Темная принцесса

20

ДЕЙМОН

— Братан, открой гребаную дверь, — гремит Алекс, но я не двигаюсь со своего места на диване, куда упал после того, как неохотно смыл с себя ее запах.

Воспоминания в моей голове достаточно плохие. Но еще и возможность чувствовать ее запах?

Чертова пытка.

— Уходи, — кричу я в ответ, даже не потрудившись убрать руку, прикрывающую глаза.

Еще светло. Несмотря на то, что я задернул шторы, чтобы утонуть в собственных мрачных сожалениях и страданиях, я знаю, что солнце проберется сквозь щели в ту секунду, когда я открою глаза. И если я впущу его, будет только хуже.

Алекс всегда был светом в моей тьме. Юмором в моих страданиях.

Мне это нахуй не нужно прямо сейчас.

Мне просто нужно допить бутылку водки, стоящую на моем кофейном столике, и снотворное, которое есть в моей ванной. Только тогда боль, разрывающая мою грудь, уменьшится.

— ДЕЙМОН, — рявкает Алекс. — Я не собираюсь, блядь, шутить. Открой эту дверь, или я ее, блядь, вышибу.

Я не реагирую. Зачем мне это? У него нет ни единого гребаного шанса разрушить ее. Она заперта крепче, чем утиная задница, на засовы.

Единственный способ попасть внутрь — обойти систему безопасности.

— Черт, — шиплю я, прекрасно зная, что Алекс опустился бы так низко, чтобы добраться до меня, если бы пришлось. — Чего ты хочешь? — Кричу я в ответ.

— Увидеть тебя. Я, блядь, слишком многого прошу?

ДА.

— Увидимся завтра, хорошо? Просто… Отвали и дай мне утонуть в одиночестве.

— Не-а, чувак. Этого не будет. Нам нужно поговорить после всего, что произошло с—

— Не надо, — рявкаю я. — Не говори этого, черт возьми.

— Ага, видишь? Тебе, блядь, нужно впустить меня.

— Иисус, блядь, Христос, — тихо бормочу я себе под нос, свешивая ноги с дивана.

— Клянусь Богом, Деймон. Я— наконец-то, — шипит он, когда я открываю первый замок.

— Что? — Я рявкаю в ту же секунду, как открываю дверь, и просто смотрю на него через двухдюймовую щель.

— Господи. Ты дерьмово выглядишь, — говорит он, озабоченно хмуря брови.

— Отлично. Ты видел меня. Можешь теперь отвалить?

Он пристально смотрит на меня, молча сообщая мне, что вероятность того, что это произойдет, равна нулю.

— Чувак, что, черт возьми, произошло? Ты был так… счастлив.

Услышав этот поучительный комментарий, я открываю дверь и несусь обратно в гостиную за своей водкой.

Приглашая себя, как и ожидалось, его шаги становятся ближе, а его обеспокоенный взгляд прожигает мне спину.

— Что случилось?

— Ничего. Я привез ее домой, как просили. Теперь жизнь может продолжаться как обычно, — заявляю я, горечь в моем тоне заставляет меня вздрогнуть.

— Нормальная, в том смысле, что ты ходишь чертовски несчастный, пытаясь забыть, что ты безумно, блядь, влюблен в нее?

Я разворачиваюсь так быстро, что комната вокруг меня расплывается, заставляя меня задуматься, не собираюсь ли я упасть на пол.

Протягивая руку, я прижимаю ладонь к холодной стене и на несколько секунд закрываю глаза.

— Да, я думаю, с тебя этого достаточно, не так ли? — Говорит Алекс, пытаясь вырвать бутылку из моих рук.

— Пошел ты, — рычу я. — Ты не имеешь ни малейшего гребаного представления о том, что мне нужно прямо сейчас.

Его брови приподнимаются, но он не отступает. Он даже не вздрагивает.

— Не, ты не совсем в моем вкусе. Слишком большой член и все такое.

Я скалю на него зубы, моя свободная рука сжимается в кулак, более чем готовая стереть ухмылку прямо с его лица.

— Что случилось с Калли, Деймон? Что ты сделал?

— Свою гребаную работу, придурок.

Я слишком погружен в свои мысли, в тот момент, когда она повернулась спиной и вошла в дом, как будто я даже не стоял там, проигрывая на повторе снова и снова, разрывая свое сердце снова и снова.

— Ты причинил ей боль, не так ли?

— Я бы и пальцем к ней не прикоснулся, и ты это знаешь, — рычу я, глядя ему прямо в лицо.

— Я не имел в виду физическое насилие, — ворчит он, его лоб соприкасается с моим, когда он стоит со мной лицом к лицу. — Скажи мне, что ты сделал.

— Зачем? Чтобы ты мог пойти и вытереть ее гребаные слезы и доказать ей, что она все это время трахалась не с тем близнецом?

Сердитое рычание вырывается глубоко из его горла.

— Так вот к чему все это, не так ли? Ты хочешь ее. Ты хочешь ее и не можешь смириться с тем, что однажды я победил. Что я победил тебя.

Треск.

Его костяшки пальцев нанесли мне в челюсть сокрушительный удар.

Боль пронзает мою шею, правая сторона лица горит от столкновения. И я, блядь, получаю от этого удовольствие.

Мне это нужно.

Мне нужно чувствовать боль откуда-то еще, кроме черной, зияющей дыры в моей груди, где должно быть мое сердце.

Алекс может думать, что я люблю ее.

Но я не могу.

Как я могу?

Я родился с испорченным сердцем, и я почти уверен, что неспособен кого-либо любить. То, что я чувствую к ней… это навязчивая идея. Нездоровая навязчивая идея, от которой ей было бы лучше держаться подальше.

— Еще, — рычу я, когда он сразу же не бьет меня снова.

— Я не буду удовлетворять твою гребаную потребность в боли, Деймон. Я пришел помочь, поговорить.

— Меня это не интересует. Просто заставь меня заплатить за то, что я с ней переспал. Сделай мне больно, заставь меня истекать кровью, а потом выйди отсюда и иди к ней. Мы оба знаем, что в любом случае ей было бы лучше с тобой—

— Да, — говорит он с грустным смехом. — Она, вероятно, была бы рада, глядя на твое состояние, но я думаю, что для этого чертовски поздновато, не так ли? Она так же чертовски увлечена тобой, как и ты ею. Разве ты не видишь, как она смотрит на тебя?

— С жалостью и замешательством, как и все остальные? — Поднося бутылку к губам, я делаю еще несколько глотков, прежде чем кинуть ее на кофейный столик.

— Ты гребаный идиот. Открой свои гребаные глаза и посмотри, что прямо перед тобой.

— Девушка, которая слишком хороша для меня. Девушка, к которой я никогда не должен был прикасаться. Девушка, у ног которой весь мир, и ей не нужно, чтобы такие, как я, унижали ее.

Он смотрит на меня, его грудь вздымается, как будто он только что пробежал гребаный марафон, но он не дает мне того, что мне нужно. Чего я жажду.

Вместо этого он просто продолжает срывать с меня клочки, как она, сама того не подозревая, делала весь день.

— Девушка, которая чертовски любит тебя, чувак. Девушка, которая сделала бы для тебя все, что угодно, даже если бы это означало причинить себе боль в процессе. Она — лучшее, что когда-либо случалось с тобой. И если ты думаешь, что я собираюсь смотреть, как ты вырываешь себе сердце из-за своей неуверенности, тогда тебе действительно нужно, блядь, подумать еще раз.

На этот раз первый ход делаю я, мой кулак с тошнотворным хрустом врезается в лицо Алекса, прежде чем из его носа начинает литься кровь.

Звериное рычание прорезает воздух на мгновение, прежде чем он бросается на меня, наконец уступая своей темной потребности причинить мне боль за то, что я сделал. Весь воздух вырывается из моих легких, когда его кулак попадает мне в живот, заставляя меня согнуться, но мне удается прийти в себя до того, как он наносит второй удар.

Реальность наконец исчезает, и я полностью позволяю себе утонуть в темной бездне, в которой я так привыкла жить.

Первое, что я чувствую, когда просыпаюсь, это агония. Но я не уверен, что болит сильнее — мое лицо или пустота в груди.

— Черт, — стону я, переворачиваясь на спину, каждый дюйм моего тела ноет от восхитительной, вызывающей привыкание боли, которой, я знаю, мне никогда не будет достаточно.

Этого почти достаточно, чтобы заглушить то, что сжимается у меня в груди. Почти.

Еще один громкий стон прорезает воздух, прежде чем что-то теплое касается моей руки.

— Что за— Я сажусь, немедленно доставая нож, который лежит у меня под подушкой.

Хотя я быстро выпускаю его снова, когда узнаю, кто решил воспользоваться другой стороной моей кровати.

— У меня есть гребаная свободная комната, придурок, — бормочу я, мой язык запекся от затяжного эффекта водки и всего остального, что я мог найти прошлой ночью, и мой голос чертовски хриплый после сна.

— Подумал, что ты можешь проснуться в слезах и нуждаться во мне.

— Чертовски маловероятно, — ворчу я.

Опираясь на локти, я пытаюсь сесть. Вскоре я обнаруживаю, что это чертовски глупый поступок, когда у меня кружится голова и сводит желудок.

— Не вздумай, блядь, блевать на меня, — предупреждает Алекс, когда я падаю обратно на подушки и закрываю глаза рукой.

— Отвали, — ворчу я, не интересуясь аудиторией, пока тону в своем похмелье и страданиях.

— Я говорил тебе не пить так много.

— Что ж, мне чертовски жаль, что я разочаровал тебя, — невозмутимо говорю я. — Хотя ты уже должен был привыкнуть к этому.

— Братан, — выдыхает он.

— Нет, — огрызаюсь я, поднимая руку и свирепо глядя на него. — Нет. Ты не можешь лежать здесь и рассказывать мне обо всех вещах, которые я должен или не должен был делать. Ты понятия не имеешь, через что я прошел. Что было у нас с Калли. Поэтому мне не нужны твои советы по ситуации. Она там, где ей место, и она в безопасности. Это то, что сейчас важно.

— Но—

— Нет, Алекс, — рявкаю я, сглатывая желчь, которая поднимается к моему горлу, когда я заставляю свое тело встать прямо. — Мне не нужны твои советы прямо сейчас. Мне просто нужно, чтобы ты ушел.

Я врываюсь в свою ванную комнату, захлопываю за собой дверь, вздрагивая в ту секунду, когда звук удара достигает моих ушей.

Черт. Я действительно, блядь, зависаю.

Я включаю душ, переключаю регулятор на холодную воду, прежде чем отлить и почистить зубы, все время борясь с желанием блевать.

Мое тело дрожит в ту секунду, когда я вхожу под струю ледяной воды, но я не уклоняюсь от нее. Я заставляю себя стоять там и терпеть боль. Это то, чего я заслуживаю за то, как я вчера все закончил.

Я вздрагиваю, когда Алекс ударяет кулаком по двери. Он поворачивает ручку, но далеко не уходит, потому что я защелкнул замок в ту же секунду, как оттолкнулся от двери.

— Отвали, Э.

— Да, да. Я, блядь, ухожу. Я просто хотел сказать еще одну вещь.

— Великолепно, — бормочу я про себя, зная, что любой самородок, который вот-вот сорвется с его губ, будет самым тяжелым ударом.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я считаю тебя гребаным трусом. Всю свою жизнь я благоговел перед тобой. Твоей силой, твоей способностью сбрасывать всю чушь со счетов. Сосредоточиться на том, чего ты действительно хочешь, и убедиться, что ты это получишь. Но ты облажался с этим, братан. И ты не только разочаровал меня, но ты, блядь, подвел ее, а она — лучшее, что, блядь, когда-либо случалось с тобой.

Моя ладонь с болезненным шлепком ударяется о плитки, а сердце колотится так сильно, что кружится голова.

— Подумай об этом, ладно? И когда у тебя вырастет пара яиц, пойди поговори с ней. Тем временем я буду рядом с ней, потому что она заслуживает друга, если ничего другого.

За этим заявлением следует только звук моего тяжелого дыхания.

Еще раз хлопнув ладонью по плитке, я делаю шаг вперед, прижимаюсь лбом к стене и крепко закрываю глаза, прокручивая в голове все то, что я должен был сделать по-другому за последние несколько недель, ну… месяцев на самом деле, потому что все это началось с моего гребаного жалкого самоконтроля на Хэллоуин.

— Кто, черт возьми, нассал на твоего котенка? — Спрашивает Айла, пригласив себя в мою квартиру позже тем же днем.

Я ворчу в ответ, уставившись в учебник передо мной, пытаясь понять, почему все это дерьмо не имеет смысла теперь, когда у меня на коленях одновременно не сидит горячая девушка в бикини. Не совсем подходит для настоящих экзаменов, потому что я почти уверен, что приватный танец был бы встречен неодобрительно.

Отрывая глаза от дерьмовой книги, я обнаруживаю, что она смотрит на меня сверху вниз, уперев руки в бедра.

— Не думаю, что я когда-либо видела, как ты учишься раньше, Ди, что-то определенно происходит.

Я пристально смотрю на нее, моя бровь приподнимается.

— Ты действительно собираешься стоять там, притворяясь невинной? — Спрашиваю я. Ее появление сегодня днем никак не может быть совпадением. Алекс вызвал подкрепление. Я знал, что это произойдет — вот почему я не закрыл замки, когда наконец вышел из ванной. Честно говоря, я ожидал, что это будет мама. Я не уверен, разочарован я или рад, что у меня действительно есть моя прямолинейная, ни о чем не жалеющая лучшая подруга.

— Я вижу, ты все еще маленькая сучка, — бормочет она, скидывая свои кроссовки и падая на диван напротив меня, как будто это гребаное место принадлежит ей.

— Чувствуй себя как дома, — бормочу я, когда она кладет лодыжки на подлокотник, а голову на одну из моих подушек.

— Когда я этого не делаю? Что ты делаешь?

Я сердито смотрю на нее. Большинство людей, вероятно, съежились бы, но Айла не относится к большинству людей.

— Учусь. На что, черт возьми, это похоже?

— Честно? Пытка. Эта складка у тебя на лбу такая глубокая, что ты, вероятно, никогда от нее не избавишься.

Мой взгляд становится только более убийственным, но у нее ничего этого нет.

Подняв руку, она указывает на мое лицо. — Ты можешь обратить это дерьмо на кого-нибудь другого. Ад замерзнет в тот день, когда ты напугаешь меня, Ди.

— Очень жаль. Может быть, я обрел бы немного покоя, если бы у тебя была душа, как у нормальных людей, — усмехаюсь я.

— Ой, мое почерневшее сердце обливается кровью, — выдыхает она, прижимая руку к груди, как будто ей больно.

— Ты идиотка.

— А ты, судя по всему, слабак, так что с того?

— Я собираюсь надрать ему задницу за то, что он притащил тебя сюда.

— Не стесняйся. Могу я посмотреть? Нет ничего, что мне нравится больше, чем смотреть, как истекают кровью солдаты.

— С тобой что-то не так, — бормочу я.

— Нужно быть одним, чтобы узнать другого. Итак, что заставило тебя отвлекаться на школьную работу? И на этот раз настоящий ответ. На этой неделе с меня хватит дерьма.

Мои губы приоткрываются, чтобы прокомментировать это, но она быстрее меня.

— Мы говорим не о моем дерьме, мы говорим о твоем. — Она пронзает меня взглядом, который останавливает меня от спора.

— Папа увольняет меня с работы, если я не сдам это дерьмо, — говорю я, сбивая книгу, которая свисает с края кофейного столика, и переворачивая ее. Я полагаю, что это самая легкая из моих проблем, с которой мне сейчас приходится иметь дело. И если мне повезет, она не раскусит мою чушь и не поймет, что это наименьшая из моих проблем после того, как я позволил Калли поверить, что я не был заинтересован в попытке сражаться за нас.

— Это многое объясняет.

— Да, потому что я, блядь, никогда не пройду.

— Заткнись нахуй, Ди, ты более способный, чем сам думаешь.

К черту мою жизнь, я сыт по горло тем, что люди так говорят.

— Я думаю, мы узнаем, насколько это правда, когда появятся результаты.

— Так ты свободен до экзаменов или до результатов?

— Черт его знает, — говорю я, откидываясь на спинку дивана и поднимая ноги на кофейный столик.

— Ты знаешь, что тебе нужно?

— Нет, но что-то подсказывает мне, что ты собираешься указать на это.

— Ночная прогулка. Она улыбается мне, как будто это лучшая идея в мире.

— Серьезно?

— Черт возьми, да. Вся работа и отсутствие развлечений делают дьявола скучным ублюдком. Плюс, выпей немного, и ты, возможно, действительно наберешься мужества и расскажешь мне гребаную правду о том, что с тобой на самом деле происходит.

— Я никуда не собираюсь.

— Хорошо, тогда просто скажи мне. — Она раздражающе усмехается и просто ждет.

— Ты заноза в моей заднице, Айла Каллис.

— Но ты все равно любишь меня. Иди одевайся. У меня есть друг, который играет на вечере с открытым микрофоном у Рика. Это будет круто.

— Ночь с тобой никогда не бывает спокойной.

— И мы обычно никогда не пытаемся отвлечь тебя от разбитого сердца, так что, очевидно, настал день перемен.

— У меня нет разб—

— Солги мне еще раз, Ди, я, блядь, не шучу.