Эйс
Что-то металлическое ударило меня по макушке.
Я вскочил, распахнув глаза от неожиданности. Это оказалась выскользнувшая душевая лейка.
Выругавшись себе под нос, я раздражённо отбросил подушку в сторону. Шея ломилась просто нещадно, как и спина, впрочем. Я взглянул на время, высвечиваемое на дисплее телефона, до которого чудом дотянулся – он лежал на полу, рядом с ванной. 8:10.
Дверь вдруг открылась, и в ванную вошла Милана. Вид у неё был сонливый, косички растрепались, став больше похожи на веники, глаза находились в полузакрытом виде. Увидев меня внутри ванны, она удивлённо раскрыла их.
– Да, я спал здесь, – огрызнулся я, поспев за её мыслями. – И что? Разве у меня были варианты?
Она закатила глаза.
– Выйди. Я хочу умыться.
– А ещё что тебе сделать? Может, массаж?
– Не нервируй меня и просто выйди.
Я вылез из ванны, ощущая себя не выспавшимся, злым и даже немного обиженным. Всю ночь проторчать в ванной, с одной подушкой под головой, пока она царственно почивала на моей кровати…
Я прошёл в комнату, ища глазами хоть что-то, что могло бы поднять мне настроение.
Но мысли были удручающие.
Её угрозы про мои таблетки… Неужели она как-то узнала, для чего именно они мне нужны? Каковы шансы, что она и в самом деле всем проболтается?
Я почти вполне реально ощутил холодный пот. Руки у меня вспотели вместе со спиной, по которой вдобавок пробежали неприятные мурашки.
Совсем скоро я вышел из номера, громко хлопнув дверью, чтобы Лягушка услышала. Надо же, как ей с каждым разом удаётся заставить меня уступить. Эта маленькая заноза в заднице намного болезненнее, чем кажется со стороны. И выдернуть страшно, но оставлять тоже не хочется. Я злился на Милану, злился на себя за то, что не смог противостоять ей, и злился на весь мир. Но больше всего я панически боялся. Боялся, что она расскажет всем про таблетки.
В голове крутились одни и те же мысли. Если она расскажет, всё рухнет. Все мои старания, все мои усилия, вся моя жизнь. Все решат, что я псих. Я потеряю всё, чего добивался. Меня заклеймят как ненормального. Меня будут сторониться, а что ещё хуже – жалеть.
Эти таблетки – моя тайна уже столько времени. Моя слабость, но в то же время защита. И вот, сейчас, эта защита может рухнуть, если Милана решит выполнить свою угрозу. Она, конечно, может и блефует, но… разве я знаю, что у неё на уме?
Эти таблетки уже укрепились как часть долбаного меня. Как часть моей жизни. Без них я не справлюсь. Я знаю это. Без них я стану тем, кем никогда не хотел быть – нестабильным, непредсказуемым, слабым.
Я вспомнил, как всё начиналось.
Бессонные ночи, приступы ярости, бесконечная тоска. Я боролся с этим, как мог. Пока не понял, что со мной что-то не так. Что это не просто переходный возраст. И тогда меня повели к врачам. Мама в начале решила, что это просто последствия стресса, возникшего на фоне смерти Илая. Но доктор Берри заверил, что всё гораздо серьёзнее. И поставил диагноз: биполярное расстройство личности.
Честно говоря, тогда я и понятия не имел, что это за болезнь, но звучало устрашающе. Я до сих пор помню, как замерла сперва мама, как окаменел отец. Потом она разревелась на глазах у других посетителей, едва мы вышли из кабинета доктора.
Жизнь моих предков после этой информации перевернулась с ног на голову.
На самом деле, если бы не моё «прилежное» поведение как больного пациента, доктор Берри наверняка уговорил бы родителей поместить меня в специализированное учреждение для таких как я. Он смотрел на меня как на психа первое время. С опаской. Конечно, старался никак этого не показывать, но меня не обманешь приторно-вежливыми и притворно-дружелюбными речами. Я не был буйным, не отказывался от лечения и прочее. С самого начала я не сопротивлялся и с покорностью принял свою участь. Мне даже кажется, что я сразу перешагнул стадию отрицания, гнева и торга. Стадия депрессии была, но не такая масштабная, чтобы я пытался наложить на себя руки. Я просто сидел в комнате и не желал никого видеть.
Кенни был единственным за пределами моей семьи, кто узнал о моей болезни. Скрывать от него нечто столь внушительное смысла не было. И с тех времён он хранит эту тайну вместе со мной до сих пор.
Доктор Берри прописал мне таблетки лития, которые действуют как стимуляторы настроения. Чтобы понизить резкие скачки. Я настолько привык к ним, что не могу представить себе и жизни без них. К тому же, резкий отказ может ухудшить моё состояние. Так что я просто стал зависим от таблеток, как астматик зависим от ингалятора. Или человек, лежащий долгое время в коме, зависим от аппарата жизнеобеспечения.
Спустившись на первый этаж и дойдя до столовой, в которой уже завтракали ребята, я сперва задержался у двери, не решаясь войти. Наверное, я выгляжу паршиво, учитывая неудобную ночь. Ещё я не умылся, не расчесался и не переоделся. Из-за моей личной надзирательницы.
Ещё одной такой ночи я просто не выдержу. В следующий раз лягу прямо на неё. Принципиально.
– Ты в норме? – шепнул кто-то рядом со мной.
Сперва я решил, что это Кенни, но мой друг сидел за столом, прямо в поле моего зрения. Развернувшись, я встретился с Рио.
– Когда это мы успели подружиться, чтобы ты интересовался, в норме ли я? – спросил я, искренне удивлённый тем, что он решил заговорить со мной.
Рио выглядел так, как будто ему неловко. Я сощурился.
– Вчера ночью подружились, – нервно прокашлялся он.
– Ты обожрался галлюциногенных грибов? Что за бред ты несёшь?
– Ладно, прости, бро. – Он похлопал меня по плечу, чем удивил ещё сильнее. – Забудь… А где Лана?
Я закатил глаза. Ну конечно, ему обязательно нужна драгоценная подружка с утра пораньше.
– Понятия не имею. Надеюсь, её сожрали местные росомахи.
– Моё сердце будет разбито, если это окажется правдой.
Я фыркнул:
– А я устрою праздник.
Рио хмыкнул, словно не верил ни единому моему слову.
– Твоя ревность говорит об обратном, чувак.
Я выпучил глаза. От возмущения, от яростного желания доказать ему обратное. Но если бы я только открыл рот, Рио использовал бы все мои слова против меня. Мне нужно было обзавестись сперва адвокатом для громкого ответа.
Поэтому я предпочёл сказать просто:
– Испарись, пока я не помог тебе испариться с концами.
Мне показалось, что он усмехнулся. А-а-а, долбаный фрик. Не сказав мне больше ни слова, Рио Миллер развернулся и вышел из столовой. Я на немного даже расслабился. Хотя мысль о таблетках снова резко вернулась, стоило мне лишь вспомнить о Миле.
Ревность? Какая к чёрту ревность?
Я двинулся к столу и сел на своё место. Кенни, не затыкаясь ни на секунду, о чём-то трепался с Шейном. Я не уловил сути разговора, потому что был занят тем, что пытался понять, что именно Мила знает о таблетках? Она просто не может знать, что именно это за таблетки. Я не подпускал её настолько близко. Чтобы выяснить такое, ей пришлось бы достать пузырёк и вычитать надпись. И то, ей пришлось бы гуглить, что такое литий и для чего он.
Просто невозможно, что она успела это всё провернуть. Когда бы это произошло? Таблетки всегда при мне. Я не взял их только тогда, когда пошёл кататься, но Милана тоже была там.
Воспоминания о долгожданном спуске со склона на доске, потянули за собой и другой образ: упавшей Миланы между моих ног. Усмешка сама расползлась у меня на губах, когда я детальнее представил её засмущавшееся лицо, бегающий взгляд, красные щёки. Надо же! Эта девчонка умеет смущаться! Никогда бы не подумал. Но её растерянный вид принёс невероятное удовольствие. Значит, она обычный человек и против неё можно бороться. Вот и всё. От этих мыслей стало даже легче.
Но я возненавидел факт того, что, несмотря на случайность падения Миланы, моё тело отреагировало на её лицо, коснувшееся моего дружка. Не хватало ещё, чтобы она, пусть и невольно, лишила меня разума, пробудив совсем иные инстинкты. Смерть казалась предпочтительнее, чем смириться с этим или хотя бы признать.
– Эй, мы тут не на час, – шепнул Кенни. – Может, ты уже наконец поешь?
– Когда это ты стал моей мамой? – спросил я, едва сдержав улыбку, и потянувшись к стакану с соком.
– С самого первого дня, что мы дружим, бро, я – твоя мамочка, пока настоящей мамы нет рядом. Так что открой рот и вставь туда еду, пока я не вставил нечто другое.
Отпить сок именно в этот момент было моей большой ошибкой. Шутка друга едва не лишила меня жизни: я поперхнулся. Сок, который я только что набрал в рот, вырвался наружу с такой силой, что чуть не долетел до Хлои, сидящей передо мной. Смех и жидкость смешались в безумном фонтане, который обрызгал всё вокруг: стол, Кенни, мои собственные штаны. Немного попало даже на Аврору.
– Боже, Эйс, осторожнее, – засмеялась Саманта, протягивая мне салфетку, чтобы я вытерся.
Я попытался откашляться, одновременно хохоча, пока Кенни не начал стучать мне по спине:
– Да всё уже! Ты же сейчас сдохнешь! Хватит ржать!
– Да пошёл ты в жопу, бро, – отозвался я.
В этот момент над нами возник из ниоткуда Бьёрн. Он взглянул на меня, подняв бровь в вопросе, как бы спрашивая, всё ли со мной в порядке или надо вызвать «скорую». Кстати говоря, а «скорая» сюда вообще приезжает? Или человек вынужден дотерпеть и отложить свою смерть до момента, пока его не отвезут вниз, в город?
– Ребята, занятия начнутся уже через минут десять! – предупредил профессор. Потом он не спеша обвёл взглядом весь стол и спросил: – А где мисс Льдова?
Я стиснул зубы в раздражении, снова вспоминая нашу последнюю перепалку и, соответственно, ночь, которую провёл в ванной. Может быть, я могу попросить Бьёрна лично о том, чтобы меня перевели в другой номер?
Чёрт, нет! Сделать это значило бы победу Миланы, а я ненавижу проигрывать. И никогда не уступаю. Особенно маленьким блондинкам, посчитавшим, что они нашли моё уязвимое место.
– Может, Эйс всё-таки придушил её во сне, – хихикнул Кенни.
Бьёрн, прекрасно осведомлённый о нашей с ней вражде, не стал задавать лишних вопросов, а просто покачал головой.
И, словно из-за упоминания этой наглой девчонки, в столовой появилась Милана. В розовом свитере с логотипом какой-то игры, который сочетался с её окрашенными локонами. Профессор, заметив её, сперва поприветствовал Милану, затем попросил поторапливаться и, пожелав приятного аппетита, отошёл.
– О, ты жива, – улыбнулся Кенни.
Она взглянула на него с нахмуренными бровками. Я мог бы отрицать это вечность, но когда она злилась, то была похожа на разъярённого котёнка, нахохлившегося и готового выпустить когти.
– В нашей войне погибну уж точно не я, – выдала Милана, садясь на своё место.
– Думаешь, я? – усмехнулся я, подставив ладонь под щеку и специально в упор глядя на неё.
Она посмотрела на меня исподлобья и предпочла не отвечать. Взяла сэндвич и откусила огромный кусок за раз. А потом с набитым ртом отпила сока. Было забавно за этим наблюдать. Другие девочки стараются есть аккуратно, хотя бы взять тех, кто сидел за одним с нами столом. Сэм, Хлоя, Аврора, Фел. Они ели, не торопясь и по маленькому кусочку, а Милана впихивала в себя всё, не заботясь о том, как будет выглядеть со стороны.
И почему это так завораживает?
Я опустил голову, чтобы больше на неё не смотреть, и взялся за свою порцию завтрака. Чем дальше – тем мне становится хуже. Даже не знаю, чего ждать в будущем.
* * *
– И помните: мы должны беречь всё, что нас окружает! – почти торжественно завершила свою речь Астрид.
Я взглянул на блокнот, в котором сделал записи. Сегодня мы узнали много полезного, так что внутри возникло удовлетворение от пройденного материала.
Когда очередная лекция подошла к концу, я вышел из класса, спустился вниз и сел в зоне отдыха.
Лекции здесь, в этой зимней школе, отличались от лекций в универе. Норвежские профессора больше предпочитают объяснять тему, используя сравнения с какими-нибудь повседневными вещами. Например, Гермес, рассказывая о принципах работы геотермальной энергии, сравнил её с гигантским, невидимым термосом, закопанным глубоко под землёй.
– Представьте, – говорил он, – что вся планета – это кружка горячего какао, и мы просто аккуратно вычерпываем оттуда тепло, чтобы согреть наши дома. Главное, делать это не слишком жадно, чтобы какао не остыло слишком быстро.
Или, другой пример, профессор Ольсен, которая как-то сравнила фотоэлементы с листьями на деревьях.
– Подумайте об этом, – сказала она, – листья собирают солнечный свет и превращают его в энергию для дерева. Фотоэлементы делают то же самое, только для нас. Это как будто мы используем древнейшую технологию на Земле, просто немного её усовершенствовав.
В шале было не много постояльцев, но шуму они воспроизводили вполне себе много. Дети носились, кричали, врезаясь то в одни ноги, то в другие. Подростки, развалившись на диванах, что-то бурно обсуждали на норвежском, периодически взрываясь хохотом. В углу пожилая пара увлечённо играла в шахматы, комментируя каждый свой ход достаточно громко, чтобы слышал весь холл.
Я вспомнил одну из близняшек, которую завёл вчера в номер в надежде использовать её присутствие для отпугивания местной Лягушки. Я искренне верил, что её появление заставит Милану вскочить и покинуть комнату, ведь ей наверняка пришло на ум, чем бы мы могли заниматься с этой норвежкой. Но, либо она не поняла этого в силу своей неиспорченности, либо ловко обвела меня вокруг пальца, уловив мой план. В любом случае, близняшка мне так и не помогла.
Я закрыл глаза, стараясь абстрагироваться от всего этого шума и сконцентрироваться на своих мыслях. Но ничего не получалось. В голове, словно назойливая муха, жужжала одна и та же фраза: «Я расскажу всем». Эта мысль сверлила мозг, заставляя меня нервничать всё больше и больше.
Внезапно я почувствовал, как кто-то садится рядом со мной. Я открыл глаза и увидел Фелисити. Она улыбалась, глядя на меня с каким-то странным выражением в глазах.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил я, стараясь скрыть своё раздражение.
– Что-то случилось? – спросила она. – Ты выглядишь каким-то… напряжённым.
– Да нет, всё в порядке, – попытался я отмахнуться.
– Не похоже, – нахмурилась Фелисити.
Я вспомнил, как помог ей вчера ночью добраться до её номера. Она повредила себе лодыжку. Надеюсь, она не восприняла это как подкат с моей стороны. Я просто хотел помочь, а не залезть к ней под юбку.
– Просто немного устал после лекции, – сказал я и решил сходу сменить тему: – А как твоя лодыжка?
Её лицо мгновенно просветлело.
– О, спасибо, что спросил, – улыбнулась она. – Уже намного лучше. Я выпила вчера обезболивающее. Сэм принесла.
– Отлично, – кивнул я.
Она кивнула в ответ, а я едва сдержался, чтобы не выдать то, что всё знаю и можно уже не притворяться.
Они принимают меня за дурачка. Причём обе.
Мне давно стало ясно, что Фел подговорила Милану помочь ей в том, чтобы сблизиться со мной. Моё любимое печенье или их неожиданная дружба тогда, когда Милана не водилась ни с кем, кроме своего педика-дружка, сразу показались подозрительными. Фел влюблена в меня, как мне кажется, с первого дня, как она поступила в наш университет. Видимо, ей показалось, что попросить помочь Милу, будет лучшим решением, потому что мы давно с ней знакомы.
Как бы не так.
Может, мне стоит подыграть?
– Как дела с Миланой? – напрямую спросил я, чтобы увидеть её реакцию. Она убедила бы меня в том, что я не несу бред.
Фелисити удивлённо посмотрела на меня.
– С Миланой? А что с ней?
– Ну, вы же вроде как… общаетесь. – Я старался подобрать слова, но при этом не сразу выдать то, что имею ввиду.
– Да, мы немного подружились, – кивнула Фелисити. – Она такая… интересная личность.
Конечно.
– Интересная? – переспросил я, невольно усмехнувшись.
– Ну да, – пожала плечами Фелисити. – У неё необычный взгляд на мир. И она очень… смелая.
– Смелая? – повторил я, нахмурившись. – Ты это о чём?
– Ну, она не боится быть собой, – объяснила Фелисити. – Она всегда говорит то, что думает, и делает то, что хочет.
Я промолчал, обдумывая её слова. Милана и правда была очень непредсказуемой. И это меня, признаться, немного пугает сейчас, но восхищало раньше.
– А ты не ревнуешь? – выпалил я, сам не понимая, зачем задал этот вопрос. Видимо, чтобы вызвать у неё такую реакцию, что окончательно убедит меня в том, что я прав в своих догадках.
Фелисити удивлённо посмотрела на меня.
– Ревную? К кому?
Вот ты и проговорилась…
– К ней. Знаешь, я нахожу её довольно привлекательной.
Мне показалось, что она покраснела. И не от смущения, а от чего-то другого. Может даже, от растерянности? Как я могу называть привлекательной девушку, с которой враждую с первого дня, как мы столкнулись в универе?
– Но ты ведь… – начала Фелисити, хлопая глазами. – Ну, да. Она красивая.
– Но хитрая и корыстная, – добавил я. – И если она помогает, то вряд ли без злого умысла и без выгоды для себя.
Фел нахмурилась, как будто обдумывая мои слова. А мне они дали пищу для более глубокого размышления.
Если Милана согласилась помочь Фелисити в этом деле, наверняка взамен ей что-то обещали. Милана любит видеоигры и, насколько я знаю, готовит какой-то проект, связанный с ними, а Фелисити ведёт студенческую газету в универе. Как это можно объединить?
Написать статью про проект Миланы, тем самым привлекая внимание нужных людей?
– Я бы на твоём месте сторонился её, Фел, – продолжил я. – Ты уверена, что она искренна?
Фелисити задумалась.
– Я думаю, да, – ответила она. – Зачем ей притворяться?
– Ну, не знаю. Может, у неё свои планы.
– Какие планы?
– Неважно, – отмахнулся я. – Просто будь осторожна. Милана не всегда такая, какой кажется.
Фел внимательно посмотрела на меня с каким-то странным выражением в глазах. Я даже почувствовал себя неловко.
– Ладно, знаешь что, – внезапно начала она громче, чем надо, чем привлекла внимание некоторых постояльцев.
– Я весь во внимании, – ответил я, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку дивана.
Фел набрала воздуха в лёгкие. Она выглядела очень напряжённой. А ещё так, как будто сейчас расплачется. Я понимал её чувства. Может быть, она восприняла сейчас всё сказанное мной так, будто я таким образом отшил её. Пусть думает так, пусть смирится с этим, чем будет жить в постоянном самообмане, ведь между нами никогда ничего не может быть. Смысла надеяться на что-то просто нет.
В любом случае, знай она о моей болезни, сама сбежала бы. Я всего лишь сэкономил ей время.
– Ничего, – выдала вдруг Фелисити вместо того, что действительно собиралась сказать. – Ладно, я пойду.
Она встала и просто ушла. Не оборачиваясь и не прощаясь. Не сказав напоследок ничего.
Я не знал, что это значит. То, что она больше не будет притворяться, что между нами что-то возможно, или то, что она обиделась сейчас, но попытки не бросит никогда?
Что ж, в очередной раз я стал подонком в женских глазах. Но на этот раз хотя бы не на глазах у всех.