ДЕЙМОН
Айла не задержалась надолго. Она могла видеть, что я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми. Итак, вскоре после того, как она допила свой кофе, она еще раз обняла меня, шепча на ухо, что рада, что со мной все в порядке, и заставляя пообещать присматривать за Калли, как будто это действительно нужно было сказать, и неохотно позволила Алексу проводить ее.
Мама обработала мои порезы, и после того, как она запихнула мне в горло еще несколько обезболивающих, я, наконец, поддался усталости после душа с Калли и задремал на диване, а в ушах у меня звучали голоса мамы, Алекса и Калли.
Впервые за долгое время я мирно спал, и ничего, кроме сладких снов и надежд на будущее, не наполняло мою голову.
Когда я наконец пришел в себя, это было от звуков ссоры Алекса и Калли на кухне из-за того, что они готовили. На самом деле мне было все равно, что это было — это пахло безумием, и у меня так громко урчало в животе, что я не сомневаюсь, что именно это меня разбудило.
Мы втроем ели спагетти Болоньезе с Антом в его комнате. После очередного дня, который в значительной степени состоял только из сна, он был примерно таким же голодным, как и я, и с аппетитом съел всю миску, прежде чем, что неудивительно, объявить, что его тошнит.
К счастью, ведро, которое Калли нашла черт знает где в моей квартире, на самом деле так и не понадобилось, и мы вчетвером провели действительно приятную и совершенно странную ночь вместе.
Кажется, что Калли, возможно, была права на его счет, потому что он просто порядочный парень. И, несмотря на первоначальные опасения Алекса, он быстро попал под чары Анта, как и мы двое, и в итоге мы смеялись вместе, пока у нас не заболели животы, а у Калли и Алекса не выступили слезы на глазах.
Это была почти самая идеальная ночь. Единственное, что могло бы сделать ее лучше, это если бы я не отключился в ту секунду, когда моя голова коснулась подушки.
— Эй, — говорю я, скользя руками по рукам Калли, заставляя ее подпрыгнуть и взвизгнуть от испуга.
— Деймон, — отчитывает она, вытаскивая AirPods из ушей и бросая их на стол, прежде чем повернуться ко мне лицом. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, ее глаза осматривают мои порезы и синяки, как она делает по нескольку раз в день. Как будто она надеется, что они чудесным образом заживут у нее на глазах.
— Хорошо. Лучше, — честно говорю я.
— Правда? — спрашивает она, подозрительно прищурив глаза.
— Да, действительно. Все причиняет немного меньше боли.
На ее губах появляется улыбка, когда она поднимается на ноги. Ее тело прижимается к моему, мягкость ее изгибов заставляет мою кровь пылать от желания к ней.
— Я не могу дождаться, чтобы трахнуть тебя снова, — признаюсь я за секунду до того, как до нас доносится кашель в другом конце комнаты.
— Ант, — шепчет Калли.
— Похоже, я не единственный, кто чувствует себя лучше, — бормочу я, засовывая руку в штаны, чтобы привести в порядок свой стояк.
— Привет. Извини, я не хотел прерывать, мне просто нужно было выйти из той комнаты.
— Что-то не так с моей комнатой для гостей? — Спрашиваю я, приподняв бровь.
— Да, она пахнет, — признается он.
— Не хочу тебя огорчать, чувак, но это ты.
Ант показывает мне средний палец, когда открывается входная дверь и появляются мама и Алекс, оба они улыбаются при виде нас с Антом, стоящих посреди гостиной.
— Ах, идеальное время. Алекс, Анту нужна помощь в том, что, я думаю, как раз по твоей части.
— Говори, — говорит Алекс, не сбиваясь с ритма.
— Эм… — Ант колеблется, вместо этого его взгляд метается к Калли.
— Я, блядь, так не думаю, — ворчу я, дотягиваясь до своей девушки и притягивая ее к себе.
— Деймон, — жалуется она. — Можем ли мы не становиться такими ревнивыми и собственническими? Если Анту нужна помощь, тогда—
— Тогда Алекс или мама могут ему помочь. Я не позволю тебе мыть его, как ты моешь меня.
Она наклоняет голову набок, выглядя слишком мило.
— Вау, я никогда ничего не говорил о том, чтобы помыть его, — возражает Алекс. — Извини, чувак. Я едва знаю тебя, я не буду ласкать твои потные яйца.
— О Боже мой, — выдыхает мама. — Парень чуть не погиб, возвращая нам Деймона. Ты должен предлагать гораздо больше, чем ласки, — невозмутимо заявляет она, вызывая смех у всех нас.
Алекс раздраженно фыркает, но, не в силах спорить с комментарием мамы, он уступает. — Я включу душ, удостоверюсь, что ты туда доберешься, и даже подожду за дверью, но я не притронусь к мочалке, даже если это только для твоей спины.
— Чувак, ты такой зануда. Энзо сделал бы это.
— Ну, тогда позвони ему, — язвительно замечает Алекс, хотя мы знаем, что он не может. В обозримом будущем мы двое заперты в этом здании. По крайней мере, это более комфортабельная тюрьма, чем наша предыдущая.
— Пошли, милый, — дразнит Ант. — Нам будет полезно сблизиться.
Мама, Калли и я смотрим, как они вдвоем исчезают в коридоре, причем один из них гораздо более взволнован, чем другой.
— Что я наделала? — бормочет Калли.
— О, я не знаю. Я думаю, Алексу пора найти нового владельца. Может быть, он купит ему новый поводок и бейдж с именем.
Калли фыркает, в то время как мама сердито смотрит на меня.
— Ты злой, — жалуется Калли.
— О, потому что ты никогда не говорила плохого слова о своем брате. — Я сожалею о словах, как только я их произнес. — Черт, прости, Ангел.
— Все в порядке. Если ты готов к этому, все хотят прийти и увидеть тебя позже, — говорит она, натягивая улыбку на лицо.
— Скажи им, что, если они принесут еду, они могут прийти.
— Что-то не так с нашим ужином вчера вечером? — Спрашивает Калли с оскорбленным видом, в то время как мама игнорирует нас и направляется на кухню.
— Нет, это было идеально. Я просто предпочел бы не терять тебя из-за Алекса, когда он пытается научить тебя готовить.
— Деймон, — стонет она, когда я утыкаюсь носом в ее шею. — Твоя ревность не знает границ.
— Я хочу научить тебя готовить, — признаюсь я, целуя ее шею и спускаясь по линии подбородка.
— Одно спагетти Болоньезе не делает меня экспертом, Николас.
— Хорошо, потому что у меня есть эта фантазия, — шепчу я ей на ухо достаточно тихо, чтобы мама не могла услышать, — о тебе, покрытой сахарной пудрой, на моей кухне, и о том, как я снимаю с твоего тела одежду и облизываю каждый дюйм твоей сладкой кожи, пока ты не начинаешь стонать мое имя и кончать на мою столешницу.
— Господи, — стонет она, прижимаясь ко мне немного сильнее.
— Ты представляешь это, не так ли? — Я разворачиваю ее так, что ее спина прижимается ко мне спереди, и беру за подбородок, заставляя посмотреть на мой остров. — Вот здесь. Ты видишь меня с моей головой между твоих бедер и твоей спиной, прислонившейся к граниту?
— Да, — выдыхает она, движение ее груди быстро учащается.
— Вы уже поели? — Рассеянно спрашивает мама. К счастью, она стоит к нам спиной, когда опорожняет посудомоечную машину.
— Н-нет, пока нет. Я ждала, когда Деймон проснется, — говорит Калли, ее голос сочится похотью.
— Ранее я захватила сосиски, бекон и яйца. Ты не против немного подождать?
— Звучит идеально, мам. Спасибо. Пока ты этим занимаешься, мне нужно ненадолго украсть Калли.
— Ладно, иди делай свое дело. — Калли напрягается в моих объятиях от комментария мамы. — Тебе нужно сменить повязку или что-нибудь еще?
— Э-э… не уверен. Я скоро приму душ, а потом ты сможешь их проверить.
— Звучит заманчиво, сынок.
Прежде чем у нее появляется шанс сказать что-нибудь еще, я веду Калли в свою спальню, положив руки ей на бедра.
Несколько секунд она пытается бороться с этим, упираясь ногами в землю, но вскоре понимает, что у нее нет шансов на победу.
В ту секунду, когда мы оказываемся внутри, я захлопываю дверь и подтаскиваю свой стул, подсовывая его под ручку на случай, если Алекс сочтет себя смешным и попытается ворваться внутрь.
— Деймон, что ты—
Ее слова обрываются, когда я притягиваю ее тело и прижимаюсь своими губами к ее.
Поначалу она никак не реагирует, и я начинаю паниковать, что она откажется, попытается сказать мне, что я недостаточно исцелен или еще какую-нибудь чушь.
Но, к счастью, с третьим прикосновением моего языка к ее, она забывает обо всех причинах, по которым она не должна этого позволять, и ее тело расслабляется напротив моего, ее губы двигаются, и ее язык присоединяется к моему.
Я целую ее с потребностью в нашем первом поцелуе и отчаянием от того, что это наш последний, все время ведя ее спиной к моей кровати. Как только ее ноги касаются края, я наклоняюсь вперед, не оставляя ей выбора, кроме как лечь на спину.
Ее руки скользят вверх по моим и нежно нажимают на плечо, как будто она хочет остановиться. Но, черт возьми, этого не может быть.
— Ангел, — рычу я в наш поцелуй, прокладываю себе путь между ее бедер и кладу руки по обе стороны от ее головы.
Мое тело болит, но это не та ослепляющая боль, которую я почувствовал, когда впервые очнулся здесь. И в любом случае, я люблю немного боли, так что нет ничего такого, с чем я не мог бы справиться, особенно если это означает, что у меня будет моя девушка.
Наш поцелуй влажный и грязный — это все, чего я жаждал с тех пор, как увидел, как она выходит из туалета того загородного клуба почти две недели назад.
Ее прикосновения настолько нежны, что у меня по коже бегут мурашки, когда она проводит пальцами по моей спине.
— Ты не сломаешь меня, Красавица.
— Нет, но я могу причинить тебе боль. Твои порезы могут—
— К черту это. Ты нужна мне больше, чем небольшая боль.
Она ахает, когда я обхватываю ее ногу вокруг своего бедра и терзаюсь всей своей длиной о ее киску.
— И я знаю, что я тоже тебе нужен. Ты влажная из-за меня, не так ли?
— Деймон, — стонет она. — М-мы не можем. Они будут… они услышат нас.
— Мне все равно, Ангел. Весь гребаный мир мог бы наблюдать за этим, мне все равно. Ты мне нужна. Я, блядь, умираю без тебя.
— Я прямо здесь.
Мы смотрим друг на друга, наше тяжелое дыхание смешивается, пока продолжается ожесточенная битва желаний.
Она вздрагивает, когда я провожу пальцами по внутренней стороне ее бедра, и улыбка растягивает мои губы, когда я нахожу доказательство того, как сильно она тоже в этом нуждается.
Потирая мои пальцы о промокшую ткань, прикрывающую ее киску, она резко втягивает воздух.
— Собираешься продолжать говорить мне, что тебе это не нужно?
— Я… Я никогда не говорила—
Отводя ткань в сторону, я просовываю два пальца глубоко внутрь нее и сжимаю их, чтобы найти ее сладкое местечко.
— О, черт.
Наконец, она забывает о реальности и крепче сжимает мои предплечья.
Я стискиваю зубы от боли в порезе на левой руке, но, к счастью, она этого не замечает. Не то чтобы я остановился бы сейчас, даже если бы она это сделала.
Я нужен моей девочке, и у меня есть все гребаные намерения исполнить каждое ее желание.
— Деймон, — рычит она, ее ногти впиваются в мою кожу, когда она сосредотачивается на ощущениях, которые я вызываю в ее теле.
Садясь, я тянусь к молнии на передней части моей толстовки, которая на ней, и стягиваю ее вниз.
— Черт, мне нравится знать, что ты ходишь вот так, — бормочу я, открывая ее обнаженную кожу.
Ее грудь покраснела, а соски затвердели и отчаянно требуют внимания.
Мои ушибленные ребра протестуют, когда я опускаюсь ниже, чтобы засосать один из них в рот, пока я трахаю ее пальцами сильнее, чувствуя, как она поднимается к оргазму, в котором она нуждается.
— О, черт, — кричит она, прежде чем прикрыть рот рукой, чтобы остановить себя, когда я снова касаюсь языком ее соска.
— Такая чувствительная, — шепчу я, делая это снова и снова, пока она не кончает, прижимая подушку к лицу и выкрикивая мое имя.
Это заставляет меня чувствовать себя гребаным королем, когда она сжимает мои пальцы, ее тело содрогается, когда удовольствие захлестывает меня.
В ту секунду, когда она заканчивает, я убираю подушку, мне нужно увидеть ее красивое лицо, прежде чем я уберу пальцы из ее тела и вместо этого засуну их в рот.
Ее глаза расширяются, когда она смотрит, как я высасываю ее соки.
— Чертовски скучал по тебе, Ангел.
— Никол— аах, — визжит она, когда я переворачиваю нас. — Черт. Прекрати это делать, ты будешь— Сквозь ее предостережение прорывается стон, когда я обхватываю обе ее груди руками и сжимаю. — О Боже.
Ее бедра двигаются, заставляя ее киску тереться о мой ноющий член.
— Если ты не хочешь, чтобы я переусердствовал, Красавица, тогда, я думаю, будет правильно, если ты возьмешь ответственность на себя.
Я опускаю руки в стороны, когда делаю выпад, давая ей дополнительный намек на то, о чем я думаю.
— Ты… ты хочешь, чтобы я была главной? — она спрашивает так, как будто это самая абсурдная вещь, которую она когда-либо слышала.
— Да, я уверен, что в тебе это есть.
— Ну, на самом деле… Я никогда этого не делала, — язвительно замечает она.
Качая головой, я сжимаю пальцами края ее трусиков и срываю их с ее тела.
— Нет, ты этого не делала. Возможно, ты захочешь это исправить.
Я не могу удержаться от смеха, когда она тянется к завязке на моих спортивных штанах с рвением ребенка рождественским утром, хватающегося за свои подарки.
Приподнимая бедра, я помогаю ей, и она опускает ткань достаточно низко, чтобы показать мой ноющий член.
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, кончиком большого пальца дразня мой пирсинг.
— Ангел, — рычу я, моя потребность погрузиться глубоко в нее всепоглощающая.
Ее глаза поднимаются на мою изуродованную грудь, прежде чем встретиться с моими.
Встав на колени, она расставляет нас поудобнее, прежде чем так чертовски медленно опуститься на мой член, что мои пальцы впиваются в простыни, и, клянусь, мои глаза закатываются.
— Лучше, чем я помню, — стону я.
— Никогда не покидай меня снова. Я этого не переживу, — требует она.
— Я не буду. Никогда. Мы можем просто оставаться такими. Я имею в виду, что прямо сейчас я не могу даже покинуть это здание, так что это был бы чертовски невероятный способ провести наше время.
Она покачивает бедрами, и я, блядь, чуть не кончаю от этого небольшого движения и вида того, как она сидит, насаженная на меня.
Мое сердце колотится, переполненное такой гребаной любовью к моей девочке, что я едва могу это выносить.
— Я хочу с тобой всего, — признаюсь я. — Каждую-гребаную-вещь.
Переплетая свои пальцы с ее, я притягиваю ее к себе, чтобы завладеть ее ртом, пока она продолжает медленно трахать меня.
Каждое движение ее бедер посылает фейерверк по всему моему телу. После того, как я не думал, что когда-нибудь получу это снова, пока был заперт в темноте и холоде, подвергался жестокому обращению со стороны этих гребаных итальянцев, чувствовать ее кожу на своей, снова делать ее своей… это все и гораздо больше.
— Я не продержусь долго, — признаюсь я, когда она отрывается от нашего поцелуя, чтобы перевести дыхание.
— Так что не надо. Я хочу почувствовать твою сперму внутри себя, Николас. Я хочу это напоминание о том, кому я принадлежу.
— Срань господня, — выдыхаю я. — Кто ты и что ты сделала с моим невинным ангелом?
— Ты развратил ее, дьявольский мальчик, — шепчет она мне на ухо. — Теперь отдай мне все, — требует она.
Со стоном боли в ребрах я просовываю руку между нами и нахожу ее клитор.
— Не без тебя. Я хочу, чтобы ты кончала на мой член, пока я наполняю тебя.
Я сжимаю ее клитор, и она садится на меня сильнее, полностью усаживая меня внутри себя.
— Вот и все, Ангел. Трахни меня, как хорошую девочку.
Она садится прямо и делает в точности то, что ей говорят, все это время ее глаза не отрываются от моих. Они наполнены благоговением и любовью, и мне трудно поверить, что все это направлено на меня.
Но это так. Потому что она моя. У меня нет сомнений.
— Вся, блядь, моя.
Я еще раз ущипнул ее за клитор, и она вскрикнула, падая. Первое крепкое сжатие ее киски вокруг моего члена гарантирует, что я упаду прямо с обрыва вместе с ней.
— Черт возьми, да, — ворчу я, наблюдая, как она переживает свой оргазм.
В ту же секунду, как она закончила, она обессиленно падает на мое тело.
Ее вес причиняет боль, но это, черт возьми, того стоит.
Обнимая ее, я позволяю ее теплу просачиваться в меня, пока мы оба пытаемся отдышаться.
— Ты думаешь, они знают, что мы делали? — тихо спрашивает она.
К счастью, она меня не видит, потому что на моем лице расплывается широкая самодовольная улыбка.
— Не, они, наверное, думают, что мы просто принимаем душ или что-то в этом роде.
В спешке садясь, она смотрит на меня, и моя улыбка становится только шире.
— Мне похуй, Ангел. Я хочу, чтобы все они знали, как сильно я люблю тебя и как ты разрушаешь меня всем, что делаешь.
Она замолкает, и ее глаза отрываются от моих, когда она погружается в свои мысли.
— Николас, я—
— Тащите свои похотливые задницы сюда, завтрак почти готов, — кричит Алекс с другой стороны двери.
— Я не думаю, что они имели представление о том, что мы делали, — невозмутимо говорю я.
Бровь Калли приподнимается, когда ее мягкий взгляд превращается в свирепый.
— Им придется подождать. Я не выйду туда, пахнущая сексом, даже если они знают.
— Я мог бы пойти в душ, — говорю я, снова опуская взгляд на ее грудь.
Протянув руку, я ущипнул один из ее сосков. От этого все ее тело содрогается, а мой член снова набухает.
— Не бери в голову больше никаких идей, — предупреждает она, печально слезая с моего тела.
— Как скоро мы сможем послать их всех нахуй? Мне нужно, чтобы ты и вся эта квартира были в нашем распоряжении.
— Почти уверена, что твой гость пробудет здесь какое-то время.
— Не, к черту это. Он может переехать к Алексу, чтобы мы могли трахаться на любой поверхности этого места.