Глава 13. Сквозь тусклое стекло

"Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно,

тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти,

а тогда познаю, подобно, как я познан."

Первое послание к Коринфянам апостола Павла

Алкоголь и огонь не сочетаются, думал Драко, глядя в камин, где языки пламени уступили место слою рдеющих угольков. С момента возвращения в спальню он добавил еще три «Маи Таи», и его окружение начинало выглядеть слегка… специфическим. Тепло огня, объединенного с жаром алкоголя в его крови, привело к тому, что его одежда была мокрой от пота, не говоря уже о том, что его зрение расплывалось. Можно ли считать полностью нормальным, что напиток в его стакане оставался весьма устойчивым, в то время как мебель, казалось, колыхалась вверх и вниз?

В неясных очертаниях комната стала напоминать ему кабинет его отца, там, в Замке. Такие же толстые каменные стены, зловещие гобелены, заполненные изображениями змей и пауков, те же самые тяжелые кресла — как часто он видел отца, сидящим глубоко в кресле у огня, со стаканом Королевского Огненного виски в руке, смотрящим угрюмо в огонь, в точности, как он сам теперь. Он будто снова был дома, или если не дома, то, по крайней мере, в каком-то другом месте, а не в этой крепости — месте одновременно чужом и странно знакомом, где действительность принимала вид мечты.

Сквозь тишину он снова слышал в своей голове голос Слитерина, говорившего ему о договоре, который скрепил мир вместе, о необходимости противоположностей, тьмы и света, ночи и дня, добра и зла. Морозный холод и жар печи, смертельная чернота и ослепительный свет. День сменяется ночью, и ночь сменяется днем, и оба приносят враждебность и страдание. Он видел лицо Гарри, и его выражение, когда Гарри смотрел на него в камере — не ярость, не отвращение, не разочарование, но гораздо худшее сочетание из всех трех.

Что случилось со мной? Почему я думаю об этих вещах, если в этом нет никакого смысла? Он опустил глаза и увидел собственное искаженное отражение в серебряном кубке, который он держал — гладкую поверхность щеки, которую портил только крошечный шрам на его скуле, серебро глаз. А может, я в самом деле становлюсь пьяным. Он очень осторожно опустил кубок на стол рядом с креслом, и помахал рукой в сторону огня.

Инсендио, — прошептал он, и пламя снова взметнулось вверх. Янтарный свет огня пронизывал зеленую жидкость в его стакане, превращая ее в золото. Драко откинулся назад, положив голову на спинку кресла, очень медленно опустив веки так, чтобы смотреть на огонь камина сквозь ресницы, будто сквозь бахрому серебристой травы.

Какая-то тень пересекла огонь. Он не обратил внимания. Образы, которые танцевали перед его внутренним зрением, завладели его вниманием. Зеркало Правосудия, отражение в его серебристой поверхности — сначала его собственное бледное испуганное лицо, затем… другие вещи. После этого он почти не сопротивлялся, когда Слитерин потащил его инспектировать его «армию». Которая была многочисленна до абсурда. Дементоры, оборотни, тролли и всякая другая пакость простирались настолько далеко, насколько мог видеть глаз. Ему было все равно. Флёр сказала ему, что Слитерин покажет ему что-то настолько ужасные, что от одного вида можно умереть. Ну что ж, он не умер, но то, что он видел, оставило раскаленный добела след в его душе, и эти образы вспыхивали и гасли в его глазах, будто память об огне. То, от чего нельзя оправиться.

Другая тень прошла перед его веками. На этот раз он почувствовал, как напряглись мускулы. Кто-то еще был в комнате рядом с ним. Он развернулся в кресле, ожидая увидеть Флёр или Слитерина, или иного случайного фаворита. Но не того, кого он увидел.

Перед ним, в ореоле огненных волос вокруг бледного лица, стояла Джинни.

**************

Начался дождь. Трава вокруг ног Сириуса и Лупина была мокрой, и штанины брюк намокли, пока они ждали на склоне. Однако их головы и плечи оставались сухими благодаря заклинанию Зонтелль, которое Лупин использовал после того, как они оставили дом Поттеров. Сириус был слишком погружен в свои мысли, чтобы обращать внимание на погоду — он был поглощен раздумьями и разглядыванием ножен, которые были, вне всякого сомнения, Ключом Гриффиндора. Это была прекрасная вещь, сделанная настолько искусно, что отделка в виде резных цветов и листьев, которые покрывали ножны сверху донизу, была почти излишней. Мысль, что ножны принадлежали поколениям Поттеров, включая Джеймса, заставляла Сириуса так волноваться, что он может уронить или как-то иначе повредить их, что Лупин предложил наложить на них заклятие Редуктус, чтобы уменьшить их до размера ладони, так что Сириус мог бы тщательно укрыть их во внутреннем кармане плаща, что он и сделал.

— Чего мы опять ждем, Сириус? — спросил Лупин, ежась от резкого ветра. Похоже, сама природа подлаживалась под мрачное, озабоченное настроение Сириуса — серебристо-черные облака неслись по небу цвета мокрого железа, и ветер заставлял ветви деревьев выводить мрачную песню.

— Отсюда будет легче отправиться, — ответил Сириус, когда они добрались до вершины холма позади старого дома Поттеров. Сириус достал маленький серебряный свисток из кармана плаща и подул в него, издав грустный, пронзительный звук. Без дальнейших объяснений, он положил его обратно в карман.

Гораздо скорее, чем он ожидал, они услышали хлопанье крыльев и обернулись, чтобы увидеть…

Сову?

Маленького, абрикосового цвета, сыча.

Лупин моргнул.

— Немного маловат, чтобы нести нас обоих, как ты думаешь? — спросил он в то время, как птица устроилась на плече у Сириуса и осторожно клюнула его. Тот взял пергамент, привязанной к ноге совы, и развернул его. Сова снова отправилась в полет, тяжело хлопая палевыми крыльями на фоне темного неба.

— Это от Нарциссы, — сказал Сириус, закончив читать, и передал письмо Лупину. — Должно быть, она выжала некоторую информацию из того демона. Ничего особенно, впрочем.

Лупин, бегло просмотрев письмо, собирался, было ответить, когда большая тень заслонила слабый свет, который солнце бросало на пергамент. Он поднял голову и увидел силуэт огромного животного, кругами снижающегося к ним — тело лошади, украшенное крыльями и головой орла и хвостом льва.

— Это Конклюв? — спросил он, поворачиваясь к Сириусу. Конечно, он узнал гиппогрифа, он видел и прежде, как Сириус ездил на нем, и помнил его с того времени, когда он жил привязанным снаружи хижины Хагрида в Хогвартсе. Однако, Лупин никогда не подходил к нему слишком близко по очень серьезным причинам.

— Сириус…

Гиппогриф опустился на траву прямо перед ними и зашагал к Сириусу. Конклюв был прекрасным животным, его темная серая шкура переходила в желтовато-коричневое оперение на крыльях, а глаза ярко светились. Он ткнулся головой в плечо Сириуса, и Сириус хотел, было потянуться и погладить его голову, покрытую перьями, когда он увидел, что гиппогриф напрягся и уставился, сузив глаза, на что-то позади него.

Низкий рокот прокатился в горле Конклюва и он попятился.

— Клювик, что?.. — начал Сириус, поворачиваясь, чтобы проследить пристальный взгляд обеспокоенного гиппогрифа.

Он увидел Лупина, стоящего скрестив руки, его одежда обвивалась вокруг него под сильным ветром, будто черные сложенные крылья. Он слегка покачал головой.

— Сириус. Это я.

Лигатус, — сказал Сириус, доставая палочку. Серебряная веревка выскочила из ее кончика. Один конец веревки обвился вокруг шеи Конклюва, другой затвердел и изменил форму, превратившись в рукоятку в кулаке Сириуса. Крепко удерживая привязь гиппогрифа, он повернулся и посмотрел на Лупина.

— Что ты хочешь сказать, что это ты?

— Он чувствует, что я — оборотень, — сказал Лупин, глядя напряженно на Конклюва. — Он меня боится.

— Боится тебя? Не обижайся, но если дойдет до схватки «рука против клюва», я думаю, он тебя одолеет.

— Это не имеет значения. Он отчасти лошадь. Лошади ненавидят волков. Это у них в крови.

Сириус провел рукой вдоль шеи Конклюва. Гиппогриф стоял неподвижно, напрягшись каждым дюймом своего тела, не отрывая взгляда от Лупина.

— Лошади также ненавидят львов, а он отчасти и лев. Он мог бы быть немного более терпимым. Я знаю, что животные не любят тебя, но я думал, что волшебное существо вроде Конклюва… Я имею в виду, ты же можешь справиться с тихомолами…

— Те — темные существа. Конклюв — волшебное животное, созданное из других животных, и его инстинкты — инстинкты животного. Он не знает, как ко мне относиться. Внешне я не более, чем человек, но это не так, и он чувствует это.

Сириус покачал головой.

— Ты — человек.

— Нет, и ты это знаешь, — терпеливо возразил Лупин.

Сириус сурово посмотрел на него.

— Может, я и не хочу… — добавил Лупин.

— Может, и не хочешь.

Сириус мимолетно прислонил голову к боку Конклюва, затем поднял глаза.

— Но тебе все равно придется сесть вместе со мной на этого гиппогрифа. Я не вижу другого способа для нас, чтобы добраться туда, куда мы направляемся. Ты знаешь дорогу, но мы не можем телепортироваться. Я уверен, что там заграждения вокруг всего замка, нас наверняка расщепит.

Лупин покачал головой и шагнул к Сириусу.

Конклюв отпрянул, едва не сбив Сириуса с ног. Сириус метнулся с дороги, едва избежав удара в лицо одним из неистово хлопающих крыльев.

— Клювик! — рявкнул он, сильно дергая за веревку, связывающую его с гиппогрифом. — Конклюв! Тихо!

Было не похоже, что Конклюв готов успокоиться. Он продолжал метаться взад и вперед, дико выкатывая глаза. Лупин не приближался, он неподвижно стоял на прежнем месте.

— Конклюв, — повторил Сириус тихим, успокаивающим голосом, подтягивая гиппогрифа к себе за цепь, которую он наколдовал.

Лупин смотрел, чувствуя, как дурное предчувствие сгущается у него под ложечкой. Он вырос с осознанием того факта, что животные ненавидят его. После того, как он был укушен, его семья была вынуждена избавиться от всех домашних животных — от собак и кошек, даже кролики в вольере, во дворе, вздрагивали и поспешно удирали от него, когда он проходил мимо.

В окрестных лесах там, где он жил ребенком, всегда водились оборотни, что и послужило главной причиной того, что он был укушен. Он помнил, что говорил ему один из старейшин, когда он был еще ребенком:

«Теперь ты вне этого мира, ты больше не часть его. Животные будут избегать тебя, зная твою суть, и серебро, кровь земли, отвергнет тебя. Куда бы ты ни пошел, земля будет пытаться извергнуть тебя со своего лица, ибо ты — неестественное существо, и земля ненавидит то, что вне ее естества.»

— Мы могли бы просто призвать наши метлы, — заметил он примирительно, хотя и знал, что это бесполезно — это всегда было бесполезно, когда Сириус втемяшивал что-нибудь себе в голову.

— Конклюв… быстрее… — пропыхтел Сириус, по-прежнему крепко удерживая гиппогрифа за повод.

Он вытянул руку и твердо провел ею по перьям на шее животного, затем потрепал Конклюва под подбородком. Очень медленно, после неоднократных уговоров и поглаживаний, Конклюв успокоился настолько, что опустил голову Сириусу на плечо, хотя его хвост по-прежнему хлестал из стороны в сторону.

Сириус, черные волосы которого, намокнув, прилипли ко лбу, обернулся и протянул Лупину руку.

— Ну же, Рем, — сказал он.

Лупин медленно приблизился, неожиданно и не без удовольствия вспомнив, как Драко необычно долго носил повязку на руке, когда учился на третьем курсе, после того, как Конклюв поранил его. Что ж, если какое-нибудь животное хотело укусить Драко, оно не обязательно было плохим, принимая во внимание, каким он был в то время. Он протянул руку и положил ее на бок Конклюва. Гиппогриф вздрогнул, его кожа колыхнулась от прикосновения Лупина, но он не отстранился.

Лупин поднял глаза и взглянул на Сириуса, который хоть и выглядел измотанным, но по-прежнему улыбался ему, блестя глазами.

— Видишь? — сказал он, порывисто дыша. — Все просто.

Лупин не ответил. Он позволил Сириусу подсадить его на спину Конклюва и сидел не двигаясь, пока его друг не вскарабкался позади него. Он мог чувствовать, как кожа гиппогрифа корчится и вздрагивает там, где он касался ее, и он знал, что Конклюв терпит его в качестве седока только из любви к Сириусу. Что, предположительно, было не самым худшим основанием для терпения.

**************

— Гарри?

— Что?

— Ты собираешься, носить этот Амулет или нет? Это небезопасно — просто держать его в руке.

Гарри не ответил. Эрмиона смотрела на него взглядом, полным беспокойного любопытства. По-прежнему прикованный к стене, Гарри ухитрился извернуться таким образом, что его скованные руки оказались впереди, а не у него за спиной. Его поза по-прежнему была неудобной, но все же меньше, чем раньше. Эрмиона опустила глаза на свою ладонь, пальцы которой переплелись с пальцами руки Гарри, лежащей на колене. В другой руке Гарри держал Эпициклический Амулет, зажав его в кулаке, и золотая цепочка свисала между пальцами. Похоже, что он не хотел выпускать его, но и не знал, что с ним делать.

Она оглянулась и посмотрела на Рона, прислонившегося к стене рядом со входом в камеру. Рон просматривал книгу, которую нашел между подушками одного из диванов, стоящих вдоль стены. Кажется, она называлась «Как быть злым», сочинение Стива Третьего. Вряд ли это отвлечет его от беспокойства за Джинни, подумала она. Ей хотелось подойти и предложить ему утешение или свою компанию, но она видела, что Рон хотел побыть один, и, кроме того, Гарри она была нужнее.

Эрмиона подавила приступ панического раздражения. Что это взбрело Джинни в голову, в отчаянии подумала она. Она попыталась отнестись к этому снисходительно. Пожалуй, если бы это касалось Гарри, она бы отправилась за ним не раздумывая, не так ли? Конечно, Джинни не может любить Драко так же сильно, как Эрмиона любит Гарри. Она почти не знает его. Она даже не знает его так же хорошо, как Эрмиона, и не любит его так, как… ладно, это была бесполезная цепь рассуждений. И Джинни этим не вернешь.

— Я не знаю, — наконец, произнес Гарри.

— Но ты веришь мне, что он просто играл роль?

Гарри утомленно вздохнул.

— Да, я тебе верю. И я верю тебе, что он не нарочно ткнул меня ножом, хотя мне кажется, что он получил от этого больше удовольствия, чем ты готова признать.

— Почему это? — резко спросила Эрмиона. — А ты бы получил удовольствие, если бы вы поменялись местами?

Гарри откинул голову к стене и прикрыл глаза.

— Не заводись.

Она подвинулась, не вставая с колен, чтобы смотреть ему в лицо.

— Гарри, я знаю, это как-то связано с тем, что он тебе наговорил, чтобы разозлить тебя настолько, что ты выбил эту дверь. Я права?

— Может быть, — ответил он, не открывая глаз.

— Ты не расскажешь мне, что он сказал?

Короткая пауза.

— Пожалуй, нет, — сказал Гарри.

Эрмиона подавила желание хорошенько встряхнуть его. Ей хотелось возразить, что он не должен скрывать это от нее, что они всегда все говорили друг другу, но тут она осознала, что это не так. Рон — вот кто все всегда ей рассказывал; хотя она и могла довольно точно прочитать, что написано у Гарри на лице, однако Гарри по большей части старался не выдавать свои чувства, и чем больше что-нибудь терзало его, тем старательнее он это скрывал.

— К тебе это не имело отношения, — добавил Гарри, будто в дополнение.

Волна виноватого облегчения прокатилась внутри нее.

— А я и не думала, что это может иметь отношение ко мне, — соврала она.

Снова пауза.

— Гарри, ну пожалуйста, — попросила она.

Его веки медленно поднялись, и он взглянул на нее. Его глаза потемнели и напоминали изумруды.

— Скажу тебе только, что это были очень ужасные вещи, — сказал он. — Я этого не забуду. Никогда. Этого нельзя простить.

Эрмиона покачала головой.

— Ты должен простить его, Гарри.

— Почему?

— Потому что, что бы он ни сказал, он сделал это, пытаясь спасти тебе жизнь. И он должен был понимать, что ты возненавидишь его за это. Неужели ты не можешь понять, как тяжело ему было принести эту жертву?

— Ты его защищаешь?

Эрмиона вздернула подбородок.

— А ты бы хотел, чтобы я не говорила тебе, что я на самом деле думаю? Ты бы предпочел, чтобы я не говорила тебе, когда ты не прав?

— Он мог бы сделать это как-нибудь иначе.

— Как именно иначе? Что бы он ни сделал, чтобы разозлить тебя до такой степени, заставило бы тебя ненавидеть его. Этого нельзя было избежать.

Гарри не ответил. Он выглядел утомленным, кожа на его лице будто обтягивала кости, зеленые глаза были широко открыты и влажно блестели.

— Гарри, он бы никогда не причинил тебе боль намеренно. Не таким образом. Да, конечно, он бы ударил тебя, и он попытался бы выбить тебя из колеи, отчасти из-за того, что он толком не понимает, как относиться к тебе, ты что-то значишь для него, но он не знает, что именно. Для него это не укладывается ни в какие рамки. Гарри, у него никогда не было брата. У него, по сути, даже никогда не было друга. Никого, кто мог бы сравниться с ним по интеллекту. Никого, ради чьего хорошего отношения он бы приложил все усилия. Он не знает, как ему поступать в отношении тебя. И вот он снова становится саркастичным или противным, а когда он мягок, ты не веришь, этой доброжелательности и набрасываешься на него. По сути, он довольно терпимо относится к тебе.

— Терпимо? — выпалил Гарри, уставившись на Эрмиону с таким недоверием, что это выглядело почти смешно. — Это Малфой-то?

— Ну вот, ты опять называешь его Малфой, — невозмутимо заметила Эрмиона. — В чем дело? Ты не можешь выговорить его имя? Он собирается стать твоим родственником…

— Малфой мне не родня! Он не член моей семьи!

— В какой-то степени, Гарри, он родственник. Как, по-твоему, что такое семья? Это люди, которые связаны с тобой, и ты не выбираешь, кто они, ты не можешь изменить их, и ты должен жить с ними и любить их.

Гарри искоса взглянул на нее, и она поняла, насколько неуместно это прозвучало по отношению к его собственному воспитанию.

Она закусила губу.

— Это немного чересчур, — решительно заявил он, — просить меня полюбить Малфоя.

— Ну, для начала ты мог бы называть его по имени, а потом двигаться дальше.

Гарри с вызовом взглянул на нее.

— Он называет меня Поттер.

— Да, это так, — Эрмиона запрокинула голову и, неожиданно для Гарри, нежно поцеловала его в висок.

— Если чему-то в ваших отношениях суждено измениться, то это будет зависеть от тебя. Гарри, у тебя есть преимущество перед ним. У тебя есть друзья. Ты знаешь, как с ними обращаться. Он — не знает. Он просто поступает инстинктивно. Если ты обращаешься с ним, как с другом, он станет тебе лучшим другом из всех. А если ты относишься к нему, как к своему злейшему врагу, то он таким и станет.

— Он не думает обо мне, как о друге, — резко ответил Гарри, но Эрмиона видела, как упрямство исчезает из его глаз, оставляя смутное беспокойство, которое она могла прочитать так же легко, как она всегда читала выражение его лица.

— Может быть, нет, — мягко сказала она. — В его сознании ты не столько друг, сколько… лучшая часть его самого.

Гарри смотрел на нее. И Эрмиона протянула руку и взяла Эпициклический Амулет у него из руки. Она чувствовала его, такую знакомую, тяжесть на ладони — как незначительна она была для того, чем он был — сущностью человеческой жизни, ставшей осязаемой. Она так привыкла к тому, как он сжимал ее горло, что последние несколько дней, просыпаясь, она тянулась к нему и вздрагивала от чувства утраты, обнаружив, что его нет.

Она расстегнула цепочку и посмотрела на Гарри.

Тот склонил голову, и Эрмиона застегнула цепочку на его шее, позволив Амулету упасть ему за пазуху.

— Это большая ответственность, — заметил Гарри, глядя на нее.

— Но не для тебя, — ответила Эрмиона. — Это… то, что ты есть.

**************

Джинни стояла, замерев, окутанная плащом-невидимкой, и смотрела на Драко. В первый момент, когда она только вошла, она едва не убежала прочь, одновременно желая и не желая говорить с ним. Казалось, каждый раз в течение этих дней, когда она видела его, он выглядел по-другому — все дальше и дальше от самого себя. Там, в камере, он был таким холодным, отстраненным и замороженным, что она едва могла взглянуть на него. Она ожидала увидеть его таким же одиноким, но вместо этого он выглядел слегка… успокоенным, будто какое-то бремя упало с его плеч. Он как-то расслабленно утопал в кресле перед пляшущим красно-золотым пламенем, которое отбрасывало желтоватое сияние на все, что находилось в комнате, включая самого Драко, превратив его серебристые волосы в русые и добавив теплые золотые тона к его бледной коже.

Джинни позволила плащу соскользнуть к ее ногам и ждала, когда он ее заметит. Но он не замечал. По крайней мере, не показывал вида. Драко продолжал смотреть в огонь, будто загипнотизированный. Она сделала шаг к нему, затем другой. Она была уже так близко, что могла коснуться его руки, когда он резко повернулся в кресле, широко открыл серые глаза и уставился на нее.

Она протянула к нему руку.

— Драко?

Стакан выпал у него из пальцев. Он упал на пол, но не разбился, и покатился в огонь. Джинни проследила за ним взглядом, не решаясь смотреть Драко в лицо.

Он не был рад увидеть ее. Напротив, он был в ужасе.

— Джинни?

Она чувствовала, как толчки ее сердца отдаются в горле.

— С тобой все в порядке? — отважилась спросить она.

Он продолжал смотреть на нее, все с тем же ошеломленным, застывшим выражением лица. Наконец, он рассмеялся. На мгновение она растерялась. Даже Драко не нашел бы ничего смешного в данной ситуации.

— Так ты пришла за мной, — сказал он, и в его голосе прозвучала резкая нота гнева, хотя его губы продолжали улыбаться. — Мило, не правда ли. Но глупо.

Джинни почувствовала, будто что-то сжалось внутри.

— Ты не рад меня видеть.

— Нет. А ты в самом деле думала, что я обрадуюсь?

Она выставила подбородок.

— Да.

— С чего это? Если бы ты встретила своего лучшего друга в аду, тебе было бы приятно видеть его?

Джинни не была уверена, что он хочет сказать и поэтому просто смотрела на него, чувствуя, как холод охватывает ее.

Драко вытянул ногу и подтолкнул к ней одну из маленьких скамеечек.

— Ну что ж, если ты не собираешься уходить, почему бы тебе не присесть и не выпить со мной. Мы можем провести здесь время. Рассказывать шутки. Ждать апокалипсис.

— Шутки? — слабым голосом отозвалась Джинни.

Драко откинул голову на спинку кресла. Свет от камина рельефно оттенил впадины у него под глазами, его скулы, окрасил лицо в золотистые тона. Он был почти убийственно красив. Определенно, что-то заболело у нее внутри.

— Ну да, шутки. Например, сколько Малфоев нужно, чтобы заменить электролампочку?

Она молча смотрела на него. Драко поднял палец.

— Всего лишь один. Но в старые добрые времена сотни слуг поменяли бы тысячи лампочек по нашему малейшему капризу.

Он невесело улыбнулся, скользнув поглубже в кресло.

— Это один из приколов моего отца. Наверное, надо быть Малфоем, чтобы считать это смешным.

Джинни наморщила нос.

— Ты пьян, — заявила она, поскольку подозрение переросло в уверенность.

— Вовсе нет, — возразил он оскорблено, откидывая серебристые волосы, упавшие ему на глаза. — Я всего лишь пропустил четыре «Маи Таи», и они совсем на меня не подействовали.

— Ты пьян! — отрезала Джинни. — Посмотри на себя. Ты даже не спросил, как я попала сюда.

— Я бы спросил. К сожалению, я парализован, поскольку мне все по фигу.

— Я использовала Хроноворот, — сказала она. — Это долгая история. Мы проникли через время в адмантиновую камеру, чтобы вызволить тебя и Гарри.

— Только меня в камере не было, — мягко заметил он.

— О нет. Ты был там.

Драко сел прямо. Глаза, лениво полуприкрытые веками, пристально уставились на нее.

— Ты была там? Только что?

Джинни кивнула.

— Ты сказала мы, — заметил он. Это был вопрос.

— Я прибыла с Роном. И… Эрмионой, — нехотя добавила она, зная, какой эффект это может произвести на него.

Она видела, как зрачки его глаз слегка расширились, а его рука напряженно уперлась в край кресла. Но кроме этого, он ничем себя не выдал.

— Мы спрятались под плащом-невидимкой.

— В самом деле, — в его глазах прятался опасный огонек, который нервировал ее. — Невидимая галерея персонажей «Peanuts» (серия комиксов о детях, художника Чарльза Шульца. — прим. пер.). Никогда бы не подумал. Я, должно быть, выглядел весьма глупо.

— Нет, — она подавила дрожь. — Глупо? Я бы не сказала.

— Значит, ты пришла спасти Гарри, — решительно подытожил он. — Что же ты не спасаешь? Это что, перерыв для чашки кофе? Или ты решила заглянуть и поздороваться?

— Мы пришли спасти вас обоих.

— Но как видишь, — Драко откинулся назад и ухитрился одним скупым жестом указать на комнату, камин и пустые стаканы на столике, — меня не надо спасать. Я прекрасно себя чувствую.

— Прекрасно? Я этого не вижу.

Неожиданная стремительность, с которой он выпрямился в кресле, поразила ее.

— Ты следила за тем, что происходило в камере? Ты видела меня?

— Я видела тебя.

— А ты видела, как я располосовал Гарри? Твоего дорогого Гарри, в которого ты влюблена вот уже шесть лет? Ты слышала, что я сказал ему?

Голос Джинни был спокоен:

— Я видела, как ты случайно порезал его. Я видела, как ты говорил разные вещи, но ты не думал так.

— Откуда ты знаешь, что я так не думал?

— Я просто знаю это, — она знала, что это звучит неубедительно. Она вызывающе вскинула голову. — Я знаю о Темной Магии больше, чем ты думаешь. Я могу ощутить, когда люди действуют не по своей воле. Ты так и поступал.

— Не по своей воле? Ты уверена?

— Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?

— Разве я отвечаю вопросом на вопрос?

— Теперь ты просто пытаешься досадить мне, — раздраженно отрезала она.

— Ага, — подтвердил он. — И, как видишь, удачно.

Джинни сверкнула глазами. Драко поглубже забился в кресло и одарил ее утомленным и раздраженным взглядом.

— Меня легко вывести из себя, — сказала она. — Слишком просто для тебя. Все равно, что отрывать крылышки у мух. Похоже на то, что ты делал с Гарри там, в камере.

Теперь он отвел глаза в сторону.

— Я догадалась, что все это было частью какого-то большого плана, — продолжила она. — Я видела, что ты притворяешься. Но, похоже, у тебя нет никакого плана. Если только хандрить все время не сойдет за план.

— Мой текущий план состоит в том, чтобы надраться и ждать, не решит ли Гарри убить меня. Я свою часть выполнил, а он нет. Если только это имеет смысл.

Джинни поняла только часть из всей этой тирады. Она состроила мину.

— И это твой план? Он жалок.

Его глаза снова блеснули, на этот раз с большей энергией по сравнению с той, что он демонстрировал в течение всего времени их общения. Он поднялся на ноги, лишь слегка покачиваясь. Возможно, он и был пьян, но он не показывал это, как, например, Фред и Джордж, когда они приползали домой после нескольких бутылок Старого Огненного Виски Огдена. Казалось только, что он еще более четко выговаривает слова, сдерживая себя еще более строго, чем обычно.

— Это я жалок? — переспросил он угрожающе мягким голосом. — Я бы не стал сравнивать, Джинни, если бы я был на твоем месте.

Он подошел к ней поближе, протянул руку и коснулся ее волос, обвив непослушную прядь вокруг пальцев.

— Чего ты ожидала, Джинни, когда ты увидела меня? Ты думала, что я брошусь в твои объятия и побегу за тобой домой, будто спасенный щенок? Ты думала, что я буду благодарить тебя?

Его рука отпустила ее волосы, коснулась ее щеки, и кожу будто обожгло молнией. Стоя так близко, она могла чувствовать запах алкоголя, перебивавшего его обычный запах, который она помнила — пряности, кожа и дым камина.

— Может, у тебя меньше воображения, чем я думал.

В голове у нее прозвучали слова брата: «Прежде всего, воображение нужно, чтобы предположить, что у тебя есть душа, Малфой».

— Я не понимаю, — сказала Джинни.

Она отстранилась от него, от его прикосновения и отвернулась. Так было легче, когда она не видела его лица, и она не хотела, чтобы он увидел слезы в ее глазах.

— Ты хочешь сказать, что ты не пойдешь со мной? У меня плащ-невидимка — это не будет опасным…

— Опасным, — будто сплюнул Драко.

Она вздрогнула. Хотя она и не могла этого видеть, но она могла представить себе выражение его лица, его гнев.

— Вот оно что, ты так считаешь? Трусость?

— Так это выглядит со стороны.

Какое-то время он молчал, и она была готова повернуться к нему. Затем она почувствовала, как его руки сомкнулись вокруг нее, и он подтянул ее к себе. Она ощутила, как мускулы у него на груди и плечах прижались к ее спине, и по нервам будто провели лезвиями там, где он коснулся ее.

— Позволь мне кое-что сказать тебе, — прошипел Драко ей в ухо. — Ты не знаешь меня. Тебе только кажется, что ты знаешь. Ты не понимаешь, какой я на самом деле.

— А ты понимаешь?

— Да, черт возьми. Я это видел. Ты слышала о Зеркале Джедан? Так вот, у Слитерина есть другое зеркало, похожее. Но только оно не показывает то, что ты желаешь. Оно показывает, какой ты на самом деле.

Он схватил Джинни за плечи и развернул ее. Она отступила, но он следовал за ней, пока она не прижалась к стене. Драко навис над ней, стоя так близко, что она чувствовала, как ее волосы колышутся от его дыхания.

— Ты бы хотела увидеть, кто я такой, Джинни? Что именно заинтересовало бы тебя?

Она с вызовом вскинула подбородок и встретила его сверкающие глаза пристальным взглядом.

— Не думаю, что это было бы так плохо.

Он засмеялся прерывающимся смехом, ломким, как сосулька.

— Знаешь, что я увидел в этом зеркале?

Она покачала головой. Ее дыхание замерло, но глаза умоляюще смотрели на него: «Скажи мне».

— Я видел мою семью. Я смотрел в зеркало и видел, как мой отец смотрит в ответ, и его руки были в крови, и за его спиной стояли поколения Малфоев, вплоть до Слитерина, который сделал нас такими, какие мы есть, и их лица были лицами дьяволов. И я знал, что это — истинный я. Все эти поколения злой силы оставили на мне свой отпечаток. Даже, если я не делал этого сам, это у меня в крови — темная магия, убийство, некромантия. Кровь невинных людей на моих руках. Мои воспоминания — вымысел, и моя душа — душа убийцы, и все хорошее, что я когда-либо делал, было ложью…

— Нет! — Джинни уперлась ладонями ему в грудь и смотрела ему в лицо, отчаянно пытаясь выразить силу своих чувств.

— Это неправда! Ты не в ответе за действия других. Быть тем, кто ты есть — даже если ты Наследник Слитерина, не делает тебя воплощением зла.

— В моих глазах это так, — горько ответил Драко. — Это так в глазах Гарри и в глазах Эрмионы. Это так в глазах всякого, у кого есть глаза. Именно это делает меня злом.

Джинни покачала головой.

— Не важно, кто ты. Главное, что ты делаешь, что ты уже совершил. Разве ты недостаточно сделал, разве ты не доказал, что ты не такой, как твой отец? Разве ты не встал против него, не спас жизнь Эрмионы, как это сделал бы Гарри…

— О, этот чертов Гарри! — неожиданно заорал он.

Он был белый, как бумага, от ярости, его глаза метали серые искры, на него было страшно смотреть. Он так редко кричал, что эта вспышка вызывала тревогу.

— Я не Гарри! Я никогда не буду Гарри! Если я когда-то и поступал, как он, это было результатом заклятия. Неужели до тебя не доходит?

— Выслушай меня. Каждая частица хорошего в тебе не от Гарри. Если ты не веришь самому себе, поверь мне. Я могу чувствовать зло в людях. Я почуяла его в Слитерине, когда он пришел в наш дом. Я никогда не чувствовала зла в тебе. Ты часто был ненавистным, ужасным мерзавцем, но ты никогда не был злом. Так что… завязывай. Кончай со всей этой «Я — Темный Принц Зла» ерундой. Потому что это не так. Ты просто человек, Драко Малфой, такой же, как все остальные. И твоя беда не в том, что ты зло. Беда в том, что ты боишься. Ты все время убегаешь. Ты удрал из Замка, когда ты решил, что Гарри и все прочие больше не доверяют тебе, потом ты убежал от меня, когда я уговаривала тебя вернуться домой. Ты даже от Снэйпа бежал. Ты хранил меч, поскольку это давало тебе повод убегать от Гарри и Эрмионы, и от всего в твоей жизни, чего ты не мог выдержать, а потом ты попытался убежать от той тьмы, которую он призвал, но ты не в силах. Все, что ты сейчас делаешь — убегаешь от самого себя и все дальше и дальше отдаляешься от всякого, кто мог бы помочь тебе. Знаешь, ведь у тебя было все, что ты хотел. Семья, люди, которые заботились о тебе. И ты убежал от всего этого! «Ах, я должен уйти, я опасен для всех вокруг, я такое зло, пожалуйста, дайте мне по голове, ля-ля-ля». Дерьмовая куча самооправданий!

Джинни тыкала Драко пальцем в грудь, а он буквально таращился на нее в удивлении.

— Кто сказал, что ты должен сидеть здесь и ждать, пока все эти грандиозные события, которые так тебя волнуют, не взорвут все вокруг? Почему ты не борешься? Не знаю, как ты, но я бы предпочла ошибиться и сделать что-то, чем в страхе не делать ничего!

Она прервалась на полуслове, тяжело дыша, будто только что пробежала марафон. Боже, что она наговорила? Она кричала на Драко — в ушах у нее звенело до сих пор. Пораженная, она медленно подняла голову и увидела его, смотревшего сверху вниз с очень странным выражением в глазах.

— Драко, — ее голос дрогнул. — Мне очень…

«…жаль», хотела она сказать, но прежде, чем она произнесла это слово, даже прежде, чем она подумала это, Драко схватил ее за руки, подтянул к себе и запечатал ее губы своими.

Будто молния прошла через ее тело, белым лезвием прямо в сердце. Это было совсем не похоже на короткий ледяной поцелуй, которым они обменялись тогда в ее спальне. Возможно, из-за близости огня, возможно, из-за алкоголя в его крови, возможно, из-за чего-то еще, его кожа больше не была холодной, а сравнялась с ее собственной пылающей кровью. Она чувствовала жар его рук на своих опаленных плечах, в то время, как его пальцы пробежали по ее спине, оставляя пламя там, где они коснулись. Головокружение затуманило ее зрение. Так вот на что это похоже — будто стоишь в зачарованном пламени? Горишь и не чувствуешь боли? Все внутри нее будто превратилось в жидкость, в расплавленный металл, и жар охватывал ее тело, обжигая вены, превращая ее кости в стекло.

Когда он оторвал свои губы от ее, она почувствовала, будто лишилась чего-то, и ухватилась за него, безотчетно вцепившись в его рубашку. Но он только притянул ее ближе к себе (хотя она думала, что ближе уже некуда, казалось, они соприкасались каждым дюймом своих тел), и его рука сумела проскользнуть в несуществующий зазор между ними и начала нащупывать застежки на ее одежде. Это были очень легкие движения, но ощутимые и, пожалуй, ласкающие. Это означало, что он волнуется. Ну и хорошо. Он и должен волноваться.

Ее платье распахнулось, и его рука скользнула внутрь к тонкому шелковому белью, которое совершенно не препятствовало его прикосновениям. Ей казалось, что между его рукой и ее обнаженной кожей нет никакой ткани. Кончики его пальцев скользили по ее телу — вдоль позвоночника, к крылышкам лопаток, во впадинку у нее на затылке. Неожиданно оказалось, что очень важно, чтобы между ними было как можно меньше одежды, и с этой мыслью ее руки вспорхнули к его рубашке и рванули ее так сильно, что Джинни вдруг увидела себя со стороны, разрывающей рубашку Драко так, что на нем остались одни рукава.

Это рассмешило ее. Она отпустила его рубашку и беспомощно хихикала, прижавшись к нему. Драко слегка отстранился, и серые глаза взглянули на нее, сонные и любопытные.

— До сих пор никто, с кем я целовался, не смеялся надо мной, — заметил он, сбитый с толку.

Джинни не ответила. Она только что-то лепетала. Это было совсем не смешно, но она не могла остановиться.

«Нервы», — подумала она. — «Прекрати сейчас же.»

Но ничего не помогало.

— Посмотрим, сколько ты сможешь продержаться, если я сделаю вот так, — сказал он с коварной ухмылкой, и его губы потянулись к ее уху и сделали что-то ужасно интересное, так что ее колени превратились в воду.

Боже. Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. Его губы спустились ниже, к ее горлу, и сделали нечто еще более интересное, и оказалось, что она больше не смеется, а только цепляется за него. Ее руки запутались в его волосах, невероятно тонких, легких и мягких, его губы вернулись к ее губам, и все мысли растворились, или, по крайней мере, было невозможно расплести мысли на отдельные связные нити сознания. Главное — его губы слились с ее губами, его сердце колотилось рядом с ее собственным, ритм его дыхания, и этот безрассудный водоворот, который затягивал их обоих все ниже, и ей хотелось утонуть в водовороте, утонуть в Драко, в крепких объятиях его рук, в мягкости его губ, в напоре его тела…

— И как долго вы собираетесь заниматься этим? — прозвучал раздраженный голос откуда-то от кровати. — Я пыталась спать все это время, но, по правде говоря, вы производите ужасный шум, и это ужасно неудобно.

Джинни показалось, будто кто-то окатил ее из ведра ледяной водой. Вскрикнув, она отскочила от Драко и резко обернулась.

Флёр Делакур сидела на кровати, одеяла сбились вокруг ее талии, хотя длинная стройная нога высовывалась из-под них на всеобщее обозрение. На ней была ослепительно белая ночная рубашка, которая слегка соскользнула с ее плеч, и серебряные волосы струились вокруг нее, подобно сверкающему стеклу. Она была поразительно красива, и Джинни возненавидела ее с такой силой, что была не в состоянии ответить что-либо. Вместо этого она только смотрела во все глаза.

На Драко, разумеется, это не оказало такого эффекта.

— Блин, — с чувством сказал он. — Флёр. Я совсем забыл о тебе.

— Это совершенно очевидно, — заметила Флёр с надменным видом.

Драко покачал головой. При взгляде на него до Джинни дошло, что она сняла с него больше одежды, чем собиралась. Его рубашка была расстегнута до пояса, хотя, похоже, его это совсем не беспокоило, пока он стоял и раздраженно смотрел на Флёр.

— Что ж, ты могла бы сказать что-нибудь, — отрезал он.

— Что, например? Вуаля!? Извольте. Но ты был занят, — Флёр нетерпеливо покачивала ногой, и тоненькая серебряная цепочка на ее изящной лодыжке мерцала в свете камина. — Я думала, Драко, что ты предпочитаешь брюнеток, — добавила она с легкой усмешкой. — Какая очаровательная новинка. У нее, в самом деле, очень миленькие веснушки. Однако, — она широко раскрыла глаза, — может она заставить тебя сделать «Ба-бах»?

С Джинни было достаточно. Она развернулась к Флёр.

— Не смей говорить обо мне так, будто меня здесь нет!

Флёр прищурила свои прекрасные глаза.

— Прошу прощения, — промурлыкала она голосом таким сладким, что им можно было поливать вафли вместо сиропа. — Мне кажется, я забыла твое имя.

— О! — Джинни задохнулась от возмущения. — Конечно же, ты забыла. Ты всего лишь встречалась с моим старшим братом, Биллом, целых два года! Ты, белобрысая французская потаскушка!

Теперь была очередь Флёр ахнуть от неожиданности.

— Вовсе нет!

— Что нет? Ты на самом деле не блондинка? Вот это неожиданность.

Из угла послышался какой-то придушенный звук. Джинни поняла, что это Драко старается подавить смех, и повернулась к нему.

— Сейчас же объясни мне, — потребовала она, холодно ткнув пальцем в направлении Флёр, — что она делает в твоей постели?

Драко убрал усмешку с лица, но в его глазах плясали чертики.

— Ну, в данный момент это выглядит так, будто она там сидит. А что? Как это, по-твоему, выглядит?

— По-моему, — произнесла Джинни сквозь зубы, — это выглядит так, будто у тебя шашни с этой Мамзель Штаники Вверх-Вниз. Прекрасно. Ты можешь делать все, что тебе хочется. Но ты мог, по крайней мере, предупредить меня, что здесь есть зрители!

Последние слова вырвались пронзительным криком.

Драко остался невозмутим. Он занялся тем, что медленно застегивал свою рубашку.

— Я забыл, — сказал он.

— Ты забыл?

Он пожал плечами.

— Забыл.

— Я тебя ненавижу, — сказала она.

— Вот и нет, — возразил он и ухмыльнулся той самой самоуверенной усмешкой, которую прежде ей хотелось ударить.

Вместо этого она направила на него палочку.

Трезвиум! — рявкнула она.

**************

По-видимому, полет успокоил испугавшегося Конклюва. Поднявшись в воздух, он, похоже, научился не обращать внимание на присутствие Лупина у себя на спине, и отзывался на ободряющие поглаживания Сириуса тихим кудахтаньем, которое можно было истолковать только как любовное.

Однако он снова напрягся, когда они достигли темной полосы леса. Лупин глубоко вздохнул. Вид леса растревожил в нем воспоминания о Зове, воспоминания, которые, по сути, были не памятью, а чем-то более первобытным. Он знал этот лес, знал тропы, ведущие через него, знал, когда потянулся вперед похлопать Сириуса по плечу, где им нужно опуститься, чтобы найти замок с серыми башнями, окруженный густыми деревьями. Беспокойно чирикая, Конклюв осмелился приземлиться прямо за стенами, окружающими замок. Как только Сириус и Лупин спешились, он снова взмыл в воздух, энергично взмахивая крыльями, и исчез за вершинами деревьев. Сириус криво улыбнулся и прикоснулся к медному свистку, висящему у него на шее.

— Сдается, ему тоже не очень нравится это место.

Лупин изучал обстановку вокруг них. Они стояли прямо за высокими серыми стенами, окружающими замок Слитерина. Хотя он никогда не был здесь раньше, у Лупина возникло пронизывающее ощущение узнавания, будто он посетил место, которое видел раньше во сне. Высокие стены были знакомы ему, как и разросшийся сад вокруг территории замка. Небо над головой было жемчужно-голубым, с легкими фиолетовыми росчерками солнечного заката. Сириус запрокинул голову и осмотрелся.

— Итак, что теперь?

Лупин пожал плечами.

— Понятия не имею, так же, как и ты. Почему ты спрашиваешь меня?

— Потому. Ты спец по проблемам. Ты из тех людей, что поднимут запутавшийся садовый шланг и потратят целый день, распутывая его. Тебе это нравится.

— Ну уж нет.

— А вот и да.

— Нет же.

— Да, ты такой. Иногда я пытаюсь представить тебя сидящим на пляже, когда тебе совершенно нечем заняться.

— И что же?

— А то, что картинка всегда заканчивается тем, что у тебя взрывается голова.

Лупин вскинул руки вверх.

— Хотел бы я, чтобы ты не знал меня так хорошо.

— Мы старые приятели. Привыкай, — улыбнулся Сириус и снова повернулся к замку.

— Я не осуждаю Конклюва. Это место наполнено злом, — добавил он зловеще, оглядывая сад. — Я это нюхом чую. Это вроде шестого чувства.

— Вообще-то, нюх — это одно из основных пяти, — заметил Лупин.

— Не будь педантом.

— Да я так, к слову, — Лупин снова переключился на замок и окрестности.

Гладкие черные стены нависали над ними, а несколько окон, которые он заметил, располагались так высоко, что не было ни малейшего шанса добраться до них. Единственным входом в здание, насколько он мог видеть, были огромные, украшенные затейливой резьбой бронзовые парадные двери.

— Сириус, а как мы собираемся попасть внутрь? Не можем же мы просто подойти к дверям и постучать.

— Да неужели?

Лупин посмотрел на него. Сириус ответил тем самым взглядом.

Взглядом: «Кто сказал, что я не могу ездить на мотоцикле по школьной территории?».

Взглядом: «Кто сказал, что я не могу спуститься с Астрономической Башни, используя Мятные Зубочистящие Карамельки?».

Взглядом: «Кто сказал, что я не могу подойти к дверям и постучать?».

Сириус подошел к парадной двери и постучал.

Лупин подбежал к нему. Сам толком не зная почему, просто у него был определенный опыт по удерживанию Сириуса от того, чтобы быть убитым. Он был уверен, что если потребуется, он сможет это сделать снова.

Дверь распахнулась, правда, без ожидаемого громкого зловещего скрипа, который можно было бы ожидать от такого весьма внушительно выглядящего входа. Высокое существо в капюшоне стояло на пороге, обмотанное длинными серыми одеждами.

Лупин увидел, как побледнел Сириус, видимо, не сообразив сразу, что это вовсе не дементор. Существо не было настолько высоким, и руки, которые выглядывали из рукавов его серого одеяния, были длинными и приплюснутыми, а не покрытыми коростой и гноящимися.

— Я Страж Дверей, — важно представилось оно, расправляя свои узкие плечи. — Чего вы хотите?

Сириус открыл, было, рот, чтобы ответить, но Лупин перебил его.

— Я Рем Лупин, — сказал он. — Я оборотень, и я, э-э… впервые здесь.

Он запнулся, затем добавил, для пущей ясности:

— Я был Призван.

— Да-да, очень интересно, — раздраженно махнуло существо длинной, сероватой рукой. — Вы что, объявлений не читаете?

Лупин и Сириус вытянули шеи, чтобы увидеть, на что показал Страж. Слева от двери, на каменной стене была прикреплена бронзовая табличка. Она гласила:

«Темные Существа, услышавшие Зов — пожалуйста, используйте боковой вход.»

— О, — сказал Лупин, хватая Сириуса за руку и оттаскивая его от двери. — Прошу прощения. Мы обойдем вокруг.

— Увидим, — фыркнуло существо и захлопнуло дверь.

Боковой вход был гораздо скромнее. Высокая арка прохода, украшенная затейливым резным архитравом, была наполовину скрыта за вьющимися растениями. Сириус отодвинул их в сторону и постучал. Дверь тут же отворилась, и на пороге появилась высокая женщина в серых длинных одеждах, которые, по-видимому, служили формой для Слитеринских гвардейцев. Однако, ее одежда была более облегающей, подчеркивая весьма впечатляющую фигуру. Женщина была довольно высокой, почти одного роста с Сириусом, и длинные прямые черные волосы ниспадали почти до колен. Глаза ее были большими и очень темными, губы — кроваво-красного цвета, зубы были белыми и ровными. Увидев Лупина и Сириуса, она улыбнулась.

— О, приветствую вас, — промурлыкала она. — Вы просто шли мимо, и зашли на минутку, или тролли-людоеды наконец-то нашли ресторан с доставкой на дом?

Сириус, похоже, был слишком занят, пытаясь вернуть свои глаза на место, и ничего не ответил. Лупин оттер его в сторону.

— Я Рем Лупин. Я — оборотень, — представился он. — Я пришел на Зов.

Женщина удивленно подняла изящные черные брови.

— Большинство оборотней прибыли много дней тому назад, — заметила она.

— Я сбился с дороги.

— Сбился с дороги?

— Сбился с дороги, — решительно повторил Лупин. — Ты Страж здесь? К кому мы должны обратиться?

— Ты можешь говорить со мной. Я на страже. Меня зовут Рэйвен.

В ее взгляде сверкнула искорка то ли подозрения, то ли чего-то еще, когда она оглядела Лупина и повернулась к Сириусу.

— А ты кто?

— Я…, — начал Сириус.

— Он — вампир, — быстро вмешался Лупин. — Мы задержались с прибытием, поскольку мы могли, э-э, путешествовать только по ночам.

Она с интересом посмотрела на Сириуса.

— Так ты — вампир?

— Его прозвали Вильям Кровавый, — цветисто провозгласил Лупин. — Он довольно широко известен своей злобностью и, э-э, кровопийностью.

— Вы оба рождены от людей? Это необычно. И вампир с оборотнем, путешествующие вместе… что ж, полагаю, ты мог предупреждать его о крестах и кольях, а он мог защитить тебя от серебра. И все же, это непрактично, — она прислонилась к дверному косяку и весьма волнующе вздохнула. — Твой дружок вампир умеет говорить? Потому что я должна задать вам обоим Вопросы.

— Вопросы? — эхом отозвался очнувшийся Сириус.

— Всего их три. Первый должен был быть «К какому роду Темных Существ ты относишься?», но я полагаю, что вы уже ответили на него. Затем следует «Пришел ли ты сюда, чтобы очиститься?».

— Очиститься? — повторил слегка сбитый с толку Лупин.

— Ваши души должны быть очищены, — строго сказала Рэйвен.

— Разумеется, должны, — согласился Сириус. — Последнее время я думал о том, что мне нужно хорошенько очистить душу. Я хочу сказать, как быть со всеми этими грехами? Я плохой, я грешу сексом, завистью и громкой музыкой, и это… это вовсе не то, что ты имела в виду, да?

— Ваши души должны быть очищены от человечности, — уточнила Рэйвен, глядя на Сириуса, как на пришельца с другой планеты.

Лупин выступил вперед.

— Вампирский юмор, — торопливо сказал он. — Он выпил немного плохой крови в Нидерландах. С тех пор он слегка не в себе.

Она высоко подняла брови.

— И последнее. Желаете ли вы признать Повелителя Змей своим господином и подтвердить главенство чистоты волшебной крови?

Лупин крепко сжал руку на запястье Сириуса.

— Мы желаем, — объявил он.

Ничего, не сказав в ответ, она откинулась к открытой двери, освободив им достаточно места, чтобы пройти, хотя и недостаточно, чтобы пройти, не задев ее. Как только они оказались внутри, она захлопнула дверь и взяла маленький фонарь, который испускал сильное голубое сияние.

— Следуйте за мной, — сказала она и двинулась вглубь зала.

— Кто она такая? — шепнул Сириус, в то время, как они следовали за весьма гипнотизирующим покачиванием бедер Рэйвен. — Вила? Нет… она слишком темная.

— Мне думается, что она — баньши, — прошептал в ответ Лупин. — Я не говорил, что когда вокруг хорошенькие девушки, вся твоя маскировка летит к черту? А теперь заткнись.

Когда они завернули за угол, Рэйвен замедлила ход, дав им возможность догнать ее. Лупин с интересом осматривался вокруг. Так вот она, крепость Салазара Слитерина, одного из величайших Темных магов, живших когда-либо, который вдохновил так много подражателей, таких, как Гриндевальд, Вольдеморт и Стив Третий, который хотя и не преуспел во зле, как другие, зато написал несколько весьма известных книг по самообразованию. Стены представляли древний каменный монолит, на котором виднелись следы инструментов, используемых, чтобы пробить проход, потолки были укреплены балками из темного и тяжелого дерева. Повсюду были змеи — не живые, но змеиный мотив был ясно обозначен — резные змеи извивались вдоль архитравов, были выложены мозаикой на полу, украшали сияющие бронзовые крепления факелов. Внутри замка на самом деле было довольно тепло — почти в каждой комнате горели огни, некоторые из них большие, как костер, вспыхивая и опадая, когда они проходили мимо.

«Достаточно тепло для холоднокровных существ», — подумал Лупин.

Они снова повернули за угол. Рэйвен вновь посмотрела на Сириуса.

— Надо будет держать тебя подальше от вил, — весело сказала она. — А то они тебя проглотят. Конечно, не в буквальном смысле. Во всяком случае, большинство из них.

Сириус заметно встревожился.

— Почему именно меня?

Рэйвен нежно ткнула его пальчиком.

— Да брось ты. Ты смотрел на себя в зеркало в последнее время? Ой. Пожалуй, нет, я полагаю, поскольку ты вампир и все такое. Но им определенно нравятся симпатичные темноволосые мужчины.

Сириус ухмыльнулся.

— Хочу, чтобы ты знала — вот этот мой приятель Рем имел большой успех у вил там, откуда он прибыл.

Рэйвен явно не одобряла этого.

— Отношения вилы и оборотня никогда хорошим не кончаются, — театральным шепотом ответила она Сириусу. — Хотя у них получаются ужасно миленькие детишки. О, смотрите, вот мы и пришли.

Она остановилась перед большой дверью из слоновой кости — по крайней мере, Лупин решил бы, что это слоновая кость, если бы существовало живое существо достаточно большое, чтобы произвести такие безупречные панели белизны. Он моргнул, и дверь приоткрылась от толчка Рэйвен. Она посмотрела на него:

— Заходи сюда, чтобы пройти Испытание.

— Но… — он повернулся, чтобы взглянуть на Сириуса.

Рэйвен выглядела раздраженной.

— Да что это с вами двумя? Не можете и минуты друг без друга? — отрезала она. — Мы все здесь разделены — оборотни отделены от вил, баньши отделены от троллей. Или ты всерьез хочешь делить койку с дементорами?

Лупин посмотрел на полуоткрытую дверь.

— Так эта комната полна оборотней? — спросил он, раздумывая, означает ли это, по логике вещей, что Сириусу придется вскоре иметь дело с полной комнатой вампиров.

— Ты говоришь таким тоном, будто это плохо, — заметила Рэйвен и подтолкнула его внутрь.

Он едва успел взглянуть на Сириуса прежде, чем дверь закрылась, отрезав его друга из виду.

**************

Драко тяжело плюхнулся в кресло у огня и схватился за голову. Легкая дымка в глазах и приятное ощущение покачивания исчезли, сменившись болью, как будто бы в голове у него поселился маленький горный тролль и решил именно сейчас надстроить второй этаж и, может быть, симпатичное панорамное окно.

— О-о-ох, — простонал он, осторожно ощупывая свое лицо и с осуждением глядя на Джинни. — Зачем ты это сделала?

— Ты был пьян, — сурово ответила она и спрятала палочку в карман.

Гнев исходил от нее мерцающими волнами, подобно теплому воздуху от миража, ее веснушчатое личико пылало розовым, и пухлая нижняя губа дрожала.

— Должно быть, — согласился он, думая, что он должен был изрядно нагрузиться, чтобы забыть, что Флёр спит на его кровати.

Лицо Джинни потускнело. Драко удивленно смотрел на нее некоторое время, пока до него не дошло, как она могла понять его слова. Он вскочил на ноги, не обращая внимания на боль в голове.

— Джинни…

— Замолчи, — отшатнулась она от его руки. Ее глаза подозрительно блестели. — Не трогай меня.

Драко раздраженно вскинул руки.

— Послушай…

Но тут в их беседу вмешалась Флёр, которая вдруг беззвучно упала с кровати, будто замертво.

Драко метнулся вперед и успел как раз вовремя, чтобы уберечь ее голову от удара о каменный пол. Он подхватил ее на руки, уложил снова на постель и склонился над ней. Его сердце неприятно колотилось.

— Флёр?

Ее голова откинулась на его руку, глаза были по-прежнему закрыты, веки окрасились голубизной.

— Флёр!

Он коснулся тыльной стороной ладони ее лба и обнаружил, что он холодный и липкий. По крайней мере, она дышала, и ее грудь вздымалась и опадала быстрыми, неглубокими движениями.

Через секунду Джинни оказалась рядом и оттолкнула его. Она наклонилась над Флёр, держа свою палочку и шепча что-то, что Драко не мог услышать. Что-то ярко вспыхнуло, и Флёр подскочила, широко открыв глаза. Джинни встала и отошла назад.

Глаза Флёр наполнились слезами.

— Что случилось? — спросила она, пытаясь сесть.

Без особой охоты Драко наклонился, чтобы помочь ей сесть. Он чувствовал, как Джинни разглядывает их обоих.

— Ты потеряла сознание, — сказал он.

Флёр протянула руки и вцепилась в него.

«…Я умираю».

Драко отшатнулся.

«…Что ты делаешь? Он может услышать нас».

«…Драко. Нет. Он не может. У него еще нет его полной силы — и не будет, пока не будет открыто Око. Он не может слышать, когда ты говоришь со мной, или с Гарри. Я знаю, что ты не веришь мне, но, пожалуйста, если в тебе осталась хоть капля доверия — поверь этому».

Он поверил ей. В первый раз с того момента, когда он понял, что она предала их, он поверил ей, и не в последнюю очередь потому, что он знал — никто не может лгать, когда разговаривает таким способом. Он видел, как Джинни бросает убийственные взгляды на них обоих, и знал, что их беседа должна выглядеть так, будто он и Флёр молча смотрят друг другу в глаза. Тут уж ничего не поделаешь.

«…Я могу помочь тебе, — продолжила Флёр. — Пожалуйста, позволь мне. Я хочу этого. Я знаю многие вещи. Я могу рассказать тебе…»

Она прервалась, и ее глаза широко раскрылись, увидев что-то у Драко за плечами. Он резко обернулся, чтобы посмотреть, что ее поразило, и увидел, что дверь в опочивальню открыта, и один из слуг Слитерина стоит там, костлявый и молчаливый, в серой одежде с капюшоном. Драко тотчас огляделся вокруг, его сердце колотилось в груди — но Джинни исчезла. Наверное, она спряталась под Плащом. Умница.

Он вскинул голову и выпрямился, будто плащом, окутывая себя высокомерием и самообладанием. Его глаза сузились, когда он посмотрел на слугу.

— Что ты здесь делаешь?

— Я пришел с посланием, — ответил слуга, неотрывно глядя на Драко.

— Я бы предпочел еще один «Маи Таи», — заметил Драко.

— Повелитель Змей сказал, чтобы тебе больше не давали напитков, — без тени юмора ответил слуга. — Он желает видеть тебя. Мне велено привести тебя. Пойдем.

Драко оглянулся на Флёр и на пустое место, которое, как он надеялся, было Джинни. Он нагнулся и поднял с пола свой плащ.

— Ну хорошо. Пошли.

Слуга привел Драко в комнату, которой он до сих пор не видел. Там был высокий потолок, а стены, казалось, были выдолблены из одного огромного куска камня. Здесь не было окон, и вдоль стен протянулись полки с книгами и различными магическими и прекрасными предметами. В их выборе и общем убранстве комнаты, казалось, не было никакой логики. Манускрипты по Темной Магии стояли бок о бок с книгами по чарам и заклинаниям для домашнего пользования. Тонкие, удлиненные линии статуэтки кошки из Египта контрастировали с богато украшенной русской иконой в красных, черных и золотых тонах. Миниатюра, изображающая рыцаря на коне, висела над столом, за которым сидел Слитерин, скрестив руки на груди. Он сидел в тени, и Драко едва мог видеть его лицо.

Слуга неслышно удалился, закрыв за собою дверь. Драко подошел и остановился напротив стола, засунув руки в карманы и чувствуя себя не в своей тарелке. В голове ритмично стучало.

— Ты хотел меня видеть?

Слитерин поднял на него глаза, но не улыбнулся. Да Драко и не ждал от него улыбки.

— Хотел.

— Зачем? — спросил Драко, неожиданно ощутив себя снова двенадцатилетним.

— А как ты думаешь?

Драко задумался.

— Слушай, — наконец, заговорил он. — Ты не задаешь вопрос, если не знаешь ответ заранее. Поэтому давай предположим, что ты меня спросил, а я не знал ответа и поэтому соврал, а ты меня подловил, отругал, и теперь мы можем перейти прямо к сути. Так зачем ты хотел меня видеть?

— Тебя никогда не волновало, — сказал Слитерин, отодвинув кресло от стола и вставая, — что с таким остроумием ты когда-нибудь порежешься о его острие?

— Спасибо, мне хватает забот, чтобы не порезаться о реальное острие.

Слитерин встал из-за стола и обошел его, чтобы подойти к Драко. Драко дернулся назад, когда рука Слитерина поднялась и легла на его плечо.

— Подойди сюда, к свету, — велел Повелитель Змей, и Драко нехотя двинулся вслед за ним к огню. Слитерин остановился и положил обе руки Драко на плечи.

— Подними глаза и посмотри на меня, — велел он.

— Я предпочел бы не делать этого. Это… невежливо.

— Я не могу иметь генералом того, кто не может смотреть вверх. Ты будешь натыкаться на предметы при ходьбе.

Драко поднял глаза и с трепетом, близким к отвращению, увидел свое собственное отражение в глазах Слитерина. Повелитель Змей удерживал его в этом положении некоторое время, разглядывая его лицо. Драко отвел глаза в сторону, страстно желая взглянуть на что-нибудь другое, и его взгляд обежал стол Слитерина. Там лежали кучи чистого пергамента, стопки книг по Темной Магии, и рядом с книгами…

Волна отвращения окатила его. Между двумя стопками книг лежал меч. Или часть меча. Если быть точным, то это было лезвие. Длинное и мерцающее, цвета лунной дорожки на воде, такое же длинное, как лезвие у меча Драко, и с таким же желобком посередине. Вот только этот меч не оканчивался рукоятью. На его конце находился кровавый обрубок, в котором угадывалась часть человеческой кисти руки.

Помимо его желания, из горла вырвался звук, будто он подавился.

Слитерин обернулся и посмотрел поверх его плеча. Его глаза блеснули при виде меча, и он улыбнулся.

— Ты понял, что это, — сказал он.

Драко неохотно кивнул.

— Последний раз, когда я видел это, это было… частью Червехвоста.

— Как оказалось, Живой Клинок более полезен, чем слуга, с которым он соединялся, — проговорил Слитерин, протягивая руку, чтобы погладить лезвие.

Он приподнял его, наблюдая, как свет струится по поверхности, подобно воде, затем положил его назад.

— Ты знаешь, Драко, как делают Живой Клинок?

Драко покачал головой.

— Нет, но мне кажется, что ты собираешься рассказать это мне.

— Даже я не знаю всех секретов изготовления такой вещи. Но я знаю, что клинки, после того, как они остынут, трижды омывают — в слезах феникса, человеческой крови и крови единорога.

Драко вздрогнул так сильно, что он был почти уверен, что его сердце остановится. Взгляд Слитерина снова остановился на нем.

— Тебе это не нравится, — сказал он. — Что именно? Кровь единорога? Эта кровь очень полезна. Она может продлить жизнь и даже спасти ее.

— Что же ты не дашь немного для Флёр? — сквозь зубы спросил Драко.

— Скоро придет время, когда я не буду нуждаться в ней, — ответил Слитерин.

— А придет ли время, когда ты не будешь нуждаться во мне?

— Это зависит от тебя. Драко, чем ты был занят последнее время? Хандрил в своей комнате и пил столько, что хватило бы на целый полк, по крайней мере, по словам твоего слуги. Вижу, что ты не пьянеешь от выпитого, что, конечно же, ценно, но это не то, что я искал в тебе, когда я назначил тебя генералом моих войск.

— Что именно ты искал? У меня нет никакого опыта, о котором стоит говорить. У меня даже нет опыта, о котором не стоит говорить.

Какое-то время Слитерин просто пристально смотрел на него. Кажется, он не рассердился, что было не в его характере.

— Когда я был в твоем возрасте, я стремился участвовать в сражении. Я полагаю, тебе тоже ужасно хотелось бы увидеть, как ведутся войны.

Драко удержался от ответа в том духе, что он не может вообразить, чтобы война велась так же ужасно, как в те времена, когда Олаф Волосатый, король викингов, по ошибке заказал партию из 20000 новых боевых шлемов с рогами внутрь. Кроме того, это было не совсем так. У Слитерина была грозная армия.

Он так и сказал.

Слитерин кивнул:

— Я думал, тебя это заинтересует.

— Это так, но…

— Но что?

— Мир не такой, каким он был, когда ты… жил в первый раз. Теперь другое оружие, другие законы, даже магия усовершенствовалась и изменилась…, — он прервался, сам не понимая, чего ради он говорит это Слитерину.

— Я рассчитываю на это, — кивнул Слитерин. — Они забыли обо мне. Я только легенда, ненастоящий, не угроза. Когда я обрушусь на них с моей армией, им нечем будет сопротивляться мне. По сравнению с нынешними, мои прежние достижения станут бледной тенью. Такие, как ты и я, живущие вечно, станут памятником моим трудам. И тысячи убитых для того, чтобы купить это бессмертие, станут мерилом этих трудов.

— Убийца. Ты говоришь так, будто это пустяк.

— Магглы. Грязнокровки. Те, кто сопротивляются. Только они умрут.

— Сопротивляться будут все до единого. Сейчас не так, как в старые времена. Никто в волшебном мире не желает, чтобы им правили. Этого больше нет.

— Если каждый будет сопротивляться, то и умрет каждый.

— Почему бы тебе просто не убить меня? — спросил Драко, вскинув голову. — Для чего я тебе нужен, что ты сохраняешь мне жизнь, зная, что…

— Что тебе нельзя доверять? Ты не можешь бороться со мной. Это невозможно.

— Зачем я тебе нужен?

— Пророчество гласит, что я восстану к власти с моим потомком на моей стороне, и что вместе мы принесем разрушение и хаос в волшебный мир. Однако, пророчества не неизменны. Я знаю это. Но когда я создал цепь, приведшую к твоему рождению, смешав мою кровь и кровь существ, которых я сотворил из элементов темной магии, я создал нечто уникальное. Я всегда подразумевал этот момент. Когда я открою Сферу, когда сделка будет завершена, тогда я сделаю тебя моим Источником. И когда это произойдет, я овладею такими силами, я совершу такое, что я стану ужасом земли.

Глаза Слитерина горели сверхъестественным черным светом. Драко был едва в силах смотреть на него.

— Ты не боишься? — спросил Драко срывающимся голосом.

— Боюсь чего?

— Я не знаю, — Драко разглядывал свои туфли. — Возмездия.

— Нет, — ответил Слитерин. — Я ничего не боюсь.

— Нет никого, кто не боялся бы ничего. Что-то, должно быть…, — возразил Драко, почувствовав ужас.

Отсутствие страха до такой степени воспринималось им, как свойство совершенно нечеловеческое, подобно отсутствию способности удивляться или удивлять.

— Нет. Страх рождается из беспокойства. Я ни о чем не беспокоюсь.

— Ты никогда не любил?

— Нет. Я никогда никого и ничего не любил — ни человека, ни место, ни предмет. Даже Ровена была лишь частью меня самого.

Он посмотрел на Драко. Его глаза светились в темноте, как у кошки.

— Любовь — это болезнь. Исцели себя, или это сделаю я.

Драко опустил глаза к полу, холодные мурашки пробежали по его спине. Любовь — это болезнь. Он сам думал так, лежа без сна по ночам в подземелье Слитеринского колледжа в те последние школьные недели, уставясь в потолок, чувствуя, будто тяжелый груз давит ему на грудь. Размышляя, возможно ли чувствовать себя настолько ужасно и продолжать жить. Чувствуя вину от того, что мысли о потере Эрмионы по сути вытеснили мысли о том, что его отец за решеткой, что именно об этом он должен был думать, но не мог. Зная, что он поступал глупо, по-детски, что люди влюблялись на протяжении своих жизней снова и снова, что их сердца разбивались и восстанавливались, и все, равно боясь, что он станет исключением, что из всех людей именно он встретит в итоге нечто, что он не сможет купить, или игнорировать, или высмеять, что что-то уже на самом деле случилось с ним, и он никогда не оправится от этого. И они не исчезли, эти ощущения. То, что он знал теперь, что отчасти это связано с возвышением Слитерина, что эмоции, которые загорались и гасли внутри него, рождены в кровавой истории, случившейся тысячу лет назад, почти не имело значения. Боль остается болью, каким бы загадочным ни было ее происхождение.

Действительность вернулась к нему толчком, и он вздрогнул, встревоженный тем, что Слитерин сказал что-то, что отозвалось в его душе. Он сглотнул комок в горле и поднял глаза. И увидел, что дверь в комнату была открыта, и слуга стоял там, разговаривая со Слитерином. По-видимому, он находился там, по меньшей мере, несколько минут, поскольку они, похоже, были в середине беседы.

— …закончили проверку крови, что Вы дали нам, Повелитель, — говорило существо. — Она чиста от чар и заклятий, хотя наши результаты небезынтересны. Не хотите ли пойти и посмотреть?

Слитерин кивнул:

— Да, я хочу, — он повернулся к Драко. — Жди меня здесь.

Поскольку Слитерин удалился, Драко мог слегка расслабиться. Он принялся изучать полки с книгами, расставленными в определенном порядке, большинство из которых, похоже, имело отношение к Темным Искусствам. У Слитерина были копии «Эпициклического развития волшебства», «Некрономикон», «Как вызывать демонов и мертвых» и какая-то книжка, озаглавленная «Справочник для Верховных Властителей зла», которую, по-видимому, читали не очень часто. Наудачу, Драко выбрал книгу под названием «Драконье Зеркало», которая раскрылась на иллюстрации, изображающей красных драконов в полете. Он едва начал просматривать ее, как дверь позади него отворилась с мягким щелчком, и кто-то просунул голову в комнату.

Он обернулся и моргнул. В дверях стояла женщина, одна из тех, кого он запомнил во время смотра армий накануне. Длинные черные волосы, впечатляющая фигура и выдающие ее, закатившиеся вверх черные глаза баньши.

— Рэйвен, — медленно выговорил Драко, вытягивая ее имя из каких-то уголков памяти. — В чем дело?

Она выпрямилась, зашла в комнату, и следом за ней зашел высокий мужчина в черном дорожном плаще. Увидев его, Драко испытал потрясение, как от ожога. Он узнал Сириуса.

Он почти не слышал, что говорит Рэйвен, рассказывая, что этим утром прибыли двое Призванных, один из которых, оборотень, был помещен вместе с другими ликантропами, но вот другой оказался вампиром, и в результате места для него нет.

— У нас попросту нет других вампиров, — вздохнула она, глядя сердито. — По алфавиту я могла бы поместить его с вилами, но я не думаю, что это удачная идея, правда?

Драко попытался найти свой голос, который временно оставил его. Он продолжал смотреть на Сириуса, который, как он видел, был потрясен не меньше, чем он сам, хотя замечательно ухитрялся скрывать это. Годы тренировок на Аурора, вне всякого сомнения.

— Оставь его здесь, со мной, — наконец, выговорил он немного визгливым голосом.

Рэйвен заморгала:

— Прошу прощения?

— Я сказал, оставь его здесь. Я хочу спросить его кое-что.

— Но, Повелитель…

— Я сказал, оставь его!

Она подскочила от неожиданности, затем кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Чувствуя, как его сердце отбойным молотком колотится о ребра, Драко повернулся к Сириусу.

**************

Джинни смотрела, как Флёр медленно садится в кровати. Она была бледной, как бумага, и ее дыхание только-только начало успокаиваться, но она явно шла на поправку. Флёр бросила взгляд на то место, где стояла Джинни, закутанная в плащ-невидимку.

— Это очень невежливо — оставаться невидимой, когда людям известно, что ты здесь, — невозмутимо заметила она.

Джинни позволила плащу соскользнуть к ее ногам и сверкнула глазами.

— Это очень невежливо — притворяться, что ты не знаешь имени человека, когда ты прекрасно его знаешь, — резко парировала она.

Флёр неожиданно улыбнулась.

— Последний раз я видела тебя почти два года назад, — сказала она. — Ты изменилась. И очень сильно.

Джинни смутилась, не очень понимая, принимать это как комплимент или как оскорбление.

— Та Джинни Висли, которую я знала, никогда бы не отчитала Драко Малфоя в таких двусмысленных выражениях. Я была… поражена.

— Тебе просто завидно, — едко ответила Джинни.

— Вовсе нет. Я только опасалась, что в этом шоу мне доведется увидеть больше, чем мне хотелось бы. Я не вуайеристка.

Джинни залилась краской.

— Я бы не… мы не стали бы…

Флёр откинулась на подушки и улыбнулась.

— Ты в этом точно уверена?

Джинни упрямо выставила подбородок.

— Он бы не стал. Его вовсе не влечет ко мне.

Флёр прыснула, совсем не как воспитанная леди.

— Это выглядело не совсем так.

— Он был пьян, — коротко ответила Джинни, ненавидя сама себя за ту уязвимость, которую она слышала в собственном голосе.

Ничего лучшего она и не заслуживала, подумалось ей, поскольку она была такой глупой, что вообще связалась с Драко. Не то, что они были, в буквальном смысле, связаны. Точнее, была настолько глупой, что позволила иметь какие-то чувства к нему. Конечно, чувствами нельзя управлять. Она попробовала вспомнить — был ли какой-то определенный момент, когда ее прежнее отвращение к нему исчезло, будто в огне, и из пепла родилось это новое чувство? Это чувство не было похоже на то, что она испытывала к Гарри — смесь искреннего восхищения и симпатии. Оно было более простым, даже примитивным, поскольку оно росло из самых потаенных глубин ее сердца, и его нельзя было ни контролировать, ни осмыслить, ни утешить в разочаровании. Она с ужасом почувствовала, как слезы подступают к глазам.

Флёр протянула руку и обняла Джинни за плечи.

— Плакать нет причины.

Джинни открыла глаза насколько могла широко, желая, чтобы слезы исчезли.

— Ты не понимаешь.

— Я-то понимаю, — ответила Флёр и похлопала ее по плечу. — Это же Драко. Он особенный.

Джинни фыркнула. Слезы отступили.

— И под «особенный» ты имеешь в виду «сексуальный», да?

Флёр пожала плечами.

— Так оно и есть. Этому мальчику никогда не придется беспокоиться по поводу одиночества. Вероятно, он получает анонимные предложения потискаться по почте. Он может выбрать любую девушку.

Джинни слабо улыбнулась и потыкала подушку носком туфли.

— Кроме той, кого он желает на самом деле, — сказала она, голосом более грустным, чем ей хотелось бы. — Она никогда не будет его.

Флёр пристально посмотрела на нее. Когда она заговорила снова, ее голос звучал ласково:

— Драко только шестнадцать лет, — сказала она. — Немножко рано, чтобы говорить «единственная» и «никогда», и все такое прочее.

— Не рано, если ты Драко Малфой, — твердо ответила Джинни. — Но ты, наверное, сама это знаешь.

Флёр откинулась на подушки.

— Мы только целовались и больше ничего.

Сердце Джинни бухнуло в груди, но выражение ее лица не изменилось.

— Ты хочешь сказать, что у вас не было… что ты не…

Флёр покачала головой.

— И когда это вы проявили такую сдержанность? — ехидно спросила Джинни.

— Было всего лишь два поцелуя, и я не думаю, что он этого хотел, — улыбнулась Флёр. Она сказала это легко, как девушка, которая знает, что на каждого Драко Малфоя, не хотевшего ее поцеловать, найдется десяток других, которые захотят.

— Он не так-то прост, этот мальчик. У него есть секреты, и в нем много темного, он мог бы стать кем-то очень особенным, но это не всегда к счастью.

Джинни задумалась. Мысленно она представляла Драко. Иногда, когда она закрывала глаза и вспоминала его образ, вместо него она видела Тома. Тома, которого она никогда не видела толком наяву, только в воображаемых страницах дневника, но лицо, которого впечаталось ей в память. Том, с черными волосами, как у Гарри, и серебряными глазами, как у Драко, красивее их обоих и потому более пугающий. Вся эта ужасающая красота, перерождающаяся во зло, этот ясный ум, перегнивающий в сточную яму — насколько это ужаснее всего, чем он мог быть.

Она опустила глаза.

— Флёр, — спросила она. — Почему ты была так ласкова со мной? Гарри рассказал мне, что ты сделала, но я не могу поверить. Он не ошибся? Ты ведь не предала их?

— Это долгая история, — Флёр отвела взгляд, уронив руки на колени.

— Моя сестра, — продолжила она, запинаясь. — Габриэль.

— Самая младшая? Я с ней встречалась. Разве она больна или умирает?..

Флёр покачала головой.

— Нет. Она родилась совсем без магических способностей.

— О, — Джинни открыла рот и поспешно закрыла его. — Она Сквиб?

— Да, так это называют здесь.

— Что ж, это довольно ужасно, но бывают вещи и похуже…

— Не в моей семье, — покачала головой Флёр. — Если до четырнадцати лет ребенок не выказывает признаков магических способностей, он будет отречен от семьи и отправлен жить в приют к Магглам. Этот ребенок не имеет права на наследство, и ни один член семьи не может больше видеться с ним.

Джинни широко раскрыла глаза.

— Это ужасно!

— Мой род такой же, как у Драко. Очень старинный и гордый за свою кровь волшебников. Сквибы не существуют, и если это случается, их заставляют не существовать, — горько проговорила Флёр. — Габриэль очень хрупкая. Она не владеет магией, но она страдает от многих недугов, которым только магия может помочь. Я уверена, что если ее оставят жить среди Магглов, она вскоре умрет.

— Флёр, — Джинни подалась вперед, чтобы коснуться руки девушки, затем убрала руку. — Но я не понимаю, почему…

— Я хотела получить источник силы, — ожесточенно сказала Флёр. — Я думала, если я смогу сделать это, я смогла бы передать немного Габриэль. Помочь ей… Я пыталась встретиться с профессором Лупином в школе, чтобы поговорить об этом. Он говорил мне, что есть способы передачи магии от очень могущественных объектов к людям. Я пыталась использовать меч, но меч не дал мне удержать его при себе. Но даже за то короткое время, пока он был у меня, он привлек ко мне внимание Повелителя Змей. Он связался со мной. Обещал помочь Габриэль, если я соглашусь быть его Источником. Он сказал, что это будет недолго.

— Значит, он солгал, — заметила Джинни.

— Нет. Он не лгал. Это будет недолго. Я умираю.

Ее глаза встретились с глазами Джинни.

— Ты же понимаешь? Я думала, что я помогала моей сестре. Ты бы сделала то же самое ради одного из твоих братьев, разве нет?

— Я бы сделала, — сказала ласково Джинни. Затем она задумалась. — Хм-м. Пожалуй, не для Перси.

Улыбка Флёр будто осветила ее лицо. Даже обессиленной она оставалась удивительно красива. Джинни могла бы позавидовать, но она испытывала слишком сильный страх за Флёр, чтобы думать об этом.

— Я понимаю, — сказала Джинни, снова становясь серьезной. — Не знаю, сделала бы я то же самое. Я бы не смогла это вынести — причинить вред Гарри или Драко.

— Я не знала. Я думала, что они нужны ему только, чтобы сразиться с мантикорой. Я знала, что они могут это сделать. Вместе они очень могущественны, гораздо больше, чем им известно. И Гарри убивал монстров прежде.

Джинни покачала головой:

— Что бы сделал Слитерин, если бы услышал, как ты здесь все рассказываешь?

— Уверена, что он убил бы меня. Мне причиняет боль даже то, что я говорю о нем подобные вещи, — сказала Флёр. — Но он думает, что я слаба. Не представляю опасности. Он настолько могуществен, настолько силен — ты не представляешь, на что он способен. Чтобы противостоять ему, нужна армия.

Джинни почувствовала, как екнуло ее сердце.

— Армия? — повторила она.

— Да, армия, — твердо сказала Флёр. — Ты не видела силу, которой он распоряжается. Существа, которые собрались сюда, чтобы служить ему. Их сотни. Тысячи. И пока он странствует, еще больше их восстанет и примкнет к нему. В свое время он уничтожал целые армии одним дуновением, молниями стирал их с лица земли, топил их в колдовских наводнениях. Однажды он сделал так, что целая армия, выступившая против него, исчезла без следа. Министерство не готово к этому. Они не в состоянии понять. Это не так, как было тысячу лет назад, когда люди еще верили в чудеса и в абсолютное зло. Они не могут быть готовы к такому.

— Ты говоришь так, будто уверена, что он победит, — сказала Джинни тихим, но твердым голосом.

— Я уверена в этом, — ответила Флёр, глядя в окно. — Я не вижу другого выхода.

В комнате нависло молчание. Затем Джинни вскочила на ноги, подняла плащ-невидимку и подала его Флёр.

— Когда Драко вернется, — тихо сказала она, — отдай это ему. Скажи ему, чтобы он вернул это Гарри.

Флёр смотрела на нее.

— Но почему? Куда ты уходишь? Разве он тебе не нужен?

Джинни положила ладонь на Хроноворот, висящий у нее на шее, и покачала головой.

— Там, куда я иду, он мне не нужен.

— Но что скажет Драко, когда он вернется, а тебя не будет?

— Драко, — удовлетворенно сказала Джинни, — будет очень-очень рассержен.

С этими словами она вышла из комнаты. Оказавшись за дверями, она прислонилась к ним на секунду, оглядывая коридор. Ее сердце колотилось. Затем она опустила глаза на Хроноворот, задумалась на секунду — и перевернула его.

**************

Какие-то секунды Сириус просто таращил глаза. Затем он несколькими шагами пересек комнату, сгреб Драко и крепко обнял его. Он почувствовал, как исхудал этот мальчик, кости на его плечах выпирали даже через плотную материю серебряного плаща. На мгновение Драко ответил на объятие, его руки сомкнулись на спине Сириуса крепко и неловко, будто никто не обнимал его до сих пор, и головой он уткнулся Сириусу в плечо.

Затем Драко оттолкнул Сириуса, и сам отступил назад, качая головой.

— Не делай так.

— Мы думали, что ты уже умер, — сказал Сириус вместо объяснения, сознавая, что это звучит немножко по-матерински.

Драко невесело усмехнулся.

— Умер. Теперь мне лучше.

— Драко… — Сириус, было, шагнул к нему, но к его величайшему изумлению, Драко отвел руку за спину, снял со стены длинное, украшенное кистями, оружие, похожее на копье, и направил его на Сириуса.

— Ближе не подходи, — предупредил он.

Сириус молча смотрел на него, открыв рот. Его глаза снова осмотрели помещение, на этот раз медленнее, останавливаясь на роскошных гобеленах, отблесках огня на оружии и на самом Драко, в золотом, серебряном и черном, выглядевшим, как часть всего этого, как центральный элемент всего убранства.

— Что это за чертовщина? — спросил Сириус. — И почему ты тычешь ею в меня?

Драко посмотрел вниз на металлический предмет в его руке и пожал плечами:

— Это пика. Сделана Гигантами. Хочешь такую?

— Нет, — раздраженно ответил Сириус.

— Спорим, что да. Если хочешь знать, это нехороший признак пиковой зависти.

Сириус прищурил глаза.

— Рэйвен говорила, что я должен ждать здесь, чтобы встретиться со Слитеринским генералом. Это не…

— Ты сейчас смотришь на него, — объявил Драко с каким-то отчаянным весельем. — Нравится униформа?

— Не очень, — сказал Сириус. — Мне не нравится ни форма, ни твое генеральское обращение, ни тот факт, что ты, похоже, на дружеской ноге со Слитерином. Что с тобой случилось?

— А чего не случилось со мной? — резко парировал Драко.

— И от тебя пахнет алкоголем. Ты пил?

Драко тихонько выдохнул, и его пика качнулась.

— Только чуточку.

— В такое время? — рыкнул Сириус.

— Ах, простите меня, мистер «Я провел шестидесятые в Электрических Освежающих Фанки-Ритмах Сатаны». (Funky — джазовый стиль. Сатана (Satan) — возможно, Sterling Magee, легендарный Гарлемский гитарист. Вся цитата — из эпизода «Баффи — убийца вампиров» — прим. пер.)

— Это было начало семидесятых, тебе надо бы это знать.

— Мне надо бы знать? А как насчет тебя? Что ты здесь делаешь и какого черта ты не спас Гарри и не смылся отсюда? Скоро здесь все начнет рушиться. Ты хоть знаешь, где сейчас Гарри? Ты отыскал его?

Сириус поднял руку.

— Нет. Пока нет. Рем…

— И он здесь? Да здравствует великое воссоединение. Мы кого-нибудь оставили дома, или все до единого пришли на эту «пусть нас всех убьют» вечеринку?

— Драко…

Голос Драко взлетел вверх на целую октаву.

— Гарри, может быть, уже мертв, к твоему сведению.

— Неправда.

Сириус вытянул вперед руку, демонстрируя Драко браслет с тускло светящимся камнем.

— Заклинание Вивикус, — пояснил он.

Плечи Драко немного расслабились.

— Как ты проник в замок?

Сириус объяснил, стараясь быть по возможности кратким. Драко сощурил глаза в недоумении:

— Вампир? — переспросил он. — Но ведь Испытание…

— Ага. Я слышал про какое-то Испытание, — сказал Сириус. — Рэйвен хотела, чтобы сначала я встретился с тобой.

Драко длинно выругался. Сириус был восхищен. Для своего возраста Драко владел диапазоном и бойкостью выражений, не говоря уже об искусном воображении.

— Это должно быть довольно болезненно, — мягко заметил он, когда Драко иссяк. — Если предположить, что ты вообще сможешь так растянуться.

— Замолчи, Сириус. Дай мне подумать.

— Я, видимо, должен делать все, что тебе угодно, если учесть, что ты наставил на меня пику. Это, в самом деле, необходимо?

— Да. Ты говорил, что у тебя Гаррин Ключ?

— Говорил.

— Дай мне ключ, — он протянул руку. — Быстро.

— Знаешь, — сказал Сириус, будто продолжая разговор, — если бы я захотел, я мог бы отобрать у тебя эту пику и сломать тебе руку.

Драко слегка побледнел, но не убрал руку.

— Я это знаю.

— В таком случае, может, ты скажешь мне, что ты собираешься делать с Ключом?

Драко открыл, было, рот, чтобы ответить — и замер. Сириус услышал щелчок, и дверь позади него начала открываться. А Драко перевернул пику — так быстро, что Сириус едва мог уследить ее движение — и воткнул наконечник себе в руку. Сириус смотрел в изумлении, как брызнула кровь, пропитывая рукав. И пока Сириус смотрел в замешательстве, Драко, улыбаясь натянутой и очень неприятной улыбкой, перекрутил пику в руке и метнул ее древком вперед в Сириуса.

Тот поймал ее. И так и стоял, тараща глаза, пока Рэйвен, вошедшая в этот момент в комнату, в шоке хватала воздух и шарила в поисках палочки.

— Что здесь происходит?

Драко зажал другой рукой свою кровоточащую руку и изобразил свирепый и оскорбленный взгляд.

— Рэйвен, — заявил он, указывая на Сириуса, — этот вампир только что пытался напасть на меня.

— Напасть на тебя? — в унисон отозвались Рэйвен (держа Сириуса под прицелом палочки) и сам Сириус.

— Да. Он набросился на меня с вот этой пикой, — показал на нее Драко, и мертвенно-бледная Рэйвен быстро Призвала пику к себе. — Закон запрещает поднимать руку на Слитерина или, расширяя толкование, на его наследника. Подобный проступок, разумеется, карается смертью.

Драко вскинул голову. Свет от факелов, будто по иронии, превратил его волосы в серебристый нимб. Сириус молча смотрел на него. Глаза Драко говорили «доверься мне», но его действия говорили совсем другое.

— Возможно, это болезнь крови, — прервала обеспокоенная Рэйвен. — С вампирами это, в самом деле, случается. Заставляет их вести себя очень необычно.

— Я так и подумал, — легко согласился Драко. — Поскольку здесь нет других вампиров, чтобы посоветоваться, я предлагаю, чтобы ты увела его вниз в подземелья и держала там взаперти, пока не пройдет болезнь или пока мы не обнаружим другую причину его поступков.

Драко почти незаметно вздрогнул, но Сириус не обратил внимания.

— Я должна отобрать у него палочку, — сказала Рэйвен, глядя на Сириуса горящими глазами. — И обыскать его.

— Делай, что считаешь нужным, — ответил Драко. — Только не повреди ему.

— Разумеется, — согласилась Рэйвен. — Это я оставлю Вам, господин.

— Благодарю, — сказал Драко, и в его голосе послышалось отчаянное веселье, хотя ничего не отразилось в его глазах, когда они с Сириусом встретились взглядами.

Затем Драко повернулся спиной, и Сириус не мог видеть его лица, когда он продолжил: — Пожалуй, тебе лучше забрать его сейчас, Рэйвен. Мне нужно работать.

— Да, конечно, — ровным голосом ответила баньши и положила свою руку на руку Сириуса.

Тот без возражений последовал за ней.

**************

Дверь захлопнулась позади Лупина с металлическим лязгом крепостной решетки. Он откашлялся и нервно огляделся по сторонам.

Он находился в большом, укрепленном каменными арками, помещении, высокий потолок которого скрывался в тумане. Нет, сообразил он, это не туман — это дым, сгустившийся, сладковатый дым, клубами заполнявший комнату. Он украдкой огляделся, пытаясь увидеть что-то сквозь затемнение. Помещение по конструкции напоминало амфитеатр, с низкой центральной сценой, утопленной в полу и окруженной длинными скамьями с наваленными на них расшитыми подушками. На подушках валялись многочисленные фигуры, которых он не мог толком разглядеть, хотя они определенно были человеческими… нет, не человеческими, поправил он себя. Ликантропы, такие же оборотни, как я сам. Эта мысль вселяла тревогу. Прошло много лет с тех пор, когда он сталкивался с другими волками. Двадцать пять, а может, и тридцать.

— Эй, ты, — из дыма рядом с ним возникла чья-то фигура.

Оборотень-мужчина примерно двадцати пяти лет, одетый в вызывающую зеленую одежду и с коротко подстриженными волосами, окликнул его с американским акцентом.

— Лови.

Что-то полетело Лупину в лицо. Не раздумывая, он перехватил это в воздухе и несколько мгновений удерживал в руке — предмет, похожий на волшебную палочку, один конец которого был заострен, а другой был украшен чем-то вроде стеклянной погремушки. Когда Лупин коснулся его, предмет ярко вспыхнул, а затем потемнел.

— Порядок, ты один из нас, — сказал оборотень, забрал предмет, похожий на палочку, у Лупина из рук и спрятал его в своих одеждах. — Это было Испытание. Ты прошел. Поздравляю. Как тебя зовут?

Лупин представился.

— А теперь что?

— Черт меня возьми, если я знаю, — мрачно отозвался оборотень.

— Ну, хорошо… А кто здесь главный? — спросил Лупин, прикидывая, сможет ли он исхитриться взглянуть на их планы или их военную стратегию.

— Я и есть, — ответил его собеседник еще более мрачно.

— И ты не?..

— Да ты посмотри, с кем мне приходится работать!

Оборотень обвел рукой комнату, которую Лупин мог теперь видеть более четко. Похоже, здесь находилось тридцать или сорок оборотней, которых он различал только, как туманные тени, сидящие или валяющиеся на подушках, смеясь и толкая друг друга.

— Стая апатичных, бесполезных, длинноволосых щенков, — пробурчал оборотень. — Я тебе говорю, весь боевой дух испарился из нас за эти столетия. Самые свирепые из нас были убиты. Смотри, что осталось. Слабаки. Слушай, у тебя есть чего-нибудь поесть?

— Нету, — рассеянно отозвался Лупин, все еще осматривая комнату. — Ты хочешь сказать, что Слитерин… что Повелитель Змей позволяет вам просто болтаться здесь, ничего не делая? Где же ваши военные планы, ваша стратегия?

— Я набросал несколько стратегических планов на доске, но никто не обратил внимания. У тебя вообще никакой еды? Гиппогриф Табака, может быть? Овечьи Хлопья? Козьи Шкварки? Орешки?

— Я же сказал, нет.

Лупин украдкой взглянул на доску у подножия амфитеатра. Это была белая школьная доска, на которой темно-зелеными чернилами было написано «План Мирового Господства» поверх нескольких закорючек. Также было похоже, что кто-то играл в крестики-нолики. — И это все, что у вас есть?

— В общем, да. Это наш Военный Совет. Я слышал, что тролли организованы гораздо лучше. У тебя действительно нет никакой еды? Все, что у нас тут есть — яйца вкрутую. Я бы съел печенье.

— Нет, у меня нет…, — Лупин прервался и полез в карман.

Он вытащил горсть Всевкусных Орешков со вкусом радуги, посмотрел, нет ли там фиолетовых (там оказалось два таких) и высыпал все в протянутую руку приятеля. Затем он снова занялся комнатой.

— Это не выглядит, как подготовка к Военному Совету, — раздраженно заявил он. — Это выглядит, как подготовка к поэтическому концерту. В чем заключается стратегия? Утомить противника до смерти при помощи белых стихов и травяного чая?

Оборотень фыркнул.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — сказал он. — Как ты смотришь на то, чтобы стать адмиралом, а то и бароном? Ты можешь помочь мне сколотить команду из этих кутят. Придумывать стратегические планы. Как ты думаешь?

— Я думаю, что «адмирал» — это морской чин, и я не готов стать бароном. Но я согласен на генерала.

Он протянул руку оборотню, не будучи уверенным, что это соответствует этикету, но готовый рискнуть. Спустя мгновение, тот принял его руку и пожал ее.

— Генерал Лупин, — произнес он. — Добро пожаловать на войну.

**************

Драко стоял, пристально глядя на дверь, ведущую в спальню, пытаясь представить Джинни и Флёр внутри, ожидающих его, сидя на кровати. Они бы спросили его: «Чего он хотел? Что случилось?», и ему пришлось бы рассказать им о Сириусе, и Флёр, наверное, было бы все равно, но Джинни… Джинни возненавидела бы его еще больше.

Он вздохнул и ненадолго прислонил голову к прохладному дереву. Я посадил своего отца за решетку. Может, не впрямую, но я позволил этому случиться. Теперь я отправил моего отчима в тюрьму, и я сделал это своими собственными руками. Я хотел, как лучше. Но разве это имеет значение? Он услышал свой собственный голос, говорящий Слитерину: Ты не можешь творить добро силами, которые приходят из ада.

Ты не можешь творить добро.

Он распахнул дверь и вошел. Он увидел Флёр, сидящую на краю кровати, и его глаза тотчас обежали комнату, пытаясь найти признак огненно-рыжих волос, проблеск зеленого платья.

Ничего. Она ушла.

Он резко повернулся к Флёр.

— Где она? Куда она отправилась?

— Она не сказала, — покачала головой Флёр. — Она просто ушла. Она даже оставила здесь плащ-невидимку для тебя. Я бы предположила, что она вернулась к Гарри и остальным. Вероятно, она не хотела тебя видеть после того, как ты себя вел.

— Как я себя вел? Это уж слишком. Чертова траханная преисподняя!

Драко рухнул в кресло, сверкая на нее глазами.

— Это не очень хорошо — целоваться направо и налево, если ты этого не хочешь, — чопорно сказала Флёр.

Драко издал придушенный звук.

— Кто бы говорил.

Флёр приняла вид мученицы.

— Мужчины, — припечатала она и добавила что-то вероятно грубое по-французски.

Драко пропустил это мимо ушей.

— Это чертовски досадно, — проговорил он, — особенно, когда я надеялся, что она вернется со мной.

— Куда?

— Мне надо поговорить с Гарри, — сказал он, вставая. — И я должен это сделать как можно скорее.

— Но Повелитель Змей…

— Если он не узнает, это ему не повредит.

Флёр покачала головой, глядя на него.

— Я не понимаю, — сказала она. — Разве ты не чувствуешь боли?

— Я чувствую похмелье, если ты это хотела знать.

Флёр выпрямилась, ее плечи напряглись. Она протянула руку и подтянула рукав ночной рубашки, обнажив руку. Драко мельком увидел уродливый шрам Черной Метки, выжженной на ее молочно-белой коже, прежде, чем она опустила рукав.

— Это не причиняет тебе боль?

— Было больно, когда он выжигал это у меня на руке. Но, похоже, все зажило. Мне это не нравится. Но она не болит.

— Что ж, она должна болеть, — заметила Флёр. — Я чувствую резкую боль всякий раз, когда я произношу его имя. Если бы я попыталась действовать против него, как это делаешь ты, боль была бы ослепляющей. Не понимаю, как тебе это удается.

— Может быть, это оттого, что ты его Источник?

Она покачала головой.

— Метка соединяет нас с ним так же, как темные существа, которыми он повелевает, соединены с ним Зовом. Это не имеет смысла. Со всеми заклятиями, наложенными на тебя, и дополнительными оковами Темной Метки не должно быть возможности сопротивления. Никоим образом. Это совершенно бессмысленно. Он это знает. Я это знаю.

— Может быть, это Волеукрепляющее зелье, — рассеянно предположил Драко, но сам он знал, что дело не в этом — он помнил ощущение, как зелье будто вытекло из него, когда они с Гарри стояли перед дверью из адмантина, а затем…

Флёр посмотрела на него с сомнением.

— Не думаю, что ты сам в это веришь.

— Не важно, во что я верю, — торопливо ответил он, поднимая плащ там, где Джинни оставила его — у ножки кровати. — У нас нет времени для большого онтологического (философского — прим. пер.) изучения того, что происходит со мной. Я должен добраться до Гарри и остальных.

— Что происходит…

— Нет, — резко оборвал он и увидел, как она вздрогнула. — Ты простишь меня, — добавил он с едкой ноткой, — если я пока что не расскажу тебе в деталях все мои планы. Ты еще не совсем вернулась в список моих друзей.

Он был уже в дверях, когда Флёр заговорила.

— Будь осторожен, — сказала она.

Он оглянулся на нее, кивнул и вышел.

**************

— Два часа, — сказал Рон.

Это были первые его слова почти с того момента, когда они поняли, что Джинни ушла. По крайней мере, он снова сел рядом с Гарри и Эрмионой; теперь они сидели в ряд у стены — Гарри в середине, Эрмиона с одной стороны и Рон с другой, касаясь, друг друга плечами. Она чувствовала, что Гарри был рад, что Рон снова с ними, даже если он был в подавленном настроении и молчал. Гарри всегда становился немножко другим, когда Рон был рядом, и, определенно, более счастливым; присутствие Рона некоторым образом примиряло его с окружающим миром, как ничто другое.

— Она вернется, — отозвался Гарри, и его цепи звякнули, когда он коснулся плеча Рона. — Послушай, это не твоя вина.

— Конечно, нет. В этом виноват Малфой.

— Вот это характер, — с легкой улыбкой сказал Гарри.

Рон только покачал головой в ответ, пристраиваясь у стены. Пока он это делал, Эрмиона заметила что-то необычное. Она подалась вперед, поморгала, а затем потянулась через Гарри и коснулась плеча Рона. Тот обернулся к ней, и она снова увидела это — возле его виска был знак, чуть выше и рядом с бровью, слабый серебристый след как раз в том месте, куда его поцеловала Ровена. Это напоминало шрам от давно зажившего ожога, но она точно знала, что этим утром у Рона не было такого знака.

— Рон, — медленно начала она, — ты не… ты не можешь… как-нибудь почувствовать, где она может быть?

Рон посмотрел на нее так, будто она была буйнопомешанной.

— Я не могу чего?

— Ровена сказала, что ты Прорицатель, — пояснила Эрмиона. — Я подумала, может, ты сможешь предвидеть что-нибудь.

— Нет, черт меня побери, не могу, — огрызнулся Рон. — Я не могу выступать по заказу. В сущности, я вообще не могу выступать. Нет, погоди, это вышло неудачно, — он провел тыльной стороной ладони по натруженным глазам. — Я просто хотел сказать, я никогда ничего не предсказывал, и я не вижу, с чего бы мне начать это делать теперь.

— Неважно, — вздохнула Эрмиона.

Рон встрепенулся:

— Если только я не предсказывал какие-нибудь ужасные пытки для Малфоя. Вот это я мог бы сделать.

— Ох, Рон, — сердито вздохнула Эрмиона. — Как раз я хотела бы, чтобы он был здесь. Он мог бы объяснить, что происходит.

— Точно, поскольку он так замечательно все объяснил, когда приходил в прошлый раз, — сказал Гарри, хотя и беззлобно.

— Я желаю, чтобы он тоже оказался здесь, — ожесточенно заявил Рон. — Чтобы я мог заехать ему в физиономию.

Черное отверстие в стене распахнулось, и вошел Драко.

На миг все замолкли.

— А теперь я желаю, чтобы у меня был миллион галлеонов, — произнес Рон и с надеждой оглянулся вокруг.

Эрмиона одарила его взглядом.

— Проверка на всякий случай, — пояснил Рон.

Она снова переключилась на Драко, который быстрыми шагами пересекал комнату, направляясь к ним. Джинни с ним не было. В руках он нес свой меч, без ножен, и выражение его лица было настолько суровым, что ее сердце едва не остановилось. Прежде, чем она успела собраться с мыслями, Рон с быстротой молнии вскочил на ноги и шагнул вбок, чтобы оказаться между Драко и Гарри.

Драко встал, как вкопанный, и уставился на него.

— Что это ты делаешь, Висли?

Рон скрестил руки на груди. Ему не надо было задирать голову — он и так возвышался над Драко — но он все равно сделал это.

— Не приближайся, — предупредил он.

— Уйди с дороги, — велел Драко.

Рон покачал головой.

— Ты хочешь отойти, — сказал Драко, прищурив глаза, — или ты хочешь узнать, какова на вкус хорошая итальянская обувь?

Рон заморгал:

— Чего?

— Я думаю, он хочет сказать, что он пнет тебя в лицо, — пришла на помощь Эрмиона.

— Не вижу, какое отношение к этому имеет поедание его ботинка, — отрезал Рон.

Драко закатил глаза.

— У меня неудачный день, — сказал он. — Мои угрозы не действуют так, как могли бы. Давайте начнем сначала. Уйди с дороги, Висли.

— Нет, — ответил Рон.

— Уйди с дороги, или я нарежу тебя на длинные, тонкие полоски и скажу всем, что ты прогулялся по чрезвычайно острой терке, надев очень тяжелую шляпу, — сказал Драко.

— О-о, это звучало гораздо лучше, — подбодрила Эрмиона. — Прекрасное воображение.

— Я все равно не двигаюсь, — сказал Рон.

Эрмиона перевела взгляд с Рона к Драко. Гарри находился позади нее, и она не могла видеть выражение его лица. Драко, похоже, колебался между удивлением и едким весельем.

— Стань в сторону, — сказал он. — Я не шучу.

— Сначала положи этот меч.

— Висли, у нас нет времени. Прочь с дороги.

Рон не пошевелился. Драко бросил взгляд на Эрмиону, которая подняла глаза ему навстречу. На мгновение их взгляды встретились, и она вспомнила, что это — глаза мальчика, ее ровесника, мальчика, которого она любила и которому доверяла. Как много раз она смотрела в них и видела там его любовь к ней, но сейчас она смешалась с чем-то еще и как-то изменилась.

Гарри нарушил молчание, в первый раз с того момента, как Драко вошел в комнату.

— Рон. Все в порядке. Дай ему пройти.

Выражая своим видом, смесь недовольства и замешательства, Рон посторонился, и Драко занял его место. Эрмиона увидела яркий отблеск синего света на лезвии меча, когда он занес его над головой. А Гарри… Гарри опустился на колени и вытянул вперед свои скованные руки так, что цепь туго натянулась между ними. Он смотрел на Драко снизу вверх, и взгляд его зеленых глаз был тверд.

— Действуй, — сказал он.

Драко взмахнул мечом с такой быстротой и силой, что, казалось, тот свистнул, разрезая воздух. Меч опустился, ударив по кольцам адмантиновой цепи, сковывающей руки Гарри, и рассекая их на аккуратные половинки. Они упали на пол, но не с лязгом металла, а со свистящим шумом, напоминающим змею, сбрасывающую кожу.

Эрмиона перевела дыхание и бросилась вперед, но чья-то рука схватила ее руку и задержала ее. Даже не глядя, она знала, что это был Рон, но не понимала, почему он не пускает ее.

Гарри очень медленно встал на ноги, цепляясь за стену, чтобы удержаться. Она увидела, как Драко протянул руку, будто желая помочь ему, но быстро отдернул руку. Гарри, который смотрел в пол, не заметил этого.

Рон отпустил ее руку. Эрмиона подбежала к Гарри и обхватила его руками, помогая ему встать. Она почувствовала, как он стиснул ее плечо, как будто попытка встать после долгого времени, проведенного в цепях, причиняла ему боль. Затем он быстро шагнул вперед, сгреб застигнутого врасплох Драко за рубашку и сильно пихнул его к стене.

— Прекрасно, Малфой. А где, черт побери, Джинни? — спросил он.

**************

— Послушай, обыск с раздеванием совсем необязателен.

— О, а я думаю наоборот, — сказала Рэйвен, которая стояла, уперев руки в бедра и смотрела на Сириуса так, как сластена смотрит на последний шоколадный трюфель с начинкой из крем-брюле, оставшийся в коробке.

— Теперь снимай свою одежду.

— Сперва обед в ресторане и цветы.

Рэйвен искоса посмотрела на него и улыбнулась.

— Узники должны быть лишены волшебных палочек и иного оружия, таковы правила. Ты мог бы спрятать свою палочку где-нибудь на теле. Мне достаточно только позвать, и эта комната наполнится дементорами, желающими и готовыми помочь мне. Поэтому ты должен снять одежду, или я свяжу тебя и сниму ее сама.

— Нет, погоди, я просто отдам тебе мою палочку. Смотри, вот она, — он протянул палочку, и Рэйвен забрала ее и сунула в карман, игриво улыбаясь красными губами.

В ее глазах был виден какой-то темный голод, который неожиданно ясно выразил ее принадлежность к баньши. Сириус очень пожалел, что он когда-то думал, что она привлекательна. Наверное, это была его карма. Он мысленно извинился перед Нарциссой, которой ему вдруг стало очень недоставать.

— Откуда я знаю, что у тебя нет второй палочки? — настойчиво спросила Рэйвен. — Откуда я знаю, что у тебя нет Засовного Талисмана?

Сириусу нечем было ответить на эту неотвратимую логику.

— А теперь сними свою одежду, — сказала она.

Он начал расстегивать мантию, недоумевая, как же это все произошло. Он должен был бы спасать своего крестника, а вместо этого он устраивает стриптиз для очень требовательной баньши в очень холодном подземелье. Он задумался, знал ли Драко о том, что его тюремное заключение будет предполагать наготу. Лучше не думать об этом. Он сосредоточился на своей рубашке, в то время как Рэйвен схватила его плащ и обшаривала карманы. Она хихикнула при виде Всевкусных Орешков со вкусом радуги и недоуменно уставилась на Карандаши Магической Реальности от Зонко и пачки старых писем.

— Ты мне нравишься, — сказала она, очень знакомым жестом проводя красным накрашенным ногтем по его обнаженной груди. — Я тебе разрешу оставить эти вещи при себе.

— Если бы я тебе нравился на самом деле, ты бы не заставляла меня снимать брюки, — заметил он, отстраняясь.

Она улыбнулась ему:

— Не беспокойся. Я знаю, что в этом подземелье очень холодно. Я не стану выносить приговор.

Сириус вздохнул и занялся своими брюками.

**************

— Я не знаю, — сказал Драко, не отводя глаз от взгляда Гарри. — Я думал, что она будет здесь. Поэтому я и пришел. Во всяком случае, отчасти поэтому.

— Ты не знаешь? — вмешался Рон. Он был бледный от ярости, и его веснушки выделялись неровными пятнами. — Она ушла искать тебя.

— Она нашла тебя? — спросила Эрмиона с тревогой.

— Да, — ответил Драко. — Она нашла.

Все трое смотрели на него, ожидая продолжения.

— Может быть, ты отпустишь меня? — почти жалобно спросил он Гарри. — Ты испортишь мою рубашку.

— Позор, — заявил Рон, — особенно, когда на самом деле он должен был портить твое лицо.

Гарри отпустил Драко и отошел назад.

— Рассказывай, — коротко велел он.

Драко перевел взгляд на Эрмиону.

— Я был в моей комнате. Джинни нашла меня. Я оставил ее там вместе с Флёр, когда меня позвали для беседы со Слитерином. Когда я вернулся в комнату, ее не было. Флёр сказала, что она не говорила, куда она собирается, она просто ушла.

— А почему мы должны тебе верить? — спросил Рон опасно ласковым тоном.

— Ты прав, Висли. Она разыскала меня, я ее убил, а потом решил пойти и все рассказать вам, потому что я еще не набрал моей личной дневной нормы оскорблений, и я подумал, что ты можешь мне помочь пополнить ее.

— Что ж, я думаю, что ты врешь, — сказал Рон. — Это мое личное мнение.

Драко посмотрел так, будто его терпению настал конец.

— Это твое мнение? Прекрасно, а как тебе понравится мой кулак в твоем мнении?

— Довольно! — резко оборвал Гарри. — Вы двое, или подеритесь по-настоящему, или замолчите и уживайтесь друг с другом. Но этот супер-турнир сарказма ничем не помогает. Рон, для него не было никакого смысла приходить сюда, если бы он был причиной исчезновения Джинни. Малфой, или через пять секунд ты начнешь рассказывать, или я заставлю тебя проглотить этот меч.

Драко усмехнулся. Это была довольно слабая улыбка, но самая настоящая.

— Ну, раз уж ты так вежливо просишь, — ответил он.

Улыбка быстро угасла, а его глаза потемнели и приняли серый цвет.

— Она оставила вот это, — сказал он и протянул сложенный в серебряный квадрат плащ-невидимку. Гарри молча принял его. — Сейчас очень плохое время для того, чтобы она бродила вокруг замка, — добавил Драко. — События назревают. Одна из причин того, что я пришел сюда, было то, что я искал Джинни. И одна из причин, почему мне надо было ее найти, это, если то, что она рассказала мне — правда, то именно благодаря ей вы все попали сюда. И она — единственная возможность для вас уйти. И вам нужно уходить сейчас.

Теперь он смотрел на Гарри.

— Слитерин хочет твоей смерти, — сказал он прямо. — Я обманул его и удерживал его от убийства, я сказал ему, что твоя жизнь связана с каким-то заклятием. Поэтому он хотел твоей крови. Теперь, когда он проверил ее, он узнает, что я ошибался или лгал, и он придет за тобой. Ты должен выбраться отсюда прежде, чем это случится.

Эрмионе показалось, будто вся ее кровь превратилась в ледяную воду.

— Ты прошел в камеру, — сказала она Драко. — Разве ты не можешь выпустить нас?

Он покачал головой, избегая смотреть ей в глаза:

— Я могу выпустить тебя или Рона. Но охрана заколдована, чтобы распознать Гарри, как заключенного здесь. Если он выйдет, сигналы тревоги взорвутся, как ракета. В течение секунд все здесь будет заполнено дементорами.

— Тогда Гарри остается здесь, — твердо заявил Рон. — Я отправлюсь искать Джинни.

— Я с тобой, — быстро сказала Эрмиона.

— Эрмиона, нет, — еще быстрее возразил Гарри. Он заметно побледнел.

Она обернулась к нему.

— Гарри, в этом есть резон. Ликант может чувствовать присутствие других могущественных магических объектов. Его будет притягивать к Хроновороту. Он поможет нам найти Джинни, но он не будет работать для Рона, поэтому я должна взять его и идти с Роном. Иначе он будет просто блуждать бесцельно, и мы никогда не вытащим тебя отсюда. Мы возьмем плащ, с ним ничего не случится.

— Здесь в замке десятки могущественных магических объектов…, — начал Драко и остановился.

— Но эти два были задуманы, чтобы использоваться вместе, — спокойно возразила Эрмиона. — Мне не больше, чем Рону, хочется бродить здесь. Но это имеет смысл.

Драко смотрел на пол. Рон выглядел собранным и решительным. Она знала, что он пошел бы за Джинни даже, если бы она не пошла. Она повернулась взглянуть на Гарри и увидела, что он пристально смотрит на нее.

— Мне надо поговорить с тобой, Эрмиона, — сказал он тихим, резким голосом. — Сейчас.

Она позволила ему взять ее за руку и провести через комнату за боковую стенку шкафа, где было хоть какое-то уединение. Конечно, она по-прежнему могла слышать голос Драко, велевшему Рону взять плащ, и он дал ему кое-какие инструкции по поводу того, как найти выход из замка.

— Драко Малфой, соизволивший помочь нам, — раздраженно отозвался Рон. — Наконец, я могу умереть счастливым.

— Могу устроить, — ледяным тоном ответил Драко.

— Слушай, Малфой. Можешь взять свои инструкции и засунуть их прямо себе в…

— Эрмиона, ты слушаешь? — сказал Гарри.

Она повернулась, подняла к нему свое лицо, и у нее перехватило дыхание. Он был очень бледным, таким же, как в тот день, когда они стояли перед Зеркалом Джедан, и он сказал ей, что любит ее. Она знала, как это было трудно для него, потому что к этому моменту, что бы он ни сказал, было бы слишком мало и слишком поздно. Она задумалась, какая же равно ужасная мысль давит его теперь — или, быть может, это просто опасность, которая их окружает…

Она взяла его руки в свои и опустила глаза, чтобы посмотреть на них. Руки Гарри, такие знакомые, так хорошо изученные ею — даже когда ему было одиннадцать, и он был маленький и тощий, у него были эти нежные, красивые, выразительные руки. Они были очень похожи на руки Драко — те же утончающиеся к кончикам пальцы, указательный чуть длиннее остальных, такой же шрам на ладони — но это были руки Гарри, руки, которые передавали ей перья в классе Зелий, которые носили ее книги, которые вытягивались, чтобы поймать Снитч, которые крепко обнимали ее в темноте.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он с неожиданной силой. — У меня плохие, очень плохие предчувствия, Эрмиона. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь.

— Я должна идти. Джинни…

— Я знаю, — он притянул ее к себе, держа за кисти рук. — Я знаю, но…

— Я почти никогда не видела тебя испуганным, — неуверенно улыбаясь, сказала она. — Это не первый случай, когда мы в опасности, мы и раньше встречались со смертью лицом к лицу, бывало и хуже, чем теперь…

Руки Гарри сжались.

— Есть вещи похуже, чем просто умереть, — ожесточенно ответил он. — Я не выдержу, если что-нибудь случится с тобой — а я должен буду гадать, не ждешь ли ты меня где-то, ждешь меня, чтобы… чтобы…

— Гарри!

Эрмиона понятия не имела, о чем он говорит, но не задумываясь отреагировала на боль в его голосе и едва не упала, бросившись к нему. Она обхватила его руками и крепко обняла, и Гарри обнял ее в ответ, крепко и тепло, и немножко неуклюже. Его рубашка, заскорузлая от засохшей крови, хрустела, но ей было все равно. Она подняла к нему свое лицо, и он целовал ее глаза и губы, перебирая руками ее волосы.

— Я всегда любил твои волосы, — сказал он.

— Ой, конечно же, нет, — возразила, не удержавшись, Эрмиона. — Ты и Рон всегда говорили, что они выглядят так, будто у меня на голове сидит очень рассерженная кошка!

Гарри поперхнулся.

— Ага, когда нам было двенадцать.

— Все равно, это было очень грубо с твоей стороны, — сказала Эрмиона. — Ты должен как-то извиниться за это.

— Я не уверен, что мы достаточно уединились для этого, — ответил Гарри, стараясь быть серьезным.

— Определенно — нет! — раздраженно откликнулся Драко с другой стороны шкафа. — Пожалуйста, пожалейте нас.

Гарри закрыл глаза.

— Я сделаю вид, что я этого не слышал.

Эрмиона приподнялась, пригнула ему голову и крепко поцеловала. Она всегда поражалась, даже сейчас, что ей нужно тянуться к Гарри, что он стал таким высоким и ловким, и таким… взрослым. Не то, чтобы это было плохо — стать взрослым. Взросление — это хорошая штука, особенно, когда это к лицу кому-нибудь, как, например, стать выше и шире в плечах было к лицу Гарри.

Тем не менее, это был короткий поцелуй. Она прервала его и позволила Гарри отвести ее назад, в середину комнаты. Драко стоял, прислонившись к стене возле входа — элегантный, хмурый, длинноногий, скрестив руки на груди.

Эрмиона посмотрела на него:

— А где Рон?

— Я здесь, — раздался голос Рона из пустого места рядом с Драко. — А что?

— Э-э, — произнесла Эрмиона, вытаращив глаза.

— Я накинул на него плащ-невидимку, — вежливо пояснил Драко, — Меня тошнит при виде его лица.

Что-то затрещало, и Рон появился снова, выдираясь из-под плаща, который он носил, явно не догадываясь об этом. Он сверкал глазами на Драко, и уши его горели розовым. — Ты… педераст… ублюдок…

Эрмиона схватила его и потащила к выходу.

**************

Перевернув Хроноворот, Джинни обнаружила, что она падает сквозь облака фиолетовой темноты, но в каком направлении — неизвестно. Это могло быть вверх, вниз, иди вбок через пространство. Все исчезло в фиолетовом «ничего». Все, что она знала — это бесконечный миг головокружения и стремительного движения, затем дурманящая пустота исчезла, и вот она стоит ногами на твердой земле, окруженная чернотой.

Она напрягла глаза, пытаясь разглядеть что-нибудь. Ее сердце колотилось. Она попробовала установить Хроноворот так, чтобы он перенес ее назад в прошлое в тот момент, когда она ушла оттуда, но она еще не была искусна в его настройке. Вероятно, она промахнулась на несколько часов, и сейчас ночь.

Но даже в самую темную ночь она должна была суметь увидеть собственные руки, поднесенные к лицу.

Она пошарила в поисках палочки и вытащила ее из кармана.

Иллюмос, — прошептала она.

Свет вырвался из кончика палочки, озарив все вокруг. Она стояла в коридоре, в точности там, где она собиралась очутиться. Коридор выглядел почти так же, как прежде, однако пол был покрыт толстым слоем пыли, и на стенах не было факелов.

Она поспешно пошла вперед, неожиданно испытав безрассудное желание выбраться из замка, который навевал ужасное, мрачное, пустынное чувство. Ее ноги, шлепающие по пыльному полу, производили единственный слышимый звук — ни свиста ветра, ни даже жужжания насекомых. Она дошла до конца коридора, обнаружила массивную, закручивающуюся каменную лестницу и скатилась по ней вниз настолько быстро, насколько это было безопасно. Оказавшись у подножия лестницы, она обнаружила, что стоит в огромном вестибюле, пол которого был расчерчен наподобие шахматной доски зелеными и белыми квадратами мрамора. Она пробежала по полу к огромной двустворчатой двери, рывком распахнула ее и вышла наружу.

И сощурилась, в первый момент не в состоянии понять, на что она смотрит. Здесь было больше света — тусклого серого света, который почти полностью заслоняла огромная стена, окружающая замок, возвышаясь над его стенами. Джинни смотрела в удивлении. Она не могла понять, откуда взялась эта стена — огромная, круглая, она, казалась, простиралась во всех направлениях вокруг замка и вверх — все выше, выше до тех пор, пока могли видеть ее глаза, исчезая в тусклой пустоте рядом с кусочком голубого неба размером с бусину. Пока она медленно спускалась по ступеням, она поняла, что стена вовсе не гладкая, а неровная и неправильная, и что она усеяна странными красными цветами.

Розы. Это была вовсе не стена, а чудовищная изгородь из шипов. Совсем, как заросли ежевики, которые окружали замок Спящей Красавицы, подумала Джинни, едва не рассмеявшись от нервного напряжения. Принц сумел прорубить себе путь через ежевику — ей вспомнился Драко и его меч — но здесь не было принца, она могла рассчитывать только на себя. Повинуясь импульсу, который она не могла толком объяснить, она протянула руку и осторожно коснулась Хроноворотом краешка листа.

Несколько мгновений не происходило ничего. Затем, с громким шелестом, напоминающим шум несущейся воды, ветви начали отворачиваться прочь от нее, сгибаясь назад и открывая проход, чтобы пропустить ее. Сквозь брешь в изгороди она увидела яркую зеленую траву, усеянную белыми цветами. Она быстро прошла через проход, и изгородь закрылась за ее спиной, будто бреши никогда и не было.

Джинни в недоумении осмотрелась вокруг. Она стояла на поляне, и в отдалении она могла видеть темную линию деревьев на опушке леса. Того самого леса, что подступал вплотную к самому замку в ее времени. Но сейчас он был далеко, а перед ним раскинулся длинный, заросший травой луг, посреди которого находились несколько разноцветных шатров. Это сильно напоминало ей военный лагерь, который она посетила вместе с Роном и Эрмионой.

Она припустила, чуть ли не бегом, так охватило ее желание увидеть людей — все равно кого, подумала она. Замок был таким безмолвным, таким жутким. Она добежала до середины лагеря и осмотрелась вокруг. Тут стояли шатры различных цветов — синие, ярко-зеленые, оранжевые, и слева от нее возвышался шатер с багряными стенками, на закрытом полотнище входа которого красовалось изображение золотого льва.

Гриффиндор.

Джинни бросилась к шатру и остановилась у входа. Не было ничего, чтобы постучаться, насколько, она могла судить. Она робко приблизилась, откинула угол полотнища и вгляделась в темноту внутри.

Как и большинство волшебных шатров, внутреннее убранство не имело ничего общего с наружним. Стены внутри были сделаны из темных деревянных панелей, там был камин (пустой, так как день был солнечный и теплый), несколько небольших окон без стекол, а в центре стоял большой круглый стол из красного дерева, инкрустированный узорами из золотых звезд и лун. К одной из ножек стола был небрежно прислонен длинный серебряный меч в ножнах, украшенных листьями, цветами и животными из сверкающей эмали.

Движение в углу комнаты привлекло ее внимание. Она повернулась и посмотрела туда.

И увидела кого-то, кто смотрел на нее. В углу шатра на деревянной скамеечке сидел высокий мужчина с копной непослушных черных волос и горящими темными глазами. На вид ему было около двадцати лет, и что еще интереснее, он был без рубашки, в кожаных бриджах, и, похоже, был занят тем, что зашнуровывал свои ботинки.

Он смотрел на Джинни.

Джинни смотрела на него.

Он первым обрел дар речи. Отпустив свой ботинок, он встал и голосом, на несколько октав ниже, чем тот, что она слышала в последний раз, спросил:

— Кто ты, черт возьми, такая и что ты делаешь в моем шатре?

Разрываясь между потрясением и безумным желанием расхохотаться, Джинни отняла руку ото рта.

— Бен? — сказала она.

**************

Подземелье было как подземелье. Оно поразительно напоминало другие подземелья, в которых бывал Сириус. Подземелье Малфоев, к примеру. Толстые каменные стены, по которым сочилась неприятная влага. Толстые серые прутья камеры, оплетенные магическими засовами. Запах мха, застарелого пота и страха. Все подземелья одинаковы.

По крайней мере, ему вернули одежду. Рэйвен позволила ему забрать одежду вместе со всеми вещами, за исключением палочки. Он размышлял, как долго можно протянуть на одних Всевкусных Орешках. Интересно, придется ли ему это выяснить.

Тишина в подземелье будто расползалась во все стороны. Чтобы отвлечься, Сириус полез в карманы и принялся раскладывать их содержимое на полу перед собой. Карандаши от Зонко. Письма от старых подружек. Он выбрал одно из них (от Эми) и раскрыл его наобум.

Дорогой Сириус, я сижу здесь, на Истории Магии, раздумывая, не следует ли мне возместить тот сон, который я пропустила прошлой ночью, пока мы… гм… наблюдали звезды… Ну, неважно. Это что-то со мной, или профессор Биннс покрывается пылью?

Сириус усмехнулся и засунул письмо обратно в карман. Там были и другие письма, адресованные Джеймсу, написанные изящным почерком Лили, при виде которых у Сириуса встал комок в горле и сжалось сердце.

Джеймс Поттер, 30 Гэллопинг Драйв, Лощина Годрика, Уэльс.

Этот адрес, надписанный рукой Лили, вызвал такие воспоминания о доме, каких не вызывал даже вид его взорванных развалин, воспоминания о доме таком, каким он видел его последний раз, пробираясь через его обломки под небом, расчерченным зелеными и черными полосами.

Он сжал руку в кулак, скомкав пергамент. Джеймс. Теперь они вернулись, воспоминания, обильно и быстро — мрачные мысли о призраках. Джеймс. В ту ночь он так и не смог разыскать Лили. Она была погребена, исчезла, обломки похоронили ее. Но Джеймс… Он не был раздавлен, не было никаких видимых ран, но это была ложь, подумал Сириус, чувствуя песок под руками, пока он пробирался через обломки дерева и камня, ощущая привкус меди во рту там, где он прокусил себе губу, что мертвые похожи на самих себя живых, только спящих.

Он понял сразу, что Джеймс мертв. Он лежал там, где он упал, на спине, одна рука отброшена в сторону и сжимала палочку, которая, в конце концов, оказалась бесполезной, другая рука лежала у него на груди. Очков не было, они упали, были раздавлены где-то, и Сириус хотел найти их и принести назад, потому что, конечно же, Джеймс не мог ничего толком видеть без своих очков, он никогда не мог, но не было времени для этого, ведь, правда? Рухнув на колени, Сириус схватил друга за плечи и притянул его к себе. Он ощущался реальным у Сириуса в руках, те же мускулы на плечах, те же знакомые лицо и руки, но в то же самое время он был странно пустым и легким, будто то, что делало Джемса — Джеймсом, исчезло, оставив после себя только бумажную оболочку.

Не отпуская друга, Сириус опустил голову ему на плечо и заплакал — тихим, безнадежным плачем, он и представить не мог, что способен на такой, вздрагивая, когда он вытирал слезы, так что тело его мертвого друга вздрагивало вместе с ним. Он что-то шептал, прося, чтобы Джеймс вернулся, пожалуйста, чтобы он вернулся. Если бы Джеймс остался жив, как бы далеко он ни находился, он бы вернулся к Сириусу, так отчаянно его друг звал его. Но мертвые — эгоистичные и упрямые странники. Они не возвращаются, независимо от того, как сильно их не хватает, как они нужны, какую печаль они оставляют после себя.

**************

— Он не работает, — сказала пораженно Эрмиона, держа Ликант в руке и пристально глядя на него.

— То есть как это — не работает? — спросил Рон.

Они теснились вдвоем, завернутые в плащ, под лестницей прямо у камеры. Сжав Ликант так сильно, что он врезался ей в ладонь, Эрмиона рассматривала его.

— Он ничего не принимает, — сказала она с ноткой паники в голосе.

— И что теперь? — она чувствовала, как напряглось плечо Рона, прижатое к ней. — Что будем делать?

Она выпрямилась, отпустив Ликант, который повис на цепочке у нее на шее.

— Мы идем… туда, — объявила она, наугад вытягивая, Рона из-под лестницы и увлекая его за собой по коридору. Он без возражений последовал за ней, что было вовсе не похоже на него, подумалось ей. Вероятно, у него тоже не было никаких идей.

Коридор заканчивался лестницей, ступени которой были настолько стерты, что многие из них выглядели просто как неровности в камне. Эрмиона гадала, чьи ноги изначально пользовались ими, пока они с Роном торопливо спускались вниз. В ее голове всплыло ясное воспоминание, как она спускалась по этим ступеням раньше, рука об руку с кем-то другим. Кем-то, но не Роном. Кем-то с серебряными волосами. Она остановилась и вытянула руку, чтобы удержаться. Она слышала, как Рон говорит что-то.

— Эрмиона, что случилось?

— Ничего. Все в порядке.

Но это была неправда. Они повернули за угол и оказались в широком полукруглом вестибюле, вдоль стен, которого тянулись многочисленные двери. Потолок над ними скрывался в зеленоватом тумане. Стены были голыми, но Эрмиона знала, будто помнила, что когда-то на них висели гобелены, изображающие охоту на единорога. А потолок был украшен звездами. Вдоль стен тогда стояли кушетки, длинные кушетки, покрытые подушками — алыми, зелеными, синими, и она помнила, как она лежала на этих кушетках, и не одна…

Эрмиона почувствовала, как краснеет, и была ужасно рада, что невидима. Ну и ну. Она опустила глаза, обнаружила, что она сжимает в руке Ликант и поспешно отпустила его. Она была уверена, однако, что ее лицо все еще пылает. Как они занимаются этим на кушетке и не падают?

— Эрмиона, — это Рон опять говорит ей в ухо, или около уха. Он не мог видеть ее, поэтому на самом деле он говорил ей в шею. — Ты слышишь?

Она вскинула голову, чувствуя легкое головокружение.

— Что?

— Слушай. Там кто-то плачет.

Эрмиона наклонила голову, прислушиваясь. И услышала это. Тихое всхлипывание доносилось из-за одной из закрытых дверей.

— Это не похоже на Джинни, — уверенно сказала она, но Рон уже держал ее за руку и тащил к двери.

Она почувствовала, как он оглянулся, затем толкнул дверь и они вошли.

Комната была с низким потолком и пустая, и она не вызвала у Эрмионы никаких воспоминаний. Во всяком случае, она выглядела пустой на первый взгляд и была очень темной. Но затем, по мере того, как она вглядывалась, она заметила пятно более темное — что-то съежившееся, будто лужица тени, в углу, откуда и шел плачущий звук. Когда она и Рон неуверенно приблизились, она поняла — она знала — что это, конечно же, не была Джинни. Плач напоминал слабый, жалобный плач ребенка, но когда они подошли ближе, то стало ясно, что на самом деле это взрослый. Взрослый мужчина, невысокий, полный, лысая голова которого блестела в тусклом свете, и чье хныканье было очень, очень знакомо…

— Червехвост, — изумленно прошептал Рон.

Тело Червехвоста настороженно дернулось с гремящим звуком, и Эрмиона увидела оковы на его ноге, прикованной цепью к стене. Это не были оковы из адмантина, просто ржавый металл, но ведь он не был Магидом.

— Кто здесь? — визгливо крикнул он.

Эрмиона схватила Рона за руку, но было уже поздно. Рон вышел из-под плаща-невидимки и стоял теперь с палочкой, нацеленной на Червехвоста. Его голубые глаза сверкали от ненависти.

— Ты, — прошипел он. — Убийца.

— Я никогда и никого не убивал, — взвизгнул Червехвост, трепыхаясь в цепях, как будто он мог оказаться подальше от Рона. Его глаза были огромными и полными страха. — Что ты делаешь здесь?

Эрмиона стянула с себя плащ и бросилась к Рону, схватив его за руку.

— Что ты делаешь?

— Я собираюсь его убить, — объявил Рон. — Кто-то должен был давно это сделать.

— Рон! Ты не знаешь, как нанести Убийственное Проклятие…

— Я могу пробовать до тех пор, пока не получится, — сказал он, по-прежнему целясь палочкой Червехвосту в сердце.

— Давай, — ехидно пропищал Червехвост. — Вокруг этой комнаты полно охраны. Одно заклинание, и ты будешь окружен стражей.

Рон был в бешенстве.

— Ты лжешь.

— Рон! — Эрмиона ринулась к нему, схватила руку с палочкой и повисла на ней. — Не делай этого!

— Я не буду, — спокойно согласился он, не спуская глаз с Червехвоста. — Но я хочу знать, что ему известно. И если я не могу применить заклятие, я переломаю все кости в его жалком теле.

— Разве я выгляжу так, будто я знаю что-то? — фыркнул Червехвост. — Разве я выгляжу так, будто мой Господин все еще верит мне больше всех? Он сказал, что я предал его — я едва не допустил, чтобы его Наследник умер. Он сохранил мне жизнь, но он забрал — это.

Всхлипнув, он засучил свой правый рукав и вытянул руку.

Эрмиону едва не стошнило. Ладони не было, его бледная, пухлая рука оканчивалась почерневшим зарубцевавшимся обрубком. Она не испытывала к нему сочувствия — если она и ненавидела безоговорочно кого-то в целом свете, то это был Червехвост — но зрелище было жалким.

— Ты знаешь, каковы его планы? — требовательно спросила она, не отводя глаз от пухлого, испуганного лица Червехвоста.

Он обильно потел, что обычно случалось, когда он был испуган — пот, казалось, выходит из глубин его тела, а не из пор, будто на самом деле он потел страхом.

— Для чего ему Гарри?

Глаза Червехвоста широко раскрылись.

— Он схватил Гарри?

Рон, казалось, трясся от ярости.

— Не притворяйся, будто ты не знаешь! — рыкнул он. — Это твоя вина — все, что случилось, твоя вина.

В ответ Червехвост повернул к Рону свое лицо, все в потеках пота и грязи, и сплюнул себе под ноги.

— Давай, пытай меня, если хочешь, — сказал он все еще пискливым голосом. — Я не могу убежать. Я не могу остановить тебя. Давай.

Рон не шевелился, просто стоял на том же месте, и его тело будто пульсировало волнами ярости. Эрмиона положила руку ему на локоть.

— Рон, перестань, — прошептала она. — Он не стоит того. Нам надо идти.

Рон позволил ей увести его, хотя и бросал через плечо яростные взгляды на Червехвоста, пока они уходили. Ее сердце болело за него — она знала, что он воспринимал это так, будто он был в ответе за Червехвоста, будто он должен быть знать все о Скабберсе и предпринять что-то. И это просто было против характера Рона — пытать человека, который закован в цепи и не может убежать, независимо от того, каким подлым или злобным этот человек мог быть. Наверное, он винил себя и за это тоже. Она собиралась сказать что-нибудь ему, что-нибудь ободряющее, когда Червехвост заговорил позади них.

— Око — вот, что вам нужно, — сказал он.

Эрмиона и Рон обернулись.

— Что?

— Око, — округлый подбородок Червехвоста тонул в складках его жирной шеи, его глаза блестели не то от злобы, не то от страха. — Если вы сможете добраться до него и открыть, прежде чем он сумеет завершить свою сделку с демонами — тогда у вас будет шанс. Это — последнее, чего он хотел бы.

Рука Рона крепко сжалась на запястье Эрмионы. Она вспомнила тихий голос Ровены, рассказывающей ей про Око и его возможности.

— Где находится Око? — спросила она прерывающимся голосом. — Где он хранит его?

— Когда ты была здесь в первый раз, помнишь — он поместил тебя в комнату с гобеленами? Это там. Найди его, открой его, если сумеешь понять, как — и у тебя может быть шанс.

— А откуда мы знаем, что ты не врешь? — спросила она.

Глаза Червехвоста коротко блеснули.

— Ниоткуда.

— Ублюдок, — прошипел Рон себе под нос, и Эрмиона снова потянула его к двери, чувствуя, как по спине бегают мурашки от отвращения и страха.

Когда дверь между ними и Червехвостом закрылась снова, она развернула плащ и бросила его Рону. Потом она завела руки за шею и сняла Ликант. Она положила его на ладонь.

Ультима Туле, — произнесла она, и Ликант завертелся и указал на север.

— Что это ты делаешь? — потребовал объяснений Рон.

— Комната, о которой он говорил, находилась в западном крыле замка. Я помню, что я видела закат в окне, когда я разглядывала гобелены.

— Эрмиона, — Рон протестующе замотал головой так, что его рыжие волосы упали ему на глаза. — Ты же не веришь ему, правда? Может быть, он посылает нас в ловушку. Если он хочет, чтобы мы шли на запад, я скажу — мы идем на восток. Запад, наверное, окажется комнатой, полной стражи или чего-то еще.

— У нас есть плащ, — неуверенно возразила Эрмиона. — Проверка не повредит.

Рон ответил ей долгим, изучающим взглядом. Нехотя, она кивнула и снова повесила Ликант на шею.

— Ладно. Мы пойдем на восток. Может быть, я начну принимать какие-нибудь сигналы от Джинни на этом направлении.

Они завернулись в плащ и направились к самому восточному коридору. Тот резко повернул направо, затем налево, потом снова направо, и как раз, когда они миновали последний слепой поворот, без всякого предупреждения они выскочили прямо в руки большой группы стражей в сером.

**************

Темный проход в стене закрылся за Роном и Эрмионой, и Гарри окатило волной страха. Ему потребовалось призвать все, до последнего кусочка, остатки самообладания, чтобы не пытаться остановить их, и поскольку его опасения многократно увеличились при виде их ухода, зрелище того, как Эрмиона мимолетно оглядывается через плечо, и ее глаза, тревожные и темные, не отрываются от его глаз, едва не убило его.

Он отвернулся, откинулся спиной к стене, крепко вжавшись в нее, и закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, то первое, что он увидел, был Драко, смотревший на него. Его серые глаза были широко открыты и почти прозрачны в сиянии голубого света.

Драко, подобно хамелеону, обычно имел способность выглядеть как дома в любой обстановке. Однако сейчас он выглядел чрезвычайно неловко, будто ему больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, и он действительно воображал, что он где-то далеко. Он будто совсем не замечал Гарри, во всяком случае, его глаза толком не фокусировались на Гарри, пока тот не пошевелился. Рука Гарри поднялась к горлу, взяла Эпициклический Амулет за цепочку и потянула его через голову. Он поднял Амулет, покачивая им перед глазами Драко и спросил:

— Ну, и что, черт подери, все это значит, Малфой?

Теперь Драко отреагировал. Он улыбнулся, глядя на Амулет.

— С днем рождения? — мягко предположил он.

Гарри заморгал в удивлении. Он забыл, что через две недели у него день рождения. Тот факт, что Драко на самом деле помнил это, был тоже тревожным, но не настолько, чтобы придавать этому внимание.

— А ты не мог, скажем, подарить мне часы, — раздраженно спросил он. — Или, может быть, не протыкать большую дыру в моей руке? В честь такого события.

— Не такая уж она большая, эта дырка в твоей руке, — заметил Драко.

— Что это было? Неужели извинение? А нет, погоди-ка, это просто ты был еще более противным.

— Последний раз, когда я извинился перед тобой, ты послал меня.

Гарри заморгал глазами. Он не помнил, чтобы Драко извинялся перед ним когда-либо. Его память обо всем, что произошло после того, как Драко рассказал ему о его родителях, и до момента, когда Флёр и Слитерин пришли к ним, представляла собой мешанину из пронзительного шума, брызжущей крови и белой пустоты, жужжащей у него в голове.

— Ты извинился?

— Обильно.

Уголки рта у Драко искривились. Гарри посмотрел на него с подозрением.

— Сделай это еще раз.

— Что? Извиниться?

— Ага.

— Я один раз принес тебе извинения. Ты швырнул их назад мне в лицо. В тот день, когда я снова извинюсь перед тобой, Сатана отправится на работу на коньках.

— Почему? Разве твой отец не учил тебя хорошим манерам?

Драко едва заметно вздрогнул, хотя выражение его лица не изменилось.

— Какое это имело бы значение для тебя, даже если бы я сделал это? Если бы я извинился еще раз?

— Ты считаешь, это так просто? — Гарри почувствовал, как нарастает его раздражение. — Одно слово, и все прошло? — Он сжал кулаки. — Так вот, к твоему сведению, это не так.

— Я знаю, — глубоко вздохнул Драко. — Что, в таком случае, ты хочешь? Ударить меня? — Нет, не хочу, — Гарри сделал паузу. — Это недостаточно больно.

— Ты не хочешь? — усмехнулся Драко. — Сомневаюсь. Если бы я был на твоем месте, я бы хотел ударить меня. Иногда я сам хочу ударить себя.

— Правда?

— Ага.

— Ну, раз так, — заявил Гарри, отвел кулак назад и с силой ударил его в живот.

Прошло несколько минут.

— Прости, Малфой.

— О-ох-х.

— Мне в самом деле жаль. Я не знал, что ты был ранен. Тебе надо было сказать что-нибудь.

— О-ох-х, — снова сказал Драко и осторожно сел.

В тот момент, когда кулак Гарри коснулся его, он побледнел, согнулся пополам и упал камнем, обхватив руками живот. Когда он убрал руки, его пальцы были в крови. Гарри был совершенно сбит с толку. Он же не ударил его настолько сильно, правда? Он упал на колени рядом с Драко, который сграбастал его за одежду и объяснил в весьма нечестивых выражениях, как это больно, когда тебя бьют в живот, где уже имеется рана от удара мечом, и как, если бы Драко в действительности мог встать, он бы заставил Гарри на самом деле пожалеть об этом. Видения всех кулачных боев, в которых они участвовали, плясали у Гарри в голове. В самом деле, до сих пор ему никогда не удавалось сбить Драко с ног одним ударом. Тем не менее, сейчас ему было не по себе.

— А ты говорил, что ударить меня будет недостаточно больно, — выговорил Драко, когда он восстановил дыхание и прекратил ругательства. — Оглядываясь назад, это не была правильная теория.

— Почему ты не залечил рану? — спросил Гарри, машинально надевая Эпициклический Амулет обратно на шею, потому что было слишком опасно держать его в руках. — Почему надо разгуливать с большим разрезом, если это не обязательно?

— Поддерживает меня искренним, — Драко уселся, осторожно пощупал пальцами бок, вздрогнул и покачал головой. — Мой отец обычно говорил…

Он оборвал фразу и откинулся к стене, будто он очень сильно устал.

— Что? — с любопытством спросил Гарри.

— Ничего.

Драко снова потрогал свой бок и поморщился.

— Что-нибудь насчет боли?

Он закрыл глаза.

«…Оставь это, Поттер».

Гарри подскочил.

— Что ты делаешь, Малфой?

«…Не разговаривай вслух. Не то, что это, в самом деле, важно, но все-таки. Мне нужно кое-что сказать тебе».

Гарри быстро осмотрел комнату.

«…Но… разве он не может слышать нас?»

«…Если верить Флёр — нет».

«…Мне кажется, я пропустил ту часть истории, где я верю всему, что она говорит. По правде говоря, я, наверное, пропустил и ту часть, где я верю всему, что говоришь ты».

Драко открыл глаза и напряженно посмотрел на Гарри.

«…Разве я дал бы тебе Амулет, средство убить меня, если бы я не хотел, чтобы мне верили?»

«…Ты знал, что я бы им не воспользовался».

«…Еще как воспользовался бы».

Гарри не был уверен, ужасаться ему или нет.

«…Даже, если бы я хотел твоей смерти — этот способ убийства был бы трусостью».

Драко не отрывал глаз от Гарри.

«…Ты бы сделал это, если бы ты был вынужден. Что, если бы я угрожал Эрмионе? Поттер, ты не поверил бы сам, на что ты способен, если тебя загоняют в угол. Ты не так уж отличаешься от меня. Серьезно».

«…Давай-ка, определимся, — Гарри почувствовал, что его голова начинает трещать. — Ты дал мне Амулет, чтобы показать, что я могу тебе верить. У тебя был какой-то план?»

«…У меня действительно был план. Но у этого плана оказался крохотный недостаток».

«…Какой именно?»

«…План был дерьмовым».

Гарри закатил глаза.

«…А теперь у тебя есть план получше?»

«…Нет у меня никакого плана. Я его только прикидываю. Но кое-что тебе следует знать. …Это что-то должно меня очень сильно расстроить?»

Драко на секунду задумался.

«…Да».

«…И совершенно необходимо, чтобы я узнал это?»

Еще пауза.

«…Да».

«…Прекрасно. Что же это?»

«…Сириус здесь, в замке».

Сердце Гарри подпрыгнуло и больно заколотилось в груди.

«…Что? Где он?»

«…В подземелье».

«…Слитерин бросил его в подземелье?»

«…Нет, — Драко поднял голову и посмотрел Гарри прямо в глаза. — Это я бросил его в подземелье».

Наступило долгое молчание. Гарри молча сосчитал до десяти, но это ничем не помогло. Когда он снова заговорил, он мог слышать лед в своем собственном голосе:

— Ты никогда не прекратишь этого, верно?

Глаза Драко сузились. Он начал подниматься, цепляясь руками за стену. Гарри поднялся тоже и встал одновременно с Драко, не желая, чтобы тот смотрел на него сверху вниз.

— А почему ты рассказал это мне? — спросил Гарри. — Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел?

— Я рассказал тебе, потому что это правда, и ты должен это знать, — ровным голосом ответил Драко.

— Это что-то новое в отношении тебя, — огрызнулся Гарри. — Я думал, что твое представление о том, как правильно преподносить такие вещи, было подождать, пока тебе не надо было взломать стену, а уж тогда — опа, вот она, правда! Давайте посмотрим, как Гарри слетит с катушек! Давайте расскажем ему всю правду о его мертвых родителях! Давайте ради шутки бросим его крестного отца в подземелье!

Глаза Драко сузились так, что напоминали щели.

— Поздравляю, — сказал он. — Ты в совершенстве овладел тонким искусством нытья. Ты хоть подумал, что это, может быть, вовсе не имеет к тебе отношения?

— Мы говорим о Сириусе! Бросить его в тюрьму, это не то же самое, что запереть все равно кого. Он провел двенадцать лет в заключении, ты хоть…

— Я пытался спасти его жизнь! — заорал Драко во всю силу своих легких, разозленный до такой степени, что казалось, даже его волосы потрескивают от гнева. — Он бы погиб, если бы я не бросил его в тюрьму! И ты, черт возьми, тоже, если бы я не сделал с тобой того, что я сделал!

— Ага, потому что ты бы убил меня! — закричал в ответ Гарри. — Это порочная логика для тебя! Ты спас меня от себя самого! Поздравляю! Прицепите медаль этому парню — он герой. От чего ты спасал Сириуса? — он кричал теперь так громко, что его слова отражались от стен камеры, переплетаясь с эхом от голоса Драко. — Ты собирался переехать его и решил — нет, давайте вместо этого бросим его в тюрьму?

— Он явился сюда под чужой личиной, глупый ты зануда (twink + wonk — придурок + зануда — прим. пер.), — огрызнулся Драко, глаза которого стали цвета меди от ярости, как у кота. — Он прикинулся вампиром, но все темные создания, пришедшие в замок, должны пройти Испытание, и это Испытание смертельно для людей. Я должен был поместить его туда, где они не смогли бы его достать, не сейчас, по крайней мере. И он там в безопасности. И с меня хватит объяснять тебе, кто я такой, Поттер! Меня тошнит, и мне надоело то, что ты не веришь мне! Если ты думаешь, что я такой ужасно коварный, то что же ты не снимешь этот Амулет и не растопчешь его ко всем чертям в пыль! Я не стану тебя удерживать… в самом деле, я поддержу тебя, потому что я лучше умру, чем проведу хоть еще одну секунду, слушая твое нытье, ты, лицемерный, с крысиной мордой, четырехглазый маленький ублюдок!

Драко запнулся, хватая воздух, как будто он только что бежал. Его глаза стали почти черными от злости, руки сжались в кулаки.

Гарри пораженно смотрел на него. Обычно Драко выражал раздражение через холодное кипение. Гарри никогда не видел его так откровенно разгневанным. Это было в некотором роде потрясением, и каким-то образом оно развеяло его собственный гнев. Гарри почувствовал, как его злость вытекает из него, будто кто-то выдернул затычку из бассейна, наполненного кипящей, ядовитой водой. Он поднял голову и посмотрел Драко прямо в глаза.

— Ты не мог бы повторить это? — спросил он.

Драко только моргал в ответ — гнев мешал ему понимать что-либо. Наконец, он выдавил из себя, чуть ли не шепотом:

— Чего?

— Это была весьма яркая речь, — сказал Гарри. — Я бы хотел услышать ее еще раз.

Кулаки Драко медленно разжались. Голос его все еще прерывался.

— Какую… часть?

— Я думаю, я был особенно неравнодушен к той части, где у меня крысиное лицо, — почти искренне ответил Гарри.

Драко медленно покачал головой.

— Все-таки, ты псих, Поттер.

«…Я тоже извиняюсь».

«…Что? — Драко широко открыл глаза. Тусклый голубой свет высек желтые искры из его глаз. — За что?»

«…За многое, но главным образом за то, что я никогда не говорил тебе, что мне жаль, что твой отец умер».

Лицо Драко отразило потрясение, затем подозрение.

«…Я полагал, это от того, что тебе не было жаль. Знаешь, это небольшая потеря для генного пула и всякого такого. Он не был самым приятным парнем. И он замышлял убить тебя. Тебя можно простить за то, что ты не чувствовал…»

«…Я последний человек, который пожелал бы кому-нибудь потерять своих родителей», — отозвался Гарри.

На какое-то время эти слова просто повисли здесь, такие тяжелые, что Гарри почти что мог представить свои слова нарисованными в воздухе между ними. Драко выглядел так, будто он подыскивал слова, чего Гарри прежде и вообразить не мог. Наконец, он расправил плечи и прямо взглянул на Гарри.

«…Твои родители, Поттер… то, что я говорил…»

«…Забудь об этом».

«…Забыть об этом?»

Теперь была очередь Гарри глубоко вздохнуть.

«…Я полагаю, ты не можешь, не так ли? Потому что я знаю, что я никогда не смогу. Я не прощу тебе этого».

Какое то время лицо Драко было белым от шока. Он никак не ожидал, что Гарри скажет такое. Потрясение ушло, сменившись чем-то худшим. Выражение несчастья на его лице было поразительным. Гарри почувствовал, как оно пронзило его, будто он сам испытывал это.

«…Хорошо, — даже внутренний голос Драко звучал сдавленно и жалко. — Я полагаю, что это твое право».

Он отвел глаза в сторону. Гарри смотрел на него и неожиданно почувствовал раскаяние. Больше чем раскаяние. Как если бы он больно ударил Рона или Эрмиону, или кого-нибудь еще, кто был близок к нему настолько, что их боль становилась, в некотором смысле, его собственной ответственностью.

«…Малфой, погоди».

Глаза Драко слегка расширились, и он замер.

«…Что?»

«…Я не должен был говорить это. Я могу простить тебя. Я могу пересилить себя».

Драко только посмотрел на него в ответ.

«…Эрмиона. Я сегодня говорил с ней об этом».

«…И что? Теперь она тоже ненавидит меня?»

«…Нет. Совсем нет. Она смотрит на вещи не так, как мы, Малфой. Она видит мир не таким, каким его видим ты и я. В ее мире мы лучше, чем мы есть, мы заботимся больше, мы относимся друг к другу с состраданием. Одна из причин, почему я люблю ее — то, что она всегда показывает мне мою лучшую сторону. И ты тоже. Она верит в тебя. Я не собираюсь отнять у нее возможность увидеть, что ты живешь согласно ее ожиданиям. И я не стану отрицать, что она, быть может, права. Обычно так и есть. Поэтому я сделаю так — я хочу сказать, я уже… Прощаю тебя».

Очень легкая улыбка появилась в уголках губ Драко. Что-то в его выражении напомнило Гарри маленького мальчика в магазине одежды мадам Малкин — бледного, невысокого, как-то потерявшегося в своих черных одеждах, который смотрел на него с превосходством и растягивал слова, как ни один одиннадцатилетний мальчишка, которых Гарри встречал до этого. Первый ученик из Хогвартса, которого увидел Гарри. И это был первый и почти последний раз, когда Драко улыбнулся ему.

«…Это, — и даже внутренний голос Драко, подумалось Гарри, слегка растягивает слова, — была чертовски хорошая речь, Поттер».

«…Да уж, — кривая ухмылка коснулась уголков губ Гарри. — Я долго практиковался».

Он на секунду опустил глаза, увидел Эпициклический Амулет, мерцающий на шее, и, в неожиданном порыве, протянул руку, чувствуя себя немного глупо, что поступает так.

«…Стало быть, все нормально».

«…Не знаю, — Драко посмотрел на его руку и поднял брови. — Ты все еще думаешь, что я ударил тебя в спину?»

«…Возможно, — отозвался Гарри. — Но я решил, учитывая все, что мы пережили, что этот случай мы проехали. Однако, в следующий раз… В следующий раз я снесу тебе голову».

Долгое мгновение Драко просто стоял, глядя на протянутую руку Гарри. В его серых глазах ничего нельзя было прочитать. Гарри снова вспомнился одиннадцатилетний Драко, протягивающий ему руку в купе поезда. И Гарри не принял ее. Теперь он протягивал свою руку и ждал, чтобы Драко принял ее, думая, что это было бы абсолютно справедливо, если Драко отвергнет ее.

Наконец, улыбка вспыхнула на лице Драко, одна из его редких, настоящих улыбок, которые были подобны музыке или солнечному рассвету, и которые напоминали Гарри, что, возможно именно за это он так нравился Эрмионе. Драко протянул руку и взял руку Гарри в свою — своей левой рукой Гаррину правую. Шрамы на их ладонях соприкоснулись, и Гарри почувствовал, как всплеск холода пронизал его руку.

«…Мне, в самом деле, жаль, как случилось с твоим отцом. Это несправедливо».

Глаза Драко слегка затуманились, будто он смотрел на что-то у Гарри за спиной.

«…Это, правда, — сказал он, — но подумай, насколько хуже было бы, если бы жизнь была справедливой, и все то ужасное, что случилось с нами, произошло бы оттого, что мы действительно этого заслуживаем. Я, например, нахожу большое утешение в абсолютно беспристрастной жестокости вселенной».

«…Ух, ты. Это, в самом деле, унылый взгляд на мир, Малфой».

«…Благодарю. Итак, ты веришь мне?»

«…Я верю тебе».

**************

— Как ты думаешь, мы умрем? — с любопытством спросил Рон.

Эрмиона подняла лицо от своих рук и тупо посмотрела на него. Как и она, он сидел на полу, спиной к стене. Это, наверное, потому, что в камере, где их заперли, не было ни стульев, ни даже скамьи, чтобы сесть. Это было каменное помещение без окон, и даже солому не насыпали на пол. Стены были сырыми и холодными на ощупь. Она уже начала желать, чтобы на ней снова были ее джинсы, так как подол и рукава ее синей мантии вывозились в пыли и сырости, и страж проделал рваную дыру в рукаве, когда он бросил ее в камеру. Рону пришлось хуже — один из стражей ударил его, когда он воспротивился, чтобы у него отобрали плащ-невидимку, и на его щеке бросался в глаза синяк, быстро наливающийся лиловым.

— Я не знаю, — мягко ответила она и посмотрела вниз. Им повезло, что ни один из стражей не попытался отобрать у нее Ликант, вероятно предположив, что это какое-то украшение. Однако, ни одно из заклятий, которые она пробовала произнести внутри камеры, похоже, вообще не работало. Должно быть, решила она, камера тщательно ограждена.

— Я бы предположила, что они собираются доложить о нас Слитерину, и он, вероятно… придет за нами.

Рон смотрел в сторону.

— Мы потеряли плащ Гарри, — сказал он немного погодя.

— Я знаю.

— Он принадлежал его отцу.

— Я знаю это. Не переживай, Рон.

— Он будет…

— Волноваться о том, где мы, а не беспокоиться о своем дурацком плаще. О, Господи, — произнесла Эрмиона с отчаянием.

Она не могла перенести мысли о том, как будет встревожен Гарри. Не могла избавиться от воспоминаний о выражении его лица, когда она и Рон оставили его в камере — бледным от волнения, пытающимся улыбнуться не потому, что ему так хотелось, а ради нее. Она отвернулась от Рона и в отчаянии принялась ковырять расшатавшийся кирпич концом Ликанта.

Какое-то время Рон молчал. Затем она скорее почувствовала, чем услышала, как он встал и подошел, чтобы сесть рядом с ней. Уголком глаза она могла видеть рыжие волосы, потертую ткань джинсов у него на коленях, его загорелую, в веснушках руку, лежащую на колене.

— Ты ведь не пытаешься проделать туннель к свободе, а? — спросил он спустя какое-то время.

— Нет. Не пытаюсь.

— Это хорошо. Потому что, как я думаю, ты просто-напросто прокапываешь дырку в соседнюю камеру.

Эрмиона прекратила ковырять стену и отвернулась, откинувшись спиной на камни. Взглянув на лицо Рона, она немного смягчилась.

— Мы уже были раньше в ситуациях, когда мы думали, что мы погибнем, ведь так? — мягко сказала она. — И с нами все в порядке.

— Ага, — сдержанно согласился Рон. — Только обычно с нами был Гарри.

Он помолчал, глядя на стену.

— Эрмиона?

— Угу?

— Раз уж мы все равно умрем…

— Не будь пессимистом, — укорила она, снова принимаясь ковырять стену.

— Ну, ты же допускаешь, что это выглядит плохо.

— Я ничего не допускаю.

— Да уж, ты этого никогда не делаешь.

— Я не собираюсь сейчас ссориться с тобой из-за пустяков.

— Послушай, я просто говорю, что раз уж мы все равно умрем…

— Не говори так!

— Я всегда думал, что успею заняться сексом прежде, чем умру, — задумчиво добавил он.

Эрмиона выронила Ликант.

— Рон! Это уже слишком!

Она наклонилась, чтобы поднять Ликант, и нечаянно накололась большим пальцем на одну из ножек буквы «Х».

— Ой!

— Ты в порядке?

— Все нормально, — она сунула порезанный палец в рот, и какое-то время мрачно посасывала его.

— Хорошо.

— Но не благодаря тебе, — по-детски дурачась, добавила она.

Рон пропустил это мимо ушей.

— Будь что будет, раз уж нам, очевидно, суждено умереть, то я думаю, я должен кое-что сказать тебе.

Она в замешательстве смотрела на его неожиданно серьезное лицо.

— К чему ты клонишь? — затем что-то дошло до нее, и она подалась ближе к нему, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Рон. Ты в порядке? Если что-то… ты не болен, не умираешь, не…

Он прервал ее, невесело рассмеявшись.

— Нет. Это не то.

Он потянулся и взял ее руки в свои, немного неуклюже сомкнув пальцы. Она смотрела на него в крайнем замешательстве, потрясенная его бледностью и решительным видом, затуманившимся, беспокойным взглядом его голубых глаз.

— Я надеюсь, ты не станешь ненавидеть меня за это, — начал он очень тихим и настойчивым голосом, — потому что я не знаю, что бы я сделал, если бы ты меня ненавидела, но я должен сказать тебе, что…

— Чш-ш!

Эрмиона резко повернула голову.

— Ты слышал?

— Ничего я не слышал, — строптиво откликнулся Рон.

Звук повторился:

— Чш-ш! Эрмиона! Рон!

Эрмиона выдернула руку из руки Рона и крутанулась на месте, прислушиваясь к источнику звука.

— Кто здесь? — прошептала она, широко раскрыв глаза.

Теперь и Рон выпучил глаза.

— Похоже на голос Сириуса, — прошептал он.

— Это я и есть, — снова раздался голос, и в этот раз Эрмиона смогла определить, откуда раздавался голос — из стены. — Я думаю, что тебе удалось расшатать один из кирпичей, ковыряя его, так что я вытащил его из стены. Тебе видно меня?

Вместе с Роном, Эрмиона вглядывалась в стену, пока не нашла черное отверстие, проделанное Сириусом. Она подползла к нему, нагнулась посмотреть и встретилась с горящими темными глазами Сириуса, смотрящими с другой стороны.

— Сириус! — ахнула она, испытав одновременно облегчение и ужас. — Что ты здесь делаешь?

— Собственно говоря, — ответил он, и в его голосе прозвучала нотка изумления, — я рисовал. Что касается того, как я сюда попал, то это довольно долгая история, и я не уверен, что вы мне поверите, расскажи я ее вам. Вопрос в другом. С вами все в порядке? Вы никак не пострадали?

— Я в порядке, — ответила она, чувствуя огромный комок в горле. — Я в порядке, ничуть не пострадала…

— А Рон?

Эрмиона откинулась назад, и Рон занял ее место у стены. Он выглядел таким же успокоившимся и потрясенным, как и она.

— Сириус! — воскликнул он. — Со мной тоже все хорошо, но что случилось с тобой? Сколько времени ты уже здесь?

— Несколько часов, — коротко ответил Сириус, и в тоне его голоса слышалось «Я-не-хочу-об-этом-говорить». — Я слушал некоторое время, как вы двое разговариваете, пока не сообразил, что это вы. И никто из нас не умрет. Понятно?

— Понятно, — ответил Рон, через силу улыбнувшись.

— И не беспокойся о плаще Гарри. Мы его вернем.

Рон кивнул:

— Ладно.

— Ах да, Рон?

— Чего?

— Не переживай, что у тебя еще не было этих дел с сексом, — успокоил великодушно Сириус. — Тебе только семнадцать. Хорошее приходит к тому, кто умеет ждать.

**************

Они сидели друг против друга за маленьким круглым столом — Джинни по одну сторону, Бенджамин Гриффиндор по другую. Он уже оделся и продолжал смотреть на нее так же, как смотрел в момент ее появления — будто увидел призрака. Меч Гриффиндора по-прежнему был прислонен к столу; каждый раз, когда она смотрела на него, она думала о Гарри и остальных там, в будущем, где она их оставила. Здесь было так тихо и так мирно, все эти красивые разноцветные шатры на зеленой траве и замок, возвышавшийся над изгородью из ежевики, выглядели так мило и безобидно, будто картинка из книги по истории.

— Итак, позволь мне внести ясность, — сказал Бен, все еще глядя на нее широко раскрытыми глазами. Было немного странно видеть такие темные глаза на лице, так похожем на лицо Гарри. — Ты хочешь попросить взаймы армию?

Джинни вздохнула и сплела пальцы вместе под подбородком.

— Видишь ли, — начала она, пытаясь найти слова для объяснения. — У нас нет средств, чтобы противостоять Слитерину в будущем. У нас нет армий, как у тебя, и Министерство даже не верит, что он вернулся, главным образом потому, что они не хотят поверить.

Бен в недоумении посмотрел на нее:

— Министерство? Это вроде Совета Волшебников?

— Вероятно. Погоди-ка, посмотрим, смогу ли я вспомнить мою историю. Совет был упразднен в 1612 году, потому что…

— Нет. Не рассказывай мне слишком много о будущем. Я не хочу этого знать, — он вздохнул и покачал головой. — Должен сказать, я даже и не думал, что снова увижу тебя. Я ведь, в самом деле, помню тебя, хотя мне тогда было только двенадцать.

— Что ж, я тоже помню тебя, — улыбнулась Джинни, — но это оттого, что для меня это было вчера.

Бен кивнул.

— Ровена говорила, что она сообщила тебе сведения, которые были нужны тебе, чтобы победить… его — в твоем времени.

Джинни покачала головой.

— Этого было недостаточно. Я не знаю, поняла ли она, что в будущем магическое сообщество просто не будет готово иметь дело с такой угрозой, как эта. Он собрал на свою сторону все Темные создания — оборотней и троллей, и дементоров — их слишком много.

Он поднял брови.

— Откуда ты узнала так много об оружии Слитерина и о силах, которыми он командует?

— От моих друзей. Это сложно… но… — Джинни оборвала фразу. — Бен, а где Наследники? — внезапно спросила она.

Бен, по-видимому, был захвачен врасплох.

— Кто?

— Остальные Наследники. Помимо тебя.

— Ну, — Бен принялся загибать пальцы. — Дочери Ровены Мадлен исполнилось одиннадцать, она как раз поступила в Хогвартс. Эмили и остальные из Хельгиного выводка сейчас в Ирландии. А я здесь, присматриваю за порядком. Всего несколько месяцев в году, но ведь кто-то должен…

— А Наследник Слитерина?

— Гарет? — Бен отвел глаза. — Он не очень близок к нам.

— Ты знаешь его? Вы враги? — требовательно спросила Джинни, неожиданно зачарованная возможностью увидеть странное эхо сложных и зачастую сбивающих с толку взаимоотношений Гарри и Драко.

— Почему? Это как-то связано с Наследником Слитерина в твоем времени? — Бен едва не опрокинул на нее стол, опершись подбородком на руку. — Какой он?

— Драко? Он… сложно сказать, — задумалась Джинни. — Его не просто понять. С ним нелегко дружить, хотя он верный, и он никогда не лжет, хотя он и скрытен. О, Боже. Это трудно объяснить. И он потрясающе обходится с девушками, — добавила она, подумав, и скорчила рожу.

Бен приподнял свои темные брови.

— Он обошелся с тобой потрясающе?

— Не совсем, — сказала Джинни. — Но я работаю над этим.

Кашель Бена очень напоминал смех, который он старался замаскировать. В этот момент полотнище шатра открылось, и вошел домашний эльф, неся на подносе фрукты, хлеб и сыр. Неожиданно осознав, что она умирает от голода, Джинни набросилась на еду. Когда она снова подняла глаза, Бен так и продолжал смотреть на нее, и между бровями была видна слабая морщинка беспокойства.

— Я не понимаю, почему тебе нужна армия, — сказал он. — Я хочу сказать, конечно, солдаты, которые сражались на Войне, все еще здесь, и мы можем собрать армию прямо сейчас, если будет нужно, но что это даст тебе? Ведь мы здесь, в нашем времени.

— Я думала, что я могла бы перенести их, — ответила Джинни, глядя на Бена в упор. — Ключ Хельги, вот этот Хроноворот, очень могущественный. Если бы я могла одолжить у тебя армию, то я уверена, я смогла бы перенести их всех в мое время. Я не могу объяснить тебе, откуда я это я знаю, но я смогла бы.

Но Бен только качал головой, и сердце Джинни упало, когда она поняла, что он вовсе не заинтересован ее предложением, а потрясен.

— Джинни, нет…

— Я знаю, что я прибыла сюда почти на восемь лет позднее, чем рассчитывала, но я думаю, я знаю, что я сделала не так, я могу исправить это, сделать, чтобы это сработало теперь…

— Дело не в этом! — Бен вскочил и уперся руками в стол, наклонившись вперед. — Сущность времени — вот что беспокоит меня, — продолжил он, не глядя на нее. — Джинни, если ты переносишь людей в будущее, ты забираешь их из их собственного времени. Что, если они умрут там? И что, если в результате их смерти люди, которые должны были родиться, никогда не будут рождены? Хельга часто рассказывала о парадоксах времени. Именно это ты и сотворишь. Результатом может оказаться измененное будущее, будущее, в котором ты или твои друзья никогда не рождались.

Бен покачал головой. Его глаза были полны сожаления и печали.

— Мне так жаль, — сказал он, — что я не могу тебе помочь.

**************

Они сидели плечом к плечу на полу камеры из адмантина, так же, как Гарри сидел раньше с Эрмионой и Роном. И к удивлению Гарри, присутствие Драко странным образом успокаивало точно так же. Он бы никогда не подумал, что близость к Драко Малфою может принести облегчение. Как все изменилось.

— Плачу Кнут за твои мысли, Поттер, — сказал Драко, который сидел, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

— Я хотел бы знать, все ли еще у тебя бывают эти неожиданные порывы убить меня, — отозвался Гарри. — Не то, чтобы я осуждал тебя за это, — он усмехнулся. — Но я мог бы послать тебя за бронежилетом с асбестовым покрытием, просто ради безопасности.

Драко наморщил лоб в недоумении.

— Чего?

— Ничего. Неудачная шутка. Но я серьезно спрашивал по поводу моего убийства.

Драко покачал головой.

— Нет.

— Нет? Это просто пропало?

— Ага, — Драко пожал плечами, явно не собираясь вдаваться в подробности. — С того момента, когда мы сразились с мантикорой. Я не знаю, почему. Просто еще один пункт в длинном списке вещей, которые не имеют никакого смысла.

Наступило молчание, в течение которого, похоже, оба мальчика погрузились в свои мысли. Наконец, Гарри вздохнул.

— Знаешь, я уже немного устал от всего этого «иди туда, стой здесь, жди, пока неминуемо не придет зло и не убьет тебя». Не то, чтобы я уже умер, но это просто вопрос времени. Я хочу делать что-нибудь.

— Перестань, Поттер. Где твое чувство тайн и приключений? Я имею в виду, что я уже умирал. Это было не так уж плохо.

Гарри безучастно смотрел, как Драко крутит меч в руках. Свет отражался на резной поверхности меча.

— Ты пытаешься меня подбодрить?

— Ни в коем случае. Даже не мечтай об этом.

— Хорошо. Потому что, когда ты делаешь это, у меня наступает депрессия.

— В таком случае, позволь мне напомнить, что Слитерин, вероятно, приготовил для тебя что-нибудь действительно ужасное. В смысле, он говорил, что он использует все средства, чтобы уничтожить род Гриффиндора. Думаю, что это означает, что он собирается пойти дальше, чем словесные оскорбления и неприятные фигуры речи.

Неожиданно Гарри выпрямился.

— К черту все это сидение здесь и ожидание. Давай делать что-то. Давай займемся чем-нибудь.

— Займемся чем? Человеческими жертвоприношениями?

Гарри поднялся на ноги и подошел к клинку Годрика, лежащему под столом. Он взял его в руку, как, всегда удивляясь, насколько хорошо подходит к форме его ладони выдержанный временем металл эфеса.

— Этим, — сказал он.

Драко приподнялся, насмешливо глядя на него.

— Ты хочешь сражаться?

— Я хочу практиковаться. Я два дня был прикован к стене. Я хочу физических упражнений.

Драко медленно встал.

— Ну что ж.

Драко взял свой меч и вышел на середину комнаты. Он повернулся лицом к Гарри и отдал салют. Гарри ответил тем же, повторив жест так точно, что это была почти насмешка, и поднял свой меч. Затем взмахнул им в воздухе, нанося Драко очень профессиональный ложный выпад, за которым последовал косой боковой удар, который рассек бы ему руку, если бы он не увернулся. Драко услышал, как ткань его рубашки с шорохом разошлась под лезвием, хотя меч не коснулся его кожи. Он в удивлении вскинул глаза на Гарри.

А Гарри улыбнулся.

…Я стал получше. Верно?

Он действительно стал лучше. Конечно, этого не должно было быть. Драко мог только предположить, что это было результатом их усилившейся мысленной связи. Он почти забыл удовольствие от фехтования с равным себе. Мечи ударялись друг о друга, мелькая, как спицы в колесе, испуская завесу из искр. Интересно, подумал он, что хотя Гарри воспринял знание боя на мечах напрямую от Драко, он, тем не менее, выработал свой собственный стиль. Он дрался так же, как он играл в Квиддитч — инстинктивно и бесстрашно. Это считалось хорошими качествами, когда речь шла о Квиддитче, но меньше годилось для боя на мечах, где понимание смертельной опасности действий участника было неотъемлемой частью. Гарри к тому же атаковал напрямую, делая слишком много движений вперед. Драко, в свою очередь, сражался аккуратно и, обманывая, научившись предательским трюкам у своего отца, хотя сейчас он не пользовался ими. Не против Гарри.

Он сделал боковой выпад, скользнув мечом под защиту Гарри, и тут, как раз, когда Гарри сделал движение, чтобы блокировать удар и ответить, он взглянул поверх его плеча и увидел, что Салазар Слитерин стоит у входа в камеру и смотрит на них.

Драко остановился, как вкопанный. Он едва обратил внимание на серебряную вспышку в уголках его глаз, а затем голос Гарри будто взорвался у него в мозгу.

…Иисусе, Малфой, я чуть не убил тебя! Какого черта ты не блокировал…

…Оглянись.

Гарри медленно повернулся. Замер. И сделал шаг назад. Теперь они стояли плечом к плечу, глядя на Слитерина. Тот стоял, скрестив свои длинные руки, приложив белый палец к подбородку, и в его черных глазах ничего нельзя было прочитать.

Наконец, к Драко вернулся его голос, или, по меньшей мере, какой-то голос. Он звучал немного пискливее, чем ему хотелось бы.

— Ты следил за мной, — сказал он Слитерину.

— Нет, — возразил Повелитель Змей, опустив руки и отойдя от стены. — Я пришел сюда за Наследником Гриффиндора. Я не ожидал увидеть тебя.

Он перевел взгляд с Гарри на Драко и обратно.

— Признаться, я не знаю, что и подумать, — продолжал Слитерин, и его голос был тихим, и в нем слышалось шипение раскаленного металла, который окунули в жидкость. — Вот мой Наследник, который, судя по всему, пытается убить Наследника Гриффиндора. Замечательный поступок с его стороны, который следует приветствовать. И все же. И все же я спрашиваю себя. Почему он просто не пронзил нашего врага, когда тот был прикован к стене? Зачем отпускать его, и не просто отпускать, но и давать ему оружие? Это бессмысленно.

Драко ничего не ответил. Он стоял, крепко сжимая рукой рукоять меча. Он не двигался, потому что он не мог.

Вместо него заговорил Гарри. Гарри, который смотрел на Слитерина двумя горящими зелеными углями вместо глаз и говорил голосом, в котором звучала смерть.

— Я говорил ему, что единственной причиной того, что ты сумел убить Годрика, было то, что ты подкрался к нему и ударил в спину. Это написано в исторических книгах. Да, ты знаменит — знаменитый трус. И я спросил его, хочет ли он, чтобы род Слитерина был навечно ославлен за трусость.

Слитерин быстро отвел глаза от Гарри. Драко показалось, что он настолько сильно ненавидел Гарри, что Слитерину на самом деле было неприятно смотреть на него. Слитерин посмотрел на Драко.

— Итак, он искушал тебя, — сказал он. — А ты поддался.

Драко откашлялся.

— Я хотел честной схватки.

— Честная схватка. Такой не бывает, — покачал головой Слитерин. Но его глаза были веселыми. — Что ж, прекрасно. Головы получше твоей позволяли себе поддаться на такую насмешку. Полагаю, это хорошо характеризует тебя, раз ты хочешь защищать честь нашего Дома. Что ж. Продолжай.

Драко вытаращил глаза.

— Что?

— Ты слышал меня, — сказал Слитерин. — Продолжай, — он прислонился к стене. — Это даже забавно.

Драко продолжал смотреть на него.

— Делай, что я сказал, — велел Повелитель Змей.

Драко взглянул на Гарри. Тот поднял свой меч и пожал плечами. Он был бледен, но не от страха или испуга. Выражение его лица было решительным и немного отстраненным. Так же выглядел призрак его отца, когда встретился с Драко в потустороннем мире. Гарри уверенно встретил взгляд глаз Драко.

«…Как долго мы сможем притворяться?»

Драко на автомате поднял руку и отсалютовал. Гарри повторил жест.

«…Притворяться? Ты имеешь в виду, пока сюда не придут остальные?»

Гарри провел ложный выпад.

«…Вот что я имею в виду».

Драко моментально ответил и выставил блок. Мечи столкнулись со звоном, выпустив облачко искр.

«…Я не могу поверить, что мы собираемся это сделать».

Тут он прервался, потому что меч Гарри снова направился к нему, на этот раз, рубя сверху. Меч Драко ожил в его руке и остановил удар. Два клинка образовывали в воздухе кресты случайной формы перед тем, как нанести укол и ускользнуть. За ними оставались тусклые следы мерцающего света — алого и зеленого.

Глаза Гарри встретились с его глазами поверх сверкающего металла.

«…Как ты и подразумевал, Малфой».

«…Прекрасно».

Клинок Гарри подрезал снизу, и Драко отпрыгнул прочь, припав к земле, как его учил отец, и просочился своим клинком под защиту Гарри. Кончик меча слегка надрезал ткань рубашки Гарри прежде, чем отдернуться.

Гарри моргнул.

«…Может, не настолько, как ты подразумевал».

Драко коротко взглянул на него. Он почти улыбался, той легкой сосредоточенной улыбкой, которой он улыбался, играя в Квиддитч. Потные волосы пересекли его лоб, будто жилки темного света.

«…Я тебя порезал?»

«…Неважно, — едва заметное движение головой. — Режь меня, если ты должен».

Краем глаза Драко мог видеть Слитерина, наблюдающего за ними. Он улыбался.

Кончик меча Гарри прочертил огненную линию в воздухе, когда Гарри опустил его с такой силой, что воздух, казалось, распался под клинком. Рука Драко взметнулась, чтобы блокировать его, и Гриффиндорский клинок встретился со Слитеринским в лязгающем поцелуе металла.

И тут случилось нечто неожиданное.

Клинок Драко, продолжая движение, выгнулся и закрутился в одно неясное пятно с оказавшимся перед ним мечом Гарри. Раздался скрежещущий звук ломающегося металла.

И тишина.

Потеряв равновесие, ожидая встретить сталью сталь и вместо этого брошенный вперед в пустоту, Драко запнулся и едва не столкнулся с Гарри. Рука Гарри поднялась, нашла его плечо, схватила и удержала его. Они стояли вместе, неподвижные, как статуи, глядя вниз на сломанный меч Гарри, отрубленный примерно в футе от эфеса, и заканчивающийся теперь зазубренным острием, напоминающим раскрошенный зуб.

— Прекрасно, — сказал Слитерин, нарушив ошеломленное молчание шипением плохо скрываемого удовольствия. — Кто бы мог подумать, что клинок Годрика будет изготовлен из такой дешевки. Я говорил ему, что эти дешевые цыгане-жестянщики никуда не годятся, но разве он послушает? И вот, смотрите.

Его голос достиг высшей степени удовольствия, что резануло Драко по нервам, будто иглой провели по скрипичным струнам.

— Добей его, Драко, — добавил Повелитель Змей, повелительно взмахнув рукой.

Драко посмотрел на Гарри. Гарри посмотрел в ответ. Его волосы прилипли ко лбу потными вопросительными знаками. Он выглядел ничуть не обеспокоенным. В самом деле, он выглядел так, будто старался не рассмеяться.

«…Черт бы побрал эту дешевую цыганскую работу».

Драко почувствовал, как дрожат его руки. Адреналин все еще бурлил в нем взрывными вспышками.

«…Ох, Поттер, заткнись».

«…Если бы только эта штука шла вместе с гарантией».

«…Я НЕ ШУЧУ. Заткнись».

— Он безоружен, — сказал Драко, повысив голос, чтобы Слитерин услышал его.

— Да, и разве это не облегчает задачу убить его? — заметил Слитерин. — Считай это коротким путем.

— Это бесчестно, — коротко возразил Драко. — В этом был весь смысл боя.

— Он бился с тобой. Его оружие оказалось хуже. Это был честный бой. Бой окончен. Убей его.

Драко качнул головой.

— Найди ему другой меч.

— Нет такого меча, который устоит против живого клинка, — нетерпеливо отрезал Слитерин.

— Тогда мы можем устроить дуэль по-другому. Дай мне другой меч. Все равно, что ты должен сделать, чтобы это была честная схватка.

— Мы можем бороться, — предложил Гарри с невинным выражением лица.

Драко подавил желание пнуть его в лодыжку.

— Меня не учили использовать преимущество над безоружным противником…

— Тебя учили делать то, что ты должен! — заорал Слитерин, вконец потеряв свое терпение. — Ты хочешь, чтобы я думал, будто твой отец учил тебя оказывать милосердие твоим врагам? Род Малфоев не прожил бы тысячу лет на основе такой философии!

Лицо Драко исказилось.

— Я не стану этого делать, — сказал он, выпятив челюсть, и с непокорством в глазах. — Я не трус. Может быть, ты должен был убить Годрика исподтишка. Но я не такой, как ты.

— Ты, — ответил Слитерин, не сводя с Драко глаз, полных огня и ненависти. — Ты в точности такой же, как я, и твой долг — подчиняться мне и роду, который сделал тебя тем, что ты есть.

— Кто ты такой, чтобы считать, что ты знаешь, кто я? — возразил Драко голосом, острым как кристалл, и таким же прозрачным. В нем было презрение и ярость, и страх, и немного буйной радости мятежа.

— Ты бросаешь мне вызов? — глаза Слитерина резали Драко, как ножи. — Этого не может быть, — четко и слегка возбужденно сказал он. — Заклятия, положенные на тебя, такие, как они есть — безупречные. Я могу только заключить, что это порок в тебе.

«…Я твердил тебе это все годы».

Это голос Гарри прозвучал в его голове, довольный и бесстрастный, и ласковый, и на самом деле было неважно, что он говорил, просто, что он сказал что-то. Звук его голоса был, как благоразумие, как якорь к реальности. Драко взглянул на него и увидел, что Гарри бросил свой сломанный меч и смотрит на него, и глаза у него темные и блестят зеленым, а за плечом Гарри он мог видеть Слитерина, который наблюдал за ними обоими.

— Ты не знаешь, кто я, — повторил Драко, и в его голосе таилась угроза. — Даже я не знаю, кто я. Но я знаю, чем я не являюсь. Я не твой Наследник.

Видя, что Повелитель Змей, с лицом белым, как отбеленная кость, сделал шаг и другой в его направлении, Драко поднял свой меч и направил конец клинка в сторону Слитерина, заняв оборонительную стойку, как учил его отец, сконцентрировав свой вес и свои мысли на этом.

— Я не твой генерал. Я не вещь, принадлежащая тебе, — сказал он и почувствовал облегчение внутри, будто он, наконец, скинул груз.

Он почти не отдавал себе отчета, что Гарри смотрит на него, даже не осознавал того, что он говорит, он знал, что не сможет убить Слитерина, даже своим зачарованным мечом, но в этот момент он был счастлив, умереть, пытаясь. Он крепче сжал меч, а Слитерин сделал еще один шаг в его направлении, и еще один, и затем последний — вбок, и Драко понял в ослепительную и ужасную долю секунды, что Слитерин шел вовсе не к нему.

Он застыл, когда понял это — но было уже слишком поздно, потому что, сделав несколько быстрых шагов вперед, Слитерин крепко схватил Гарри за локти и толкнул его изо всей силы, вперед и вниз, прямо на вытянутое лезвие меча Драко.

Меч прошел прямо сквозь тело Гарри, тихо и стремительно, как молния проходит сквозь облако. Он не встретил никакого сопротивления, как будто тело Гарри не было наполнено ничем, кроме воздуха — будто не было ни костей, ни мускулов, ни бьющегося сердца. Драко увидел, как глаза Гарри широко распахнулись и взглянули прямо в его глаза, прежде чем Слитерин шагнул назад и освободил тело Гарри от клинка, который пронзил его.

Драко стоял на том же месте, сжимая меч, и напротив него стоял Слитерин, по-прежнему обхватив руками Гарри, прижимая его к себе, как он мог бы держать что-то, что он любил. Затем он отпустил свою ношу и отступил назад, позволив телу Гарри упасть, и выражение его лица показывало, что он считает это тоже победой, вполне неоспоримой.

Загрузка...