Снова с тобой

Глава 1

Бернс-Лейк, 1999 год

Несколько дней Ноэль репетировала свою речь, подбирала точные слова, способные вернуть ей свободу. Свободу не только от брака, но и от чувства долга, которое теперь казалось ей нелепым, походило на кольцо с бриллиантом, цепляющееся за свитера и колготки. В последнее время Ноэль сильно похудела и приобрела привычку рассеянно вертеть кольцо на пальце. Однажды, растирая по ноге смягчающий лосьон, она даже порезалась камнем. Царапина была крохотной, но все-таки кровоточила.

Но теперь, когда она стояла перед мужем, ни одна из тщательно обдуманных фраз так и не вспомнилась ей. И она перешла к самой сути дела.

– Я не поеду с тобой, Роберт, – спокойно произнесла она, хотя ее сердце грохотало, как кирпичи, падающие один за другим с огромной высоты. – Я вообще не вернусь домой.

Они стояли возле дома бабушки, где Ноэль провела последние три недели, с тех пор как бабушку выписали из больницы. У Ноэль уже давно иссякли предлоги и оправдания. И кроме того, следовало подумать об Эмме. Их дочь вправе знать все.

– Что за чепуха! Конечно, ты вернешься. – Роберт говорил строгим тоном, как с подчиненным, забывшим свое место. Он раздраженно взглянул на часы. – Ну, иди собери вещи. Не понимаю, почему ты до сих пор не готова.

– Ты что, не слышал меня? Ты вообще меня слушаешь? – Внезапно Ноэль охватила паника, ей казалось, что еще немного – и ее, точно топкую ветку, втянет в себя бурлящий водоворот жизни Роберта. – Я помню, что обещала вернуться, но… я передумала.

Только после этого Роберт отступил и настороженно оглядел ее, а на его холеном лице появилось выражение неуверенности. Он стоял спиной к живой изгороди – крепко сложенный мужчина за сорок, кажущийся выше своих пяти футов одиннадцати дюймов, с густыми волосами оттенка кленового сиропа, по-мальчишески падающими на лоб и придающими ему сходство с покойным Кеннеди. Бледно-голубые глаза излучали холод и поблескивали, как солнце на капоте его серебристой «Ауди-100», припаркованной поодаль. Он был одет в брюки цвета хаки и Накрахмаленную голубую рубашку с расстегнутым воротником и закатанными рукавами, обнажающими мускулистые руки, но почему-то его домашняя одежда казалась неуместной, будто он лишь притворялся беспечным и невозмутимым, тем более что все знакомые Роберта Ван Дорена знали его совсем другим. Даже проседь на висках выглядела произведением искусного парикмахера.

Одну руку он сунул в карман брюк, второй вертел связку ключей. Ноэль видела, как он сжимает кулак, как белеют костяшки пальцев. Правое веко Роберта судорожно подергивалось, хотя обычно он без труда справлялся с тиком. Почему-то он походил на кота, нервозно помахивающего хвостом, и Ноэль вспомнила, что Роберт совершенно непредсказуем. Именно поэтому он неизменно выходил победителем из споров с друзьями и врагами – он успешно заводил их в тупик и выбивал из колеи.

– Ты шутишь. – Уголки его губ дрогнули, но улыбка тут же погасла. – Ведь это шутка, правда?

У Ноэль перехватило дыхание. Июльский зной обрушился на нее, как удар потного кулака.

– Разумеется, рано или поздно у меня будет собственный дом. Но пока я должна исходить из интересов Эммы. Поэтому я остаюсь здесь.

Наступило молчание, которое нарушали лишь щебет птиц, гудение насекомых и едва уловимый шорох разбрызгивателя где-то вдалеке. Наконец Роберт заговорил:

– Это из-за Дженнин? Ты до сих пор наказываешь меня за нее? Но я же объяснял: я с ней не встречаюсь. Мы вообще не встречались. Это случилось всего один раз. Произошла ошибка. Дурацкая ошибка.

Конечно, он лгал – Ноэль поняла это по его глазам. Он начал изменять ей задолго до того, как Ноэль обо всем узнала. Банальность ситуации насмешила ее: служебный роман с двадцатидвухлетней секретаршей! Но когда-то сама Ноэль побывала в подобном положении. Ей, выпускнице колледжа, вскружил голову красавец босс, годящийся ей в отцы. Кроме того, до Дженнин ей уже не было дела. Дженнин служила лишь поводом к окончательному разрыву. Забавно, но отчасти Ноэль была благодарна Дженнин.

– Дело не в Дженнин, – сказала она.

– Но ведь до сих пор все шло прекрасно, – настаивал Роберт.

– Для тебя – может быть.

Речь шла не только о браке, но и о доме на Рамзи-Террас, и о горничной-филиппинке, приходящей четыре раза в неделю. О клубе и чаепитиях членов «Малой лиги», заседаниях комитетов и сборах пожертвований, о бесконечных вечеринках с коктейлями.

– Это старуха настроила тебя против меня? – Роберт зло прищурился.

– Бабушка здесь ни при чем. – Бабушка Ноэль с самого начала недолюбливала Роберта, но придерживалась старомодных взглядов на брак. – Сказать по правде, она настаивала, чтобы я поговорила с тобой, прежде чем принять решение.

– Ты говоришь так, как будто уже все решила.

– Да. – Ноэль с трудом сглотнула. – Это так.

Она перевела взгляд на длинную тень мужа, рассекающую дорожку на две одинаковые половины. Лучи вечернего солнца лежали на траве тигровыми полосами, стояла такая жара, что на улице было душно, как в закупоренной банке. С кормушки вспорхнули птицы, краем глаза Ноэль заметила промелькнувшего кардинала. Переведя взгляд на Роберта, она с изумлением заметила в его глазах слезы.

– Господи… – Он со слабым присвистом втянул воздух сквозь зубы. – Господи, Ноэль, как это вышло?

И правда, как? Восемь лет назад она каждое утро просыпалась с одной и той же мыслью: «Почему мне так повезло?» Как удалось застенчивой худенькой Ноэль Джефферс, девственнице в двадцать один год, привлечь внимание босса, более чем завидного жениха? Человека, который мог бы стать кинозвездой, о котором перешептывались все служащие офиса, из-за которого учащенно билось столько женских сердец. Ноэль отчетливо помнила свой первый разговор с Робертом. У нее билось сердце, язык заплетался, и она была уверена, что выставила себя на посмешище. Но через два дня Роберт пригласил ее на ужин.

– Не знаю. Может, мы с самого начала сделали неверный шаг, – предположила она. – Я была так молода… – И она обнаружила, что оправдываться гораздо проще, чем винить кого-либо.

– Никакого неверного шага не было. Я сделал глупость, только и всего, – почти сердито поправил ее Роберт.

– Я ни в чем не виню тебя, Роберт. – Пожалуй, она могла бы простить ему Дженнин. В конце концов, первые несколько лет дались ему нелегко. Жизнь с пьющей женой – не сахар. Но речь шла не об этом.

– Вот как? А мне послышался упрек. – Его голос стал резким, неприятным, как ржавая консервная банка, торчащая посреди ухоженной клумбы.

– Это не моя вина. – В ее голове зазвучал деловитый голос Пенни Катбертсон, ее терапевта из Хейзелдена: «Запомните, Ноэль: удержать власть гораздо труднее, чем захватить ее».

Ноэль не могла припомнить, когда в последний раз спорила с Робертом. Все решения принимал он: сначала – как ее босс, затем – как муж. Ей хотелось венчаться в церкви святого Винсента, но Роберт настоял на пышной церемонии в другой церкви и свадьбе на открытом воздухе, в загородном клубе. А когда она забеременела, Роберт не подпустил к ней милого старого доктора Мэтьюза, который знал ее с раннего детства (впрочем, высокооплачиваемая акушерка из Скенектади, нанятая Робертом, каталась на лыжах в Аспене, когда у Ноэль начались схватки). Даже когда алкоголизм Ноэль стал очевидным, именно Роберт решил положить ему конец. Среди его знакомых нашелся врач из Хейзелдена, давний товарищ Роберта по Стэнфорду. Через несколько часов для Ноэль приготовили отдельную палату.

А теперь Ноэль вышла из повиновения, и Роберта это не устраивало. Ноэль чувствовала, что он готов взорваться, и, когда он шагнул к ней, машинально попятилась, сошла с дорожки на газон. За восемь лет супружеской жизни Роберт ни разу не поднял на нее руку, но по какой-то причине Ноэль всерьез опасалась насилия. Она вдруг поняла, что всегда побаивалась мужа. Возможно, именно поэтому она не осмеливалась спорить с ним: ей не хотелось знать, на что он способен.

Однако его жест выглядел примирительно.

– Ноэль, пожалуйста, выслушай меня. Если тебе нет дела ни до меня, ни до нас обоих, вспомни об Эмме! – Его голос зазвучал приглушенно и почти вкрадчиво.

Ноэль охватила вспышка ярости.

– Не смей втягивать в наши ссоры Эмму! Это несправедливо!

– По-твоему, справедливо разрушать семью?

Внезапно Ноэль почувствовала сильную усталость. У нее разболелась голова.

– Давай договоримся по-хорошему. Дело не в тебе. И не во мне. А во всем сразу. Возможно, Дженнин была той последней соломинкой, что сломала хребет верблюду.

– Но ведь еще не слишком поздно начать все заново.

Она покачала головой.

– Роберт, ты же знаешь: такая жизнь не для меня. Все эти Вечеринки и заседания благотворительных комитетов. Если я еще хотя бы раз услышу, как Алтия Уайтхэд расхваливает лыжный курорт в Телларайде, я просто завизжу! – Она не добавила, что ее школьные подруги, девочки, в кругу которых она выросла, тоже так и не привыкли к ее роли миссис Ван Дорен. С годами они отдалились от Ноэль одна за другой.

Роберт смерил ее испепеляющим взглядом.

– Как, по-твоему, мой отец добился успеха в бизнесе? Думаешь, он вкалывал с девяти до пяти, как какой-нибудь тупица в заштатной конторе? Нет, он устраивал вечеринки, вступал в общественные организации, приглашал на ужин тех, кто мог быть ему полезен. И мир бизнеса с тех пор ничуть не изменился. Думаешь, я сумел бы уладить тот конфликт с торговым центром «Крэнберри», если бы не знал, как превосходно играет в гольф Карл Девлин, или не помнил, что Риз Брейтуэйт предпочитает кубинские сигары «Г'олд стерлинг» гондурасским «Экскалибур»?

– Прекрати! – Ноэль зажала уши ладонями. – Сейчас же замолчи!

Роберт сразу умолк и потер щеку дрожащей рукой. Он вдруг утратил выражение превосходства.

– Господи, Ноэль, чего ты хочешь от меня? Чтобы я умолял, стоя на коленях?

На минуту Ноэль задумалась. Чего же она хочет? И вдруг она все поняла.

– Я хочу развода.

Его губы сжались, он подозрительно уставился на незнакомое, явно опасное существо, занявшее место его прежней покладистой жены. Когда он заговорил, вся наигранная мягкость улетучилась из его голоса. Теперь он стал хриплым от сдержанной ярости.

– Поступай как тебе угодно, – выпалил он, тыча в нее пальцем, – но даже не мечтай, что я оставлю тебе Эмму. Я не сдамся, Ноэль. Ради дочери я готов на все. – Он шагнул к ней и застыл, глядя ей в глаза сверху вниз. Его правое веко неудержимо подрагивало, и Ноэль вспомнился Дориан Грей, красивый юноша, настоящее лицо которого, спрятанное на чердаке, было ужасным. – Думаешь, хоть один судья в здравом уме согласится назначить тебя опекуншей? Тебя, женщину, об алкоголизме которой известно всем и каждому?

Ноэль почувствовала, как кровь разом отхлынула от ее лица. Роберт стоял так близко, что она видела волоски в ноздрях его идеального аристократического носа, крохотный шрам на подбородке, куда старший брат случайно угодил хоккейной клюшкой, когда Роберту было десять лет. И глаза, бледно-голубые, с черной полоской вокруг зрачков, пристальные и внимательные, точно глаза сибирской лайки. Мгновение Ноэль была уверена, что он сейчас ударит ее.

Вспышка гнева взбодрила ее. Взяв себя в руки, она не стала напоминать мужу, что она не пьет уже шесть лет, а его самого застала в объятиях другой женщины не далее как шесть месяцев назад. Выпалив это, она оправдала бы ожидания Роберта, ввязалась бы в сражение, в котором все преимущества на его стороне.

Ноэль прибегла к доводам рассудка.

– Ты пытаешься с помощью дочери отомстить мне, а я знаю, что ты не способен так поступить с Эммой. Ты ведь хороший отец, Роберт. Вы с ней по-прежнему будете встречаться. Мы что-нибудь придумаем.

Долгую минуту его лицо оставалось каменным, а потом вдруг обмякло. Роберт заморгал, качнулся с пяток на носки. Кулак со связкой ключей медленно разжался. Он почти удивленно перевел взгляд на свою открытую ладонь. Ноэль увидела красные полосы на коже, где в нее вдавились ключи.

– Ты права, – произнес он. – Боже мой, Ноэль, как я сожалею обо всем! Мне так жаль… – Прикрыв лицо ладонью, он тихо заплакал. Ноэль никогда не видела его плачущим и была настолько ошеломлена, что коснулась его руки жестом сострадания. Он вскинул голову. Его глаза налились кровью, на лице отчетливо читалось презрение к самому себе. – Во всем виноват я. Я все испортил. У тебя есть все основания ненавидеть меня.

– Ненависти к тебе я не испытываю, – заверила Ноэль, у которой опять перехватило горло.

С безграничным унынием и скорбью на лице Роберт тихо и просительно выговорил:

– Можно попросить тебя об одном одолжении? Ты выполнишь мою просьбу?

Ноэль ждала молча, не вполне доверяя мужу.

– Поужинай завтра со мной. Я закажу столик в «Мельнице», – торопливо продолжал он. – Мы поговорим об Эмме и решим, как будет лучше для нее. Обещаю, больше я ни о чем не попрошу. Как ты сама сказала, мы оба – ее родители. И останемся ими навсегда.

Ноэль колебалась. Она не сомневалась в том, что Роберт искренне заботится об Эмме. И если он настроен серьезно, ради дочери она обязана принять приглашение. Но в то же время внутренний голос шептал ей: «Это ловушка. Не попадись в нее!»

Но ведь это глупо, возразила она себе. Чем ей грозит поход в ресторан со взрослым, цивилизованным мужчиной? Вокруг будут люди, в крайнем случае она встанет и уйдет. И потом, Роберт слишком осторожен, чтобы устраивать сцену при посторонних.

«Для таких переговоров существуют адвокаты, – настаивал внутренний голос. – Неужели ты веришь, что он согласится на твои условия?»

Скорее всего нет. Но обращаться к адвокатам еще слишком рано. Что плохого, если она просто выслушает его? Ноэль всмотрелась в лицо мужа, надеясь разглядеть подвох. Но увидела только страстную мольбу.

И все-таки она ответила нехотя, не скрывая этого:

– Попробую уговорить тетю Триш побыть с ребенком. Бабушка еще не поправилась.

Роберт слабо улыбнулся.

– Я заеду за тобой около семи, ладно?

– Нет, встретимся в ресторане. – «Если я приеду на собственной машине, мне будет проще сбежать». Но почему-то эта мысль ничуть не развеяла сомнения Ноэль.

В ресторане «Мельница», расположенном возле шоссе 30 в пяти милях к северу от города, состоялось ее первое свидание с Робертом. Впоследствии они часто бывали здесь, и хотя Ноэль предпочитала кухню «Мельницы» загородному клубу, сам ресторан казался ей чересчур претенциозным. Въехав на обсаженную деревьями автостоянку, она увидела обычное зрелище – роскошные машины последних моделей, эмблемы на капотах которых поблескивали, как миниатюрные призы и трофеи, в слабом свете, пробивающемся сквозь плети глицинии у входа в ресторан.

Уже в вестибюле ее окутал ровный гул голосов. Окинув взглядом шероховатые каменные стены и низкие потолочные балки, слабо освещенные свечами, она кивнула пожилой паре, сидящей возле служебного входа, – крепкому седовласому мужчине и такой же коренастой женщине. Их лица показались Ноэль знакомыми. Но откуда она знает этих людей? Роберт был бы недоволен ее забывчивостью, мелькнуло у нее в голове.

Она заметила его за столиком у окна. В тот же миг Роберт увидел ее, поднялся и начал пробираться к двери, лавируя между столиками. Неожиданно для Ноэль ее ошеломила привлекательность мужа. Сшитый на заказ темно-серый костюм облегал его мускулистое тело как перчатка. В светлых волосах мерцали серебристые и золотые нити, проходя под балками, он слегка наклонял голову. На него обратила внимание не только Ноэль: посетители ресторана оборачивались вслед Роберту, в их глазах мелькали восхищение и зависть.

На краткое мгновение Ноэль почувствовала себя как на первом свидании: привилегией было само общество этого видного мужчины. Отблеск его красоты падал и на нее.

Однако Ноэль знала то, о чем не подозревали другие: мягкое обаяние исчезает в мгновение ока, сменяется либо ледяным молчанием, либо потоком колких замечаний. Ее платье вечно оказывалось то слишком коротким, то чересчур длинным, а макияж – излишне ярким. Вчера на вечеринке она слишком много болтала или была недостаточно оживленной. И как она могла не заметить выбившийся из прически волосок?

– Как сегодня удался бифштекс, Грант? – Роберт остановился поприветствовать мэра Гранта Айверсона, хлопнул его по плечу почти фамильярным жестом, не ускользнувшим от внимания посетителей ресторана. Айверсон и его худощавая белокурая жена Нэнси просияли улыбками, оделив ими и Ноэль.

– С кровью, прямо по моему вкусу, – усмехнулся мэр, плотный мужчина лет пятидесяти с крепкими челюстями и прокуренными передними зубами в обрамлении длинных клыков, напоминавший Ноэль трусливого Льва из «Волшебника из страны Оз». Мэр кивнул, повернувшись к ней. – Рад видеть вас, Ноэль. Роберт рассказывал, что в последнее время вы редко бываете в обществе.

– Дело в том, что моя бабушка…

Но мэр уже повернулся к Роберту, понизил голос и заметил тоном близкого друга:

– Празднуешь победу? Ах ты, мошенник! Ты все-таки добился своего.

Роберт скромно пожал плечами.

– Мне просто повезло.

– Черта с два! – Айверсон хитро подмигнул.

Нэнси подняла бокал, и ее квадратные рубиновые ногти блеснули на фоне темно-красного вина – вина, целую бутылку которого Ноэль могла бы выпить в прежние времена, лишь бы пережить очередной скучный вечер.

– За ваш звездный час!

Ноэль стояла с приклеенной улыбкой. Очевидно, Роберт успешно провернул очередную сделку. Роберт вечно вступал в какие-то сделки, умело пользуясь дружескими отношениями с такими людьми, как Айверсон. И если посмотреть правде в глаза, Айверсон не сидел бы здесь и не занимал бы вожделенный пост мэра, если бы не поддержка Ван Дорена.

Садясь за столик, Ноэль бросила взгляд в окно, на подсвеченную гладь воды в ручье, бегущем к мельничному колесу. В стекле она видела собственное отражение – запавшие глаза, худое узкое лицо, окруженное облаком черных волос, сливающихся с темнотой зала за ее спиной. Ноэль мысленно вознесла краткую молитву: «Господи, дай мне выдержать это испытание».

– О чем это вы говорили? – спросила она, стараясь придать лицу любезное и равнодушное выражение.

– О новой скоростной автостраде. Решение о строительстве принято в Олбани сегодня днем. Двадцать миллионов из государственного бюджета, налоговые стимулы для местных подрядчиков. – Он торжествующе усмехнулся.

– Поздравляю, – пробормотала Ноэль. Ей было незачем продолжать расспросы, чтобы понять: автострада свяжет Бернс-Лейк с новым торговым центром, который строил Роберт.

– Айверсон тает при мысли о налоговых стимулах. Ты только посмотри на него. – И Ноэль уловила нотку презрения по отношению к человеку, которого Роберт еще минуту назад дружески похлопывал по плечу.

Она задумалась. Какой была бы реакция ее отца? Из уважения к ней отец на страницах «Реджистера» весьма сдержанно отзывался о компании «Ван Дорен и сыновья». Однако Ноэль знала, что методы работы компании – снос исторических зданий, строительство жилищных комплексов и торговых центров на берегах озера, вырубка лесов – давно вызывают недовольство ее отца. Ее развод он сочтет предлогом, чтобы развернуть широкомасштабные военные действия.

Подошел официант, стройный юноша с коротким блондинистым ежиком, сквозь который просвечивало розовое темя. Оба заказали привычные напитки: Ноэль – диетическую пепси, Роберт – скотч с содовой.

В ожидании заказа Роберт протянул руку и коснулся ладони Ноэль.

– Я заказал бы шампанское, но пить его в одиночку не в радость.

Ноэль нахмурилась, отдернула руку и неловко принялась разворачивать салфетку. Зачем Роберт то и дело вспоминает о временах, когда она пила, да еще с ностальгической ноткой? Ему слишком часто приходилось укладывать ее в постель после обильных возлияний. И кстати, почему он ведет себя так, будто вчерашнего разговора не было?

Она заставила себя взглянуть мужу в глаза.

– Сегодня утром Эмма спросила, долго ли еще мы пробудем у бабушки, и я ответила правду – что домой мы не вернемся.

Улыбка сползла с лица Роберта. Он взял нож, лежащий у тарелки, и завертел его в руках. По отполированному лезвию заметался блик.

– И что она на это сказала?

– Она боится, что ты рассердишься. – Ноэль сжалась при воспоминании о том, как растерялась ее пятилетняя дочь, как ее голубые глаза наполнились слезами.

Роберт впился в нее взглядом.

– А чего ты ждала, Ноэль? – Он негромко выругался. – Неужели надеялась, что я обрадуюсь?

Помедлив, она ответила:

– Конечно, нет. Но если говорить начистоту, что от этого изменится? В последнее время мы так редко видели тебя.

– И что же ты предлагаешь?

– Ничего.

Роберт нахмурился и вздохнул.

– Ладно, ты права. В последнее время я действительно редко бывал дома. Я мотался между торговым центром и Сэнди-Крик… ты же сама понимаешь. – Он беспомощно развел руками. – Но, черт побери, ты права: мне следовало уделять больше внимания тебе и Эм. Возможно, тогда я избежал бы напоминаний о том, что на самом деле имеет ценность. – Его притворное смирение было настолько неискренним, что вызывало тошноту.

Ноэль удержалась от вопроса о том, сколько драгоценного времени он уделял Дженнин. Она холодно произнесла:

– Почему бы нам не вернуться к разговору об Эмме?

Он откинулся на спинку стула, всем видом давая понять, что не намерен сдаваться без боя.

– Как ты себе это представляешь?

– Тебя устроят встречи два раза в неделю и на два уикэнда в месяц?

– Как удобно! Для тебя. – Роберт обнажил зубы в зловещей улыбке.

Ноэль поежилась, как от порыва ледяного ветра. Когда принесли напитки, она не смогла заставить себя взять запотевший стакан. Набравшись смелости, она произнесла:

– Конечно, позднее мы все обсудим вместе с адвокатами. Просто я думала…

Она перевела взгляд на трепещущее пламя свечи в рубиновой стеклянной вазе. Ей вспомнилось, как в детстве она молилась в церкви. Молитва оставалась неизменной: Ноэль просила, чтобы мать укладывала ее спать каждый вечер, а не только в тех редких случаях, когда навещала ее. У них с Эммой было все по-другому. Ноэль холодела при мысли, что ее разлучат с дочерью, пусть даже на одну ночь.

– Насчет адвокатов ты права – обращаться к ним еще слишком рано. Полагаю, у меня нет выбора. Если я хочу вновь завоевать тебя, мне придется смириться. – Его лицо стало вдумчивым. Должно быть, Ноэль не смогла скрыть удивления, потому что Роберт разразился кратким, невеселым смешком. – Ты боялась, что я устрою сцену? Плохо же ты меня знаешь, дорогая.

– Но ведь ты привык добиваться своего. – Эти слова не были оскорблением. Роберт гордился своим упорством.

– Я не намерен отказываться от своих обязанностей по отношению к тебе или к моей дочери. – Он поднес высокий бокал со скотчем ко рту, глядя на жену поверх стеклянного края.

Ноэль почувствовала, как у нее краснеют не только щеки, но и шея. Денежный вопрос всегда оставался для нее болезненным – главным образом потому, что своих денег у нее не было. Порой Ноэль казалось, что самыми счастливыми для нее были те времена, когда летом и на каникулах она подрабатывала в редакции «Реджистера». Но стоит ли возлагать надежду на карьеру журналистки, если она способна похвастаться только десятком статей, опубликованных в никому не известных журналах?

– Ты всегда был великодушным. – По крайней мере ей не пришлось приукрашивать истину.

– Ты – мать моего ребенка. Об этом я никогда не забуду. – Роберт взял меню. – Закажем ужин прямо сейчас… или ты сначала позвонишь Эмме?

Ноэль медлила, не зная, как ответить. Неужели Роберт решил устроить ей проверку? Ноэль была ненавистна мысль о том, что ей придется доказывать любовь к дочери. С другой стороны, Роберт привык видеть, что она слишком усердно опекает дочь, – вероятно, искупая тем самым недостаток материнской любви к ней самой.

– За ней присматривает тетя Триш, – объяснила Ноэль. – Я уверена, что с ними все в порядке.

– Я тоже в этом убежден.

Но семя тревоги уже пустило корни, и через пару минут Ноэль охватило беспокойство.

– Но позвонить не помешает. Просто чтобы пожелать спокойной ночи.

Она извинилась и ушла позвонить. Трубку взяла ее бабушка. Она сообщила, что Триш и Эмма увлеклись игрой в карты. Разумеется, Эмме давно пора спать, но тете Триш никак не удается уговорить девочку. Ноэль улыбнулась. Во многих отношениях ее тетя была еще ребенком.

К тому времени как она вернулась к столику, Роберт уже успел заказать вторую порцию скотча с содовой. Ноэль потянулась за своей нетронутой пепси.

– Я зря потратила четвертак, – с улыбкой сообщила Ноэль, отпивая из стакана. – Эмма слишком занята, чтобы подойти к телефону. Похоже, моя тетя сделала из нее заядлую картежницу.

– Эмма – сообразительная девочка.

– Иногда даже чересчур. – Ноэль вспомнила, как в три года Эмма придумала способ забираться на кухонный стол, где в банке хранилось печенье: она открывала дверцу духовки и пользовалась ею как скамеечкой. – Бабушка уже с трудом справляется с ней.

– Только твоя бабушка ни за что не признается в этом. – Роберт усмехнулся. – Кстати, о бабушке: что говорит наш славный врач?

Ноэль испытала укол раздражения, ей не понравилось, каким тоном Роберт упомянул про Хэнка Рейнолдса, словно местный врач был недостоин уважения.

– Дело идет на поправку, как он и предполагал. – Ноэль умолчала о решении бабушки прекратить принимать лекарства. Роберт не понял бы ее… и воспринял бы известие равнодушно.

Через несколько минут второй официант, мужчина средних лет с землистым цветом лица и тщательно уложенным коком, появился, чтобы принять у них заказ. Вглядываясь в меню, Ноэль заметила, что мелкий шрифт расплывается у нее перед глазами. Она заморгала, пытаясь взять его в фокус. И вдруг у нее закружилась голова, как от слишком большой порции спиртного. Волна паники, наследие тех лет, когда любую вечеринку она рассматривала как повод выпить, охватила ее.

– Дорогая, с тобой все в порядке? – Над ней нависло лицо Роберта.

– Да, как в дождь. – Одно из излюбленных выражений бабушки, нелепость которого Ноэль только что осознала. При чем тут дождь? В дождь бывает холодно и сыро, от него вьются волосы. Она вдруг захихикала и испуганно зажала ладонью рот.

Роберт смотрел на нее с терпеливым, многострадальным выражением лица, которое Ноэль так хорошо помнила по прошлым временам, но на этот раз к его терпению примешивалось другое чувство, определить которое ей не удавалось. Она рассеянно потерла свою руку, вспоминая железную хватку пальцев Роберта, тысячи случаев, когда он силой уводил ее из ресторанов и с вечеринок, не переставая улыбаться и болтать как ни в чем не бывало.

– Правда? Ты побледнела, – заметил он.

Комната поплыла у нее перед глазами. Ей пришлось вцепиться в край стола, чтобы не упасть.

– Наверное, я съела что-то не то. – Но после обеда прошло уже несколько часов, с тех пор у нее во рту не было ни крошки.

– Может быть, или подхватила вирус. Половина моих подчиненных свалились с гриппом. – Роберт накрыл ее руку, и на этот раз Ноэль не стала вырываться. Комната вращалась медленно, не спеша, как разгоняющаяся карусель. – Пойдем, я отвезу тебя домой. Ты сможешь дойти до машины?

– Кажется, да. – Но едва Ноэль поднялась, пол покачнулся под ее ногами, и она рухнула на стул. Откинувшись на спинку, она в ярости прошептала: – Роберт, в чем дело? Что со мной?

– Все будет хорошо. Надо только вернуться домой, вот и все.

Она кивнула, и ей показалось, будто ее голова болтается, как воздушный шарик на ниточке. Она сообразила, что уже не раз слышала эти слова. Именно их Роберт произносил, когда она бывала слишком пьяна, чтобы идти без поддержки. Но ведь на этот раз она не выпила ни капли!

«Он что-то подсыпал в мой стакан. Это точно».

В голове у нее зазвучал сигнал тревоги. Она открыла рот, чтобы позвать на помощь, но было уже слишком поздно. Стены комнаты смыкались вокруг, словно она смотрела через быстро суживающуюся линзу. Свет тускнел, его вытесняла бархатистая серая пелена, в которой мерцали язычки свечей. Последним, что увидела Ноэль, прежде чем соскользнула со стула на пол, было до боли знакомое презрительное выражение на землистом лице официанта.