Ружье было заряжено свинцом. Все равно, огнестрельная рана — это больно. Очень и очень больно. Вдобавок пуля угодила мне пониже спины. Как унизительно.
Мне хотелось кричать, ругаться, плакать. Но я побежала.
Поначалу я могла думать только о том, как бы поскорее оттуда убраться, поэтому помчалась куда-то в сторону Кубы. Но когда рана начала затягиваться, а пуля по-прежнему оставалась внутри, сменила направление и понеслась к коттеджу. Приблизившись к нему с тыла, я принюхалась, но не учуяла ничего, кроме запаха деревьев, и не услышала ничего, кроме свиста ветра. Вспрыгнув на заднее крыльцо, я представила себя человеком и молниеносно им стала.
Амулет остался в кармане джинсов Джесси на автосвалке. Хотя, казалось, он мне больше не нужен, я хотела заполучить тотем назад. И заберу его, как только вытащу проклятую пулю из задницы.
Уже как-то в привычку вошло превращаться в мгновение ока. Отсутствие мучительной боли — однозначный плюс.
Воспользовавшись заново обретенным противопоставленным большим пальцем, я повернула дверную ручку, проскользнула в дом и пошла прямиком в ванную. Электрический свет заставил меня вздрогнуть еще до того, как я увидела свое отражение в зеркале.
Все лицо в грязи, в волосах полно листьев и веточек, на руках ярко-красные царапины. Неуклюже изогнувшись, я попыталась рассмотреть рану, но ничего не получилось.
Пуля, казалось, царапала меня изнутри. То, что не убивает, может просто чертовски разозлить.
Придется просить о помощи, как бы эта мысль ни была противна.
Я открыла дверь и вскрикнула: сразу за ней стоял Ник. Один взгляд, и он, ругнувшись, оттеснил меня обратно. Я сдернула с вешалки полотенце и прижала его к груди. Глупость: он уже и так все видел и трогал.
— Что, черт возьми, случилось? — требовательно спросил Ник. Я не знала, с чего начать.
— Я проснулся, а тебя нет. Никакой записки — совсем ничего!
Ник запустил пятерню в волосы, отчего они взъерошились, напомнив мне о пшеничных вихрах нашего сына из сна. Я быстро выбросила образ из головы. Тот ребенок не настоящий и никогда не сможет таким стать, и я должна об этом помнить.
На Нике не было ничего, кроме боксеров. Как жаль, что у меня нет времени восхищаться его внешними данными. По моим ногам текла кровь, капая на пол.
— Что за…
Ник выдернул из моих рук полотенце и развернул меня спиной к себе. Я была так потрясена, что не возмутилась.
— Кто в тебя стрелял?
— Мужик на автосвалке. Владелец, а может, ночной сторож.
— Я так понимаю, тогда ты была в меховой шкуре, — пробурчал Ник. — Иначе мне придется серьезно с ним поговорить.
Я оглянулась через плечо и успела увидеть, как лицо Ника на секунду ожесточилось, и это весьма меня удивило — и слегка мне польстило. Я могла позаботиться о себе сама — если не считать пулю в заднице, — но было очень приятно хотя бы раз в жизни почувствовать, что кому-то есть до меня дело.
Заметив мой взгляд, Ник сразу вернулся к стоической маске, которую я уже начала ненавидеть.
— Лучше заберись в ванну, а то испачкаешь тут все.
— Хорошая мысль. — Я переступила бортик.
— Зачем тебя понесло на автосвалку?
Я быстро рассказала про телефонный звонок, «эдсел», сторожа и призрачных волков. Когда я закончила, Ник сверлил меня немигающим взглядом.
— Призрачные волки. Это что-то новенькое?
— Никогда о них не слышала. Но теперь понимаю, почему видела тени волков у Лидии и чуяла волчий запах, когда все хором клялись, что вокруг никого нет. Стало быть, я не выжила из ума.
— Просто можешь видеть, чуять и слышать то, что недоступно больше никому, — сухо кивнул Ник. — Думаешь, пропавшие тела как-то связаны с этими созданиями?
Я на секунду задумалась и покачала головой.
— Призрачные волки только бросались на меня и создавали холодные пятна. Сомневаюсь, что это они убивают людей. Кроме того, шерифа Стивенсона зарезали ножом, а потом укусили — человеческими зубами.
— И это значит, что теперь у нас две головных боли вместо одной.
— Пока что.
— Так в чем дело? — Он указал на мою пятую точку. — Я думал, что оборотни могут исцелиться от чего угодно.
— Могут. Проблема в том, что я исцеляюсь быстрее, чем обычный оборотень. И тебе придется достать из меня пулю.
Ник не стал спорить.
— У тебя есть какие-нибудь медицинские инструменты?
— Уже нет.
— Ах да. Лаборатория же взорвалась.
Наклонившись, Ник пригляделся к моей левой ягодице. Забавно, как крохотная пуля и струящаяся из раны кровь смогли притупить сексуальный интерес к моей наготе. А может, его уже убило раскрытие моей истинной природы.
— Уилл кое-что оставил. Стой тут.
Через несколько минут Ник вернулся с маленьким кожаным чемоданчиком. Внутри оказались несколько смертоносных на вид лезвий.
— Разделочные ножи. — Ник принялся рыться в аптечном шкафчике, спрятанном за зеркалом над раковиной. — Наверное, Уиллу нравится рыбачить.
— Что ты там ищешь?
— Спирт.
— Как будто мне можно занести инфекцию, — фыркнула я.
— Все равно не помешает.
Вытащив флакон с прозрачной жидкостью, Ник протер самый маленький нож, затем достал из аптечки пинцет и продезинфицировал его и свои руки.
— Повернись, — скомандовал он.
— С радостью. — Мне не хотелось смотреть.
Ник плеснул мне на ягодицу спиртом, и я едва не выпрыгнула из ванны.
— Эй! Я же сказала насчет инфекции!
— Можешь дать слово, что я не покроюсь мехом, если случайно порежусь, возясь в твоей крови?
— Я же тебе говорила. Вирус передается только через слюну, когда оборотень в волчьем обличье.
— Но все может измениться.
Ник был прав. Я совершенно не понимала, что со мной происходит. Вирус мог мутировать, а если так, то все, что я знала — или думала, что знала, — неверно.
— Забей, — вздохнула я. — Выживу.
— Я не безрукий. Не порежусь. Кроме того, у тебя есть супер-пупер-противоядие. Если я заражусь, ты меня вылечишь.
Правда? У меня больше нет формулы, а она не так уж проста, чтобы ее вспомнить. Как и все химические формулы.
Эдвард не звонил с тех пор, как покинул город. Я начинала волноваться. Если он исчез вместе со всеми моими наработками, весь мир и я в придачу в большой-пребольшой опасности.
Ник рассек кожу.
— Ай!
— Не шевелись, а то в тебе окажется больше дырок, чем уже есть, — процедил он и ткнул меня пинцетом. — Почти достал.
Я смотрела на кафель и ждала, пока Ник закончит. Минуты через три что-то брякнулось на фаянс и покатилось к сливу, остановившись на стальной решетке.
Ник поднял пулю:
— Всегда удивлялся, как такая маленькая штучка может натворить столько бед.
Он поднял голову, и в его глазах я увидела множество всего: облегчение, гнев, настороженность, страх и нечто непонятное, что я не успела разобрать до того, как Ник отвернулся положить инструменты в раковину и снова их продезинфицировать.
— Тебе бы принять душ.
Он снова говорил сдержанно, и я задалась вопросом, была ли нежность на самом деле или мне показалось? Я включила воду. Даже если у Ника вышло смириться с моей сущностью, есть еще множество секретов, о которых ему неизвестно и, надеюсь, никогда не станет.
— Рана уже зажила, — пробормотал Ник.
Я не видела дырки от пули, да и не очень-то хотела туда смотреть. Задернув занавеску, я встала под душ и позволила теплой воде смыть с меня кровь. Вот бы она могла так же легко смыть кровь с моих рук — или надо сказать лап?
— Не возражаешь, если я останусь и послушаю твои соображения? — вторгся в мои размышления голос Ника.
— Располагайся. — Я сунула голову под струю воды.
— Кто тебе звонил?
— Думала, что Эдвард. — Теперь я не была так уверена.
— Твои наработки у него?
— Надеюсь.
— А если нет, это плохо?
— Даже не представляешь, насколько. — Я нанесла шампунь на волосы и тщательно промыла их от корней до кончиков. — Уничтожена не только формула противоядия, но и моя сыворотка.
Ник отдернул занавеску:
— А что именно случится, если ты перестанешь ее принимать? Я думал, ты другая.
— Так и есть. — Я потянула за клеенку. — Возражаешь?
Ник нахмурился, но потащил шторку по держателю, звеня металлическими кольцами, а я начала смывать шампунь.
— В полнолуние оборотни не могут не обращаться, — пояснила я. — Притяжению луны невозможно противиться. Я пыталась создать средство от обязательной трансформации, но у меня так ничего и не вышло.
— Так если тебе все равно надо обращаться, в чем тогда твое отличие?
— Я никогда не была одержима злом — мы называем его демоном. Убивать людей мне невыносимо.
Ник никогда не был тупицей. Он услышал слова, не сказанные вслух.
— Тебе никогда не нравилось убивать, но ты все равно это делала.
— В первый раз превращение настолько жуткое, что сводит с ума.
«А сила опьяняет», — зашептал внутренний голос. Моя ли это мысль или чужая?
Чужая?
Наверное, я потеряла много крови.
— Голод… — прошептала я. — Неописуемый. — Боль в животе, бешеный ритм пульса, вопли в черепной коробке. Несмотря на пар от горячей воды, я поежилась. — Сделаешь все, чтобы прекратить эту пытку. Все что угодно.
Тишина по ту сторону занавески говорила громче любых слов. Ник задавался вопросом, почему я не предпочла съесть серебряную пулю. Я и сама не знала. По крайней мере он не стал спрашивать.
— Если оборотень не отведает человеческой крови в ночь полнолуния, то что? Он умрет?
— Увы, нет. — Будь это так легко, Эдвард давно запер бы всех оборотней в клетки и забыл, куда положил ключ. — Прикончить оборотня может только серебряная пуля. Или другой оборотень. Но такое случается очень редко.
Мне казалось странным, что оборотень спокойно может убить человека, но другого ликантропа трогать не станет — однако никто и не говорил, что они поступают логично.
— Почему редко?
— Тут что-то вроде предохранителя, за неимением лучшего слова. Возможно, табу на убийство собрата. Я лично склоняюсь к версии, что предохранитель — это часть демона.
— Которого у тебя нет, — медленно сказал Ник. — Как и у Дэмьена.
Дэмьена прокляли и тем самым отняли у него не только демона, но и необходимость следовать правилам жизни в обществе оборотней. Также он обнаружил, что убийство других оборотней удовлетворяет потребность в человеческой крови. Очень удобно, если учесть, что у него не было доступа к моей сыворотке.
— А что там насчет того вендиго, которого ты обсуждала с Лидией? Великого каннибала?
— Я знала одного: Гектора Менендеса. Он был демоном во плоти и запросто убивал оборотней.
— Значит, твоя версия не годится.
Я много думала о Гекторе по ночам. Возможно, даже слишком много.
— Так как Гектор с легкостью нарушал человеческие табу… — начала я.
— Например?
— Ел людей, находясь в человеческом обличье.
— Я думал, вендиго — это оборотень-каннибал.
— В случае с Гектором — два в одном.
— Каннибал в обоих обличьях, — пробормотал Ник. — Значит, все предохранители выведены из строя.
Мне всегда нравилось беседовать с Ником. Он так быстро соображал, что часто заканчивал за мной фразы. Это не изменилось, в отличие от почти всего остального.
— Вот и я так думаю.
— Но Гектор слегка мертв, чтобы его об этом спросить.
— Так точно, — кивнула я.
— А что случается в полнолуние с обычными оборотнями, одержимыми демоном и не имеющими доступа к твоей сыворотке?
— Безумие берет над ними верх, и если они не обратятся по доброй воле, процесс начнется автоматически.
Я закрыла глаза и подставила лицо под струйки воды, но ничто не могло стереть те воспоминания.
Ник несколько минут молчал. Когда он снова заговорил, я поняла, почему он взял паузу.
— Манденауэр говорил, что первое твое обращение произошло в Стэнфорде. Но почему именно тогда?
Черт. Ну конечно, Эдвард рассказал Нику ровно столько, чтобы его заинтересовать, но недостаточно, чтобы тот перестал задавать вопросы мне.
Я выключила душ, обмоталась полотенцем и отодвинула занавеску.
Ник стоял, прислонившись к раковине и скрестив руки на голой груди. Бицепсы бугрились, живот был твердый и плоский, а ноги — длинные, мускулистые и слегка волосатые. Я помнила, каково прикосновение его рук, какая на вкус его кожа.
Я заставила себя выйти из ванной, но Ник последовал за мной в спальню, а вместе с ним и его вопросы.
— Дело было в луне? Возрасте? Заклинании? — Он фыркнул. — Заклинание. Никогда не думал, что стану о таком спрашивать.
Я подошла к окну, раздвинула шторы и позволила серебристому свету луны меня успокоить. Забавно: раньше льдистый свет с неба, согревающий не хуже июльского солнца, меня расстраивал. Теперь же к нему тянуло как магнитом.
— Это имеет значение? — спросила я. — Назад уже ничего не вернуть.
Ник приблизился ко мне, и я уловила аромат его волос, почувствовала гнев, исходящий от его тела словно пар.
— Скажи, — настаивал он. — Я имею право знать.
Это так, пусть я и не хотела признаваться ему сама. Как жаль, что здесь больше никого нет.
— Любовь, — выдохнула я. — Меня изменила любовь.
— Не понимаю.
Я не была уверена, что еще сказать, поэтому заколебалась. Ник потерял терпение — которым и так не отличался, — схватил меня за плечи и развернул лицом к себе.
— Скажи, — процедил он сквозь зубы.
— Хорошо, — выплюнула я, точно так же стиснув зубы. — Допамин устремляется в мозг, адреналин заставляет сердце биться быстрее, фенилэтиламин создает ощущение блаженства, окситоцин усиливает половое влечение.
Я говорила сухими медицинскими терминами и не поднимала на Ника глаз. Он выпустил меня так резко, словно у меня внезапно выросли рога. Может, они и вправду выросли?
— Ты влюбилась в меня и поэтому стала оборотнем?
— Нет. Оборотнем я стала, когда монстр укусил мою мать. Вирус просто ждал своего часа.
Превращение было просто вопросом времени.
— И правильного человека.
Я пожала плечами и отвернулась к окну.
— Ты превратилась, а потом спешно покинула университет. Но что случилось в промежутке? Ты сказала, что голод был просто невыносим.
— Верно.
— И ты кого-то убила?
— Да.
— А потом?
Я смотрела на луну, деревья и ночь, вспоминая.
Потом Эдвард запер меня в клетку.