Скандал в Дуате

Часть 8

На пороге кухни возник Асик. Даже не заметив мои манипуляции с пластырем и перекисью, муж ласково, но напряженно спросил, когда ужин? Подозреваю, он весь день проторчал за своим компьютером, питаясь ради экономии времени только чипсами, кофе и томатным соком. За годы брака я изучила его так называемый «ленивый рацион».

− Асик, разве ты не видишь, что я порезалась? Кровь не останавливается. Я не могу готовить ужин, − сказала я с обычной в таких случаях интонацией утомленного психотерапевта, у которого в коридоре в ожидании приема сидит дюжина острых шизофреников и один тихий маньяк.

Асик надул губы, тяжело переваривая информацию. Боюсь, без подсказки он умер бы от истощения. Так и есть: Асик запаниковал:

− Мы не будем ужинать?! − надрывно, как герой греческой трагедии, спросил он.

− Я не буду ужинать. Я. Не ты, а я. Аппетита нет. А ты будешь, − ответила я, теряя выдержку. − После работы я зашла в супермаркет. Возьми в пакете колбасу, сосиски, сыр, молоко, оливки, бездрожжевой хлеб − между прочим, трех сортов, как ты любишь. Там же овощи, фрукты. Импровизируй. Завари чай. До утра продержишься?

Асик сообразил, что перегнул палку. Он стремительно распотрошил пакет, соорудил себе многослойные бутерброды, похимичил с чайником и заваркой, составил все на поднос и отправился в гостиную уничтожать перед телевизором недельный запас продуктов. Может, когда захочет.

Вскоре из гостиной донесся его голос:

− Что за игрушки ты накупила? На столеразложены, мешают ужинать.

− Это сувениры из Египта! − крикнула я. − Сейчас распаковала. Не трогай. Потом я их куда-нибудь определю. Отодвинь в сторону. И жуй свои бутерброды. На столе полно места, на пять подносов хватит.

В гостиной заработал телевизор, как раз начинались новости. Я успокоилась: в ближайшие полчаса контакты с мужем мне не грозили. Можно спокойно позаниматься собой. Но скоро я вновь услышала раздраженный голос главы нашего вроде семейства:

− Полина, убери от меня эту ослиную голову! При этом осле кусок в горло не лезет. Он на меня смотрит!

− Не смей называть его ослом! Это не ослиная голова, а собачья! Это Анубис. У него голова собаки. Это собака, только с очень большими ушами.

− Мне все равно − собака это или еще кто. Убери. Он на меня пялится.

Что за беспомощность! Кровь все не останавливалась, хотя я вылила на ранки полфлакона перекиси водорода. Я взорвалась:

− Он же на тебя смотрит, а не на меня! Вот ты его и убирай куда-нибудь.

− А куда? − донеслось из гостиной, уже тише.

Когда Асик получал отпор, он сразу сдавал позиции. Главное все сделать вовремя.

− Куда хочешь! − огрызнулась я, чтобы закрыть тему. − Мне все равно.

Когда новости закончились, мы с Асиком поменялись местами: он притопал на кухню мыть за собой посуду, а я вернулась в гостиную, чтобы выпить чашку чая за просмотром сериала.

Асик действительно куда-то спрятал Анубиса. Статуэтки на столике не было, хотя остальные сувениры лежали на месте.

Ладно, найду Анубиса позднее, решила я. Вот начну пыль в шкафах протирать − и лет через десять сразу найду.

Удивительно: в Египте мне больше нравился Анубис, а дома − серебряный браслет. Теперь он показался мне очень теплой вещью. Пусть ничего выдающегося в нем нет, но браслет хорош. Увесистая цепочка весьма заковыристого плетения и подвеска в виде анкха. В верхней части ключа жизни была вырезана птица, по бокам − лотосы, а в нижней − перо. Будет настроение − надо обязательно посмотреть в Интернете, что значат эти символы. Я надела браслет на руку, он отлично смотрелся, дорого и значительно. Заметно, что вещь старинная и сделана на совесть.

Некоторое время я любовалась браслетом, и не заметила, как заснула. Наверное, подействовали чай с мятой или вялый сериал про полицию, который на семидесятом эпизоде совершенно выдохся. Главный герой потерял интерес к преступлениям, а преступники − к наказаниям. К финалу они наверняка побратаются, и будут контролировать город вместе.

Я проснулась в два часа ночи от чувства, что на лоб легла неведомая ледяная длань. Холод пронзил меня. Он спустился по шее к груди, стремительно пополз к пальцам. Я сдавленно вскрикнула и открыла глаза.

Сериал давно закончился. Канал крутил старую американскую комедию. По экрану прыгал и неестественно хохотал глава семейства с простецким и придурковатым лицом. Весь фильм он занимался тем, что создавал проблемы этому самому семейству. Никогда не могла запомнить фамилию примелькавшегося актера, как и названий фильмов, в которых он снимался. Эти фильмы часто крутили по федеральным каналам, обычно за полночь, не рассчитывая, видимо, на взыскательную аудиторию.

Сердце трепыхалось, как оторванное. Я никогда не страдала тахикардией. Возможно, меня что-то напугало, пока я находилась между явью и сном? Приложив руку к груди, я пыталась определить причину беспокойства.

Нечто носится в воздухе, и я не могу это ни услышать, ни поймать. Казалось, я упустила что-то важное, оно лежит на поверхности, а я не вижу, некий эпизод, мелочь. Нет, не могу вспомнить.

На ногах лежал плед. Но холод не отпускал, а невидимая ладонь продолжала давить на лоб. Я с усилием встряхнулась, решительно сбросила плед, выключила телевизор. Выпила остатки чая, рассматривая сувениры на столе. Под светом лампы скарабей, птица и пантера выглядели как живые. Наверное, я все еще находилась на границе сна и яви, немного плыла голова. Это мешало сосредточиться, сбивало с толку. Казалось, стоит прекратить сопротивление, и все предметы вокруг меня растают, нечто снова утянет меня в сны.

Вдруг поразила тишина в квартире, такая необычная для нашего дома. Мы − не самая шумная семейка в подъезде, однако звенящей тишины здесь не бывает. Всегда есть шумы, по которым можно судить, что жизнь катится своим чередом − то вода из крана капает, то машина за окном проедет, то чайник буйно закипает, то полуночник Асик хлопает холодильником или ворочается в кресле перед компьютером.

Сейчас в доме не было ни звука. Словно, пока я спала, все живое, все то, что способно производить звуки, унеслось в недоступные для моего слуха дали, в параллельные пространства, должно быть.

Я прошла в кабинет Асика, радуясь, что слышу хотя бы собственные шаги. Компьютер отключен, мужа не месте нет. Куда он мог исчезнуть в два часа ночи? Неужели лег спать, оставив меня на диване в гостиной? Раньше не замечала за ним подобного коварства. Разве только по рассеянности мог учудить.

Я обнаружила, что из-под клавиатуры торчит свернутый вдвое листок бумаги, старорежимно подписанный − «Полине!» С восклицательным знаком. Это что-то новенькое. Прежде Асик не оставлял записок, а по любому поводу рассылал эсэмэски. В листке рваным почерком отвыкший писать рукой человек накидал две строчки: «Я срочно ушел к другу по делу. Проблемы в проекте. Утром позвоню. Спокойной ночи. АС».

Это мы называли его Асик, а сам себя он именовал иначе − АС. Юмор такой плоский или тщеславие − так и не почесалась у него спросить.

Какой еще проект? Впрочем, я была не в курсе его дел. Может быть, и проект. Может быть, коллеги Асика так же склонны к ночным бдениям, как он − вся эта армия программистов-термитов, тайно, под покровом темноты подтачивающая наш мир. Решила не звонить мужу. Пусть шляется где хочет. Если приносит деньги, значит, так надо.

Рядом с текстом было пририсовано небрежное сердечко: одна половинка больше, другая меньше.

Сердечко нарисовал. Но даже не разбудил. Так бы и провалялась до утра под пледом, а утром, между прочим, на работу. Не теряя времени, я умылась, почистила зубы и отправилась на боковую. То, что мужа нет рядом, меня не беспокоило. Я почти всегда засыпала без него. Асик был типичной совой.

Когда перебьешь сон, некоторое время трудно отключиться. Закрыв глаза, я с медитативной педантичностью перебирала звенья браслета, который так и не сняла перед сном. По какой-то причине мне было с ним спокойней. Я посмеивалась над собой − становлюсь суеверной, пугливой, сама себя накручиваю. Это только браслет. Да, с удачной энергетикой, не отрицаю. Мне нравилось чувствовать пальцами многослойное плетение цепочки и тонкую резьбу анкха.

Казалось, сон играл со мной, щекотал невесомым перышком, то напускал тумана, то пропадал. Хотелось заснуть, но никак не получалось. Когда пытаешься заснуть усилием воли, становится только хуже. Откуда ни возьмись такая бодрость появляется, ни в одном глазу.

В свое время я немало потрудилась над тем, чтобы обеспечить в спальне абсолютную темноту. Окна закрывались тройными плотными шторами без единого зазора. Такой соблазн как телевизор отсутствовал вовсе. Комната была выдержана в темных тонах и всегда заранее хорошо проветривалась. Никаких букетов с резким ароматом, только мята в специальных саше. Несколько лет назад у меня были проблемы со сном, и с тех пор я заботилась о создании правильной атмосферы в спальне.

Даже с закрытыми глазами я поняла, что, кроме навязчивых мыслей, мне мешает заснуть некий новый раздражитель. Я неохотно открыла глаза, и неожиданно заметила слабый свет из-под двери в коридор. Очень странно: я твердо помнила, что вырубила все лампы. Пришлось встать − так и есть, из-под двери сочился слабый зеленоватый свет. Почему зеленый? У меня в доме нет зеленых ламп.

Вдруг навалилась страшная усталость. Ноги сделались как гири, которые не дают шагу ступить. При этом я знала, что должна идти к свету, а если нет сил идти к нему, то ползти. Волоча ноги, я дотянулась до ручки двери. Свет молочно-зеленым квадратом с нечеткими границами проник в спальню.

Хватаясь за косяк двери, я выбралась в коридор. Источник света располагался не здесь. Гостиная освещена гораздо ярче. Что может там так сиять? Ноги окончательно отказали. Я упала на четвереньки и поползла, повинуясь неведомому порыву.

Я должна увидеть источник света! Кому должна и почему должна − не отдавала в тот момент отчета. Умру, если не доползу до света. Все мои желания сконцентрировались на этом, будто в мире не осталось более важной вещи.

Руки от плечей до запястий налились свинцом. Сложно управлять конечностями. Казалось, свет сам вытягивает меня из коридора в гостиную, а тело сопротивляется, отказывается туда идти. Я бессильно расплакалась и начала что-то шептать. Я прислушалась к себе. Не мои слова. Будто их произносит чужой человек, пользуясь моим голосом:

«Я иду… Я должна дойти… Подожди меня… Выведи меня отсюда». Зачем я это говорю?

От гостиной по полу прихожей подобно февральской поземке прошлась ледяная волна. Похоже, изморозью покрылись даже зубы. И нос забило бархатной пылью. Трудно дышать. Я не самая фанатичная хозяйка, но все же − откуда здесь столько слежавшейся пыли?

«Ушшепти..., − принесло с волной. − Ушепти… Найди… Маа…»

Или послышалось?

− Кто ты? − тоненько заныла я. − Что тебе надо?

Сияние впереди, в гостиной разрасталось. Вопреки собственному желанию, я волокла вперед свое тело к этому очагу холодного свечения, и, наконец, доползла до порога комнаты. Хватаясь руками за стену и косяк двери, я поднялась − не упасть бы, так и тянуло вниз. В последнем порыве сделала еще один шаг вперед.

Резкая боль в правой руке остановила меня. Эта боль, как последний и смертельный удар, окончательно обездвижила ноги и руки.

Браслет на руке − это он остановил меня. Он зацепился за край выпуклой рамы большой картины, которая висела на стене перед входом в гостиную. Браслет запутался в витиеватой резьбе на раме, натянулся и больно впился в запястье. Пальцы не слушались, когда я пыталась освободить цепочку. Вторая попытка, третья… Полное отчаянье. Я принялась стягивать браслет с руки. Я должна освободиться и идти дальше, к сиянию, убеждала я себя и не знала, почему делаю это. Дергала, дергала рукой, уже без сил. Браслет не поддавался, не отпускал меня, держал. А казался таким невесомым…

…Я открыла глаза в кромешной темноте спальни.

Все как всегда и на своих местах, ни единого неприятного раздражителя, прохладно, пахнет мятой.

Значит, мне все привиделось. Я просто не заметила, как уснула. Ничто не беспокоит. Сердце бьется уверенно, ровно. Нет боли, руки и ноги в полном порядке. Я с облегчением выдохнула, повернулась на бочок, и без проблем улетела в глубокий сон без видений, без могильного холода и зеленых поземок.

Встала, как всегда, четко по будильнику, в приподнятом настроении. От ночного кошмара не осталось и следа. При этом через полчаса, когда кофе был готов, а макияж нанесен, вдруг поняла, что обхожу гостиную стороной. Вроде мне туда и не надо было… Но я каждое утро начинала одним и тем же ритуалом − бесцельно прохаживалась по всей квартире с чашечкой кофе в руках.

По всей квартире, но в этот раз, упорно минуя гостиную.

Что за бред, сказала я себе. Мало ли что может присниться? Нельзя доходить до паранойи. Это моя квартира, я знаю здесь каждый сантиметр.

Я решительно допила кофе, и непринужденно отправилась в гостиную.

Ничего необычного там не было. Все на своих местах. Никаких пугающих зеленых свечений. Разве что шторы на окнах не задернуты. Забыла вчера это сделать. Возможно, ночью в окна бил фонарь. Или соседи из дома напротив не ложились спать, а свет падал из их квартиры.

Подожди, остановила я сама себя. Не было никакого света. Мне же все приснилось. Пантера и скрабей с птицей на спине лежали на столике там, где я их оставила.

Браслета не было.

Тут до меня дошло, что браслета на столике и не должно быть − он на моей руке.

Но ведь и на руке его нет.

Где браслет?

Я бросилась в спальню и лихорадочно, расшвыривая в стороны покрывало, одеяло и подушки, перерыла постель. Нет браслета. Затем я медленно, тщательно обследуя пол и мебель, прошла тем же маршрутом, по которому в своем сне ползла ночью по прихожей.

Браслет болтался на выступе тяжелой картинной рамы около входа в гостиную.

Эту картину я приобрела несколько лет назад в арт-салоне. Мне понравилось, что картина выполнена в светлых тонах, большая, в богато декорированной белой раме. Именно светлого пятна не хватало тогда в моей квартире, где я в припадке ремонтного безумия поклеила темно-зеленые обои. Ужаснулась позднее, а пока клеила, нравилось.

На картине был изображен уголок Венеции − ряд старинных фасадов над каналом, по которому фланируют гондолы. Венеция − по-карнавальному многоцветный город, но у каждого художника свой взгляд. Автор моей картины увидел Венецию молочно белой, почти засвеченной. Контуры и детали зданий вырисовывались в летящих, едва заметных серых и бежевых штрихах.

Мы с Асиком называли эту картину «белым квадратом».

Теперь этот квадрат стал бледно-зеленым.

Без единого молочного пятнышка. Как я раньше не обратила внимания?

Я осторожно сняла браслет с выступа и надела на руку. Некоторое время стояла перед картиной, не понимая, что происходит. С каких пор она бледно-зеленая? С минувшей ночи?

И браслет действительно зацепился за раму.

Это был не сон.

В кухне я жадно выпила стакан ледяной воды, потом набрала номер единственного человека, в чьих глазах не боялась показаться умалишенной.

Рабочий день Иры начинался на два часа раньше моего. Она была пунктуальным начальником отдела продаж. Приходила на работу минута в минуту уже в образе офисного деспота. Ира ответила мне суровым тоном беспощадной начальницы, которая в рабочие часы не делает послаблений ни себе, ни людям. Наверняка вокруг нее в этот момент сновали подчиненные, и она не собиралась показывать им, что тоже человек.

− Ира, посоветуй мне что-нибудь. Я в ужасе.

Я отчетливо услышала хлопок от падения тяжелого предмета. Ира что-то уронила. Действительно: я никогда не обращалась к ней с подобными просьбами. В нашем тандеме советовала и спасала всегда я.

− Ээ… Малышка, ты не заболела? − спросила она напряженно, впервые назвав меня малышкой.

Я кратко и без эпитетов изложила ей свой сон, который сном больше не казался.

− Очнись, − строго ответила Ира после некоторой заминки. Очевидно, ей потребовалось время, чтобы уединиться в более подходящем для такого разговора месте. − Не говори ерунды. Сегодня было полнолуние, при совершенно безоблачном небе. Ты это заметила, нет? Это Луна светила в окна твоей гостиной. Лу-на. Понимаешь? Сама говорила, что ты не задернула шторы. В полнолуние всем крышку сносит. Я в полнолуние всегда плохо сплю. Выходила на кухню водички попить. Видела эту сумасшедшую Луну. Огромный диск, хочу тебе сказать, как в фильме ужасов про оборотней. Было светло, как днем. Полина, не ожидала от тебя…

− А браслет на рамке картины? Как он туда попал?

− Ну… Возможно, ты действительно в полубессознательном состоянии пошла на лунный свет. Вдруг вступило тебе в голову. Полнолуние же. Предположим, хотела выключить лампу. В полусне. Решила, что лампа горит. Ты не страдаешь лунатизмом?

− Сама знаешь, что не страдаю. Лунатизма нет.

− Ты сейчас принимаешь какие-нибудь таблетки?

− На что ты намекаешь? Никаких таблеток, кроме витамина С. Я здорова, Ира. Если не считать, что вчера пальцы порезала. И потом, как объяснить, что картина стала зеленой?

Ире взяла паузу, чтобы изобрести ответ.

− Ты давно рассматривала свою картину?

− Что ее рассматривать? Картина находится у меня много лет. Я наизусть знаю, что там нарисовано.

− Вот видишь! − обрадовалась Ира, словно это само по себе все объясняло. − Мы никогда не присматриваемся к вещам, мимо которых ходим сто раз в день. Может быть, твоя картина давно позеленела. Может, краски окислились…

− Окислились, значит. Взяли − и окислились, − я хотела, чтобы Ира услышала свою версию со стороны.

− Или заплесневели, − предложила другой вариант Ира. − Откуда ты знаешь, какие краски использовал художник? Вдруг это особенные краски? Отдай картину на экспертизу. Думаю, все сразу прояснится.

− Почему я раньше не заметила, что картина позеленела? Это такое рядовое событие, когда картины вдруг зеленеют? Никому не бросается в глаза? Можно год ходить мимо и не заметить?

− Господи, Полина! У тебя в прихожей зеленые обои, рябенькие, с веточками. Зеленое на зеленом. Ты могла просто не обратить внимания. К тому же есть вещи, которые со временем действительно зеленеют. Бронза, например.

− Бронза зеленеет?!

− О, Полина!

Все это звучало не слишком убедительно, не давало прямых ответов, но я немного успокоилась.

− Тебе кажется, что у меня не все дома? − спросила я у затаившей дыхание Иры.

− Честно? Похоже на то, что у тебя нервы не в порядке, − призналась Ира. − Тебе надо к врачу. У меня есть телефон хорошего психотерапевта, на раз мозги вправляет, и недорого. Вдруг ты переутомилась? Или надо переждать полнолуние. Может, тогда само собой рассосется? Собираешься на работу? Позвони мне днем. Сейчас не слишком удобно разговаривать. У меня совещание.

Это был намек на то, что я побеспокоила Иру в неурочное время, и разговор пора свернуть. Ей стало неудобно, что она меня спроваживает:

− Жаль, что я так и не смогла посоветовать тебе нечто полезное. Раз в жизни появилась возможность, а я не смогла.

− Брось, ты помогла мне, − успокоила я Иру. − Целых два совета. Отдать картину на экспертизу и обратиться к спецу по психам.

Ира хихикнула. Видимо, решила, что все не так плохо, если я способна шутить.

− Почему ты не сказала мне, что накупила в Египте сувениров? Постеснялась показаться такой же барахольщицей, как я? − укоризненно спросила Ира.

− Просто забыла. Приехал Асик, я переключилась. Потом Новый год. Ира, это только сувениры, не более того. По крайней мере, я так думала, когда их покупала…

− Браслетик красивый? − разумеется, из всего набора сувениров Иру мог заинтересовать только этот предмет.

− Обычный.

Едва подруга отключилась, телефон снова зазвонил.

Номер не определился. Не люблю таких звонков. Впрочем, кто их любит? Сегодня развелось столько телефонных мошенников. Не без колебания я ответила на вызов.

У мужчины, который позвонил, оказался приятный бархатный голос. Он бегло говорил по-русски, с небольшим восточным акцентом, время от времени он искажал слова.

− Могу слышать Полина Нарышкина?

− Кто это? − обычно я веду себя вежливо с незнакомыми людьми, даже если они вторгаются в мою жизнь с закрытых номеров.

Любезный мужчина представился советником по культуре посольства республики Египет. Утро становилось все более интересным и насыщенным. Что нужно советнику по культуре от рядового бизнес-тренера? Он просил встречи со мной, чтобы обсудить одну важную проблему. Хорошо, что одну, а не сто. Деталей пока не раскрывал. Сказал, что при встрече все пойму.

Очень настойчивый господин. Типичный восточный подход к общению с людьми. Что-то говорит, и общая схема притязаний вроде понятна, но конкретных формулировок не дождешься. Одни намеки с экивоками.

− Напомните мне, как ваше имя? Я не расслышала его.

− Доктор Вазир Гаяз, − отчетливо сказал он. − Советник посольства Египта по культуре. На самом деле, мое имя длинное вам, но для друзей…

− Мы не друзья.

Я не любила такой прямолинейный метод втираться в доверие.

. − Господин Вазир Гаяз, а где находится ваше посольство?

− Между Остоженка и Пречистенка. Госпожа меня проверять? − он сменил тон на ласкающее слух воркование. Наверняка доктор Гаяз в этот момент улыбался. Я почувствовала его улыбку даже через смартфон. − Очень умная, предусмотрительная госпожа, − похвалил он.

− Откуда у вас мой номер?

− Это очень просто, если очень надо, − объяснил он.

Да, если очень надо, в наши дни раздобыть любой телефон не проблема. Даже для меня, которая ничего не понимает в шпионаже и воровстве баз данных.

− Вот что, господин Вазир Гаяз, я не приду на встречу, если вы сейчас подробно не объясните мне, о чем пойдет речь?

− О, хорошо, хорошо, − приторно согласился он. − Госпожа Нарышкина может чувствовать себя безопасно. Я приду где скажете. Время тоже говорите вы. Наш разговор будет о тех предметах, которые вы привезли из моей страны несколько дней назад.

От неожиданности я некоторое время вычисляла, в каком духе продолжать беседу после такого поворота.

− Откуда вы знаете, что я что-то привезла?

− Все вы что-то привозите из Египта, − надменно произнес советник. − Эти четыре предмета вписаны в сертификат. Вы оставили сертификат на наш таможня.

Я действительно, как дурочка, едва ли не насильно всучила сертификат таможенникам. Они его молча скомкали, и даже не попросили предъявить сувениры. Только небрежно отмахнули рукой − дескать проходим, проходим, не задерживаем. Очередь к ним выстроилась на три километра. В тот момент мои сувениры никого не интересовали.

Что с тех пор изменилось? Шли годы, таможенники вчитались в скомканный сертификат и ужаснулись?

Что за предметы искусства оказались в моих руках? Почему они вдруг понадобились египетским властям? В моей голове словно включился компьютер, который принялся лихорадочно перебирать варианты и подсовывать мне самые криминальные ответы. Не зря продавец Александр из лавки «Сувениры Шенти» показался мне нетипичным, подозрительным.

Я назвала советнику адрес «Шоколадницы» неподалеку от флагманского магазина «Шубка и шапка». Сказала, что буду ждать его в кофейне в час дня.

− Просьба не опаздывать, − сухо попросила я. − Ждать не стану. У меня обед не резиновый.

Доктор Вазир Гаяз согласился, что опаздывать было бы невежливо, и вообще они в посольстве не такие.

Затем я нашла в сети телефон посольства Республики Египет, чтобы навести справки. Мне нравится принцип «доверяй, но проверяй». Особенно когда тебе ни с того ни с сего начинают трезвонить из посольств. Это был краткий, без подробностей разговор с сотрудником посольства, который очень торопился по неведомым делам, но, судя по всему, правила предписывали ему быть вежливым с аборигенами. Он заявил, что никаких советников культуры по имени Вазир Гаяз в посольстве нет, и не предвидится. А что такое, поинтересовался он, кто-то выдает себя за советника посольства? И тут же сам себе ответил, что так бывает, к сожалению, некоторые его соотечественники приезжают в Россию в целях, за которые правительство Египта не может нести ответственности. Он очень спешил и потому не стал развивать тему.

Шутки кончились.

Мне следовало бы отправиться на работу, но я два раза обыскала гостиную, кабинет Асика и нашу спальню. Обыск получился поверхностным, конечно. Я была слишком взволнована, чтобы действовать хладнокровно и планомерно.

Я устроила в квартире форменный погром, но не нашла статуэтку Анубиса. Асик вчера убрал статуэтку с журнального столика. Это заняло у него несколько секунд. Если голодный Асик ест перед телевизором, он не способен надолго отрываться ни от еды, ни от телека. В таких случаях статуэтку не закапывают в белье, не заталкивают под шкаф, а ставят недалеко, возможно, на расстоянии вытянутой руки. Анубис должен был попасться мне на глаза. Если только Асик не перепрятал статуэтку на антресоли, пока я спала, что тоже вряд ли.

Этот вариант я пока исключила, потому что он прямой дорожкой вел в паранойю. Самое время побеспокоить мужа.

На ловца и зверь бежит. Как только вспомнила о муже, Асик тут же позвонил.

− Дорогая, − радостно свиристел он в трубу. − Почему ты все еще дома? Тебе сегодня не надо на работу? Я скоро приеду. Ты будешь дома?

− Я все еще дома, но мне надо на работу. Сейчас поеду. Опаздываю. В офисе с меня три шкуры снимут. Асик, куда ты спрятал Анубиса?

− Почему обязательно спрятал? − искренне удивился Асик.

− Я не знаю, почему спрятал. Я тебя об этом спрашиваю. Где Анубис? Он мне нужен, − я говорила слишком резко, но мне было не до политеса.

− Не помню. Сунул куда-то. Потом найду, если тебя это так беспокоит, − растерялся Асик. − Полина, я тебя не узнаю. Куда я спрятал Анубиса… Это все, что ты хочешь у меня спросить?

Разумеется, далеко не все. Я могла бы спросить, куда его понесло в ночь к загадочному другу спасать загадочный проект? Почему именно сейчас? Я могла бы спросить Асика, сколько мы еще протянем, существуя в параллельных реальностях? И еще список из ста вопросов, которые мы не успели обсудить в последние лет пять нашего брака, такого комфортного для него. Главное − как так получилось, что я не могу и не хочу рассказать ему все? Все детали того, что сейчас со мной происходит, все мои страхи и сомнения?

− Где Анубис, Асик? Я не шучу, − мой голос стал стальным.

− Я не помню, − с интонацией упрямого ребенка ответил Асик. − Где-то в гостиной.

− Его там нет!

− Плохо искала.

Это могло продолжаться до бесконечности. Мне давно следовало быть на работе. Асик сломался, сменил тон.

− Хорошо. Давай договоримся: когда ты вернешься домой, мы вместе поищем твою игрушку. Прочешем всю квартиру. Сантиметр за сантиметром, − предложил он. − Полина, так больше продолжаться не может. Нам надо поговорить.

Наконец-то. Жаль, что не вовремя.