Тишина, наступившая после ухода Акулины, была иной — густой, звенящей, наполненной невысказанными вопросами. Арина лежала в темноте, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Оно отбивало странный ритм, будто вторило пульсации того призрачного света, что она вплела в рубаху. Магия. Не книжная, не заклинательная, а рождающаяся под кончиками пальцев, из нитки и иглы. Та самая, что прячется в узоре на старом покровце, в завитке дыма над печью, в шепоте трав, которые Акулина клала ей в чай.
Это открытие не пугало. Оно… обжигало изнутри холодным, ясным пламенем. В ее прежней жизни все было подчинено логике, плану, цифрам. Здесь же, в этом теле, в этом мире, законы были иными. И ее единственный козырь — умение создавать красоту и порядок из хаоса — оказывался куда могущественнее, чем она могла предположить.
На следующее утро ее разбудил настойчивый стук в дверь. Не робкий, как у Марфы, и не веселый, как у Акулины. Ровный, властный. Сердце Арины упало. Иван? Нет, слишком рано.
Петька, уже занявший свой пост у окна, обернулся с испуганным лицом.
— Мам… Чужой дядька…
Дверь открылась без приглашения. На пороге стоял незнакомец. Высокий, сухопарый, в длинном, темном кафтане городского покроя. Его лицо было бледным и непроницаемым, а глаза, цвета старого льда, медленно обвели избу, задерживаясь на каждом предмете, на каждой щели в стене, словно составляя опись.
— Арина, жена старосты Ивана? — голос у него был глуховатым, без интонаций.
Она кивнула, не в силах вымолвить слово. Рука сама потянулась к одеялу, под которым был спрятан ее скудный запас — нитки, иглы, несколько монеток, данных Акулиной про запас.
— Меня зовут Леонид. Я… коллекционер, — он сделал паузу, подбирая слова. Его взгляд упал на корзинку с рукоделием в углу. — Слышал, вы искусная мастерица. Проявили недюжинный талант в работе для Марфы.
Как он мог узнать? Рубаху забрали только вчера вечером! Арина почувствовала, как по спине бегут ледяные мурашки. Этот человек был тем самым «ночным шорохом». Тем, кто наблюдал.
— Я… просто шью, — тихо сказала она, опуская глаза.
— «Просто», — он повторил это слово с легкой, почти неуловимой усмешкой.
— В вашей работе было нечто большее. Узор… он имел свойство. Свойство, которого не должно быть в вещи, сшитой руками простой крестьянки.
Он сделал шаг внутрь. От него пахло пылью старых книг и чем-то едким, горьким, похожим на полынь.
— Я предлагаю сделку. У меня есть предмет. Старая, очень поврежденная ткань. Ее нужно… не починить. Ее нужно оживить. Вдохнуть в нее тот же дар, что вы вдохнули в рубаху. Плата будет достойной. Золотом.
Золотом. Слово повисло в воздухе, тяжелое и соблазнительное. Золото — это быстрая свобода. Покупка лошади, телеги, молчаливой охраны. Но инстинкт, выстраданный годами жизни под гнетом системы, кричал: опасно! Этот человек видел слишком много. Знал слишком много. И его интерес был не к ее умению шить, а к тому странному свечению, что он, должно быть, тоже заметил.
— Я… я больна, — выдохнула она, снова прибегая к своей старой, проверенной тактике. — Встать не могу. Руки не слушаются. Та работа… она отняла последние силы.
Леонид внимательно посмотрел на нее. Его ледяные глаза, казалось, видели насквозь — сломанные ребра, страх, спрятанный глубоко внутри, и ту искру чего-то иного, что тлела в ее глубине.
— Я понимаю, — медленно произнес он. — Болезнь — вещь непредсказуемая. Но знайте… мое предложение остается в силе. Когда… если … вы решитесь, спросите у Матрены. Она знает, как меня найти.
Он развернулся и вышел так же бесшумно, как и появился, оставив после себя запах тайны и холодный страх.
Арина лежала, не в силах пошевелиться. Ее «штаб-квартира» была раскрыта. В их тихую, хрупкую артель влезли извне. И предложили сделку с дьяволом, одетым в городской кафтан.
Через час пришла Акулина. Услышав о визите, она не удивилась, а лишь мрачно хмыкнула.
— Леонид… Так он и есть. Странный господин. Появляется раз в несколько лет, торгует диковинными товарами, задает вопросы. Матрена говорит, он ищет вещи с «памятью». А людей, что могут эту память пробуждать, — тем более. — Она присела на край лавки. — Отказала ты ему правильно. С ним шутки плохи. Но… — Акулина вздохнула, — … теперь он тебя заприметил. Отступать не станет.
— Что же делать? — прошептала Арина, чувствуя, как стены ее маленькой крепости снова смыкаются вокруг.
— Делать то, что и планировали, — твердо сказала Акулина. — Копить силы. Копить припасы. И готовиться уходить. Быстрее, чем мы думали. Потому что игра стала другой, голубка. И ставки в ней — уже не за нашу с вами свободу, а за нечто большее.
Она посмотрела на руки Арины.
— За ту силу, что прячется в твоих пальцах. И, видимо, дремлет не только в них.