначила границы. То, что было в подсобке — было в подсобке. Здесь — работа.

— Правило номер два — продолжила Сирена, не обращая внимания на мои внутренние метания, — всегда проверяй информацию. Трижды. Из разных, не связанных друг с другом источников. Один анонимный звонок — это не новость, это сплетня. Два подтверждения — уже интереснее. Три — можно начинать работать.

Она взяла со стола тонкую папку и бросила ее передо мной.

— Вот, для начала. Ознакомься. Это досье на нашего мэра, Артура Финча. Все, что удалось нарыть легальными и не очень легальными способами за последние пару лет. Твоя задача — изучить это вдоль и поперек. Искать несостыковки, слабые места, зацепки. Что-то, что мы могли упустить.

Я взял папку. Она была довольно увесистой.

— Мэр Финч? — уточнил я. — он же вроде…кристально чистый — по крайней мере, таков был его публичный имидж.

Сирена усмехнулась — той самой своей хищной усмешкой.

— Кристально чистых политиков не бывает, Морган. Бывают те, кто хорошо прячет свою грязь. Финч прячет ее очень хорошо. Слишком хорошо. А все, что слишком хорошо, вызывает у меня подозрения.

Она встала и подошла к окну, глядя на город.

— Этот город построен на лжи, секретах и грязных деньгах. Под блестящим фасадом скрывается гниль. Наша работа — вскрывать эту гниль. И Финч…у меня есть чутье, что он — один из ключевых узлов этой системы. Но мне нужны доказательства. Железобетонные

— она обернулась ко мне — так что читай, анализируй, думай. Ищи связи. Финансовые потоки, сомнительные знакомства, странные решения, лоббирование чьих-то интересов. Любая мелочь может оказаться ключом. И не бойся думать нестандартно. Самые интересные вещи обычно лежат не на поверхности.

Она вернулась к своему столу.

— У тебя есть время до конца дня, чтобы составить список потенциальных направлений для дальнейшего расследования. Вопросы можешь задавать мне, но только по делу. И запомни правило номер один.

Ее взгляд снова стал жестким, деловым. Ни следа той женщины из подсобки. Только наставник, требующий результата.

Я открыл папку. Фотографии, вырезки из газет, финансовые отчеты, распечатки каких-то разговоров, схемы связей. Огромный массив информации. Голова шла кругом от объема, но одновременно я почувствовал укол профессионального азарта. Это было именно то, ради чего я шел в журналистику. Настоящее расследование.

— Да, Сирена — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Можешь работать здесь или взять папку с собой — сказала она. — но учти, эта информация строго конфиденциальна. Если она утечет… — она не договорила, но угроза повисла в воздухе.

— Я понимаю — кивнул я.

— Отлично — она снова погрузилась в свой компьютер — тогда за работу, Морган. Время — деньги. А в нашем деле — это еще и жизни.

Я остался сидеть, глядя на папку. Моя жизнь только что совершила крутой вираж. Я оказался втянут в опасную игру под руководством женщины, которая одновременно пугала и завораживала меня. Работа мечты и кошмар наяву сплелись в один тугой узел. Я чувствовал себя пешкой в ее руках, но где-то глубоко внутри теплилась надежда, что, возможно, я смогу стать чем-то большим. Если выживу. И если не совершу главную ошибку — не влюблюсь в своего дьявольски привлекательного босса.

Я открыл первую страницу досье на мэра Финча. Настоящее обучение началось. И я чувствовал, что это будет самый сложный и самый захватывающий урок в моей жизни.

Я погрузился в папку с досье на мэра Финча с головой, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания о подсобке и сосредоточиться на работе. Часы летели незаметно. Кофеин, который я вливал в себя литрами из автомата в коридоре, смешивался с адреналином и остатками возбуждения, создавая странный, гудящий коктейль в моей крови. Стопки бумаг росли вокруг меня — финансовые отчеты, протоколы заседаний, статьи, заметки информаторов, схемы офшорных компаний, списки пожертвований на предвыборную кампанию. Голова гудела от информации.

Я искал то, что просила Сирена — несостыковки, слабые места. Сначала все казалось безупречным. Финч действительно мастерски создавал образ честного политика. Но чем глубже я копал, тем больше мелочей начинало вызывать вопросы. Небольшие расхождения в датах, странные совпадения в тендерах, мутные благотворительные фонды, связанные с его давними друзьями. Все это было косвенным, разрозненным.

И вот, когда глаза уже слипались, а мозг отказывался воспринимать печатный текст, я наткнулся на это. Небольшое упоминание о строительной компании «Феникс Констракшн», которая получила несколько крупных городских контрактов практически без конкурса. В официальных документах все было чисто. Но в одной из старых заметок, сделанных, видимо, предыдущим репортером, мелькнуло имя — Леонард Прайс, глава «Феникса». Имя показалось смутно знакомым. Я пролистал свои выписки…точно! Леонард Прайс числился в списке крупных доноров предвыборной кампании Финча. Но не напрямую, а через подставной благотворительный фонд, который, в свою очередь, тоже вызывал вопросы. А потом я нашел еще кое-что — старое фото со студенческих времен. На нем молодой Артур Финч стоял в обнимку с парнем, подозрительно похожим на Леонарда Прайса. Связь была тонкой, почти невидимой, но она была. Контракты для друга детства в обмен на щедрое, но скрытое финансирование? Это уже тянуло на серьезное расследование.

Я собрал все воедино, проверил даты, суммы, перечитал устав фонда. Гипотеза выглядела шаткой, но невероятно соблазнительной. С колотящимся сердцем я постучал в дверь кабинета Сирены. Было уже поздно, за окном давно стемнело, и в редакции царила тишина, нарушаемая лишь гудением компьютеров. Охранники на первом этаже, скорее всего, уже дремали в своих креслах.

Сирена подняла на меня глаза от экрана. Вид у нее был усталый, но собранный.

— Ну что, Морган? Нашел что-нибудь или просто решил полюбоваться ночным городом из моего окна? — в ее голосе звучала привычная смесь сарказма и нетерпения.

Я выложил перед ней свои находки, стараясь говорить четко и по делу, хотя голос немного дрожал от волнения и недосыпа. Я указал на связь между Финчем и Прайсом, на сомнительные контракты «Феникса», на схему финансирования через фонд.

Сирена слушала молча, ее взгляд становился все более внимательным. Она взяла мои заметки, быстро пробежала глазами, потом открыла несколько файлов на своем компьютере, что-то сверила, увеличила старое фото. На ее лице не отражалось никаких эмоций, но я чувствовал, как напряжение в воздухе нарастает.

Наконец, она откинулась в кресле и посмотрела на меня. Долгая, тяжелая пауза. Я затаил дыхание.

— Черт возьми, Морган… — медленно произнесла она, и уголок ее губ дернулся в подобии улыбки. Настоящей, не хищной. Удивленной и довольной — а ты не так прост, как кажешься. Мы копали под этот «Феникс», но не видели очевидной личной связи. Старое фото…черт, как мы его пропустили? Фонд тоже проверяли, но не связали его напрямую с Прайсом через студенческие годы. Это очень перспективно. Очень.

Она встала и подошла ко мне. Положила руку мне на плечо. Ее прикосновение обожгло даже через ткань рубашки.

— Хорошая работа, Арториус — сказала она тихо, почти интимно. Ее глаза блестели в полумраке кабинета — ты перелопатил кучу дерьма и нашел иголку. Я впечатлена.

От ее похвалы у меня перехватило дыхание. Услышать такое от Сирены Фоули — это стоило всех бессонных часов и головной боли.

— Поскольку уже так поздно, а в редакции никого нет, кроме спящих охранников… — она провела пальцем по моему плечу, спускаясь ниже, к груди, — …я думаю, ты заслужил награду.

Мое сердце заколотилось как бешеное. Я смотрел в ее глаза и видел там то самое пламя, которое видел в подсобке. Границы снова рухнули.

Она шагнула еще ближе, почти вплотную. Ее рука скользнула ниже, к пряжке моего ремня. Я замер, не в силах пошевелиться. Она ловко расстегнула ремень, потом пуговицу на моих брюках. Ее пальцы коснулись молнии.

— Не двигайся — прошептала она и опустилась передо мной на колени.

Я смотрел сверху вниз на ее темные волосы, на то, как она стягивает с меня брюки вместе с бельем, обнажая меня перед ней в свете монитора и ночного города за окном. Мир сузился до этого момента, до ее близости, до предвкушения.

А потом ее губы коснулись меня. Горячие, влажные, требовательные. Она знала, что делать. О, да, она знала. Это было не похоже на то, что случилось в подсобке. Там была спешка, почти животная страсть. Здесь же ощущалась…власть. Она контролировала ситуацию, она дарила удовольствие, и она наслаждалась своей властью надо мной. Я запрокинул голову, пальцы вцепились в ее волосы, но я тут же отдернул их, вспомнив ее негласное правило — не проявлять инициативу без разрешения.

Она работала ртом умело, дразняще, доводя меня до грани и отступая, потом снова возвращаясь с новой силой. Я закусил губу, чтобы не застонать слишком громко. Звуки ее дыхания, ее тихие вздохи смешивались с гудением сервера и далеким шумом ночного города. Это было сюрреалистично и невероятно возбуждающе.

Напряжение нарастало, волна подступала неумолимо. Я чувствовал, что больше не могу сдерживаться. И в последний момент, когда контроль окончательно покинул меня, я кончил. Прямо ей на лицо, на ее безупречную кожу, на приоткрытые губы.

Я тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Сирена медленно подняла голову. Ее лицо было забрызгано моей спермой. Она не выглядела рассерженной или брезгливой. Скорее… задумчивой. Она провела пальцем по щеке, поднесла его к губам и попробовала.

— Неплохо, Морган — сказала она ровным голосом, словно комментировала мою статью — но в следующий раз… — она посмотрела мне прямо в глаза, — …целься лучше. Я предпочитаю, когда это попадает внутрь — в ее взгляде мелькнула знакомая хищная искорка.

Я покраснел до корней волос.

— Прости, Сирена, я…я не успел…

Она поднялась на ноги, изящно вытирая лицо тыльной стороной ладони.

— Перестань извиняться, Арториус. Особенно передо мной. Это раздражает и показывает слабость — она подошла к своему столу, взяла салфетку и тщательно вытерла остатки — если накосячил — просто признай это. Сказал бы: «Понял, в следующий раз буду точнее». Этого достаточно. Учись коммуницировать, малыш Арти. Без лишних соплей.

Ее слова снова отрезвили меня. Она давала мне еще один урок. Урок контроля, урок общения в ее мире.

— Понял — выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. — в следующий раз буду точнее.

— Вот так лучше — кивнула она — а теперь приведи себя в порядок. И здесь тоже — она обвела взглядом пол, где валялись мои брюки — не хватало еще, чтобы уборщица утром нашла следы твоей бурной благодарности.

И снова, как и в прошлый раз, уборка легла на мои плечи. Пока я быстро натягивал брюки, застегивал ремень и подбирал салфетку, которой она вытиралась, Сирена уже поправляла свою блузку и собирала сумочку, будто ничего особенного не произошло. Она была мастером переключения режимов.

— Идем — скомандовала она, когда я был готов. — рабочий день окончен. Точнее, рабочая ночь.

Мы молча спустились на лифте. Тишина нарушалась лишь тихим гудением механизма. Я чувствовал себя совершенно опустошенным и одновременно переполненным эмоциями.

На улице было прохладно и пустынно. Редкие фонари освещали тротуар. Мы остановились у выхода из здания редакции.

— До завтра, Морган — сказала Сирена. Она шагнула ко мне и неожиданно быстро, почти невесомо коснулась моих губ своими. Это был не страстный поцелуй, а скорее…печать. Метка — не опаздывай. Завтра начнем разрабатывать твою находку.

И прежде чем я успел что-то ответить или хотя бы осознать произошедшее, она развернулась и уверенной походкой направилась прочь по улице, ее силуэт растворился в ночной мгле.

Я остался стоять один посреди пустой улицы, чувствуя привкус ее помады на губах и жар, заливающий щеки. Голова шла кругом. Что это было? Награда? Урок? Манипуляция? Или все вместе? Я понятия не имел. Но одно я знал точно — Сирена Фоули играла со мной в очень опасную игру, и я уже был в ней по уши. И, черт возьми, мне это нравилось.