Теория снежного кома

25. Уроки любви

Милана

Мы проснулись довольно рано. В шесть часов утра.

Фелисити, лучась энергией, встала первая и принялась будить нас с такой суетой, словно надвигалось нечто катастрофическое, способное смести нас с лица земли вместе со всеми пожитками. Её энтузиазм выглядел чуть ли не бредом на фоне моего состояния.

Откровения Эйса не давали мне покоя всю ночь. Я сомневалась, что мне удалось сомкнуть глаза хоть на минуту. Его слова, его взгляд, полный боли и раскаяния, его осторожные прикосновения – всё это бесконечно прокручивалось в моей памяти, превращая мысли в вихрь противоречивых эмоций.

С одной стороны, меня захлёстывала волна негодования. Гнев на него за молчание, за годы, прожитые во лжи, за ту стену, которую он воздвиг между нами. За то, что он позволил мне верить в его равнодушие, в то время как сам изнутри сгорал от чувств, которые боялся показать.

Но гнев переплетался с чем-то другим, более глубоким. С пониманием. Я видела в его глазах не только боль, но и страх. Страх быть отвергнутым. И эта уязвимость, которую он наконец мне открыл, разрывала меня на части.

Потому что, как оказалось, за ней скрывалась вовсе не ненависть. И осознание этого факта вместо облегчения наполняло меня странной тревогой.

Что теперь? Куда дальше?

– Хватит сидеть! – воскликнула Фелисити. – Нам надо идти!

Она выглядела как наивный ребёнок, который ничего не замечал вокруг. Неужели она в самом деле не поняла, что произошло вчера ночью? Действительно ничего не слышала? В воздухе тогда висело такое напряжение, что я даже забыла, что она была в одной с нами пещере. А теперь мне даже непонятно, должна ли я стесняться от мыслей, что Фелисити могла расслышать нашу беседу с Эйсом, или же я должна наплевать на это и подумать о вещах гораздо более важных?

Так странно.

Три года назад, когда Эйс высмеял моё признание в любви на глазах у всей школы, мне казалось, что теперь он навечно мёртв для меня. Это было такое унижение, такое отвратительное чувство… Он смеялся надо мной, а его тогдашние школьные друзья поддержали его. А потом, когда я сбежала оттуда, на меня ещё долгое время указывали пальцем, вспоминая о том случае. Я стала местным шутом. И ненавидела Эйса Муди не столько за то, что он отверг мои чувства, сколько за то, что так опозорил меня, окунув в грязь.

Мы перестали общаться так же резко, как и начали.

А когда я закончила школу и поступила в университет, то по ошибке решила, что моим кошмарам, о которых не знали даже Анжелика и папа, пришёл конец.

Но я встретила Эйса снова.

Он поступил в тот же универ, и мне поплохело. Но деваться уже было некуда. MSU оказался единственным моим вариантом на нормальную учёбу. Были бы у нас деньги, возможно, тогда я бы и сменила место, но, увы, таких привилегий я никогда не имела.

Поэтому пришлось защищаться.

Я стала «кусаться». На любое его поведение отвечала агрессией, потому что боялась. Я стала дикой собакой, которую однажды сильно ранили, и теперь она не подпускала к себе людей. А Эйс отлично справлялся со своей ролью самовлюблённого кретина.

Так всё и продолжалось.

Мне никогда бы не пришло в голову, что защищалась не я одна. Что он делал тоже самое. Своими колкостями, своими попытками меня задеть. Не желая этого искренне, но вынужденно.

– Лана? – окликнула меня Фелисити. – Всё нормально? Я что-то пропустила опять?

Я спустилась на землю, и все размышления улетучились. Взглянула на Эйса, который уже погасил огонь, отлично согревавший нас всю ночь, и протягивал мне мою шапку.

– Не забудь её надеть, – сказал он.

Мы вели себя так, как будто ничего и не было. И эта странная, натянутая нормальность казалась ещё более неловкой, чем откровенный разговор.

– Спасибо, – кивнула я, забрав шапку с его рук и натягивая её себе на голову. Пальцы слегка дрожали, и я надеялась, что он этого не заметил. – Нет, ты ничего не пропустила, – добавила я, обращаясь к Фелисити. Не хватало мне лишних вопросов.

Она стояла у выхода, одетая и готовая выдвигаться в путь. Гналась за хорошими баллами больше, чем мы. Мне же как будто уже было плевать на них. Они казались такими ничтожными, такими бессмысленными по сравнению с тем, что произошло между мной и Эйсом.

Наконец мы по очереди вышли из пещеры.

Раннее утро в горах было прохладным и ясным. Воздух, чистый и свежий, приятно холодил лёгкие. Солнце только-только начинало подниматься над верхушками деревьев, окрашивая небо в розовые и золотистые оттенки. Вокруг нас простирался всё тот же бескрайний лес, окутанный лёгкой дымкой тумана. Красота природы, обычно не вызывавшая во мне особенного восторга, сейчас воспринималась ещё более отстранённо. Все мои мысли были заняты Эйсом. Я ловила себя на том, что постоянно смотрю на него, стараясь уловить в его взгляде хоть какой-то намёк на то, что произошло между нами. Но он был непроницаем. Его лицо ничего не выражало. И от этого неведение становилось ещё более мучительным.

Не знаю, чего я ждала. Он извинился, объяснился, почему так поступил. Чего я ещё ждала? Чего мне ещё не хватало?

Мы с Фелисити шли молча, следуя за Эйсом, который уверенно прокладывал путь сквозь заснеженный лес. Он постоянно поглядывал на карту. Фелисити, не обращая внимания на холод, энергично продвигалась вперёд. А вот я шла, словно лунатик, механически переставляя ноги.

Между нами с Эйсом по-прежнему висела тяжёлая тишина. Но при этом каждый хруст снега, каждый вздох казался слишком громким. Я искоса поглядывала на него. На его тёмных волосах и ресницах блестели мелкие кристаллики инея. Он казался таким далёким, таким недоступным, и от этого сердце у меня в груди сжималось.

Представляю, как мой рассказ воспримет Рио. Ну зато я убедилась в том, что Фелисити совершенно больше не заинтересована в Эйсе.

Путь до шале казался бесконечным. Мы пробирались через сугробы и скользили на обледенелых камнях. К тому времени, как вдали показалась деревянная крыша, покрытая толстым слоем снега, мы все были изрядно продрогшие и уставшие. Фелисити, несмотря на это, не утратила своего энтузиазма. Она первой добежала до крыльца и, раскинув руки, радостно закричала:

– Мы сделали это! Первые!

Её крик резко контрастировал с тишиной зимнего леса. Вокруг не было никого: постояльцы наверняка спят, а остальные ещё не дошли. Обычно жизнь в этом месте начинается с девяти

И почти сразу дверь шале распахнулась, выпуская клубы тёплого пара. На пороге стояли Ларс и профессор Бьёрн. Бьёрн держал поднос с дымящимися кружками в руках и широко улыбался.

– А вы даже раньше, чем мы предполагали. – Ларс взглянул на часы на своём запястье и почесал свою густую бороду.

– Поздравляю! – воскликнул профессор, который выглядел так радостно, как будто сам лично выиграл важный спор. – Думаю, вы замёрзли? Вот горячий шоколад для героев!

– Какого чёрта?! – раздалось за нашими спинами. – Так нечестно!

Мы обернулись и обнаружили Джордана с Хлоей. Уставших и тяжело дышащих, выходящих из леса.

– Я вас поздравляю, но не от всего сердца, – нахмурилась Хлоя, скрестив руки на груди.

– О, мисс Данлеви, не расстраивайтесь, – поспешил утешить её Бьёрн. – Вы тоже получите хорошие баллы, ведь дошли вторыми.

– Второе место для неудачников! – возмутился Джордан, и это было вполне ожидаемо от него.

Я с благодарностью приняла кружку, чувствуя, как тепло разливается по замёрзшим пальцам. Аромат шоколада и корицы заполнил ноздри. Я посмотрела на Эйса. Он тоже взял свою и отпил немного горячего напитка. У него не было настроения, и ко мне подкрались мысли о том, что, может быть, сейчас начинается очередная… вспышка? Или как называются эти резкие перепады при биполярном расстройстве?

– Спасибо, профессор, – сказал он. – А теперь, если позволите, я пойду в свой номер. Мне… очень нужна уборная.

Он выдумал это на ходу, это было не сложно понять. Ему нужны таблетки.

– Да, конечно, мистер Муди! – кивнул Бьёрн. – А мы пока дождёмся остальных.

Я не стала разделять с ним его желание и проскользнула в шале вслед за Эйсом вместе с кружкой. Потом быстро нагнала его у лестницы.

– Пожалуйста, Эйс, – начала я, собираясь с мыслями, – мы можем поговорить?

Он не остановился, поднимаясь дальше. Я шла за ним.

– Мы уже поговорили вчера ночью, – ответил Эйс.

– Но мы не договорили.

– Мне показалось, ты уже всё для себя решила. Да и я тоже.

– И что же ты решил? И что, по-твоему, решила я?

Он остановился у двери в наш номер. Только сейчас я вспомнила о том, что нам предстоит ночевать на одной кровати ещё три дня. Сейчас это вызывало совсем иные чувства и мысли, нежели раньше.

– Что тебе не надо приближаться ко мне, – сказал Эйс вдруг. – Ты же сама в этом убедилась.

Он открыл дверь и вошёл в номер, а я не отставала ни на шаг.

– Я задам тебе только один вопрос! – вырвалось у меня, прежде чем я успела обдумать свои слова. Сердце колотилось где-то в горле. – Но ты должен ответить на него честно. Искренне. Никакой лжи. Её было предостаточно, согласен?

Эйс, до этого схвативший свои джинсы и сунувший в их карман руки, замер, а потом поднял на меня взгляд. Его глаза, обычно яркие и светлые, сейчас казались почти чёрными, словно поглощающими весь свет. В них читалась тревога. А голос прозвучал неуверенно, когда он спросил с лёгкой хрипотцой:

– Какой вопрос ты хочешь задать?

Я сделала глубокий вдох, собираясь с духом. От моего вопроса зависело всё. А молчание затягивалось, становясь почти невыносимым.

Наконец, собрав все свои силы, я посмотрела Эйсу прямо в глаза и тихо, но твёрдо спросила:

– Что ты ко мне чувствуешь?

Вопрос повис в воздухе. Время для меня остановилось.

Я видела, как по лицу Эйса пробежала тень – смесь страха, надежды и что-то ещё, чему я не могла дать названия. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом снова закрыл. Опустил взгляд на пузырёк с таблетками, который достал из кармана джинсов, пальцами бессознательно поглаживая его поверхность.

Наконец Эйс снова поднял на меня глаза и сделал резкий выдох, словно принимая какое-то важное решение. И тогда, низким, хриплым голосом, едва слышно произнёс:

– Я люблю тебя.

Эти слова, такие простые и такие долгожданные, наполнили собой всё пространство вокруг. Я стояла на месте, замерев, слыша вставший шум в ушах.

– На самом деле, давно люблю. Просто отказывал себе в этом. Не разрешал себе это признать. И я уже назвал тебе причину. Не вижу смысла повторяться.

Он отвернулся и открыл крышку пузырька с таблетками. Этот резкий жест вернул меня к реальности. Вся радость, всё трепетное волнение мгновенно улетучились, сменившись холодной тревогой.

– Эйс, – прошептала я, делая шаг к нему.

Мой голос дрожал, а в горле встал ком. Я протянула руку и коснулась его плеча. Он вздрогнул, но не отстранился.

– Мила… – Эйс повернулся ко мне. – Я не могу… я не справлюсь… Тебе не нужно этого видеть.

Я посмотрела на таблетки в его руке. Знала бы раньше обо этом, всё пошло бы по совершенно иному сценарию. Более позитивному.

– Если это всё, что тебе мешает, – начала я, – то ты должен знать, что мне всё равно.

Он удивлённо поднял брови. Я взяла бутылку воды, которая стояла на тумбе, и протянула ему.

– Эта болезнь не делает тебя хуже. Она делает тебя тобой. Сложным, иногда непредсказуемым, но всё таким же, какой ты есть.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь, Мила.

– Лягушка знает, о чём говорит, ясно? – перебила я, используя его дурацкое прозвище, стараясь хоть немного разрядить обстановку. – И я не перестану квакать, пока ты не согласишься со мной.

Уголки его губ дрогнули, и я чётко расслышала смешок.

– Квакать? – переспросил он с улыбкой, и впервые за это утро в его глазах появился проблеск тепла.

– Ага, – подтвердила я. – И не вздумай затыкать мне рот, а то я начну квакать ещё громче.

Он рассмеялся, настоящий, искренний смех, от которого у меня на душе стало легче. А потом коснулся моего лица, его пальцы нежно очертили мой подбородок, пока его взгляд постоянно направлялся к моим губам.

И мне это ужасно надоело.

– Можно, – ответила я.

Эйс всё понял, подался вперёд, наклонившись, и в ту же секунду его губы накрыли мои.

Резкое тепло, непривычное давление. Зажмурившись, я неуверенно ответила на поцелуй, боясь пошевелиться. В голове была полная пустота. Что делать? Как целоваться правильно? Я ведь никогда раньше этого не делала. Тот поцелуй с Эйсом не в счёт, ведь тогда это произошло против моей воли и было неожиданным настолько, что я растерялась до состояния статуи.

Сейчас же сердце бешено колотилось в груди, готовое выпрыгнуть наружу. Эйс уронил бутылку, его руки обняли мою талию, притягивая меня ближе, и по моему телу пробежала дрожь. Я робко подняла руки и неуклюже коснулась его плеч, мои пальцы сжались на ткани его свитера. Он мягко прижал меня к себе, и поцелуй, сначала робкий и неловкий, стал глубже. Я чувствовала, как его губы двигаются, мягко и настойчиво, словно приглашая меня следовать за ним.

– Расслабься, – прошептал он мне в рот, поняв мою неловкость и неуверенность. – Просто повторяй за мной.

И я попыталась. Попыталась расслабиться, попыталась понять, как двигать губами, как отвечать на его поцелуй. Сначала движения были неуверенными, скованными, но постепенно, под его чутким руководством, я начала понимать, что нужно делать. Он чуть отстранился, его дыхание щекотало мою кожу.

– Вот так, – прошептал Эйс. – Умница.

И снова поцеловал, на этот раз медленнее, давая мне время привыкнуть, время почувствовать. Волнение и смущение постепенно отступали, уступая место странному, сладкому чувству, распространяющемуся теплом по всему телу.

– Ты мягкая… – прохрипел он. – Очень мягкая и сладкая.

Его руки скользнули с моей талии на спину, прижимая меня ещё ближе. Поцелуй становился всё более уверенным, всё более глубоким, и я поняла, что мне это нравится. Чувствовать его губы на своих, нравится его близость, нравится это новое, незнакомое чувство, захватывающее меня всё сильнее. Нравится даже его язык, который я ощущаю своим. А ведь совсем недавно подобное казалось мне противным.

И в этот момент, когда мир сузился до размеров его объятий, раздался резкий стук в дверь.

Мы словно очнулись от чар. Резко отстранились друг от друга, тяжело дыша. Воздух между нами, наэлектризованный поцелуем, казался почти осязаемым. Мои щёки горели, сердце бешено колотилось, а в голове всё ещё стоял приятный туман.

Эйс, также раскрасневшийся и с слегка взъерошенными волосами, провел рукой по своим губам, словно пытаясь стереть следы поцелуя, а затем нервно взглянул на дверь. Стук повторился, на этот раз более настойчиво.

– Эй, ребятки, я могу войти? – раздалось за дверью.

– Чёрт, – пробормотал Эйс себе под нос. – Кенни.

Я молча кивнула, всё еще пытаясь отдышаться и привести в порядок мысли. Внутри всё трепетало, смесь смущения и недоумения боролась с желанием продолжить то, что было так внезапно прервано.

Эйс бросил на меня быстрый взгляд, прежде чем пойти к двери.

– Чего тебе, придурок? – крикнул он, стараясь придать своему голосу нормальное звучание.

Я же, прислонившись к стене, пыталась унять дрожь в коленях и беспорядочно бившееся сердце, всё ещё ощущая фантомное прикосновение мужских губ.

Дверь распахнулась, и на пороге возник красный Кенни Янг. Красный в том понимании, что его лицо было почти такое же, как его рыжие волосы. От холода. Он простонал, растирая замёрзшие уши:

– Какой же на улице дубак! Чуть уши не отвалились! Я могу… О!

Кенни замер на полуслове, переводя взгляд с растрёпанного Эйса на меня, прижавшуюся к стене. Его глаза расширились, а на лице медленно расплылась понимающая ухмылка.

– Я, кажется, не вовремя? – протянул он, с явным наслаждением от неловкости ситуации.

Эйс прокашлялся, приглаживая волосы.

– Пошёл в зад, Кенни. Что ты хотел?

Он говорил немного скованно, и я почувствовала, как мои щёки вновь заливает краска.

Кенни, не теряя своей лукавой улыбки, прошёл в комнату, снимая с себя заснеженную куртку.

– Интересно, – промурлыкал он. – Короче… Профессор зовёт завтракать. Объявят «победителей», а потом пойдём кататься.

– У нас лекция вообще-то.

– Не, её перенесли на два часа вперёд из-за нашего курса выживания. У нас есть время. И не забывай о тренировках.

Он многозначительно посмотрел на Эйса, затем перевёл взгляд на меня:

– Хочешь посмотреть на этот раз?

Я растерялась.

– Ты только что жаловался на отваливающиеся от холода уши, – подметила я.

– Общество Рори меня согреет.

Чего?..

– Вы с ней подружились за эту ночь? – спросил Эйс.

– Мы напоролись на росомаху, – начал Кенни с драматической паузой, – и обнаружили, что у нас обоих аллергия на адреналин. Ни бежать, ни драться. Пришлось три часа сидеть на дереве, пока эта тварь не ушла. За это время мы успели обсудить всё, от любимого цвета до смысла жизни. Теперь Рори – мой любовный интерес.

Я закашлялась, подавившись воздухом. Эйс, до этого высыпавший на ладонь таблетки, замер на месте. Его челюсть буквально отвисла. На лице читалось явное недоумение.

– Любовный… что? – переспросил он.

Кенни самодовольно улыбнулся.

– Ага. Искра, буря, безумие. Три часа наедине с росомахой под нами – это тебе не шутки. Отлично сближает.

Я бросила на Кенни изумлённый взгляд. «Искра, буря, безумие» с Авророй? Серьёзно?

– Мы об одном и том же человеке? – Эйс закинул в рот таблетки и запил водой. – Та самая Рори, которая в прошлом году делилась теорией о том, что Земля сто процентов плоская? Ты же называл её инопланетянкой и говорил, что тебе жаль её будущего парня.

– Ну да, – кивнул Кенни, ничуть не смутившись. – И что? У неё много других достоинств. Например, она боится росомах, как и я. И вообще, любовь зла…

Уму непостижимо!

Эта ночь сблизила не только нас с Эйсом, похоже.

– Короче, замолкните и спускайтесь в столовую, – махнул рукой Кенни. – Не нужно мешать нашему с Рори счастью.

А потом развернулся и вышел из номера, хлопая за собой дверью.

Мы с Эйсом неловко переглянулись. Лишь мимолётно взглянув на его губы, я ощутила, как мои собственные закололо, а в желудке запорхали бабочки.

– Кажется, этой ночью на охоту вышло много купидонов, – высказался Эйс, усмехаясь.

А мне пока было не до шуток.

Он поставил бутылку на тумбу и подошёл ближе.

– А теперь я могу узнать, кто такой Магнус? – неожиданно спросил он.

Я удивлённо уставилась на него. И Эйс засмеялся:

– Я не забыл об этом индюке, да. Так кто это? Я имею право поинтересоваться об этом после того, как учил тебя целоваться пару минут назад?

У меня подкосились ноги от желания снова приступить к этим занятиям.

– Сотрудник Ubisoft, – ответила я, не сдержавшись от улыбки. Это так странно. Сперва до меня дошло это удивительное предложение от чуть ли не самой лучшей игровой компании в мире, а потом мы выяснили отношения с Эйсом… Всё складывалось как будто бы даже… хорошо.

Эйс задумчиво поинтересовался:

– И чего он от тебя хотел?

– Предлагал мне стажировку в их компании.

Его лицо сперва оставалось в том же выражении несколько секунд, прежде чем расплылось в изумлённой улыбке, как будто до него дошли невероятные новости.

– Это… здорово, – однако выдавил он. Именно выдавил. В его голосе не было того же энтузиазма, какое он попытался продемонстрировать на лице.

– Но? – намекнула я на продолжение.

Эйс отвёл взгляд.

– Видеоигры не вызывают во мне таких тёплых чувств, что у тебя, скажем так, – пробормотал он почти себе под нос.

– Почему же?

Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня.

– Тяжёлые ассоциации, – выдал он, избегая моего взгляда. – Не бери в голову. Это отличная новость, правда. Я за тебя рад.

Его плечи были напряжены. Я молчала, чувствуя, что не стоит давить. Что-то явно тяготило его. Но что?

– Нет, ты не рад, – покачала я головой. – Что не так?

– Милана…

– Хочешь, чтобы я начала квакать?

Эйс издал смешок, потом цокнул, явно понимая, что со мной спорить бесполезно.

– Я никогда не рассказывал тебе об Илае, верно? – спросил он.

Я отрицательно покачала головой. Имя ничего мне не говорило.

– У меня был младший брат, – пояснил Эйс, голос его дрогнул. – Илай. Незадолго до того, как мы с тобой познакомились, он… погиб. В игротеке. Оборудование загорелось, случился пожар. Он сгорел заживо.

У меня перехватило дыхание. Эти слова обрушились на меня, как лавина. Мир вокруг поплыл, звуки стали приглушёнными, а в голове запульсировала лишь одна мысль: мне очень жаль.

Я смотрела на Эйса, не в силах вымолвить ни слова. Шок сковал меня ледяной коркой.

– В тот день родители уехали по делам, оставив меня присматривать за ним, – продолжил он, и по мере того, как срывались слова с губ, его голос становился более хриплым. – Илай очень любил рубиться в эти дурацкие игры на компьютере и иногда ходил в местный игровой клуб под присмотром отца. Я смотрел фильм, когда он подошёл ко мне и попросил пойти с ним. Я должен был пойти, но вместо этого сказал ему, чтобы он шёл сам. Что ничего не случится и я не скажу родителям.

В голове бешено завертелись обрывки фраз: «игровой клуб… пожар… погиб…». Внезапно всё стало ужасающе понятным. Его неприязнь к моему увлечению. Его излюбленные колкости по поводу моих игр. Меня словно ударило током. Руки похолодели, а в груди образовалась пустота, заполненная ледяным ужасом. Я смотрела на Эйса широко раскрытыми глазами, не представляя, как он мог жить с таким тяжёлым грузом всё это время. Притворяться счастливым, несмотря и на болезнь, и на потерю младшего брата, за которого он чувствовал вину.

Внутри всё сжалось от сочувствия. В комнате висела тяжёлая тишина, а у меня в ушах звенело.

Наконец, собрав все силы, я прошептала самое банальное, что можно было сказать в такой момент:

– Эйс… мне… мне так жаль.

Он поднял на меня глаза, полные боли, немного влажные от подступивших слёз, которые он яро сдерживал.

– Я должен был пойти с ним. Я должен был…

Его слова эхом отдавались в моей голове.

– Ты не виноват, – выдавила я, хотя сама не была до конца уверена в этом. Как можно не винить себя в такой ситуации? Будь я на его месте, сделала бы тоже самое.

Эйс зажмурился, потом поморгал и покачал головой.

– Это неважно… Нам нужно спускаться на завтрак, Мила. Все начнут нас искать.

Я кивнула, сглатывая ком в горле. Он выглядел очень несчастным, и мне стало стыдно, что я вообще затронула тему с играми. Невольно разбередила старые раны, заставила его вновь пережить ужас всей его жизни.

Осторожно отстранившись, я постаралась держаться как ни в чём не бывало. Но атмосфера между нами изменилась. Лёгкость и беззаботность испарились, уступив место неловкости.

– Если ты действительно уверена в том, что готова войти в мой не такой уж и радужный мир, как все считают, – начал Эйс, – я буду очень стараться не терять эти долбаные таблетки. А если такое случится, можешь шлёпнуть меня по заднице, как однажды сделал я с твоей попой. Я не люблю, когда кто-то покушается на мою задницу. Для гетеро-парня это немного унизительно.

Он попытался отшутиться и разрядить обстановку, но в его голосе всё ещё слышалась горечь. Но я решила подыграть, мягко улыбнувшись:

– Договорились.