Джек явно не хочет говорить о Тони. Она сбежала домой вместе с остальной командой, как только дождь кончился, а когда я взглядом спросила, все ли в порядке, в ответ она улыбнулась. Джек улыбается так, только когда что-то не в порядке. Но если она не хочет об этом говорить, я не буду давить. Джек не выносит давления.
В воскресенье мы снимаем без сучка, без задоринки и в итоге переносим на понедельник только сцену Брукса и Джорджа. Они оба — безупречные профессионалы, поэтому приходят вовремя, идеально играют с первого раза и уходят от Харлоу уже к полудню. После съемки Джек говорит мне, что ей надо кучу всего перестирать, но я могу спуститься в подвал, где притаился Пол, а она скоро к нам присоединится.
Добравшись до комнаты отдыха, я слышу, как стучит о твердую поверхность шарик для пинг-понга. Это странно, ведь, кажется, стол еще не чинили. Я подхожу к игровой и заглядываю в замочную скважину. Треснувший предмет спортивного инвентаря сложили и убрали в угол, а на другом конце комнаты Пол изображает какую-то смесь пинг-понга и бадминтона. Он бросает шарик об пол и отбивает его на отскоке, так что снаряд летит в стену и оттуда снова на ракетку. Я молча наблюдаю, как Пол отбивает его одиннадцать раз подряд. На двенадцатый шарик отлетает от стены с такой силой, что Пол промахивается, и орудие убийства летит прямо в меня.
Я подскакиваю от резкой боли и только потом понимаю, что произошло. Мой взгляд падает на бело-синий шарик у моих ног, а рука медленно тянется к правому глазу.
— Ой, — произношу я скорее от удивления, чем от боли.
— Черт тебя дери, Таш, ты меня напугала!
Пол с ошеломленным видом бросается ко мне с другого конца комнаты.
— Ты в порядке? — спрашивает он, рассматривая мой глаз.
— Это был всего лишь шарик для пинг-понга, — отмахиваюсь я, подбираю мячик и швыряю в него. Пол отбивает его грудью и облегченно улыбается.
— Ты этим все утро занимался? — спрашиваю я.
— Ну… Я досмотрел «Чужих против Хищника». Поиграл в «Порождение крови». Съел пачку сырных крекеров.
— Занятой парень.
— Еще какой. Вы закончили? Я не слышал никаких воплей, это ведь хороший знак?
Я морщусь:
— Да уж, точно лучше, чем в тот раз.
— Отлично! — Пол садится посреди комнаты и выжидающе смотрит на меня.
Я сажусь рядом.
— Ты же объяснишь мне, почему мы сидим на холодном полу вместо мягкого дивана?
— Мне тут нравится. Просторно и нет окон. Здесь хорошо думается.
И правда, думается здесь, наверно, хорошо. А еще здесь все условия, чтобы свихнуться.
— В этом семестре я буду учить астрономию, — начинает Пол, откидываясь на локтях, а потом полностью ложится на пол. Вот серьезно, основное состояние у Пола — это лежать.
Я сижу и стучу ладонями по его ногам, как будто играю на ударной установке.
— Прикольно, — отвечаю я. — Это чтобы получить зачет по естественным наукам?
— Да, она выглядела проще всего. Черта с два я еще раз возьму химию или биологию.
— Тебе придется делиться своими знаниями, — замечаю я. — Скажешь ведь, какова вероятность того, что лет через двадцать нас всех уничтожит какой-нибудь метеоритный дождь?
Пол важно кивает:
— Фигово, что я не могу пока заняться дизайном. Я еще раз поговорил с приемной комиссией, и мне сказали, что с хорошими оценками можно без проблем через год перевестись в Кентуккийский университет. Так что я постараюсь набрать себе предметов полегче, а потом уже учить что-то настоящее.
Я раздраженно вздыхаю:
— Интересно, когда это уже кончится?
— Что кончится?
— Когда ты уже перестанешь влипать во всякую ерунду и откладывать все настоящее на потом?
— Слушай, Таш, поменьше цинизма, а? Ты говоришь совсем как Джек!
Пол зажмуривается и становится так похож на сестру, что я невольно сбиваюсь с мысли. Их часто считают близнецами и все время твердят, как они похожи. Я вот совсем не вижу сходства. Только когда Пол зажмуривается.
Когда он снова подает голос, я не сразу вспоминаю, о чем мы говорим:
— Мне кажется, кое-что настоящее происходит уже сейчас. В нашей жизни намешано и хороших вещей, и всякой чепухи. Вроде как Инь и Ян. Это же из буддизма, правда? Ты ведь в это веришь?
— Скорее китайская философия, — поправляю я. — Но… да, наверно, верю.
— В твоей жизни ведь почти нет всякой ерунды, правда?
— Да, похоже на то. — Я вспоминаю сегодняшнюю съемку, и мне снова хочется жить в Лос-Анджелесе и получить десяток премий. — Я неправильно выразилась. У меня все время такое чувство, что я… чего-то жду. Жду, пока стану старше, меня начнут воспринимать всерьез и я смогу заниматься тем, чем хочу.
— Порочный круг какой-то выходит… Мы хотим поскорее стать старше, а ровесники наших родителей только и твердят, как они мечтают вернуть ушедшие годы. Тоскливая перспектива…
— Это все дуккха, — развожу руками я. — Вообще, с ней не надо бы бороться, но иногда мне очень, очень хочется.
— Тогда давай так, — предлагает Пол. — Ты расскажешь мне, что хорошего в жизни, когда тебе девятнадцать…
— Почти двадцать, — перебиваю я.
— А я расскажу тебе, почему круто быть семнадцатилетней…
— Почти восемнадцатилетней!
Что поделаешь, если это огромная разница?
— Я начну, — произносит Пол. — Тебе не надо самой оплачивать страховку.
Я мгновенно парирую:
— Ты можешь лежать на холодном, твердом полу и не жаловаться, что артрит замучил.
— Ты можешь одним движением пальца дотянуться до миллионов песен.
— Это скорее преимущество наших дней, а не возраста, — хмурюсь я. — У восьмидесятилетних есть все то же самое.
— Да, но кто из них реально этим пользуется?
— Наверняка есть целая куча продвинутых пенсионеров!
Наша маленькая игра быстро загнулась, но теперь мне хочется послушать музыку. Я достаю из кармана телефон и включаю новый альбом Chvrches. Пол стонет:
— Слушай, мне и так придется идти на их концерт, зачем еще и ты меня мучаешь?
— Я обращу тебя в свою веру, Пол Харлоу. Ты полюбишь их.
— Да я их и не ненавидел. Просто не мой стиль.
— Ага-ага, твой стиль это занудные британцы. Или что-нибудь в духе Carry On My Wayward Son.
— Мне нравится то, что мне нравится, — жизнерадостно заявляет Пол. — И я уже сказал, что они не в моем вкусе, но это не мешает мне оценить их мастерство. И… как там зовут их солистку? Я в нее немножко влюблен.
Я смотрю на друга, как на идиота:
— Как можно влюбиться в человека, не зная даже имени?
Он глядит на меня так, как будто я — лицемерка:
— Как можно влюбиться в человека, ни разу с ним даже не поговорив?
Я прекращаю стучать по его ногам. И вообще перестаю его касаться.
— Ну серьезно! — продолжает Пол. — Какая разница?
— Да огромная! Мы с Фомом все время разговариваем. Да, не с глазу на глаз, но добро пожаловать в двадцать первый век. И я ни разу не говорила, что в него влюблена!
— Ладно, не говорила. Но он тебе явно небезразличен, потому что ты покраснела.
Да, я краснею и ничего не могу с этим поделать, а еще я злюсь на Пола за то, что он это заметил, и от этого краснею еще сильнее. Я ложусь на спину, отползаю от него на добрый метр и скрещиваю руки на груди.
— Таш, да что такое? — Пол приподнимается на локтях и пытается заглянуть мне в лицо, но я все время отворачиваюсь. — Я просто сказал, что мне нравится в группе. Они знают свое дело. У них милая солистка. Я не говорил ничего плохого.
— Ладно, как скажешь.
Пол ложится обратно, и некоторое время тишину нарушает только музыка — мелодия синтезаторов и отрывистая скороговорка ударных.
— Она не только певица, — произношу я наконец. — Ты вот знаешь, что у нее ученая степень по журналистике? А еще она играет на ударных и синтезаторе.
Пол некоторое время молчит, а потом произносит:
— Тем больше поводов в нее влюбиться!
Он точно сказал это, чтобы я была довольна. Но от его слов моя грудь сжимается и мне становится нечем дышать. Почему мне так тоскливо? Ничего не понимаю. Пол никогда не скрывал, что ему кто-то нравится. Мы с Джек были в курсе каждой крошечной подробности его отношений со Стефани Кру до того самого дня, когда он решил с ней расстаться (согласитесь, парни-подростки нечасто это делают).
В общем, я уже привыкла, что Пол разговаривает про девочек. И мне уже не в первый раз приходит в голову, что он, наверно, ни разу в жизни не думал обо мне в этом смысле. Потому что иначе он не смог бы так спокойно рассказывать о своих любовных переживаниях, когда я сижу рядом. Не стал бы говорить мне то же самое, что и своей сестре. Да и как он мог рассматривать меня с этой стороны после того откровения у бассейна? Какой нормальный парень влюбится в меня, если я ясно сказала ему, что мне не нужен секс?
Не надо тешить себя напрасными ожиданиями, совсем не надо. Но эта странная тоска будит мирно спавший страх предстоящей встречи с Фомом, и мое эмоциональное состояние начинает напоминать растаявшее желе.
— Что здесь происходит?
Повернув голову набок, я вижу в дверном проеме перевернутую фигуру Джек. Она переоделась в длинные теплые пижамные штаны и футболку с Эдвардом Руки-ножницы.
Мне хочется ответить: «Я растекаюсь по полу, ничего особенного». Вслух же произношу:
— Да вот заставляю Пола полюбить Chvrches.
— Круто! — отвечает подруга, садясь рядом с нами.
Мы молчим целый припев, а потом я пихаю Джек в бок:
— Ты посмотрела видео, которое я тебе скинула?
В ответ она громко и презрительно втягивает носом воздух.
— В смысле? — удивляюсь я. — Разве это не мило? Он явно снял его для меня! В смысле, для нас.
— Прости, мы сейчас о ком? — уточняет Пол.
— О Фо-о-о-оме, — Джек выдыхает на «ф» и растягивает «о» точно так же, как раньше Пол. Либо братьям и сестрам положено читать мысли друг друга, либо, что вероятнее, они обсуждали Фома за моей спиной. Я прекращаю грустить и начинаю злиться.
— Это все равно было очень мило с его стороны, — повторяю я, сверля подругу злобным взглядом.
— Нет, это было просто чертовски снисходительно. Как будто он звезда на небосводе и решил спуститься помочь нам, жалким смертным дилетантам.
— Он не это имел в виду!
— Ты знаешь, что мы обогнали его по подписчикам? — продолжает Джек. — Ему нет нужды защищать нашу честь. Да и чего он хотел добиться этим видео? Он просто сказал очевидную вещь. Все знают, что в интернете бывают тролли. Ненавистники будут, сколько таких обращений ни снимай.
Я молчу и тщательно изучаю висящее на стене полотно с надписью: «Огромная голубая страна».
— Чего? — спрашивает Джек. — Пол, не смотри на меня так. Я имею право говорить про Фома все, что захочу. И сейчас я хочу сказать, что он выпендривается, изображая этакое благосклонное светило, и это очень странно. Все, делай со мной что хочешь. Таш! Таш, хватит изводить меня молчанием!
Я стряхиваю руку Джек с плеча:
— Ясно, все ненавидят Фома, я поняла.
— Я этого не говорила. Мы с ним даже не виделись ни разу. И вы, кстати, тоже.
— Да, но собираемся, — парирую я. — И скоро.
— Ладно, хорошо, — снова повисает тишина, нарушаемая только электронным звоном из моего телефона. Потом Джек резко поднимается на ноги: — Секунду.
Через пару минут она возвращается с двумя фонариками в одной руке и лазерной указкой — в другой. Она локтем выключает свет в игровой и ногой захлопывает дверь, так что мы оказываемся в полной темноте. Потом внезапно вспыхивает свет, и я закрываю глаза рукой.
— Больно! Джек, что ты задумала?
— Держи фонарик! — отвечает она, и на мой живот опускается что-то маленькое, но тяжелое. — Пол, держи второй. Я возьму указку. Если вы предпочитаете слушать музыку в такой позе, как будто любуетесь звездами, давайте уж выжмем из этого все. Мы устроим офигенное лазерное шоу!
Я открываю глаза и хватаю фонарик. Ругаться больше не хочется — думаю, Джек этого и добивалась.
— Ха! — выкрикивает Пол, включая фонарик и начиная вычерчивать на потолке круговой узор, от которого рябит в глазах.
Я пытаюсь изобразить стробоскоп, включая и выключая свет в такт заводной музыке. Джек двигает меня поближе к Полу и ложится рядом со мной. Я пытаюсь понять, что за фигуры она старается вычертить, точными движениями перемещая красный луч лазера. Быть может, череп. Пирамиду. Свое полное имя.
Я начинаю губами подражать одному из инструментов. Пол хихикает, скручивает губы как-то по-особому и изображает его куда смешнее. Джек выдает чувственное «унца-унца».
Минуту мы наслаждаемся свистопляской музыки, звуков и света. Это глупо, абсурдно и восхитительно. Потом песня кончается, а с ней и наше терпение. Мы разражаемся хохотом. Даже Джек перестает сдерживаться и смеется вместе с нами. Я обожаю, когда она так смеется.
Начинается новая песня, и мы продолжаем наше лазерное шоу, но безмолвно соглашаемся больше себе не аккомпанировать. Песня медленная и лирическая, поэтому я вычерчиваю фонариком по потолку длинные, тонкие линии. В комнате царит уютная и сонная атмосфера, и, когда включается композиция повеселее, у меня уже не остается сил продолжать игру света. Пол громко зевает. Джек сдалась и просто рисует лазером восьмерки.
Не выключая направленного в потолок фонарика, я утыкаюсь носом в плечо подруги. Мой организм решил, что настало время поспать, и ничто мне не помешает. Закрыв глаза, я слушаю, как дыхание Джек становится медленнее и ровнее. Похоже, мы дружно решили вздремнуть, и я вдруг представляю нас сонными медвежатами в берлоге. Это так забавно, что я начинаю хихикать. Моей руки — той, что ближе к Полу — легонько касается что-то горячее. Пол положил костяшки мне на локоть, и это приятно. Мне нравится это тепло и чувство защищенности.
Я поворачиваю голову и приоткрываю один глаз. Пол делает то же самое. Я нахожу ладонью его руку, лежащую у меня на локте, и привычно переплетаю свои пальцы с его пальцами:
— Привет.
— Ага, привет. — И вдруг: — Знаешь, для меня ты лучше всех. И уж точно лучше солистки Chvrches.
Я хихикаю, но Пол серьезен. Он сжимает мою ладонь. Я возвращаю пожатие.
— А для меня ты лучше, чем Kansas, — шепчу я в ответ. — Чем вся группа.
Я жду, что он рассмеется, но он молчит. У него напрягаются мышцы вокруг рта. Играя в видеоигры, он выглядит так же — барельеф на мемориале, античная статуя. И у меня в горле снова лопаются пузырьки.
— Хватит хмуриться! — прошу я, потому что не могу долго на это смотреть.
— А я хмурюсь?
— Ага. Это тебя портит. — Наглая ложь!
Физиономия Пола тут же расплывается в широкой, зубастой ухмылке. Я фыркаю и свободной рукой вытираю ему нос.
— Слушай, Зеленка, чего ты от меня хочешь?
Улыбка исчезает с его лица, и ее сменяет такая тоска, что я подвигаюсь поближе и кладу голову ему под подбородок:
— Ничего, ты и так хорош.
Он не отвечает, только еще разок сжимает мою ладонь. Пузырьки в горле успокаиваются, мне снова спокойно и хорошо.
Я сосредоточиваюсь на этом ощущении и засыпаю.