Часть 4

Наш с Ирой новогодний вояж в Хургаду отличался от прочих туров только тем, что я честно сообщила Асику название отеля. Я не сомневалась, что тридцатого или тридцать первого декабря он возникнет в нашем отеле, чтобы отметить праздник в кругу семьи − то есть в нашем с Иркой кругу.

Мы не ждали от предновогоднего Египта чудес и сенсаций. Нам хотелось удрать из Москвы, вот и все желания. Главное, что в Хургаде сейчас солнце, твердили мы друг другу. Говорят, в это время там даже купаются, подбадривали мы сами себя. Сменить обстановку никогда не вредно, произнесла каждая из нас во время перелета, добавив — деньги-то смешные, грех не полететь. Так все говорят.

В агентстве мы попросили подобрать нам нечто добротное на первой линии, сбалансированное по цене. Две законченные скряги, типичные любительницы распродаж. У менеджера по туризму, сладкой тети с пирсингом, на пухлой физиономии крупными буквами было написано, что женщина часто и с удовольствием врет.

Расписывала отель «четыре звезды» как Тадж-Махал. Как говорят на Востоке, «сам бы ел, да деньги надо». Мы переглянулись и предпочли поверить. Это такая игра. Клиент − вне зависимости, что им движет, − готов потратить на свое путешествие скромную сумму и ни сантимом больше. Он так решил, имеет право. Одновременно менеджер хочет продать тур в небезупречный, но в целом приемлемый отель. Стороны сделки взаимно понимают: клиенту надо сохранить лицо, почувствовать себя дорогой штучкой, при этом сэкономить. Он будет только благодарен за ложь об отеле. Тетка-менеджер знала эту уловку, поэтому была совершенно уверена, что, привирая про отели, делает клиентам благо.

Отель в Хургаде оказался сбалансированным. Дальше балансировать решительно некуда.

Не Тадж-Махал.

Крепкая египетская пляжная «четверка» со всеми вытекающими последствиями, Баланс на каждом углу и под каждым ковриком. Здесь «плюсы» компенсировали «минусы» и наоборот. Пляж – квадратов сто, зато территория отеля внушительных размеров, с красивой зеленью. Трудолюбивые, хоть и лишенные фантазии садовники целый день нарезали из цветов и пальм квадраты, шары и пирамидки. Номера большие, но мебель не новая, сборная. Бельишко бывалое, зато тщательно выстиранное. Дверь в шкаф закрывается только с помощью пинка. Дверь на балкон, напротив, можно открыть только вдвоем. Кондиционер шумный, как и всякая вещь с мотором, которая тянет лямку из последних сил. Развлечений с гулькин нос и все двусмысленные, рассчитанные на людей, которые набрались по самые брови и всему рады. Дискотека, громкая и бестолковая, начиналась строго за полночь, когда после плотного ужина и посещения бара «все включено» вовсе не хотелось шевелиться.

Ночи были стылые. Кондиционер кряхтел и стонал, нагнетая в номер тепло. Сезонный ветер сносил с ног. В полдень, когда раскочегаривалось солнце, можно было раздеться до купальника и позагорать часа два-три. Смельчаки лезли в море и стоически плавали до синевы и мурашек. Я вычеркнула морские ванны из списка развлечений в первый же день. От холодной воды я цепенею, и вывести меня из этого состояния практически невозможно.

Из развлечений пользовались спросом экскурсии с изнурительными переездами в Луксор и Каир, «трипы» на яхте и всякие ориентальные шоу. На эту часть программы мы также дружно забили. Во-первых, мы там уже были, и увидеть нечто принципиально новое надежды не осталось. Во-вторых, когда мы в полуобморочном восторге впервые приехали в Египет, нас уверяли, что на танцы дервишей можно смотреть вечно. Вечно − не исключено. Но не в двадцатый раз. Луксор или Каир с пирамидами манили нас издалека, однако память о предыдущих посещениях этих туристических объектов была связана с ночевкой в автобусе, длительными перемещениями под конвоем по пустыне, с жарой, духотой и пылью, с перманентным желанием на все плюнуть и заказать ванну в первом же придорожном отеле. Плавание с маской на коралловых островах под пронизывающими зимними ветрами также представлялось неудачной идеей. Мы не хотели изводить себя ни морально, ни физически. Насмотрелись уже. Так что дежурная программа для туристов − мимо.

На третий день мы и отель взаимно притерлись друг к другу. Ира вычислила стойку, где варили отличный кофе, а официант был не такой откровенный наглец, как все остальные. Под воздействием чаевых он окончательно эволюционировал в милого, предупредительного юношу, как выяснилось, отлично понимающего русский язык. Жизнь налаживалась. Для полного счастья мы обросли компанией.

В египетских пляжных четверках не встретишь олигархов. В основном, здесь отдыхают нормальные люди со всеми своими плюсами и минусами.

В нашей компании запевал железнодорожник Женя из Питера пятидесяти лет с роскошными буденовскими усами. Он сурово попросил у нас на пляже «огоньку», высказал мнение о современном состоянии международных отношений, выступил с критикой парочки деспотических режимов. А через пять минут суровость с него слетела, и Женя запел совсем иные песни. Железнодорожник оказался жизнелюбивым бодрячком и веселым рассказчиком анекдотов про свою жену. По какой-то причине он считал себя обязанным развлекать компанию стендап-шоу о семейной жизни с женщиной по имени Катя.

Это была проверенная линия поведения, которая позволяла ему на всех курортах становиться центром внимания. Соль шуток на семейные темы сводилась к одному. Во всех историях железнодорожник играл роль разумного, уставшего на работе человека, который жаждет одного − погреться на пляже, попить пивка, спокойно покушать. Своей супруге Женя отводил роль особы, у которой «шило в одном месте». Ее постоянно несет то на пирамиды, то в музей, то на дискотеку. Сама безумная, уверял Женя с театральным возмущением, и мужа с собой тянет. Конфликт интересов порождал, по заверениям Жени, множество смешных ситуаций.

Супруга Катя – на редкость активная и добродушная, тоже лет пятидесяти — слушая анекдоты мужа про собственную непоседливость, кокетливо хохотала. И даже напоминала Жене о тех, особенно унизительных для нее историях, которые сам он случайно забывал.

Вот такая семейная ролевая игра. Тридцать лет законного брака.

− Наверное, чтобы продержаться тридцать лет вместе, надо придумать какую-то игру, — сделала вывод Ира. Но потом ее снова понесло в романтику. – Путешествия нужны, чтобы знакомиться с новыми людьми и учиться у них, учиться…

− Кто о чем, а твоя наука вся из серии «как удержать мужчину в законном браке», − ответила я.

Ира не обиделась

− Не вся наука.

− Вся, вся. А ты не заметила у дяди Жени тоску в глазах? Женя давно знает, что не он режиссер этого спектакля. Эта милая, глупенькая непоседа Катя держит его в тонусе, поставляет материал для анекдотов. При этом не дает железнодорожнику и пяти минут поворковать с девочками «тет на тет». Только супружеские анекдоты. Подоплека анекдотов проста: Женя сам без остановки сообщает окружающим женщинам, что место занято Катей. Ведь получается, что он все время говорит только о своей жене. А едва начинаются какие-то более пикантные и отвлеченные темы, занавес падает. Катя сразу дает Жене поручение. Ой, она шарфик забыла. Ой, коньячку ей принеси. Ой, еще кофе захотела. Ой, на ресепшн узнай, когда… Молодец. Идеальная цензура. Не дает с девочками засиживаться. А он бы, кажется, уже посидел, поговорил.

Ира недоверчиво хмыкнула, однако задумалась. Полагаю, в ее поваренную книгу брака добавился еще один рецепт.

Молчаливая пара влюбленных, которые постоянно держались за руки, поразила меня настолько, что я сама пригласила их посидеть с нами.

Оба светленькие, возвышенные, изысканно одетые, они очень мало говорили, больше перешептывались. В их присутствии не хотелось произносить грубых речей или сплетничать о постояльцах. Истинные влюбленные, особенно не такие уж юные, как наша пара, облагораживают любые посиделки. Они привносят легкую щемящую ноту. В больших зеленых глазах мужчины не было иного выражения кроме нежности. Пухлые губы спутницы то и дело трогала предупредительная улыбка, словно она постоянно телепатически интересовалась у него − хорошо ли тебе, милый, со мной? Ты всем доволен? Его звали Виктор, ее − Валентина. Так трогательно. Казалось, они спустились к нам с небес или прибыли прямиком из какой-то очень чистой легенды, где поступками людей заправляют возвышенные страсти.

Был в нашей компании и свой павиан-серцеед — расхожий курортный персонаж, стареющий ловелас тоже лет пятидесяти, из Сыктывкара. Без таких персонажей любой пляжный отель в Турции или Египте − сирота.

Неплохо сохранившийся, спортивный, высокий дядя в темных очках «авиатор» умело мимикрировал в любой компании, потому тусил не только с нами, а бойко «работал» по всему пляжу. Мужчина по имени Бронислав подвизался в сыктывкарской мэрии. Какую должность занимает, не говорил, но постоянно намекал на заметное место в истории города, района, области и, возможно, государства.

Днем Бронислав демонстрировал свой поплывший торс на пляже, стоя у самой кромки воды, и поверх голов постояльцев отеля вглядывался в даль. По вечерам Бронислав окучивал три-четыре дамы разом, чтобы не терять время впустую. Из такого количества женщин уж кого-то, но зацепишь наверняка. Вечером в баре на открытом воздухе, развалившись в плетеном кресле, он громко разговаривал по телефону с подругой жизни, оставшейся дома. «Что ты, дорогая, какие тут женщины? Нет здесь никаких женщин. Твоя ревность… Ты меня достала… Это невозможно… Здесь вообще нет женщин, не на кого смотреть. Одни старухи. Одна уродливей другой! Не поверишь − страхолюдина на страхолюдине».

Боюсь, я не вполне поняла его послание миру. Зато дама, которая находилась в этот момент рядом с ним, и, на мой взгляд, еще полчаса назад была готова на все, сжалась до размеров мятого фантика.

После того, как эта несчастная, не выдержав правды жизни, сбежала от Бронислава к местному бармену, наш ловелас прицепился к Ирэн. К моему ужасу, Ира пригляделась к нему. Бронислав сделал ей всего один пошлый комплимент, и на следующее утро подруга вышла на пляж в самом отвязном бикини. Поздоровалась первой, да еще с такой улыбкой, что мои очки свалились в песок. Явным образом павиан ей понравился. Не будь меня рядом, подруга не стала бы себя ограничивать. Ее пугали моя трезвость и критический настрой.. Вдруг я высмею ее выбор? Меньше всего мне хотелось играть для подруг роль строгой мамочки, которая колотит их указкой по рукам всякий раз, когда девочки тянутся к сладенькому.

− Ира, я не зверь. Если хочешь переспать с павиа… с Брониславом, сделай это, пожалуйста. Не думай о том, как я буду реагировать, − сказала я подруге проникновенно.

— Почему ты решила, что я хочу с ним спать? — зарделась Ира.

– Я ничего не решила. Я говорю на тот случай, если тебе нужен секс. Не прислушивайся к моему мнению. Не думай обо мне. Не думай о том, что я думаю о тебе и Брониславе из мэрии. Занимайся только собой и своими желаниями. Немного ветрености − иногда это полезно…для здоровья.

− Когда ты так говоришь, мне хочется все меньше, − призналась Ира.

Значит, все-таки хотелось. Я почувствовала себя старой замужней грымзой, которая не дает молодежи развлекаться.

− Честно, не оглядывайся на меня. Мне не будет скучно. Посмотрю телевизор, кофе попью. Полистаю журнал. Найду, чем заняться. Иди и греши, дитя мое, греши сколько душа пожелает. Ни словом, ни взглядом я не упрекну тебя. По крайней мере, этот товарищ не скрывает, что дома у него осталась подруга. Он по-своему честен − это уже хорошая новость. Только не одалживай ему денег.

Ира взяла паузу на обдумывание моего предложения.

− Знаешь что, Полина, − сказала она, теребя сережку − признак, что Ира собирается сообщить мне нечто неприятное. − Иногда ты говоришь ужасные вещи.

− Ужас в другом: я говорю то, что думаю.

Я готова была признать себя испорченной и злой. Однако вечером в мой номер постучала лучшая половина той самой влюбленной пары − прекрасная женщина с пухлыми губами Валентина. Ирина в своем номере чистила перья перед выходом в свет. Я перьев не чистила. У меня их не было. Я грызла жесткий персик перед телевизором, надеясь отыскать русский канал.Завидев Валентину, я едва не подавилась косточкой. Глаза прекрасной влюбленной были полны слез. Я сразу решила, что случилось самое страшное, например, ее Ромео отравился моллюсками, которых подавали на обед. Он их так жадно заглатывал.

Как ни странно, об отравлении речи не было. Валентина хотела выпить и поплакать в мое плечо. Я щедро налила ей первое, и с некоторым недоумением подставила второе, плечо то есть. По моему разумению, великие возлюбленные плачутся исключительно друг другу, никому из иных представителей человечества свои тонкие эмоции не доверяют.

Испив горькую, Валентина вытерла ладошкой губы, потом хрипло произнесла:

− Он уезжает тридцать первого декабря.

Я поняла, что речь идет о Викторе. Кто еще мог занимать ее мысли?

− Тридцать первого?

Оставалось еще четыре дня.

− Тридцать первого? Что-то случилось? Не может быть, вы поссорились…

− Он всегда уезжает тридцать первого декабря. Уже пятнадцать лет я не могу привыкнуть к этому. Он всегда вывозит меня в это время в Египет, в этот гадский Египет, и тридцатого мы отмечаем наш Новый год. Якобы Новый год. А тридцать первого он возвращается домой, чтобы успеть отметить настоящий Новый год с семьей.

Бедняжка. За пятнадцать лет такой порядок вещей и Белоснежку сделает истеричкой. Валентина с чувством уткнулась в мое плечо и в голос заревела.

Оказалось, что пятнадцать лет они любовники, но не более того. Сначала Виктор говорил, что должны подрасти дети. Когда дети подросли, выяснилось, что законная жена должна привыкнуть к мысли о скором разводе. Она весьма чувствительна к стрессам, и вообще после стольких лет жена − не чужой Виктору человек. Он не должен бросать ее так внезапно.

− Сколько лет жена привыкает? − спросила я, уже догадываясь, с чем имею дело.

− Десять лет! − всхлипнула Валентина. − Она привыкает гребаные десять лет! У-у… Год за годом все привыкает и привыкает. Да за это время мы с Витей могли бы не только пожениться, но и три раза развестись. Можно я немного побуду в вашем номере? Не хочу, чтобы он видел, как я плачу.

Вечером наша компания, к которой прибились еще несколько симпатичных персонажей обоего пола, заседала в баре за неспешной беседой о том и о сем. Влюбленные тоже были здесь − по обыкновению плечо к плечу, рука в руке. Я больше не чувствовала себя испорченной, и мило улыбалась им, таким приземленным, как и все мы грешные.

Ира выглядела идеально, если за точку отсчета принять ее цель − наповал очаровать Бронислава. Она убила на создание имиджа часа три. Были использованы все средства, чтобы подчеркнуть воздушность и наивность Иры, с одной стороны, и ее готовность к безумствам плоти, с другой. Сексуально растрепанные пряди, будто девушка только что поднялась с постели. Призывная розовая помада. Декольте зашкаливало, разрез на юбке ненавязчиво, но полностью открывал точеное загорелое бедро подруги. Бронислав вел себя прилично и сдержанно, словно понимал, что сегодня решается его судьба − будет, в конце концов, у него в этом отеле секс или нет?

− Ни в чем себе не отказывай. Поверь мне. Только обещай: если тебе что-то не понравится, пулей в мой номер. Я тебя спасу. И никогда ни словом, ни взглядом не напомню тебе о сотруднике мэрии, − поклялась я Ире на ушко.

− Он может быть милым, правда? − глаза Иры вспыхнули признательностью. − Это просто курортное приключение, Полина. Все равно здесь больше не на кого взглянуть. Все, на кого взглянуть можно, с подругами или женами.

− Не оправдывайся. Ты никому ничего не должна. Поступай, как знаешь.

− Ни словом, ни взглядом? Ни одной твоей ужасной шутки? − деловито уточнила Ира.

− Ни одного намека. Я уже забыла. Оставь банковскую карточку и крупную наличность у меня. Если не возражаешь.

− Я возьму долларов тридцать. Как ты думаешь, тридцатки хватит, чтобы заказать вино и фрукты в номер? − церемонно поинтересовалась Ира.

− Более чем.

− Я возьму тридцатку, а остальное пусть будет у тебя.

Теперь я была хоть и не в полной мере, но спокойна за подругу.

Загрузка...