Сирена и Оракул

Глава 6. Анонимный звонок, опасный шепот

Я держал ее руку, чувствуя легкую вибрацию телефона и напряжение, которое снова сковало ее тело, как только она произнесла свое имя в трубку. Ее лицо было совершенно непроницаемо, глаза сфокусированы на невидимой точке перед собой. Она слушала молча, лишь изредка ее брови едва заметно двигались, выдавая активную работу мысли. Голос на том конце провода был неразборчив для меня, но я уловил неестественный, металлический тембр — голос был явно искажен, анонимен. Это сразу настораживало. В нашем мире анонимные звонки редко сулили что-то хорошее.

— Говорите по существу, — прервала она наконец молчание собеседника. Ее тон был холоден и резок, как скальпель — у меня нет времени на ребусы. Кто вы и что вам нужно?

Снова пауза. Сирена слушала, ее губы сжались в тонкую линию. Я видел, как напряглись мышцы на ее шее. Что бы там ни предлагали, это явно привлекло ее внимание, но одновременно вызвало и максимальную настороженность.

— Леонард Прайс? — переспросила она, и в голосе прозвучала нотка…не удивления, скорее подтверждения чего-то ожидаемого или предполагаемого. — владелец «Феникса». И что же такого интересного вы можете мне поведать о мистере Прайсе, чего я еще не знаю? И, главное, зачем мне эта информация?

Она слушала дальше, ее взгляд стал еще более острым, пронзительным, словно она пыталась увидеть собеседника сквозь трубку, сквозь искажение голоса. Я чувствовал, как ее пальцы слегка сжались на моих. Она не отпускала мою руку, но это уже не был жест слабости, скорее, бессознательное касание, якорь в момент концентрации.

— Из прошлого? Не связанное с Финчем напрямую? — ее губы тронула легкая, скептическая усмешка — как мило. Немного пыльной драмы из склепа, чтобы развлечь публику? И вы думаете, этого достаточно, чтобы потопить такого мастодонта, как Прайс? Вы меня недооцениваете…или переоцениваете ценность своих старых баек.

Сарказм сочился из каждого слова. Классическая Сирена. Правило номер один: никому не доверяй, особенно анонимам с искаженными голосами, предлагающим сенсации на блюдечке. Она явно подозревала ловушку, попытку дезинформации или какой-то хитроумный ход со стороны врагов — возможно, самого Прайса или кого-то из окружения Финча.

Но что-то в ее позе изменилось. Она чуть подалась вперед, ее внимание стало абсолютным. Информация, какой бы сомнительной она ни казалась на первый взгляд, была слишком соблазнительной, чтобы просто отмахнуться. Прайс был ключевой фигурой, опорой Финча, его финансовым щитом и мечом. Удар по Прайсу, особенно неожиданный, из его собственного прошлого, мог вызвать цепную реакцию, ослабить всю конструкцию власти мэра. Это был шанс, который нельзя было упускать, даже если он пах ловушкой.

— Допустим, — произнесла она медленно, взвешивая каждое слово — допустим, ваша информация чего-то стоит. Каковы ваши условия? Бескорыстная любовь к правде? Не смешите меня.

Она слушала ответ, ее лицо оставалось непроницаемым.

— Понятно. Подумаю. Дайте мне способ связаться с вами. Нет? Вы сами найдете меня? Как предсказуемо и театрально. Хорошо. Жду. Но учтите, если это пустышка или ловушка…я найду вас, и исказитель голоса вам не поможет.

Она резко оборвала звонок, бросив телефон на стопку папок. Несколько секунд она сидела неподвижно, глядя перед собой, ее пальцы все еще сжимали мои. Затем она резко выдохнула и отпустила мою руку, словно опомнившись. Взгляд, которым она посмотрела на меня, был уже не отстраненным, а острым, деловым, полным энергии. Машина заработала на полную мощность.

— Слышал? — спросила она коротко.

Я кивнул.

— Искаженный голос. Компромат на Прайса. Из прошлого. Не связан с мэром напрямую.

— Именно, — она поднялась с пола, начиная быстро одеваться, ее движения были четкими и энергичными. Контроль был полностью восстановлен, от прежней уязвимости не осталось и следа — звучит как классическая подстава. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но и слишком заманчиво, чтобы проигнорировать. Этот Прайс — скользкий тип, наверняка в его шкафу полно скелетов. И если хоть часть того, что намекнул этот аноним, правда…это может изменить расстановку сил.

Она застегнула блузку, поправила юбку.

— Он упомянул пару деталей. Старое дело о банкротстве одной строительной фирмы в конце девяностых. «Аргос Констракшн». И фамилию — Хеншоу. Возможно, бывший партнер или кредитор. Ничего конкретного, просто намеки, проверка на вшивость, видимо.

Она посмотрела на меня в упор. Ее глаза горели азартом и расчетом.

— Арти, мне нужно, чтобы ты копнул. Быстро и незаметно. «Аргос Констракшн», конец девяностых. Банкротство. Связь с Леонардом Прайсом. Любые упоминания фамилии Хеншоу в этом контексте. Мне нужны факты, зацепки. Проверь старые архивы, финансовые отчеты, судебные протоколы, если найдешь. Не светясь. Понимаешь?

Это был приказ. Четкий, ясный, не терпящий возражений. Она снова была командиром, а я — ее солдатом, ее инструментом. И я был готов. Это было то, что я умел. То, ради чего я был здесь.

— Понимаю, Сирена, — ответил я, тоже поднимаясь и приводя себя в порядок. — «Аргос Констракшн», Прайс, Хеншоу, конец девяностых. Сделаю все возможное.

Она кивнула, удовлетворенная моим ответом. На ее губах снова появилась тень усмешки, но на этот раз — хищной, предвкушающей.

— Вот и отлично. Посмотрим, стоит ли эта игра свеч. И кто пытается играть с нами.

Пыль архивов, казалось, все еще висела в воздухе, когда я вернулся в редакцию. Несколько часов напряженного поиска, просеивания старых цифровых следов и полузабытых баз данных дали результат. Неопровержимых доказательств еще не было, но дым определенно имелся, и шел он оттуда, куда указал аноним.

Я нашел Сирену в ее кабинете. Она стояла у окна, глядя на суетливый город внизу, но ее мысли явно были далеко. Услышав мои шаги, она обернулась. На ее лице не было и следа той усталости и уязвимости, что я видел в подсобке. Только холодная сосредоточенность и ожидание.

— Ну? — бросила она коротко, не тратя времени на предисловия.

— Ты была права насчет наживки, но она не пустая, — доложил я. — Фирма «Аргос Констракшн» действительно существовала и обанкротилась в конце девяностых. Очень грязно и внезапно. Леонард Прайс в то время был одним из миноритарных инвесторов, но его имя почти не фигурирует в официальных документах о банкротстве, словно его тщательно вычистили. Однако нашлась пара косвенных связей — переводы средств незадолго до краха на счета компаний, аффилированных с Прайсом тогда. И фамилия Хеншоу тоже всплыла. Некий Артур Хеншоу был главным инженером и, судя по всему, одним из тех, кто потерял все. Был судебный иск с его стороны, обвинения в мошенничестве и преднамеренном банкротстве, направленные против неустановленных лиц, но…иск был отозван при странных обстоятельствах незадолго до того, как сам Хеншоу исчез из поля зрения. Следы обрываются.

Сирена слушала внимательно, ее глаза сузились. На губах заиграла хищная, удовлетворенная улыбка.

— Хм. Значит, наш анонимный доброжелатель не совсем пустозвон. Или просто хорошо подготовился к наживке, зная, что мы будем копать.

— Он связался снова, пока я искал. Назначил встречу. Сегодня вечером. В старой промзоне за Ривер-парком.

Сирена кивнула, словно это было само собой разумеющимся.

— Заброшенные склады, ржавые рельсы, романтика упадка. Как банально. Что ж, раз приглашают, придется уважить. Арти, продолжай копать по этому Хеншоу. Мне нужно все: семья, связи, куда он мог деться. Возможно, именно он или его потомки решили тряхнуть стариной Прайса. А я съезжу, послушаю, что еще интересного мне предложат.

— Нет, — сказал я твердо, глядя ей прямо в глаза.

Она замерла, ее улыбка исчезла, сменившись ледяным недоумением, а затем — вспышкой гнева.

— Что значит «нет», Морган? Я неясно выразилась? Твое дело — информация. Мое — действовать. И я не спрашивала твоего мнения или разрешения.

— Ты не поедешь туда одна, Сирена, — мой голос оставался спокойным, но непреклонным. — Это заброшенная промзона. Анонимный источник с компроматом на человека уровня Прайса. Это пахнет ловушкой за версту. Я поеду с тобой.

Ее глаза сверкнули яростью. Она сделала шаг ко мне, ее голос стал тихим и опасным, как шипение змеи.

— Ты забываешься, Арти. Твое дело — выполнять то, что я говорю. Без вопросов. Без возражений. Ты — мой инструмент. Моя собственность. И я решаю, где тебе быть и что делать. Ясно?

— Может быть, в редакции — да, — ответил я, не отводя взгляда. Я сделал шаг ей навстречу, сокращая дистанцию. — Может быть, в постели — да. Может быть, теперь уже и во всей моей чертовой жизни ты главная. Но там, в этой промзоне, речь идет о твоей безопасности. И ее я буду защищать. Хочешь ты этого или нет.

Ее лицо исказилось от гнева. Она хотела что-то сказать, возможно, ударить, но я продолжил, приблизившись почти вплотную, мой голос стал тише, но тверже:

— Можешь уволить меня прямо сейчас, Сирена. Можешь порвать со мной все контакты. Можешь даже попытаться убить меня, если тебе так будет угодно. Но я буду там. Я буду рядом. Хочешь ты этого или нет. Потому что я не позволю тебе рисковать собой в одиночку.

На несколько секунд воцарилась напряженная тишина. Мы стояли так близко, что я чувствовал исходящий от нее жар — смесь ярости и чего-то еще, чего я не мог до конца понять. Она смотрела мне в глаза, ее взгляд буравил, искал слабость, но находил только упрямую решимость.

Наконец, она отрывисто рассмеялась — сухой, саркастичный смешок, лишенный веселья.

— Смотри-ка, Морган. Кажется, моя дрессировка приносит плоды. Отращиваешь клыки? Или это просто эхо моих собственных? Не перепутай храбрость с глупостью, которую я в тебе так старательно культивировала. Думаешь, эта показная преданность меня впечатлит?

— Я не пытаюсь тебя впечатлить, Сирена — ответил я — я просто констатирую факт. Я буду там.

Она фыркнула, но гнев в ее глазах немного отступил, сменившись привычным циничным блеском и чем-то еще. Едва заметным, мимолетным. Удовлетворением? Она отступила на шаг, ее губы скривились в подобии улыбки.

— Ладно, пес цепной. Твоя верность похвальна, хоть и предсказуема. Но не думай, что это изменит правила игры.

Она посмотрела на часы на стене.

— До встречи еще несколько часов. Достаточно времени, чтобы преподать тебе урок. У меня дома.

Я непонимающе моргнул.

— Урок? О чем ты, Сирена?

Она не ответила. Вместо этого она протянула руку и взяла мою. Ее пальцы привычно сжались на моем запястье — властный, собственнический жест. На ее губах снова играла та самая опасная, обволакивающая улыбка.

— Узнаешь на месте, Арти. Просто иди за мной. И делай, что я скажу.

Я не мог сопротивляться. Не хотел. Это была она — Сирена Фоули. Властная, требовательная, опасная. Да, в сексе и на работе она действительно была главной. Ее воля была моим законом. Но за пределами этого…за пределами этого я буду ее щитом, ее тенью, ее защитником, даже если ей это не понравится. Потому что она была только моей. А я — только ее. И это было единственное, что имело значение в этом проклятом городе. Я позволил ей увлечь меня за собой, зная, что впереди — еще одно испытание, еще один урок подчинения перед тем, как мне придется защищать ее от мира, который хотел ее сломать.

Дорога до ее дома прошла в напряженном молчании. Я вел машину, чувствуя ее взгляд на себе, изучающий, оценивающий. Она не сказала ни слова после того, как взяла меня за руку в редакции, но воздух в машине был наэлектризован. Ее квартира встретила нас привычной прохладой и стильным минимализмом. Ничего лишнего, все на своих местах. Отражение ее натуры.

Как только дверь закрылась, она отпустила мою руку и повернулась ко мне. В ее глазах плясали опасные огоньки — смесь насмешки и вызова.

— Что ж, Арти, — начала она своим низким, обволакивающим голосом, который всегда заставлял что-то внутри меня сжиматься — твоя маленькая вспышка неповиновения в редакции была…занимательной. Похвально, что ты наконец решил озвучить собственную позицию и даже попытался, — она сделала паузу, словно подбирая слово, — доминировать в ответ. Но слова — это просто слова, дорогой мой. Ветер. Настоящее дело, настоящая воля — они говорят сами за себя. Они требуют действия.

— О чем речь, Сирена? — спросил я, чувствуя, как нарастает тревога. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать: за этим последует нечто неожиданное. Испытание.

Она усмехнулась, и эта усмешка не сулила ничего хорошего. Вместо ответа она медленно, с какой-то вызывающей грацией, начала расстегивать блузку. Мое дыхание перехватило. Несмотря на то, что я видел ее обнаженной не раз, каждый раз был как первый. Ее тело было совершенным инструментом — сильным, гибким, опасным. Она скинула блузку, затем юбку, оставшись лишь в тонком кружевном белье, которое почти ничего не скрывало. А потом избавилась и от него.

Она стояла передо мной совершенно нагая, уверенная в своей власти надо мной, в силе своей красоты. Затем, не отводя от меня испытывающего взгляда, она медленно повернулась ко мне спиной. Ее спина была произведением искусства — изгибы позвоночника, лопатки, плавно переходящие в округлые, упругие ягодицы. Отменная задница, как она сама бы выразилась со свойственным ей цинизмом.

— Ты говорил о том, чтобы защищать меня, брать на себя ответственность, быть рядом, хочу я того или нет, — ее голос звучал ровно, но в нем слышались стальные нотки приказа — ты говорил о том, чтобы быть главным, когда речь идет о моей безопасности. Красивые слова, Арти. Но ты понимаешь, что это значит на самом деле? Взять в свои руки жизнь другого человека? Его волю? Его тело?

Она слегка наклонилась вперед, упершись руками в подоконник и глядя на ночной город за окном. Поза была одновременно уязвимой и вызывающей.

— Я хочу, чтобы сегодня ты доминировал надо мной, Арти. По-настоящему. Я хочу, чтобы ты понял, каково это — не просто говорить, а делать. Брать. Без колебаний. Без сомнений.

Она кивнула в сторону прикроватной тумбочки. Там стоял флакон с лубрикантом.

— Там все, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты взял меня. Прямо здесь. Прямо сейчас. Хочу, чтобы ты вошел в меня сзади. Раз ты так уверен в себе, так покажи это. Возьми меня за волосы. Оттрахай меня так, словно я дешевая уличная девка, которую ты подобрал на панели. Грубо. Жестко. Покажи мне свою силу, Арти. Докажи, что твои слова в редакции чего-то стоили. Только тогда ты будешь готов к тому, что ждет нас там, в этой промзоне. Это приказ.

Мое сердце бешено колотилось. Это было…не то, чего я ожидал. Она всегда была главной. Всегда контролировала ситуацию, даже в постели. Ее приказы обычно касались подчинения ей. Сейчас она приказывала мне взять контроль над ней, унизить ее, использовать ее тело так, как она сама описала. Это была очередная проверка, изощренная и жестокая, как сама Сирена. Она хотела посмотреть, смогу ли я переступить через свое преклонение перед ней, через инстинктивное желание оберегать ее, смогу ли я выполнить приказ, который требовал от меня грубости по отношению к ней самой. Она хотела сломать мои внутренние барьеры, чтобы сделать меня тем, кто ей нужен — безжалостным исполнителем ее воли, способным на все.

Я глубоко вздохнул. Выбора не было. Это была Сирена. Ее воля — закон. Я подошел к тумбочке, взял флакон с лубрикантом. Руки слегка дрожали, но я заставил их повиноваться. Подошел к ней сзади. Ее кожа была прохладной на ощупь. Я нанес смазку на пальцы, затем — на нее, чувствуя, как она едва заметно вздрогнула, но не издала ни звука.

Затем я сделал то, что она приказала. Собрал ее темные шелковистые волосы в кулак, потянув ее голову назад. Она тихо охнула — смесь боли и чего-то еще. Я нанес смазку на себя и, следуя ее приказу, вошел в нее. Резко, без подготовки, как она и требовала. Она вскрикнула, выгнувшись дугой, ее пальцы впились в подоконник.

Я двигался в ней, выполняя ее команду. Жестко, быстро, подчиняя ее тело своей силе, как она и хотела. Я слышал ее прерывистое дыхание, тихие стоны, которые она не могла сдержать. Я держал ее за волосы, контролируя каждое движение, чувствуя, как ее тело отзывается на мой напор. Это было странное, пьянящее и одновременно отвратительное чувство — эта грубая власть над ней, данной мне ею же самой. Я видел ее отражение в темном стекле окна — запрокинутое лицо, полуоткрытый рот, спутанные волосы. Она подчинялась. Она выполняла свою часть этого жестокого урока. Я гнал прочь мысли, гнал прочь жалость, гнал прочь все, кроме ее приказа и необходимости его выполнить. Я трахал ее, как она и велела — без нежности, без ласки, только ритм, сила и подчинение. Ее подчинение моему действию, которое было подчинением ее воле. Жестокий замкнутый круг.

Когда все было кончено, я отпустил ее волосы и вышел из нее. Она несколько секунд стояла неподвижно, тяжело дыша, затем медленно выпрямилась и повернулась ко мне. На ее лице не было эмоций, только легкая испарина на лбу и краснота на щеках. Она молча прошла к кровати и легла на живот, подтянув к себе простыню. Я лег рядом, чувствуя себя опустошенным и грязным.

Мы лежали молча несколько минут. Тишину нарушало только наше дыхание.

— Что ж, Морган — произнесла она наконец, ее голос был хриплым, но ровным, с привычными саркастическими нотками — должна признать, ты справился. Даже лучше, чем я ожидала. Похоже, ты действительно способен выполнять приказы, какими бы они ни были.

Я повернул голову и посмотрел на нее.

— Ты… ты серьезно, Сирена? То, что ты говоришь…это правда?

Она повернулась на бок, лицом ко мне, подперев голову рукой. Легкая усмешка тронула ее губы.

— Абсолютно серьезно, Арти. Можешь считать это…зачетом по первому уроку доминирования. Правда, теперь мне придется заказывать специальную успокаивающую мазь для моей нежной попки, — она поморщилась, но в глазах блестел огонек — но, думаю, оно того стоило. Хотя над техникой тебе еще нужно немного поработать. Не хватает…изящества, что ли. Но потенциал есть.

Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке.

— Ты учишься, Арти. Быстро учишься. Становишься именно тем, кто мне нужен. Тем, кого я из тебя и делаю.

Потенциал. Нужно поработать над техникой. Ее слова повисли в тишине комнаты, смешиваясь с запахом секса и ее дорогих духов. Я смотрел на нее, на эту легкую, почти ленивую усмешку на губах, на блеск в глазах, который мог означать что угодно — от удовлетворения до забавы моим замешательством. Она только что заставила меня переступить черту, заставила причинить ей боль и унижение по ее же приказу, а теперь оценивала мое «выступление», как критик — пьесу. И часть меня, та самая темная, выдрессированная часть, которую она так старательно культивировала, чувствовала извращенное удовлетворение от того, что я «справился». Но другая, все еще сопротивляющаяся часть, ощущала горечь и отвращение к себе и к ней, к этой жестокой игре, в которую она меня втянула.

— Техника… — пробормотал я, все еще пытаясь осмыслить произошедшее — ты считаешь, что…что это было необходимо? Чтобы я понял?

Она хмыкнула, проводя пальцами по моей груди, ее прикосновение было легким, почти невесомым, но несло в себе заряд электричества.

— Необходимость, Арти, понятие относительное. В нашем мире необходимо все, что помогает выжить и добиться своего. Ты хотел взять на себя ответственность за мою шкуру там, снаружи? — она кивнула в сторону окна, за которым расстилался ночной город — ты думаешь, те, кто захочет добраться до меня, будут действовать…деликатно? С изяществом? Они будут рвать, ломать, использовать любую слабость. И ты должен быть готов ответить тем же. Или даже ударить первым. Без рефлексии, без жалости, без колебаний. Сегодня ты колебался. Я это видела. Я это чувствовала. Ты делал то, что я приказала, но боролся сам с собой. Этого нельзя допускать. Когда придет время действовать по-настоящему, на раздумья не будет и секунды. Нужно будет просто брать. Власть. Контроль. Жизнь, если потребуется. Понимаешь?

Ее голос был тихим, но каждое слово впивалось в мозг. Она не просто оправдывала свою жестокую выходку, она действительно пыталась вбить мне в голову этот урок. Урок выживания в ее мире. Мире, где сочувствие — это слабость, а сила — это способность причинить боль и не моргнуть глазом.

— Я… я думаю, да, Сирена, — ответил я, хотя внутри все еще был сумбур. Я понимал логику ее слов, холодную, безжалостную логику хищника. Но принять ее до конца было сложно. — Но это…это была ты.

— Именно! — она слегка приподнялась на локте, ее взгляд стал острее — если ты колеблешься сделать это со мной, с той, кому ты вроде как предан, как же ты будешь действовать против настоящего врага? Жалость, привязанность, даже ненависть — все это эмоции, которые мешают. Нужен холодный расчет и готовность исполнить то, что должно быть исполнено. Сегодня ты сделал шаг в правильном направлении. Показал, что можешь переступить через себя ради приказа. Это главное. Технику подтянем.

Она откинулась обратно на подушки, взгляд скользнул по потолку.

— А теперь хватит самокопания, Морган. У нас встреча. И твой первый настоящий экзамен на применение полученных знаний.

Она легко поднялась с кровати, не обращая внимания на свою наготу, прошла в ванную комнату. Я слышал шум воды. Я остался лежать, глядя на смятые простыни. Ее слова, ее действия, ее тело — все это было инструментами манипуляции, дрессировки, подчинения. Но сейчас она добавила новый слой — она хотела сделать меня не просто послушным, но и опасным. Ее цепным псом, способным не только сидеть у ног, но и рвать глотки по команде. И самое страшное было в том, что я понимал — она добьется своего. Потому что она была Сиреной Фоули. А я был Арториусом Морганом, ее творением.

Через несколько минут она вышла из ванной, завернутая в шелковый халат. На ее лице не осталось и следа недавних событий, только привычная маска деловой собранности и легкой скуки.

— Одевайся, Арти. И приведи себя в порядок. Мы не должны опаздывать на рандеву с нашим таинственным информатором. Посмотрим, стоила ли его наживка той цены, которую мы только что заплатили.

Она бросила на меня мимолетный взгляд, в котором смешались насмешка и что-то похожее на одобрение.

— И постарайся выглядеть так, будто ты действительно мой телохранитель, а не мальчик на побегушках, которого только что хорошенько выпороли…метафорически, конечно. Хотя… — она усмехнулась — в твоем случае грань тонка.

Я молча встал и пошел в ванную. Горячая вода немного привела мысли в порядок, но не смыла ощущения произошедшего. Когда я вышел, одетый, Сирена уже ждала у двери, в строгом брючном костюме, идеально уложенными волосами и с хищным блеском в глазах. Она была готова к охоте.

— Готов, мой верный пес? — спросила она, открывая дверь.

— Всегда готов, Сирена, — ответил я. И это была правда. Готов следовать за ней. Готов защищать. И, как она и хотела, готов сделать все, что потребуется. Урок был усвоен. По крайней мере, первая его часть.