По подземелью самого известного игрового дома Мэнвуда гулял сквозняк. Его сильные порывы, подчас сравнимые с настоящим шквальным ветром, поднимали с каменного пола песок, солому и заставляли цепи на шершавых грязных стенах бренчать в такт звучащим из угловой камеры ударам.
– Ма‑ма‑мамой клянусь! – визжал некогда богатый игрок, а ныне арестант на допросе у инспектора‑казначея. – Я нашёл чемодан с банкнотами, я…
– Облигациями, – поправил его герцог Сирейли. – Банкноты – это пошло. Мы же продаём долг и берём в долг, и взимаем долг. В итоге мы заведуем долгами, видишь разницу?
Взгляд благородного аристократа в идеальном смокинге злорадно блеснул.
– Э… наверное… – неуверенно ответил мухлёжник, но уже без золотой цепи. Удар под дых заставил его диаметрально поменять своё мнение: – Нет! Нет! Я не знаю!
– Вот именно, ты не знаешь, иначе бы понял, что по номеру облигации легко отследить путь этой бумажки от банка до конечного владельца. Потому что обналичить её – поменять на монеты разного достоинства – можно только у нас.
Немного помолчав, Сирейли отвернулся и уставился на металлическую решетку двери.
– Расточительно, конечно, тратить столько металла на такого преступника, как ты. Можно было расплавить железо и смешать его с медью в разных пропорциях и получился бы целый сундук медных монет. Но тем не менее, ты здесь. И мне нужен хоть один повод, чтобы оправдать твоё здесь нахождение… – немного помолчав, он тихонько добавил: – Живым.
– Я‑я‑я! – преступник заикался от волнения. – Я виновен! Я сговорился с девками из Дубного переулка и картёжником из Тлуна, заведения на окраине. Мне нужно было поменять облигации так, чтобы банк не узнал, что новым владельцем стал я! И тогда Магорс предложил мне сыграть в карты в игровом доме. Предложил оставить облигации залогом и получить взамен фишки, отыграть партии и потом обналичить их золотом, только и всего!
– Да, это как раз мне и понятно, тем более Магорс раскололся сразу, в надежде, что его, как соучастника преступления, не станут запирать надолго ввиду чистосердечного признания. Но ты, мой дорогой аферист, зря потратил моё драгоценное время и цена твоей жизни в моих глазах упала до нуля. Дай мне хоть один повод оставить тебя в живых.
В глазах преступника выступили слёзы. Обида жгла глаза: его предали и пошли на сделку раньше чем он успел набить себе цену.
– Место! – вдруг вскричал он. – Я укажу то место, где нашёл чемодан! И‑и‑и время, я сообщу во сколько точно я нашёл его, вдруг вам удастся найти того, кто его украл у вас?
– Хм…
Сирейли отвечать не спешил. Эта информация действительно интересовала его, но он не решался спросить сразу, чтобы не подсказать повод для торга.
– И какой мне толк от места и времени? А вдруг ты мне врёшь и ты тот самый вор?
– Будь я вором, который знал откуда эти деньги, я бы не стал пытаться их обналичить в том же городе, в котором украл! – страх творил чудеса с преступником. Он отчаянно хватался за соломинку в попытке сохранить себе жизнь. – Ну так что, милостивый господин? Я могу быть вам полезен живым, нежели мёртвым!
– То есть ты утверждаешь, что это ты нашёл чемодан, а не мухлёжник и не сообщницы, что висели на твоих руках сегодня?
– Я! Это я! Это точно был я!
Герцог Сирейли Праудмор улыбнулся своим мыслям, обернулся и кивнул амбалу, стоящему за спиной арестованного.
– Дастен, этот готов сотрудничать. Возьмите его с собой прокатиться по городу, пусть укажет точное место и время происшествия. А мне пора спасать мою музу из лап любвеобильного шурина, пока не появился повод начистить ему… – Праудмор ненадолго замолчал, заметив злорадные ухмылки на лицах коллег, – скажем так, чересчур привлекательное личико.
Скупые смешки зазвучали в угловой камере, когда герцог потянул скрипучую дверцу на себя.
– И кстати, – он обернулся, продолжая: – Возьмите Лакса с собой, пусть уже прекращает притворяться Казанисом, или как там его правильно? А беднягу сердцееда, настоящего владельца прозвища, верните на место, как личико заживёт.
– Как прикажете, – все трое «работника» игрового дома кивнули.
А герцог Сирейли поспешил покинуть подземелье с чувством выполненного долга.
Но только на сегодня.
Счастливая улыбка заиграла на его устах.