— Отец, я хотел поговорить! — донеслись до меня решительные слова Эрика.
Бедный мальчик. И чего ему ещё никто не нашёл какую-нибудь согласную на любовь в денежном эквиваленте девчушку? И ей, и ему радость.
— Мы уже всё обсудили, — лорд Кери шагнул в мою опочивальню, чем вынудил меня помахать ему рукой с улыбкой радости, а первую жену заверещать:
— Мой супруг, ваш брак и в самом деле пагубно скажется на…
Он закрыл дверь. Да. Не стал дослушивать тираду и тяжело выдохнул, выставляя несколько барьеров на двери — это же не мужская половина с принципами закрытых дверей.
— Они переживают, — решила оправдать Андентерру я, — вдруг я тебя здесь с Бурбоней разделаю и съем.
Мужчина отвёл насмешливый взгляд от двери ко мне и спросил:
— С чего такие выводы, оберегающая?
Он придирчиво оглядел отведённую мне комнату и дёрнул щекой.
— Ты сам сообщил мне из своего досье, что я опасна. Вот, может и до них дошло? — моя ухмылка.
Он отворил дверь заново и позволил висящей на ней женщине втемяшиться в свою грудь.
— По какой причине спальня леди Ариэллы не готова к проживанию? — прямой и строгий вопрос к первой жене, отбежавшей впопыхах от осознания собственного проступка, — у тебя было больше суток на это. И ты пренебрегла моим приказом.
Взгляд у него был тяжёлый. Мрачный такой и сердитый, что я даже молнии в серых грозовых облаках заметила.
— Да⁈ — очень достоверно удивилась леди, — да как же так? — деловитое, — сейчас же разберусь, кто виноват! Горничные или… управляющая. Обязательно…
— Постарайся, — не стал закрывать дверь мужчина.
Он прошёл к стоящему у кровати креслу и опустился в него, не забыв слегка приподнять колени брюк от сминания. Идеальный, как я уже поняла.
— Бурбоня? — вопросил он, указав взглядом на гнездо в углу.
Я кивнула, завидев улучшение его настроения.
— Ага. Она спряталась. Ближе к остроносикам легла, — я улыбнулась, — ты напугал её, вот она и забралась защищать своих детей.
Виктор кивнул, наблюдая за тем, как я пытаюсь разглядеть в заметённом гнезде мамульку.
— Как так вышло, что ты забеременела, недоговаривающая? — его глаза смеялись, но были настолько внимательны, что я моментально состроила моську отсутствия глубины собственного сознания.
— Я висталка, ты моя привязка, — «пояснила» ему.
Это он, очевидно, про тот самый способ получения удовольствия, который мы так неожиданно использовали при акте зачатия.
— Я имел ввиду другое, — выдохнул он.
Однако говорить дальше не стал, потому как в комнату вошла сперва леди Кери, затем женщина в строгом платье, после Эрик, и только потом орава девушек, сразу же набросившихся на уборку помещения.
— Уберитесь здесь хорошенько, халявщицы! — нагло наорала на безвинных служанок Андентерра.
— Шкафы не трогать, — опередила ненужные действия я.
— Там что-то, что никому нельзя видеть? — загорелась глазами леди.
Я ухмыльнулась:
— Помимо кандалов, цепей и прищепок для нашего лорда? Ровным счетом ничего. Или… погоди! Может только отполированное деревянное дилдо, вазелин и…
— Элли, — закатил глаза лорд.
Но выглядел в этот момент он так, будто сдерживал смех.
Он вообще в этот момент не должен был ничего понять! Не просвещённые аристократы слова «пиписька» стеснялись, а он… да я по нему бы в жизни не сказала, что он может пойти в столичный кабак, напиться и надругаться над безвинной висталкой!
— Прости меня, дорогой, — я свесила ноги с кровати, — не удержалась от иронии. Переведём тему? — мои глаза слегка загорелись от воодушевления, — женская половина дворца такая… интересная, не правда ли? Пусть мужская по сравнению с ней несколько… теплее.
Я хмыкнула, леди Кери прошипела:
— Идёшь против меня⁈ Мерзкая тварь! — а для Виктора, — Очень приятная похвала! Милая герань! — и для всех, — я могла бы олицетворять тебя именно с геранью. Её значение тебе известно?
«Одиночество». Ничего особенного, помимо очередной угрозы.
Я расплылась в улыбке и подпёрла рукой подбородок. Интересно, она сама-то понимает, что я в этот момент должна слышать весьма сумбурные высказывания — невозможно подобрать идеальные по контексту фразы, ещё и во время диалога, то есть за такой короткий промежуток времени.
— Сахарная Терра, — мой взор был томным, соперничая и одновременно подпаляя предвкушающей истинно «мужской» улыбкой, — мы обе понимаем, что наша близкая, — я мягко облизнула губу, — родственная связь не позволит случиться… какому-либо уединению.
Леди перекосило. Эрик так и остался стоять с потерянным и ничего не понимающим взглядом. Виктор хмыкнул, но как-то безразлично, словно его наша беседа интересовала где-то на уровне забот о собственной подагре. Или простатите. Что там ещё мужчины за пару-тройку тысяч лет зарабатывают? По моим псевдонаучным наблюдениям могу сказать, что до климакса ему далеко.
— Акация, — шипение бабуситы, — подарю тебе именно её, — для всех, а после для меня, — для сожжения прими! — и для остальных, — для укрепления семьи!
Я закивала и решила пойти прямым путём, не прибегая к хитрым методам:
— О! Семья это святое, конечно я буду рада твоим цветам. Пусть цветы акации мне никогда и не нравились, — моё лицо выражало мечтательность.
Забавнее было наблюдать за тем, как меняется её выражение, сперва от лёгкого ступора и непонимания, преображаясь в яркую догадку.
— А я не могла понять, почему ты реагируешь спокойно, — шёпот осознания ни для кого, — прошлые терялись.
Это было логично, потому как представить, как тебе угрожает смертоубийственно настроенная леди, а никто кроме тебя ничего плохого не слышит — мерзкая ситуация. Я даже рада, что попала в неё, потому как в ней больше не окажется никто другой.
Она даже шёпот скрыла, очевидно, проверяя мой уровень способностей. Я решила поддержать добрую женщину и подмигнула ей с присущей мне радостью.
— Можешь идти, Андентерра, — послал её заскучавший Витишечка, — рекомендую тебе подготовиться к завтрашнему завтраку и, помимо действенного приведения в порядок женского крыла, подготовить для меня объяснения собственной халатности, — он поднял на неё грозовые глазки, — ты призывала меня доверить тебе обязательства. Ты с ними не справилась.
Женщина побледнела, пусть и смогла кивнуть и расстроено направиться на выход.
— Да это же неправ… — начала было волну возмущения я.
Однако, меня прервали. Он поднял вверх указательный палец, даже не глядя на меня, и продолжил:
— Спокойной ночи, леди, — добавил для неё, — Эрик, твоё нахождение в женском крыле меня огорчает.
Каждый из них вышел за дверь. Поверх моих мыслей щёлкнул дверной замок.
Я же сверлила взглядом палец, который мистическим психологическим вербальным барьером не позволял мне продолжить говорить. Причём, я сама понимала, что спорить не хочу, поэтому и молчала. Сумасшествие? Привязка — почти то же самое.
Может мне его за палец цапнуть? Жалко, конечно. Висталки по природе хищники, у нас пусть и один ряд зубов, но все они мелкие, острые и в большем количестве, чем у других рас. Почти шестьдесят, если быть точной. Я считала. А ещё прятала их под мороками — улыбка с ними казалась не такой милой, а скорее многообещающей.
— Наблюдающая, — вывел меня из мыслей Виктор, — сообщай мне о подобных к-хм… несправедливостях к тебе, — это он про комнату, — я обещаю их пресекать.
Страшный человек. Вернее, лорд. Если учитывать то, что он принципиально мне не врёт, то из него вылупился вполне себе неплохой муж («вылупился», как хохма, вроде — дракон, значит из яйца, пусть забавнее был вариант про «вгляделся»).
— Хочешь, чтобы я отсосала тебе? — поняла я всё «правильно».
Да какой ещё мужчина будет обещать какие-нибудь «плюшки», если не добивается благ для себя? Никакой. Таких не существует.
— Полагаю, не стóит, — поджал тонкие губы он.
Ага, тут ошибка в ударении. В этом и очевидный смысл. Вроде: не стои́т, значит поднимем. Определённым методом, да.
— Тебя раздражает похабщина из моих уст? — решила приблизиться к нему я.
Мне ещё спать, между-прочим. А он сидит и ведёт беседы о благородстве, чести и остальных мифических догмах.
— Нет, опошляющая, — протянул руку ко мне мужчина, — только лёгкое чувство неприятия.
Его глаза смеялись — это можно было заметить невооружённым взглядом. Особенно после того, как я нагло забралась на его колени, обвила шею руками и уставилась на него с ожиданием. Сопротивления мне не оказали, не смотря на то, что я елозила по стрелкам его идеально выглаженных брюк.
Взгляд глаза в глаза, лёгкое воздействие и… неощутимый барьер на его сознании, не позволяющий коварным жёнам впредь влезать в его голову. Я была горда собой.
Поэтому вознамерилась получить благодарность:
— Сообщать о несправедливостях? — промурчала, наклоняясь к его лицу ближе, — вообще всех? Да? Тогда слушай! — губы ласково коснулись его щёки, судя по его виду, он расценил это как «терпимо», я отстранилась, — несправедливостей уже накопилось предостаточно, начиная от странных запретов и заканчивая… — поцелуй номер два, уже приближающийся к губам, — закрытой кухней! Я, конечно, предполагала, что ты разнесёшь по всему замку свои строгости и неприятности, но кухня⁈ Это святое! Закрывать её для посещения в семь вечера — святотатство! — лобызание в уголок губ, Виктор повернул голову в мою сторону, ускоряя процесс «наступления».
*Звёздочка*
И одновременно затыкая мою болтовню, потому как вместе с поцелуем меня поднимали на руки, чтобы унести на кровать. Руки скользнули по его щекам вниз к воротнику рубашки. Бёдра сильнее сжали его торс, язык прошёлся по нижней губе мужчины. Голова всё ещё была трезва. И это было плохо, по всем параметрам. Вот в чём проблема перестать думать о чужой территории и собственной беззащитности вкупе? Могла бы уже расслабиться, особенно когда тебя подминают под себя так сладко. Разве что в одежде, но так…
Я даже напялила праздничное бельё! Ну чисто с первой страницы газеты! Жаль только, что с научной, со страницы анатомии висталок. Однако! Какой хорошо сохранившийся экземпляр! Такой не сыщешь и…
Поцелуи в шею. Щекотно. И как-то волнующе в явно нужном для процесса месте.
— Элли, ты… — отстранился он, — замечательный потолок, не правда ли?
Мы встретились глазами. Я легла удобнее, сжала бёдра сильнее и коснулась его нижней губы своими. Его пальцы коснулись моей щеки. Хоть один бы грязный намёк!
— Знаешь, у нас так мало что выйдет, — я закинула на него ногу, рывком перевернула на спину и взгромоздилась сверху.
Он меня хотел. Причём сильно — платье позволяло сесть на его член так, чтобы почувствовать всё, что скрывает натянутая плотная ткань брюк и моё уже влажное бельё. Движение вперед-назад. Я улыбнулась в ответ на его недовольство. О мой Цикл! Выглядело это как самое настоящее соблазнение! Даже почувствовала себя вольнее — я практически захватывала чужую территорию!
Стук в дверь. Лорд подо мной напрягся.
Пальцы уверенно пробежали до воротника моего платья, не упуская возможности волнующе дотронуться до груди, нащупали скрытую шнуровку, дернули за кончик и… на мой подготовленный внешний вид он отреагировал практически никак — ожидающий взгляд и постное выражение лица. Такое ощущение, будто я ему навязываюсь, а не сижу на его стояке!
Пришлось взять его руки в свои, чтобы поднять и сжать ими собственную грудь. Да вы видели вообще такое⁈ Я её заталкивала в этот сетчатый корсетик с утра пораньше, а он что? Ничего! Лежал и дожидался, пока я закончу.
— Позабавилась? — сел он, толкнул меня спиной назад и сжал-таки грудь в ладони, впиваясь губами в шею у ключицы.
Его колено подтянуло мою ногу вверх, фиксируя сперва её, а потом и мои запястья в одной своей руке. Вторая в этот момент пробралась под подол платья, ухватилась за край трусиков, ловким образом стянув их и отбросив в сторону. Я подалась вперёд, радуясь тому, что его не в меру сильная хватка ослабла, затем быстро начала расстёгивать пуговки на его рубашке, пока он сам склонялся ко мне. Лёгкий нежный поцелуй, будоражащий только от щемящего чувства в груди. И неожиданное погружение, сопутствующее чувству сладкой истомы, откликнувшейся не только между ног, но и глубоко в животе. Настолько глубоко, что я вонзила в его плечо и спину ногти, невольно выдохнув от нахлынувших ощущений.
Грохот где-то над головой — брачная метка вознеслась подтверждением над замком.
Мягкие приятные движения внутри. Настолько протяжные, что я практически задыхалась, не сдерживая собственные стоны. Максимальная длина — я выгнулась сильнее, добралась пальцами до его волос и потянула их вниз.
Внутри начало нарастать опьяняющее волнение, заставляющее меня прижиматься к подминающему меня толчком за толчком мужчине.
Его рука скользнула по бедру, проскочив под коленкой и подняв ногу ещё выше. Степень погружения увеличилась. Мои крики стали громче.
Возбуждение набирало обороты — в ответ на безграничную нежность, сводящую с ума чувствительность, которую он смог во мне разжечь, и размеренное скольжение моё тело реагировало невероятным удовольствием.
Его пальцы на бедре стали твёрже, впиваясь в мягкую плоть и откликаясь в моей голове лёгкой болезненностью, отразившейся и на общих ощущениях, подогрев их до максимальной яркости.
Прикосновение к разгоряченной точке внутри, волна дрожи по телу и чувственное пронзающее исступление, граничащее с лихорадкой — такое же вопиюще сексуальное и огромное, каким замер во мне мужчина.
Я не сдержала прерывающегося шёпота:
— Если ты… о господи!
Он, будто и не обращая внимания на мои порывы, продолжил своё наступление, только теперь забираясь в узкие щелки корсета на груди и оставляя горячие следы от поцелуев там, где сверху она была поднята сковывающими её тканями. Напряжённые завязочки меж грудей натянулись от его пальцев сильнее, последние поцелуи у острого твёрдого сосочка, и потвердевшая обжигающая плоть во мне, застывшая на всю длину. Горячее семя внутри.
Я попыталась сфокусировать мутный взгляд на Викторе, успокаивая сбитое дыхание и скачущее сердце.
Лорд с так и не расстегнутой до конца рубашкой, всклоченными волосами и таким же затуманенным взором голубых глаз, запечатлел на моих губах невинный поцелуй, вышел, поправил одежду и поднялся на ноги, оставляя меня со странными мыслями в голове.
Да меня сейчас отымели (именно это слово и никакое другое) в миссионерской позе так, как некоторые в других бы не смогли!
*Конец Звёздочки*
— Меня вполне устроит ночная рубашка в следующий раз, — оглядел севшую меня мужчина, — помочь тебе добраться до ванной?
Я протянула ему руку, опершись на неё с удовлетворённым видом.
— Ты крайне традиционен, — решила сообщить ему, — а ещё: мы с тобой как долго прожившая вместе семейная пара — что-то вроде «Страсть для молодых!». Я тебя не обижаю этим? — встретилась с его насмешливыми глазами, — а что? Я не против. Это мило и даже мм-м… действенно! Такие пожилые булочки, — я рассмеялась, понимая к чьему и какому конкретно месту можно адресовать это прозвище, — у-у… это что? Бочка⁈ Какой ужас!
Я остановилась, всё ещё держа мужчину за руку и склоняясь к широкой, но не глубокой выемке в полу, облицованной деревянными лакированными дощечками.
— Фурако, непосредственная, — поправил меня лорд, — направлю к тебе слуг.
Я кивнула, наблюдая за странным приспособлением для мытья. Вдруг исчезнет! Его, очевидно, успели открыть в момент уборки, пока я отвлекалась на другие части принадлежащих мне комнат. Кто вообще придумал этот недобассейн, если можно было установить обыкновенный душ? Его ещё сотню лет назад изобрели, а я сейчас должна мучатся с ограниченным количестве воды в замкнутом пространстве!
На фоне хлопнула дверь. Викторчик, значит, вышёл. Можно и поговорить… с кем-нибудь:
— Член у него огромный, да, — вышло с улыбкой практически счастья, — и чего я его в темноте тогда не разглядела? К-хм… пощупала бы. Почему мне странным не показалось, что у Варга меньше, если… я, конечно, не замеряла, да и Виктор обладает некоторой скрытностью, но… где там была моя линейка? — пришлось прошлёпать до шкафов в основной комнате и вспоминать, куда я успела «прибрать» принадлежности для мытья.
Тем, что принесут подвластные Терре девчушки, я доверять не планировала. И так волосы крашу, выводя из них пигмент, а если мне подольют в водичку чего страшно портящего, то совсем лысой останусь. Я волосы любила. Вообще везде — модная штука между-прочим. Сейчас вся столица отращивает на причинных местах.
Я рассмеялась, докопалась до шампуня и мыла, запахнула платье, а после ответила на стук в дверь:
— Можно! — впустила служанок с ведрами я, — леди Андентерра подобрела? — вопрос с подвохом.
Мне нужна была их реакция: если злость в мою сторону, то шансов на свержение главной писюхи-бабусюхи у меня мало, если молчание, то они пассивны и не так сильно подвластны ей, а вот если страх, который я заметила в первое же мгновение, то запуганные до дрожи слуги вырывались из чужих лап проще простого. Бунт штука приятная, но сложная. Настолько, что сперва следует разузнать побольше, затем пошатнуть власть леди, и только потом начинать править самой.
— Леди всегда добра, — соврали мне, боясь наказания.
Ответ я приняла.
— Лорд Кери всегда поступает так благородно? — второй вопрос от выглядящей словно дурочка меня, — странно, что он вообще вошёл в женскую половину сегодня.
Я поймала горящий взгляд той, кто просто жаждал подробностей от меня. Только она рассекретилась сама — ведь та, кто желает слушать, будет хорошо и передавать.
— Вы ему приглянулись, — не стерпела служанка, — милорд вышел из ваших покоев с улыбкой.
Из ванной раздалось шипение, от которого девушка дёрнулась и припустила с ведром к фурако. Им даже носить воду нужно было из общего служебного крана, а не… погодите! Тут же тоже есть кран!
Я подскочила на ноги, прижала свои вещички к груди и прошлёпала до набранной наполовину ёмкости.
— Тут же есть откуда брать, — я указала старшей на доступ к воде, — вы можете не носить издалека.
Оставшиеся служанки застыли кто как.
— Та вода, что мы носим, родниковая, а эта обычная, миледи, — важно отрапортовала главная, — леди Андентерра приказывает купать её именно в этой.
Я ментально нахмурилась и подозревающе заглянула в её глаза. Наяву все было проще — благодарственная улыбка разрослась по всему лицу.
— Родниковая? — хлопнула в ладоши, — какая прелесть! Я так благодарна вашей заботе! — вгляделась в её лицо, запоминая черты.
При встрече буду опасаться вдвойне.
Через минуту они заполнили чан, а я попросила остаться только ту, что была сплетушкой и болтушкой. Нас с ней ждал разговор. А пока…
— Чашка с паучатами, — прошипела я, добредя до шкафа и достав оттуда часть сервиза, — поможет нам не умереть… хм! Начнём, — я вернулась к фурако, зачерпнула из него и удивилась, — ничего⁈ А зачем тогда… — тут в моей голове появились дельные мысли, и я направилась к тому самому крану, чтобы проверить на яды и токсины его.
Кто бы сказал — я бы не поверила. В канализации было такое количество яда, что кружечка почернела изнутри!
— Какой ужас, — ухмыльнулась я, — передай своей старшей моё огромное спасибо, — я повернулась к ожидающей меня служанке, — леди оказывается хитрее и опаснее, чем я предполагала.
— В-ваша чашка… — ринулась ко мне девушка, — я могу отнести её на кухню, миледи.
— Да ладно, — махнула я ей рукой, вылила в форточку чёрное содержимое и продолжила, — странная вода из того крана течет, — я хмыкнула, — я бы назвала её «необычной».
Зачем отравлять целую систему подачи, если сама ею пользуешься? Боюсь представить то, как плевалась от собственной бяки Терра.
— Не прикасайтесь к ней! — встрепенулась девушка, — пожалуйста, леди, — опомнилась, — у вас такая нежная кожа, а та вода такая… не подходящая вам!
Я кивнула ей с улыбкой.
— Почему защищаете меня? — решила спросить прямо.
Её глаза округлились, но не опустились, как должны были — она была тверда в собственных намерениях.
— Ради вас милорд вошёл в женскую половину, — туманно выразилась она.
Я ожидала дальнейших объяснений.
— И вы твёрдая… — она заставила меня поднять бровь, — и жестокая…
Тут я совсем ничего не поняла:
— Жестокая? — переспросила, — ты имеешь ввиду эм-м… «жёсткая»? Желаете свергнуть леди Кери?
В её глазах промелькнул ужас, а изо рта донеслись поспешные слова:
— Нет-нет! Миледи! Я… мы… хотели бы попросить вас… пожалуйста… оставьте нас своими личными слугами.
Без мата в голове не обошлось.
— Солнечная Роща так легка в завоевании? — не сдержала непонимания, — у вас что лорд — душка, что слуги — на последнем издыхании от главной жены. Я пришла уже на всё готовое? Что происходит?
Меня никто не понял. Потому я отрешённо стянула с себя несколько слоёв одежды, наблюдая за тем, как краснеет от каждого последующего служанка, затем плюхнулась в фурако и произнесла:
— Составьте список тех, кого нужно перевести «на мою сторону», — ухмыльнулась я, — а сейчас рассказывай последние сплетни Рощи.
Два варианта: или бабулитос хитра настолько, что подарила мне подсадного утёнка, или настолько задолбила всех своих приближённых, что они метнулись под первое попавшееся крыло, способное ей противостоять. То, что слуги видят больше, чем говорят, было ясно, однако их переход в первый же день наводил на мысли.
Из всего услышанного мной после было сделано несколько выводов:
— Виктор Кери принципиален, холоден и неподкупен во всём. Его традиционалистические взгляды мешают жить каждому, кто так или иначе относится к Солнечной Роще.
— То, что он пришёл ко мне сегодня, стало нонсенсом, а значит Терра уже строит уничтожительные планы во имя моей шкурки. Осталось только их пережить.
— Эрик, в отличие от своего старшего брата Тома, жестокий и преданный матери садист. Насчёт преданности я бы поспорила, но даже при правдивости этого предположения в моей голове уже созрел изобретательный план переманивания мальчика пряником — кнут в его воспитании бесполезен. Уже.
— Андентерра сделает всё, чтобы я не приблизилась к Витичичке. Её насиженное место было тёплым и удобным, поэтому делиться им она была не намерена. Я уже поставила блок на его голове: пару раз она попробует сказать что-то в двойном значении, и ей несдобровать.
Остальное по мелочи. Пара сотен ловушек в женской половине, издевающийся над слугами замок с его вечной сменой коридоров, холодное отношение Виктора к младшему сыну, запрет на вход в тот сад на четвёртом этаже и в целом скучная жизнь Садов. Всё здесь было древним и застоявшимся. На меня же возлагали нескромную надежду на воскрешение — я видела это во взгляде и прослеживала в словах. Мне обещали оберег, сохранность и доступность возможностей.
Я не верила никому, но всё равно возлагала надежды.
— Не капай ядом, ладно? — решила попросить Боню, попутно создавая над собой щиты, — давно я таким не занималась, — это я про сон, — мне, знаешь ли, такая пакость обычно снится… — я задумчиво вытянула губы, — висталки — самая неизученная раса, ты знала? — поворот головы к гнезду многоножек, — мы не поддаёмся для изучения просто так. Возникновение магии во время пения вообще странная штука, — хмык, — на уровне с редкими предсказаниями и снами о будущем. Ненавижу спать! — я скрестила руки на груди, — я заранее ощущаю, что увижу гадость, проснусь в настроение «говна» и буду натягивать улыбку весь следующий день.
Я насуплено умолкла, разглядывая синие витки магии Виктора, оставленные им на моей двери. Чтобы это могло значить? Осознает опасность от первой жены? Следилок вроде нет, хоть это были потоки откровенно драконьей магии. Коричневые такие и недоступные в управлении для меня. Радоваться стоит, наверное, только потому, что я вижу эту пакость.
— Надеюсь, Варгу так же гадко, как и мне! — возвестила, — пускай не спит и… и с чего мама с тётушкой решили, что это одержимость⁈ — я была возмущена, — одержимость, это когда следишь, думаешь постоянно и… в жопу всех, — пришлось повернуться на бок, чтобы мысли перетекли из правого полушария и «воображения» в частности, на левое с его «целеполаганием», — девять месяцев, — твёрдое, — сотворю из Витисички идеального папульку и пойду убивать этого… мерзавца. Решила!
Кивнула сама себе и хныкающе добавила:
— Не пошло бы оно ещё под хвост, как в прошлый…е разы! — я вновь перевернулась на спину, — ненавижу это. Мои гениальные планы должны сбываться, а не… — да, с самооценкой у меня всё было отлично, кто бы спорил — я же сама с собой это обсуждаю, — всё, спать! Сию…
Импульс в тело, ответ, магический откат, погружение.
'Колыбельная моего детства. Её мне удавалось слышать только от мамы, когда она, приезжая изредка в замок старшего из моих отцов, оставалась на ночь в моей комнате, испаряясь предрассветным сизым туманом нового дня.
У неё всегда были тёплые руки. Не нежные, как у всех леди Танатоса, а морщинистые и с мозолями на тонкокостных пальцах — она часто держала карандаш в руке, испещряя сотней зарисовок пергаментные листы и большую доску в собственной спальне за гобеленом в гардеробной. Её руки оставляли грифельные следы на моём лице, неизменно цепкие и нависающие напоминанием ещё пару дней. Пока старший папа не заметит их, не схватит за шиворот несуразного для моей полной фигуры платья и не искупает под ледяной водой ближайшей бочки для полива его любимого сада.
Однако, даже он не мог стереть той огромной радости, когда она приезжала вновь. А я жаждала этого всем своим детским сердцем, провоцируя его на каждый из совершённых ударов, вымещенных на мне.
Она была рядом только тогда, когда он не мог остановиться от своей лютой ненависти ко мне и бил без остановки.
— Зачем ты скрылась от меня, Элли? — шептала она мне на ухо.
Не она — её образ, спровоцированный моим ведением. Только поэтому я ответила:
— Я очень устала, мама, — шёпот, — я бы хотела, чтобы меня кто-то любил.
Я почувствовала её лёгкую улыбку макушкой. А затем лёгкий поцелуй в волосы, который она завершила тяжелыми словами:
— Я тебя люблю, мой юный птенчик. Ты и сама знаешь, что мужской любви не бывает. Так зачем пытаешься вырвать её из сердца того, кто никогда тебя не любил?
Я промолчала. Знала, что видения Цикл не посылает просто так, а значит, если я останусь ожидать, то моё подсознание пропустит нерешённые проблемы самого себя глубже, оставив мне только образ будущего.
Он и появился. Всё та же колыбельная её голосом, ниспадающая с отчётливых нот в шёпот:
Луна смущённо прячет улыбки,
От солнечной силы она так светла.
Боится остаться в оковах ошибки.
Двадцать девятые сутки — пора.
Исчезла на ночь, потерявшись на небе,
Новолуние стёрло все чрева следы.
Обратившись сияньем попадали цепи,
Посыпались с неба святые плоды.
И скованный звёздною пылью листочек,
Ниспослан был к нашей двери в эту ночь —
Взрастили то семя луны мы в росточек,
А он так же светел, как солнце. Точь-в-точь.
И продолжение в виде одного-единственного четверостишья, которое преследует меня уже несколько лет:
Предательским звоном взорвётся звезда,
Прокравшись в сердца трёх врагов.
Малодушная Элли уснет на века,
Ниспослав миру сотни костров.
— Не пой мне больше, — попросила маму, — не нравится мне это предсказание. Что толку, что моё собственное? Что толку, что оно о незримом будущем, если оно точно сбудется? — я взяла её руку, положила себе на глаза и продолжила бурчать, — малодушная или нет, но ни в какие вражеские сердца я пробираться не стану! Ха! — до меня дошло, — потому и малодушная, да? Знаешь, что⁈ Там ещё пять четверостиший о падении тухлых Хакгардовских харь, а я должна выслушивать про себя это! Кругами. Пусть сами справляются с падением своей династии, а я… малодушная! И такой и останусь, вот!
Шлёпнула по руке фантомно-сонной мамы своей и прижала её пальцы вплотную к глазам, не желая видеть ничего. Я бы ещё уши закрыла, но её голос я вряд ли услышу скоро, потому пусть хоть вопит на меня речами подсознания, пока я буду представлять себе комфортные условия.
— Рано или поздно судьба тебя настигнет, птенчик мой, — её вторая ладонь остановилась на моей щеке, — сколько не беги, но целая династия падёт по твоей вине. Все пятьсот семьдесят три человека. Те, что ещё не рождены. И те…
— О, уверяю тебя, склизкие серебровласки вроде Зиг-ги, Агератум и… тебя выйдут чистыми из любого дерьма! К тому же никто не говорит о смерти! Падение власти не обязательно значит…
— Значит, мой рыжий поромбосик. Именно смерть для каждого из них возвысит нового Владыку. А если бы ты…
— Ну уж нет! Вольтер? Кто это вообще такие⁈ Не знаю ни одного лорда или леди с таким именем рода! — я вскочила, обернулась к её размытому из-за сна лицу и решила уходить сейчас, пока меня ещё посещают мысли, удерживающие меня от ментальной драки с самой собой, — не думаю, что тебе нужно напоминать основы политики и геральдики! Ни один род не сможет вознестись над другим до того момента, пока другие Высшие аристократы не удостоверятся в его компетентности. Хотя бы в ней! Да ты видела Совет Танатоса и его чудовищ без привязи⁈ Сходи поболтай с Витюсичкой — он тебя нехотя по собственному столу идеально ровным слоем размажет! А он из них самый спокойный, мудрый и… старый, — решила оправдать его и себя заодно, — а умный как раз потому, что старый, — поняла, что ничего путного не вышло, а потому добавила, — он всё равно вредный. И традиционалист до последней степени. Всё, я пошла! Хватит с меня ущемлений и самокритики!
Я отвернулась к вымышленной двери моей детской комнаты, которой уже и не существует, а после, не оборачиваясь, добавила:
— Я скучаю, мам.
И шагнула вперед, понимая, что будь женщина настоящей, то ответила бы незамедлительно.