Темная принцесса

6

ДЕЙМОН

Я резко втягиваю воздух, когда она вскрывает мой нож, и, клянусь гребаным Богом, вид того, как она направляет его на меня, только возбуждает меня, черт возьми.

— Ангел, ч-что ты делаешь? — рычу я, мой голос хриплый от желания.

— Наконец-то я беру управление в свои руки, — уверенно заявляет она. Наклоняясь вперед, она прижимает лезвие к моей щеке, холодный металл почти не охлаждает мою кожу. — Видишь ли, я думаю, что была довольно терпелива. Я думала, что доказала, что мне можно доверять. И все же ты все еще продолжаешь скрывать от меня дерьмо, — кипит она.

Мой пульс замирает, когда она проводит лезвием по моей шее.

— Я-я д-доверяю тебе, — шепчу я, съеживаясь от того, как быстро теряю контроль.

Ее глаза встречаются с моими, когда она печально качает головой.

— Кажется, ты говоришь все правильные слова, Николас. Но твои действия говорят громче.

— Н-н-не—

— Просто оглянись вокруг, — говорит она, выбрасывая свободную руку и обводя жестом комнату. — Я даже не знаю, где мы находимся. Я едва ли знаю причину, по которой мы здесь. Я понятия не имею, что происходит дома, где все думают, что я нахожусь. И все же я должна слепо доверять тебе? Парень, который накачал меня наркотиками. Дважды. Игнорировал меня месяцами. Запер меня и в своей квартире, и теперь здесь. И все же он по-прежнему отказывается впускать меня, черт возьми.

Я смотрю на нее, опустив подбородок. Я всегда знал, что в Калли есть нечто большее, чем все думают.

Но знать это и видеть — две совершенно разные вещи.

— Я сейчас такой чертовски твердый для тебя, — выдавливаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Я приподнимаю бедра, мой член болит, у нее перехватывает дыхание, а глаза на мгновение закрываются. Но она быстро приходит в себя, и ее челюсть сжимается от разочарования.

— Мы туда не пойдем, — рычит она. — Я хочу подчеркнуть одну вещь, и ты не заставишь меня забыть об этом своим большим, волшебным членом.

Я не могу сдержать ухмылки, которая подергивается на моих губах.

— Волшебным? — спрашиваю я, проигрывая борьбу со своим весельем, чувствуя, как моя маска сползает, когда я смотрю на эту девушку, которая владела мной гораздо дольше, чем, я уверен, она никогда не сможет осознать.

— Я не это пытаюсь донести, — бормочет она, ее щеки пылают от ее признания.

— Так какой тогда был смысл связывать меня и отдавать на твою милость, Ангел?

Я не могу отрицать, что если бы кто-то другой сделал это со мной, я бы чертовски перепугался.

Быть сдержанным, терять контроль. Ни то, ни другое мне не нравится.

Но это Калли.

Возможно, я что-то скрывал от нее, но на самом деле, я знаю, что нет ничего, чего бы я не отдал ей. Даже мои страхи.

Я дергаю себя за запястья, впечатленный тем, как она связала меня.

После многих лет тренировок я почти уверен, что смог бы довольно легко от них избавиться, но сейчас я позволю ей повеселиться.

— Я хочу быть внутри тебя, Николас—

— Уверен, это должно быть моей репликой, — съязвил я.

Рычание вырывается глубоко из ее горла.

— Ты приводишь в бешенство.

— И ты чертовски сексуальна и, как я подозреваю, прижимаешься своей все еще голой киской к моему члену.

Глубокий румянец на ее щеках говорит мне, что я прав.

— Ты хотела, чтобы у меня был легкий доступ ко второму раунду, красавица?

— Нет, я—

— Покажи мне, — требую я, мой взгляд опускается на ее раздвинутые бедра. У меня текут слюнки, когда я понимаю, что скрывается за ее короткой юбкой.

Но она отвергает меня.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, — говорит она, отводя взгляд от моего в сторону ножа в ее руке, когда она слегка проводит им по центру моей груди.

Мое сердцебиение учащается, когда я осознаю ее намерения с этой штукой. Сжимая пальцы в кулак, я пытаюсь подавить свои страхи.

Это просто Калли.

Это просто Калли.

Я не понимаю, что закрыл глаза, пока мое имя не слетает с ее губ.

Они распахиваются, и я сразу же обнаруживаю, что ее голубые глаза смотрят на меня в ответ.

Гнев все еще омрачает их, но то, что я нахожу за этим, заставляет мое дыхание перехватывать.

Надежда.

Это то, чего она не должна чувствовать, когда дело касается меня.

Всю свою жизнь я был сплошным разочарованием, и у меня нет причин не верить, что в какой-то момент она тоже это поймет.

Я не уверен, что я достаточно силен, чтобы больше не давать ей этого видеть.

Стаскивая с меня футболку, она прижимает лезвие моего ножа к ткани.

Она мгновенно распадается, показывая ей, насколько острым является лезвие, с которым она играет, как с игрушкой, и она ахает от осознания.

— Ты могла бы убить меня одним неверным движением, красавица. Иногда я уверен, что для всех было бы лучше, если бы—

— Прекрати, — требует она. — Прекрати это прямо сейчас.

Я киваю, мои губы сжимаются.

— Я не они, Николас. У меня нет нереалистичных ожиданий относительно тебя. — Мне приходится прикусить губу изнутри, чтобы удержаться от того, чтобы сказать ей, что это так. — Я не хочу, чтобы ты была кем-то иным, кроме того, кто ты есть. Я возьму сломанные кусочки. Я возьму темноту, боль и мучения. Чего я не хочу, так это быть на периферии твоей жизни, как ты держишь всех остальных, несмотря на то, что постоянно говоришь мне, что я твоя. Потому что если я твоя, то и ты мой тоже. И если ты мой, я хочу каждую частичку тебя.

Не сводя с меня глаз, она разрезает прямо посередине мою рубашку, легко разрезая ее пополам и обнажая лишь часть уродства, которое я пытаюсь скрыть.

— Калли. — Ее имя срывается с моих губ как мольба, пока я борюсь с дьяволом внутри меня, который хочет сделать все, что в его силах, чтобы это не произошло.

Чтобы помешать ей увидеть настоящего меня.

Мои глаза закрываются, мне нужно отрезать себя от ее молчаливой мольбы впустить ее, и она издает страдальческий вздох.

Я делаю именно то, что обещал. Я разочаровываю ее, и это, черт возьми, убивает меня.

Боль пронзает мою грудь насквозь, как будто она воткнула мой нож прямо мне между ребер.

Она перебирается через мои бедра, ее вес поднимается с моего тела, и, клянусь гребаным Богом, с этим было бы легче справиться, если бы она уперлась рукой мне в грудь и начисто вырвала мое сердце.

Я проглатываю рев агонии, который хочет вырваться из моего горла, и заставляю свои глаза оставаться закрытыми, зная, что не смогу смотреть, как она уходит от меня.

Но тогда…

— Черт, — шиплю я, когда мягкое прикосновение ее губ щекочет мою ключицу.

Мои глаза распахиваются, и я смотрю вниз на нее, парящую надо мной, ее губы прижимаются к моей коже, а глаза смотрят в мои.

— Покажи мне, — умоляет она, ее глаза остекленели от эмоций. — Дай мне увидеть его.

Мое сердце колотится так сильно, что стучит по ребрам, как теннисный мяч, снова и снова ударяющийся о стену.

— Ангел, — тону я, когда она сдвигается, опуская губы к верхней части моего самого длинного шрама.

— Ты не пугаешь меня, Николас. Ничто в тебе не пугает меня.

Я почти уверен, что мое сердце вообще перестает биться, когда она наконец отрывает от меня взгляд, опускает губы, прежде чем поцеловать линию вдоль моего шрама.

— Черт, — стону я, когда она снова проводит языком вверх, и она не останавливается, пока ее губы не находят мои. Но она не целует меня. Она просто смотрит мне в глаза, ее дыхание обдает меня, и у меня текут слюнки от желания попробовать ее на вкус.

— Где мы, Николас?

Моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы сработать правильно, чтобы я мог составлять слова.

— Д-д-дом моих б-бабушки и дедушки. Р-Родители м-моей мамы.

— Где, по их мнению, я? Мы?

— Т-т— я втягиваю воздух, готовясь к удару. — Они думают, что твоя мама забронировала тебе жилье за городом, чтобы ты могла сосредоточиться.

— Как долго мы собираемся здесь пробыть?

— Я не знаю, красавица. Пока я не буду уверен, что тебе безопасно возвращаться. Я, блядь, клянусь тебе, я не сделаю ничего, что подвергнет тебя опасности. Никогда.

Она понимающе кивает, ее нос соприкасается с моим.

— Как они думают, где ты находишься?

— Где, по их мнению, я обычно нахожусь? Прячусь. Приношу свою душу в жертву сатане.

Подушка под моей головой сдвигается, и она немного приподнимается, чтобы как следует рассмотреть меня.

— Они просто хотят, чтобы ты была частью их, ты ведь знаешь это, верно?

Я пожимаю одним плечом. — Я уверен, они бы едва заметили, если бы—

— Нет, — решительно огрызается она. — Тебе нужно выбросить это дерьмо из головы. Им не все равно, Николас. Им всегда было не все равно. Они просто… они пытались быть такими, как тебе нужно. Но я не думаю, что ты знаешь, что это такое, не больше, чем они.

— Мне нужно— Я быстро обрываю себя, непроизвольная реакция, чтобы сдержаться, несмотря на все это.

Калли предупреждающе рычит, и, если бы я в данный момент не истекал кровью под ней, я мог бы посмеяться над ее попыткой напугать меня. Но сейчас я чертовски напуган.

— Мне нужно, чтобы меня приняли, — говорю я, отводя от нее взгляд, когда стыд прожигает меня насквозь.

— Видишь, это то, чего ты не понимаешь, — мягко говорит она, ее пальцы хватают меня за подбородок и поворачивают обратно, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на нее. — Они все принимают тебя. Единственный человек, который этого не делает, — это ты.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, голова идет кругом от всего, что она мне говорит. Это неудивительно. В глубине души я знаю все это дерьмо. Но знать, что она тоже это видит, что она может снять все слои моего дерьма и точно знать, что я чувствую, ошеломляет.

— Я бы не настаивала так сильно, если бы мне было все равно, Николас.

— Почему ты это делаешь?

Она откидывается назад, кончики ее пальцев скользят по моей обнаженной груди, заставляя меня содрогнуться. Никто не прикасался к моей коже здесь уже… долгое, блядь, время.

— Потому что… — говорит она, поддразнивая меня и заставляя ждать.

Ее глаза отрываются от моих, и я наблюдаю, как она рассматривает длинный шрам, который она поцеловала, прежде чем ее взгляд переходит на другие — некоторые, о которых она знает, некоторые, которые, должно быть, застают ее врасплох.

Ее пальцы нежно обводят каждую отметину.

Внутри меня поднимается отвращение.

Я их чертовски ненавижу. Презираю их.

Каждая отметка — еще одно доказательство всего, что мне говорили в детстве. Что я слабый. Недостаточно хорош. Обуза. Бесполезный.

Мои глаза изучают ее, пока она запоминает мое тело, как будто боится, что я больше никогда его не покажу. Честно говоря, здесь она, возможно, недалека от истины. Я молча умоляю ее закончить то, что она собиралась сказать, но, боюсь, она не собирается.

В конце концов, речь шла не о том, чтобы она раскрылась. Речь шла исключительно о том, чтобы она раскрыла меня и, наконец, увидела все пытки и уродство, которые я скрываю внутри.

Ее пальцы дразнят углубление V, которое исчезает в моих брюках, заставляя стон вырываться глубоко из моего горла, и мой член дергается под ней, прежде чем она заводит пальцы за пояс, как будто собирается стащить их с меня. Но она этого не делает.

— Ангел, — умоляю я, ненавидя то, как слабо и отчаянно это звучит. Я просто чертовски надеюсь, что она понимает, что на этой земле нет другого человека, который когда-либо слышал бы мою мольбу подобным образом.

— Где ключи, Николас?

Я колеблюсь, но это бессмысленно, когда она сдвигается ниже, ощущая выпуклость в моем кармане. Она просовывает руку внутрь и вытаскивает их, вешая на палец между нами.

Однако, не довольствуясь этим, она засовывает руку в другой мой карман и выуживает оба наших телефона вместе с ее нижним бельем, которое я запихнул туда ранее.

— Калли, — рычу я.

— Пора действовать, а не просто болтать, Николас.

— Нет, подожди, — жалобно кричу я, когда она слезает с меня и встает рядом с кроватью.

Убирая свои находки в карман, она натягивает трусики обратно на место и смотрит в зеркало, проверяя свой макияж.

Я наблюдаю, как она дразнит меня, когда мой член ноет за пределами моих брюк, отчаянно желая, чтобы она вернулась.

Развернувшись, она пронзает меня взглядом, полным уверенности и силы, и это, блядь, сбивает меня с ног.

Возвращаясь ко мне, она выхватывает мой нож, который я не заметил, как она бросила на кровать рядом со мной.

Ее взгляд скользит по моему телу, ее внимание останавливается на каждом шраме, но она ничего не говорит, убирая мой клинок и пряча его в карман.

Я клянусь здесь и сейчас, что собираюсь пойти против приказов Эвана и подарить ей свой собственный.

Она выглядит слишком охуенно, чтобы его не иметь. Даже если она использует его только в спальне.

— Кто-нибудь еще знает, где мы находимся?

— Нет.

— Могу я поговорить с ними?

Я киваю. — Через Wi-Fi.

— И где я могу найти код для этого, дьявольский мальчик?

Мои губы подергиваются при упоминании ее прозвища для меня. Мне это не должно нравиться. Но, черт возьми, мне многое нравится, чего, вероятно, не стоит делать, когда речь заходит о Каллисте Чирилло.

— Ты уже подключена, Ангел.

Она протягивает руку, и я ожидаю, что она развяжет меня, но это не входит в ее намерения. Ее рука ложится на мою шершавую щеку, и она пристально смотрит мне в глаза, пока я не клянусь, что она может заглянуть прямо в мою черную и запятнанную душу.

Ее большой палец проводит по моему рту, и мне до боли хочется, чтобы это были ее губы.

— Ты достоин этого, Николас. Чертовски достоин.

Прежде чем у меня появляется шанс даже подумать о том, что ответить на это заявление, она хватает свой iPad сбоку и уходит, закрывая за собой дверь.