Глава 34


Сан-Марино находился в дурном расположении духа. Еще на праздновании серебряной свадьбы он заметил, что Шику неравнодушен к Жулии, но тогда она отвергла все его притязания, что доставило Сан-Марино немалое удовольствие. Такая женщина, как Жулия, и должна была щелкнуть по носу зарвавшегося репортеришку.

Но на этот раз стал невольным свидетелем их поцелуя, и этот поцелуй не давал ему покоя. Есть между этими двумя что-нибудь или нет?

Дурное настроение Антониу объяснялось еще и недовольством собой, ему неприятна была собственная зависимость от своенравной красавицы.

— Привязанность к этой женщине тебя погубит, — как-то сказал ему Алвару. Разумеется, он имел в виду Еву, на которую так походила его дочь…

— Я знаю, — мрачно согласился с ним Антониу.

И вот теперь он вновь убедился в правоте своего адвоката, и это было ему неприятно.

Домой он вернул нервный и расстроенный. «Как в худшие времена привязанности к портрету», отметила про себя Гонсала, но все-таки сочла необходимым поделиться с мужем своей заботой. А озабочена она была неприятностями Ирасемы, симпатичной молодой служанки, которая работала у них в доме. Оказалось, что она оставила маленького сына в родной деревне и теперь вынуждена отдать его на усыновление, потому что у нее не хватает денег на его содержание.

— Мне кажется, мы в состоянии помочь, — говорила Гонсала. — Она работает у нас, и мы вполне можем как-то решить ее проблемы, например, платить за содержание ребенка.

— Что? Что? — переспросил Антониу. Он сидел, погрузившись в свои мысли, и не услышал ни единого слова из того, что говорила ему жена.

Гонсала вздохнула, она привыкла к невниманию мужа, но сейчас невольно вспомнила Отавиу. Какой он тонкий и чувствительный человек, как близко принимает к сердцу все, что касается его детей и вообще всех окружающих. Сегодня она лишний раз убедилась в этом. Когда она приехала в больницу, первым, кого она встретила, был Отавиу. Он был потрясен несчастьем с Сели, в глазах у него стояли слезы, когда он повторял:

— Я не должен был засыпать ни на секунду! Я мог понадобиться ей! Я — плохой отец. Все, что произошло на рассвете, было ужасно. Как я мог не доглядеть и позволить ей встать!

А вот Антониу никогда не занимался детьми, пока они были маленькими, он был к ним совершенно равнодушен. Это она с ума сходила из-за кори Арналду, из-за свинки Тьягу…

Разговаривая с Отавиу, Гонсала всякий раз удивлялась тишине и покою, которые нисходили на ее душу. Да, Отавиу был необыкновенным человеком, рядом с ним она не опасалась, что ее застанут врасплох, оскорбят, обидят. Она даже как-то высказала это Отавиу.

— Тебя кто-то обижает? — удивился он.

Гонсала вообще не любила жаловаться, а уж позволить себе пожаловаться на собственного мужа не могла ни при каких обстоятельствах.

— Да нет, разве что сама жизнь, — прибавила она с усмешкой.

— Жизнь обидела и меня, — горячо подхватил Отавиу. — Ева, очаровательная, прекрасная женщина, которую я любил, перестала существовать. Ее никогда и не было, той Евы, которую я любил. Жизнь сыграла со мной дурную шутку, она обманула меня. Я любил свою иллюзию, а не реальную живую женщину, поэтому мне и было так трудно с ней расстаться. Но теперь это произошло, я не хочу думать о прошлом, моя жизнь начинается заново, я только отец и хочу одного — чтобы выздоровела моя любимая Сели!

Вот что вспоминала Гонсала, глядя на занятого своими мыслями Антониу, который, даже не взглянув на нее, отобедал и отправился в свой кабинет.

— Придется еще подождать, Ирасема, — сказала она служанке, которая смотрела на нее страдальческими умоляющими глазами, — сеньор Антониу сегодня очень занят, но я попробую поговорить с ним вечером.

Она и в самом деле нашла минуту и с иронической усмешкой сказала мужу:

— Ты рискуешь своей славой отца народа! Что о тебе скажут, если ты не поможешь простой бедной девушке, живущей в твоем собственном доме?

На этот раз Антониу ее услышал.

— А что там с ней? — спросил он.

И узнав, в чем дело, распорядился:

— Разумеется, помоги ей! Сделай все, что считаешь нужным.

Тьягу не спускался в столовую, не обедал и не ужинал, и Гонсала заглянула к нему в комнату. Он лежал на кровати и смотрел в пустоту.

— Видишь, предчувствие не обмануло меня, мама, — сказал он, — Сели и в самом деле очень плохо, и я молюсь нее, молюсь за нас обоих.

— У нас обоих есть дар предвидения, — задумчиво сказала Гонсала, — и что-то мне подсказывает, что Бог услышит твои молитвы, и Сели поправится. Вот увидишь, Бог тебе поможет, сынок. Одно то, что твой отец устроил ее в лучшую клинику, уже о чем-то говорит.

— Да, я очень благодарен за это папе, — горячо сказал Тьягу. — Он сделал по-настоящему доброе дело! Видишь, и он бывает добрым, чутким, внимательным.

— Конечно, сынок, — с вздохом сказала Гонсала, — и у твоего отца есть много хороших качеств. А пока Сели в тяжелом состоянии и врачи беспокоятся за нее, будем молиться, чтобы она пришла в сознание и выздоровела.

Тьягу кивнул и вновь уставился в потолок.

За Сели молился не один Тьягу, за нее молились и Бетти, и Жулия. Обе они были равнодушны к религии, но в тяжелый час испытаний обратились душой к тому, кто способен творить чудеса и один может поддержать нас.

Жулия отказалась от приглашения Шику, и он ни на чем не настаивал. Он видел, что она не обиделась на него за поцелуй, почувствовав, как он хочет утешить ее и успокоить. Ему показалось, что случившееся несчастье сблизило их, понимал, что Жулии хочется быть поближе к сестре, и оставил ее в холле клиники.

— Если что-то понадобится, звони, — сказал он. — Я буду дома и примчусь в один миг.

Жулия кивнула, прикрыв глаза — да-да, она так и поступит.

Шику вернулся домой гораздо раньше, чем всегда и чем ждал его Раул. Вытянутое лицо Раула сразу показало Шику, что вернулся он не вовремя.

— У меня ужин с Аной Паулой, — объяснил Раул. — Мне надоело гоняться за каждой юбкой, и я решил наконец-то остепениться. Как видишь, мои добрые намерения, и старания не остались втуне, Ана Паула приняла мое приглашение.

— Поздравляю, старик, — Шику похлопал приятеля по плечу, — но, клянусь, я тебе не помешаю, запрусь у себя и носа не покажу!

Раул вздохнул: конечно, было бы куда лучше встречаться с Аной Паулой без свидетеля за стеной, но…

В дверь позвонили, Раул кинулся открывать и с изумлением увидел за дверью целую компанию — первой стояла Ана Паула, а рядом с ней Лусия Элена, дона Жудити м Констансинья. Раул в изумлении отступил.

— Я, кажется, не вовремя, — язвительно сказала Ана Паула.

— Что ты! Что ты! Я так ждал тебя! — воскликнул Раул, бросаясь ей навстречу.

— А я-то считала тебя другом, — не менее язвительно произнесла Лусия Элена, — я не думала, что ты так ловко будешь покрывать походы Шику налево!

Вся компания вошла в квартиру, и Шику едва не застонал, увидев свою матушку и бывшую жену. Однако, взглянув на Констансинью, сдержал свое недовольство.

Выяснилось, что в доме Жудити морят тараканов, поэтому оставаться там невозможно, и все семейство решило переночевать у Шику.

Ана Паула мгновенно поняла, что ей лучше всего ретироваться, она не была любительницей семейных сцен, на которые были такими мастерицами дона Жудити и Лусия Элена. Раул был раздосадован донельзя и мрачно удалился в свою комнату: в кои-то веки он собрался вступить на стезю добродетели, а его заподозрили Бог знает в чем!

Шику с тоской смотрел на свое семейство, а они принялись устраиваться на ночлег.

— Я простая женщина, — говорила дона Жудити, — мелочи меня не беспокоят, и привередничать я не люблю, мне в любом уголке хорошо!

Она внимательно осмотрела комнату Шику и похвалила ее:

— Очень славная комната! Мне как раз подходит!

— В комнате Шику буду спать я, — тут же заявила Лусия Элена. — Как-никак, он — мой бывший, то есть настоящий, то есть отец моего ребенка, вот что я хотела сказать. И поэтому с Шику буду спать я, а не вы!

Тебе он — отец ребенка, а мне родной сын, поэтому на кровати буду спать я. К тому же у меня спина больная, а ты, Лусия Элена, можешь и на диване поспать, раз ты даже не член нашей семьи.

— Как это не член семьи, когда она моя родная мама? — подала голос Констансинья.

— Не член моей семьи, — подчеркнула слово «моей» Жудити, — но, разумеется, она — член твоей.

— На диване я не улягусь, я слишком высокая, — тут же стала возражать Лусия Элена. — Но если Шику будет спать в гостиной, то я согласна.

Шику молча смотрел на спорящих. Он тихо стоял в сторонке и поглядывал на суетящихся женщин. Потом тихонько подошел к комнате Раула и постучал.

— Посидите тихо, пожалуйста, — попросил он, и женщины разом притихли, — мне нужно поговорить с моим приятелем, а когда я вернусь, мы разберемся, кто, где ляжет.

— Уступить постель?! Ну, знаешь! — возмутился спросонья Раул. — Мало того, что разбудил!

— И ты мог уснуть в этом гвалте? Никогда не поверю, — вздохнул Шику. — Уступи всего на одну ночь, а то мы до утра так и будем маяться.

С охами, вздохами, сопеньем и кряхтеньем Раул поднялся и вышел в гостиную.

— Ты, мамочка, будешь спать в комнате Ра уда. — И Шику пригласил дону Жудити в комнату.

Непритязательная дона Жудити тут же устроила Раулу разнос за беспорядок.

— Я просто представить себе не могу, как ты можешь жить среди этого развала, — возмущалась она.

— Могу! — сурово отозвался Раул и прибавил: — Вы меня очень обяжете, если ничего не будете трогать.

Тон его был так суров, что дона Жудити мигом успокоилась и вполне миролюбиво пообещала:

— Конечно, не буду, не беспокойся.

— Вот и прекрасно, — буркнул Раул.

Мужчины подождали, пока улягутся и успокоятся женщины, а затем, поругавшись, какое-то время из-за дивана, улеглись и сами. Улеглись недовольными, раздраженными и точно такими же проснулись.

Стоило Шику открыть глаза, как женщины наперебой защебетали, обещал приготовить ему завтрак, напечь печенья, сделать фруктовый коктейль.

— Терпеть не могу фруктовых коктейлей, — огрызнулся Шику и поспешно сбежал на работу. Провести еще и утро в обществе преданных ему женщин было свыше его сил.

Он мечтал повидать Жулию. Стоило ему увидеть ее, как он чувствовал себя омытым живой водой, и он жаждал приникнуть к этому волшебному источнику. Если бы он знал, что Жулия искала его! Она хотела попросить его приехать к Отавиу, которому стало очень плохо после того, как он не уследил за Сели. Единственный, кого он соглашался повидать, был Шику, и Жулия пыталась его отыскать.

Она позвонила ему домой, трубку взяла Констансинья и, осведомившись, кто Шику спрашивает, произнесла вслух: Жулия Монтана.

Жудити тут же вырвала у внучки трубку из рук:

— Алло! Это говорит мать Шику, — сообщила она. — Девочка! Хватит ему названивать, мой сын занятой, порядочный человек, у него нет времени на разговоры с кем попало! Или ты уже забыла, что из-за тебя, его чуть не колумбийские партизаны? Оставь его в покое, ему и без тебя отлично живется! Всего хорошего!

Дона Жудити с чувством выполненного дол гордо положила трубку.

Зато Жулия на другом конце провода еще несколько секунд подержала ее, внимательно на нее глядя, потом тоже опустила на рычаг и сказала:

— Ненавижу Шику Мота! И все, что с ним связано!


Загрузка...