Герой дня дисциплинированно лежал спиной кверху на расстеленном прямо на полу одеяле и вдумчиво тянул куриный бульон через соломинку. Бледная Велислава хлопотала у буржуйки, подбрасывая дрова: ее купол, несмотря на дополнительные навороты, тоже перестал справляться с холодами.
Стоило мне хлопнуть входной дверью, как она вскочила, позабыв прикрыть буржуйку, и бросилась мне на шею. Я едва успела поставить кекс на тумбочку.
— Все, мне полегчало, — с нарочитым, наигранным весельем в голосе сказала Велислава, уткнувшись носом мне в плечо. — А то психую тут, нервничаю, и даже обнять некого…
Плечи у нее дрожали.
— Знакомая проблема, — отозвалась я, подхватывая ее нарочито легкомысленный тон. — Именно поэтому я завела собаку. Правда, есть минусы: обниматься она хочет практически постоянно, даже когда у меня настроения нет.
— Да и жрет как не в себя, — подхватила Велислава.
— А ты, милая, пошла еще дальше и привела в дом мужика, который жрет еще больше, — немедленно вставил Найден с пола, оставив в покое соломинку. — Где же твой рационализм и инженерный подход?
— А вот! — отозвалась подруга, сграбастав с тумбочки увесистый гостинец и продемонстрировав его пострадавшему. — Тут ведь главное что? Грамотное распределение труда и ресурсов! Я притаскиваю домой мужика, а кормит его соседка.
В ее наигранном веселье слышались какие-то истерические нотки. Я подозревала, что звучу абсолютно так же. Иначе с чего бы Найдену так хмуриться и порываться встать?.. Как будто это не он тут жертва обстоятельств, с художественно заштопанной спиной и очередным переохлаждением, а я!
— Прозвучало бы рационально, если бы ты не подкармливала Тайку при каждом удобном случае, — криво усмехнулась я. — Поставишь чайник?
— Все рационально. Я подкармливаю всего-навсего голодную собачку, а ты — целого мужика! — оставив за собой последнее слово, Велислава поступью победителя удалилась на кухню.
А я разулась и оккупировала диван напротив буржуйки, благо на него никто не покушался. Найден, чуть поморщившись, повернул голову в мою сторону.
— Как ты?
— Цела, — ничуть не покривив душой, ответила я. — В отличие от тебя.
Что такое несколько синяков по сравнению с тем, во что превратилась его спина?.. Найденыш даже одеться нормально не мог — так и валялся в коротковатых, но просторных и мягких домашних штанах Хотена и его же рубашке, которую так и не застегнул. Наверное, Найду было холодно, но укрыться получилось только до бедер: должно быть, тяжелое одеяло раздражало свежие швы и царапины. И грелку теперь не примотать…
— Заживет, — Найден попытался по привычке пожать плечами и скривился. — Ничего, бывало и хуже.
— Лицо — это последствия того самого "хуже"? — бестактно спросила я, обрадовавшись возможности сменить тему, и только потом спохватилась. — Прости, я…
Найден однобоко усмехнулся, прищурившись.
— Нет, лицо — это за дело, — отозвался он, и в его голосе проскользнули неуместно мечтательные нотки. — О! Помню, в шахте как-то один товарищ так искусно приложился лбом, что получил шрам в форме молнии. Как ни бесился потом, от прозвища "Не влезай, убьет!" так и не избавился…
Я отзеркалила его усмешку. Как же, жди, Ратиша, расскажет он о себе. А потом догонит и еще расскажет. В подробностях.
Зато кладезь упоительных историй о "товарищах" и "знакомых" по-прежнему неисчерпаем. Кто бы сомневался?
— В шахтах таких, — найденыш выразительно дернул одним уголком рта, — всегда дополна. Работенка, мягко говоря… но кто-то должен делать и такую.
— Найд, — тихо сказала я, — Хотен ведь так легко, как я, не отстанет. Ты был на двух прорывах из трех.
На какое-то мгновение мягкая полуулыбка найденыша превратилась в кривой хищный оскал. Или мне показалось? Не может же выражение человеческого лица меняться так быстро.
По моей спине промаршировали маленькие холодные иголочки.
"Где вообще твой инстинкт самосохранения, Тиша?"
— Хорошо, что не на всех трех, — как ни в чем не бывало вздохнул Найд. — С моим-то везением… о, а я не рассказывал про одного лесника, который все время ухитрялся натыкаться на незаконную вырубку? Я ему розетки в доме устанавливал, так и познакомились. Следователи его в край замордовали, подозревали уже, что он сам деревья рубит. Он не вытерпел и запросил перераспределение. Выходит первый день на обход на новом рабочем месте, и первым же делом…
— …ну байки травить! — подхватила Велислава, являясь к нам с чайником в руках. — Тиша, поможешь? Кекс пахнет на весь дом, у меня как будто кит в желудке распевается!..
Горячий чай, еще теплая выпечка и разговоры до утра. Найденыш превзошел сам себя, вывалив на нас ворох товарищей из шахты, невезучих лесников, электромонтеров и проводниц с железной дороги. Всех его знакомых объединяло две вещи: они попадали в совершенно идиотские ситуации — и снова и снова отвлекали внимание от самого Найда, стоило кому-то из нас заикнуться о какой-нибудь неудобной теме.
Я улыбалась, посмеивалась (кажется, иногда даже в нужных местах), поддерживала разговор и крошила кекс на тарелке.
Мне кусок в горло не лез.
Хотен освободился только на рассвете и, не обнаружив меня дома, без лишних церемоний ввалился прямиком к Велиславе. Подруга, кажется, не слишком ему обрадовалась, но все равно еще раз поставила чайник и разогрела остатки куриного бульона. Ревизор привычно проигнорировал кислую мину и смел все предложенное: поужинать он вчера не успел.
Я честно старалась не замечать, как напрягся и насторожился с его появлением Найден. Ему болтовни и без допросов хватило выше крыши.
— Работа бюро приостановлена, — проинформировал нас ревизор, покончив с супом. — Вас попросят выйти только завтра, чтобы следователь смог побеседовать с исполнителями. Сегодня по плану опрос членов комиссии по согласованию и оперативного персонала станции подключения.
— Нас попросят как минимум восстановить архивный экземпляр чертежей, — кисло возразила Велислава. — Со сроком, как обычно, "вчера".
— Но будет это только завтра, — непреклонно сообщил Хотен. — Сегодня здание опечатано. Кроме того, исполнитель технологической части чертежей станции подключения все равно пока не в состоянии ни работать, ни отвечать на вопросы. А с вас двоих что взять?
— Что с Любовью Казимировной?! — взвыли мы с Велиславой дружным перепуганным хором.
— Перенервничала, — ядовито сказал ревизор. — Живехонька, но сидит дома и глушит пустырник в промышленных масштабах. Лечащий врач встал стеной и потребовал, чтобы к ней не пускали ни следователей, ни членов ревизионной комиссии, что здорово усложняет задачу. Поговорить-то все равно надо… но, в любом случае, терпит до завтра.
— Ее чертежи были в полном порядке, — сразу заявила я. — Даже если опустить тот факт, что Любовь Казимировна — самый опытный ведущий специалист в бюро, любой наш проект проходит столько проверок и согласований, что никаких грубых ошибок там быть не может.
Хотен наградил меня таким усталым взглядом, что я оборвала свою речь на середине, не став перечислять, сколько станций авторства Любови Казимировны благополучно отработали гарантийный срок — и продолжают работать, несмотря на время.
— Я все это знаю, Тиш, — негромко проговорил он. — Но порядок есть порядок. Мы должны собрать показания абсолютно всех, кто имеет отношение к этой разнесчастной станции, и как можно скорее: наверху уже требуют не только отчет, но и головы виновных на блюдечке. А пока никто не может сказать, из-за чего произошел прорыв в шахте и почему не выдержали задвижки. Отчет о незаконном подключении уже ушел, хоть и без голов, но этого недостаточно.
— Поэтому ты заглянул допросить хотя бы меня? — неожиданно дружелюбно поинтересовался Найден.
Из-за долгих разговоров его голос слегка охрип и звучал ниже и мягче, чем обычно, и я отчего-то покрылась мурашками. А Хотен, вместо того, чтобы вежливо перевести стрелки и намекнуть, что тут вообще-то сидит его девушка, скупо кивнул.
— Хорошо, — легко согласился Найд. — Тиша, ты…
Я не хотела видеть, как Хотен разрабатывает линию моего найденыша. Совершенно. Иррационально.
И, кажется, Найден тоже видел меня насквозь.
— Пойду проведаю Тайку, — сказала я, поднимаясь на ноги. — Может быть, вздремну.
Пожалуй, я уже смогу спать без снов.
— Давай, я тоже посплю немного, — кивнула Велислава, вставая.
— Тиша, — снова окликнул найденыш.
Я обернулась.
Они до невозможности забавно смотрелись рядом. Хотен — светловолосый, коренастый, в строгом темно-синем мундире ревизионного корпуса; будто воплощение собранности, основательности и ответственности. Смуглый Найден со своей однобокой гримасой, в расстегнутой рубашке и штанах не по размеру, казался бы его полной противоположностью, если б не зеркально отраженная усталость и обеспокоенность во взгляде.
— Возвращайся, — сказал найденыш. — Не оставайся одна.
Дома меня поджидала Тайка, немедленно потребовавшая доказательств, что она тут по-прежнему самая любимая собака, а хозяйка возьмет себя в руки и прекратит пропадать невесть где по ночам, вместо того, чтобы греть сонный собачий бок и кормить по первому требованию. Я устыдилась и пошла кормить. По первому требованию.
Разумеется, отделаться одним кормом можно было и не рассчитывать: опустошив миску, Тайка принесла мне зеленый пупырчатый мячик и назидательно положила у ног. Я усмехнулась и вышла с ней в купол. Спустя час собака подумывала о том, чтобы молить о пощаде, и, хоть пока еще дисциплинированно притаскивала мячики и подавала лапы, появление Хотена восприняла как пришествие спасителя и даже обрадовалась ему — впервые с момента его приезда.
Я, кажется, тоже. Но рано.
— Ратиша, — как-то напряженно сказал он, проигнорировав подошедшую собаку, и прижал меня к себе. — Мне не нравится эта история. И еще меньше нравится, что в нее вовлечена ты.
Я уткнулась носом ему в плечо и зажмурилась: уже знала, к чему это он.
— Вернись в Штильград со мной. И… с радостными вестями. Пожалуйста.
— Это с какими? — устало спросила я у уютной темноты перед глазами. — О десятилетнем долге за климатический купол?
— Да ради всего святого! — выдохнул Хотен. — Продадим купол и рассчитаемся с проектным бюро. В Штильграде он все равно ни к чему.
Я попыталась отстраниться, но он не пустил. Получилось только запрокинуть голову и укоризненно уставиться на его небритый подбородок, которому, естественно, до моих обид и устремлений не было дела. Как и его хозяину… и, что особенно досадно, небезосновательно.
На его месте я бы тоже сходила с ума от беспокойства и желания запрятать дорогих мне людей подальше от любой опасности. Но…
— Хотен, — тихо сказала я, — моя работа — это именно то, чему я хотела бы посвятить свою жизнь. Это то, что я умею, чем могу приносить пользу. По моим проектам построено почти сороккилометров магопроводов по всей стране! И они работают, понимаешь? Я приложила руку к тому, что тысячи людей имеют доступ к магии ежедневно, в любой момент, сделала их жизнь хоть чем-то лучше! И я могу продолжить. А ты предлагаешь продать купол, бросить все, уехать копать огород и смиренно ждать мужа из командировок, чтобы видеть его два месяца в году? Серьезно?
— Я предлагаю убраться подальше с Третьего месторождения, как только появится возможность, — нарочито ровным голосом, каким обычно разговаривал с подследственными, сообщил ревизор. — Ты вообще осознаешь, что с момента строительства Временного городка здесь погибло двенадцать человек? А в шахте, между тем, по-прежнему что-то неладно: давление магии скачет, и часть рабочих уже отказалась выходить в свою смену! Я должен остаться, потому что в верхах ждут отчета, но ты вполне можешь переждать ревизию дома, а потом уехать со мной.
— Давление скачет? — я все-таки сумела отстраниться достаточно, чтобы видеть его лицо, а не только подбородок. — И ты молчал?! Любовь Казимировна в курсе? Вполне возможно, что задвижки не выдержали как раз потому, что рассчитаны на шестьдесят три бара максимум, а в шахте было сорок два!
— Ты слышала хоть что-то из моих слов, не связанное с давлением магии? — устало поинтересовался Хотен. — Могу добавить. Агний Лиховских — помощник бригадира шахтеров, и сегодня он скончался, не приходя в сознание. Но врачи говорят, что обморожение он схватил, вытаскивая своих подчиненных из штрека, а в момент прорыва в шахте его не было! Понимаешь? Человек из руководящего состава пропадал не пойми где посреди смены! А один из "идиотов", попытавшихся незаконно подключиться к магопроводу высокого давления, входит в комиссию по согласованию. Он никак не мог не знать, чем опасны его действия!
— Диверсия? — недоверчиво предположила я. — Кто-то пытается помешать своевременному запуску Третьей магической линии? Но зачем?
— Не знаю, — раздраженно дернул плечом Хотен, и мне отчего-то показалось, что он о чем-то умалчивает. — Может, спящие драконы решили проснуться и поинтересоваться, кто и какого хрена ворует их цисты и распихивает их по розеткам? Или княжество Альго-Сай-Тар сочло, что Свершившийся Союз обрел чрезмерный политический вес на материке, кто их знает? Главное, что ты — в числе людей, желающих как можно скорее запустить линию, а на противоположной стороне — какие-то уроды, не считающиеся с человеческими жертвами! Самое мудрое, что можно сделать в этой ситуации, — самоустраниться от конфликта. Целее будешь.
— Альго-Сай-Тар не могло повлиять на давление в шахте, — машинально отметила я. — А драконы, если верить теории, дрыхнут уже не первую сотню лет. Меня не устраивает не необходимость быть осторожной и беречь себя, а то, что ты предлагаешь отказаться от моей профессии и бросить в опасности всех, кто останется здесь.
— А что ты можешь для них сделать? — цинично поинтересовался Хотен.
Я не знала. Все, что я умела, — это проектировать чертовы магопроводы и подбирать на улице потеряшек. Но, держу пари, и Тайка, и Найден согласились бы, что это не так уж мало!
— Я в четвертый раз предлагаю тебе стать дамой Верещагиной, — безнадежно вздохнул ревизор. — Может быть, я не подарок, но до сих пор мы с тобой как-то уживались к взаимному удовольствию. Что изменит твоя работа?.. Нет, не начинай спорить сгоряча. Обдумай то, что я сказал. Просто обдумай. Поговорим вечером. Меня ждут на станции подключения.
Я молча кивнула и машинально положила руку на теплый собачий загривок. Тайка охотно подставила левое ухо и душевно огрела меня завилявшим хвостом.
"Что изменит твоя работа?"
Она уже изменила жизнь нескольких тысяч людей. Но, по совести, если бы эту работу не сделала я, нашелся бы кто-то другой. Предложение Хотена (а ведь и правда, уже четвертое!) и впрямь следовало хорошенько обдумать. Не тот у меня возраст и стаж, чтобы ради верности родному проектному бюро рисковать собственной головой.
Проектных бюро в Свершившемся Союзе двести сорок шесть. А голова у меня — одна.
Только какой-то подлый голосок нашептывал, что мужчин в Свершившемся Союзе — вообще несколько миллионов. А голова-то у меня одна…
— Тайка, — проникновенно сказала я, — кажется, хозяйка твоя — зажралась.
Собака лизнула мое запястье. Ей было плевать, зажралась хозяйка или нет, и я бездумно потратила четверть часа, чтобы вычесать шерсть и лишний раз сообщить Тайке, что я ее тоже люблю. В последнем я, по крайней мере, не сомневалась.
Сна у меня по-прежнему не было ни в одном глазу, и, когда Тайка, пресытившись общением, отправилась заниматься сугубо собачьими делами, я сбежала обратно к Велиславе. Но дома ее не оказалось.
— Капитан звонил, — сообщил мне найденыш, каким-то чудом поднявшийся с пола. — Объявил экстренный сбор семейства Волковых.
Пока Найд лежал пластом, рядом с ним было спокойнее. Рубашку он так и не застегнул, и темный рисунок на груди приковывал взгляд — как и перехваченный бинтами смуглый живот.
— А ты как? — неловко спросила я, заставив себя смотреть ему в лицо.
— Хожу маленькими шажками и не поднимаю руки, — чистосердечно признался Найден, и я снова опустила взгляд. — Или ты о моем мнении насчет знакомства с родителями Велиславы? С ее отцом я уже имел занимательную беседу о серьезности намерений.
— О? — слегка удивилась я. — А они серьезные?
Найденыш однобоко ухмыльнулся, словно мог заметить, как я отреагировала в первое мгновение.
— Капитан как раз настаивал, чтобы я в сторону его дочери дышать лишний раз не смел, поскольку для нее как раз нашлась подходящая партия. Так что я имею родительское благословение на отношения в духе «пока ты ей не надоешь», — легко признался он. — И, кажется, в моих же интересах надоесть ей не позже сдачи месторождения.
— А Велислава знает? — все-таки нахмурилась я.
— Было бы как-то нечестно скрывать, да и капитан уже ей все высказал, — найденыш по привычке пожал плечами, глухо ругнулся и резко сменил тему. — Слушай, а ты не побудешь моими руками?
Я снова отвела глаза от окровавленного мотора на дне нарисованной раны — когда Найден двигался, казалось, что машина действительно гонит кровь по вытатуированным венам — и переспросила:
— Руками?
— Ага, — охотно подтвердил найденыш, не обращая внимания на мои попытки спрятать глаза. — Как ты смотришь на то, чтобы приготовить завтрак? Держу пари, утром ты не ела, потому что дома у тебя из готового — только собачий корм! — беззлобно подначил он.
— Не угадал, — усмехнулась я. — Корм тоже кончился.
И о чем Хотен только думал, делая мне предложение? В четвертый раз…
Зато найденыш будто уловил мой настрой — чуть нахмурился, крепко сжал губы и фривольно сцапал за запястье. И замер.
— Что?..
— Пульс, — рассеянно прокомментировал Найд. — Как Беримир вообще тебя выпустил из-под присмотра?
Когда он выпускал, присмотр мне еще не требовался. Мне нужно было прореветься, проговориться и побыть одной — и эту возможность мне щедро предоставили. А пульс… кажется, в ушах у меня стучать начало после того, как Хотен озвучил свои подозрения и ушел.
— Я…
Я не собиралась ему рассказывать. Плакаться о своих сомнениях и неудачах в личной жизни человеку, с которым знакома меньше месяца? О котором не знаю вообще ничего, кроме расположения швов на его спине и ниже?
Но он слушал. Молча стоял, привалившись здоровым плечом к стене. Не пытался сочувствовать, не задавал наводящие вопросы, ничего не советовал. И я рассказала.
Про то, как легко и весело было с Хотеном поначалу. Как он подхватывал любую идею, поддерживал все мои начинания. Что носил те же розовые очки — был твердо уверен, что справится с выбранной профессией лучше, чем все остальные, станет незаменимым…
Что ж, справедливости ради, он действительно справился. Уже на третьем курсе. После этого от Хотена ждали результатов не хуже, чем на первой его производственной практике, и в попытках оправдать чужие ожидания он переломал себя, превратившись в занудного, дотошного ревизора, с которым и заговорить-то лишний раз боялись. А я так и осталась обычным упорным середнячком.
Я ему не соответствовала. Не стоила его.
Но мы были вместе семь лет. Да, иногда ссорились, даже расставались — аж на две недели — но он всегда возвращался. Хоть уже давно понимал, что у меня душа не лежит к его мечте о домике на берегу моря и трех детях.
Хотен этого заслуживал. А я со своими идиотскими принципами и неистребимыми идеалами стояла на его пути и никак не вписывалась — ни в этот дом (уже, к слову, построенный), ни в роль любящей матери и жены.
Хуже всего было то, что я знала, как должна поступить. И не могла решиться.
Семь чертовых лет!
…но в присутствии Найдена все почему-то казалось простым и понятным, и я сама не заметила, как начала в его же незабвенном стиле травить байки про знакомство со студентом Верещагиным. Как он пытался сварить креветки в чайнике, дабы угостить даму (ничего более резинового в жизни не ела), и как потом мы в четыре руки пытались этот чайник отмыть, пока не попались на глаза старшекурснице, сунувшей нам лимон. Как он впервые собственноручно ремонтировал розетку в моей комнате (чем не повод для дружеского визита?) и обморозился так, что остался в этой же комнате на две недели — заодно и с родителями познакомился…
Да, поначалу у него была эта веселая сумасшедшинка. Теперь — не было.
Зато под старые байки о студенческих годах преотлично готовился завтрак. Найден посмеивался и подсказывал, что где взять — кажется, на кухне Велиславы он уже ориентировался лучше, чем хозяйка, но удивления это уже не вызывало.
Беримир явился как раз вовремя, когда я внезапно обнаружила, что тесто в миске закончилось одновременно с байками, а найденыш уплетает втихаря утащенный блинчик, ради такого дела наплевав на осторожность и подняв-таки руку. Стоило ему заметить, что его поймали на горячем, как Найд стал жевать втрое быстрее, неуловимо напомнив мне типичную реакцию Тайки на команду «фу!».
— Как ни приду — он что-то жрет, а Ратиша над ним смеется, — хмыкнул Беримир. — Велислава сказала, что у нее в черном шкафчике есть чистые бинты, а в зале — лежачее пособие по кройке и шитью, и я волен развлекаться, как могу. Она освободится не раньше полудня. Так что… где шкафчик и мое пособие?
Найден поежился и предпринял опрометчивую попытку запахнуться в рубашку.
— Серьезно, надо осмотреть швы, — сказал ему Беримир и адресовал алчный взгляд тарелке с блинчиками. Я без лишних вопросов вручила ему отдельную порцию и достала из-под пола слегка переохлажденную сметану, и найденыш был спасен на ближайшие минут десять — но и только. — Я вообще-то на вызовах, — признался врач, когда я нацелилась подсунуть ему добавку. — Просто проезжал мимо и вспомнил, что нужно заглянуть. Пойдем-ка в спальню.
— Противный, — как-то напряженно хмыкнул Найден, но подчинился.
Беримир с чрезвычайно кровожадными видом сцепил пальцы в замок, вытянул руки, звучно хрустнув, и пошел следом. Я задумчиво оглядела ополовиненную тарелку с блинчиками и ополовинила ее повторно, пока был шанс. Что-то подсказывало, что, когда найденыш вернется, от завтрака вообще ничего не останется.
— На нем как на собаке, — с легким удивлением и восторгом сообщил Беримир, выйдя из спальни, и сразу отправился на выход: видимо, вызовов было еще прилично. — Если б не сам вчера зашивал, сказал бы, что швам дня три! Такими темпами послезавтра уже снять можно будет.
— А может, завтра? — жалобно предложил найденыш, сверкающий белизной свежих бинтов из-под рубашки.
Врач задумчиво покачал головой.
— Вряд ли. Так быстро и на собаке не зажило бы.
Найден печально вздохнул, но спорить не стал. Хотя, кажется, ему очень хотелось.