Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Глава 8. Хозяин Имения Малфоев

Когда Драко было шесть, отец преподнес ему птицу, чтобы та носила почту. Драко знал, что у других детей тоже были птицы — совы или дрозды, однако отец подарил сокола, с яркими черными глазами и изогнутым, словно серп, клювом.

Они сразу друг друга невзлюбили. Этот клюв заставлял Драко нервничать, пугая своей остротой, эти глаза постоянно следили за ним; при любом удобном случае, сокол клевал его или цеплял когтями — руки Драко постоянно кровоточили. Мальчик не подозревал, что отец специально выбрал дикую взрослую птицу, которую уже невозможно было приручить, однако он все равно пытался — чтобы сделать приятное отцу, сказавшему, что он должен добиться от неё послушания.

И вот он постоянно был с соколом, не давал ему спать, говорил и даже ставил музыку, потому что уставшая птица легче приручалась. У него завелись разные приспособления — наголовник, путы, ремень, которым он закреплял птицу у себя на запястье. Ему надо было бы держать сокола, закрывая ему глаза, — но вместо этого Драко старался, чтобы птица видела его, — он поглаживал ее, касался крыльев, стараясь добиться её доверия. Он кормил ее с руки — сначала сокол отказывался, однако потом начал есть — да так, что рвал кожу на его ладони.

Драко был этому даже рад — значит, прогресс налицо, значит, птица признает его, пусть для этого она и должна была сначала узнать вкус его крови. Постепенно красота сокола начала открываться ему: эти небольшие легкие крылья, дающие невероятную скорость полету, — прочные, быстрые, мягкие, яростные. Приземляясь, он складывал их — это было как зигзагообразное движение молнии. В тот миг, когда Драко научил его, сделав круг, возвращаться на свое предплечье, он едва не разрыдался от радости.

Временами сокол прыгал ему на плечо, теребил клювом волосы, и Драко знал, что тот полюбил его. В день, когда мальчик понял, что птица стала совсем ручной, он показал его отцу, ожидая, что тот будет горд им. Но отец принял из его рук птицу, смирную и доверчивую, и свернул ей шею.

— Я говорил, чтобы ты добился от него послушания, — и он кинул безжизненное тельце на землю. — А ты вместо этого сделал так, что он полюбил тебя. Сокол — это тебе не щенок или котенок, он дик и злобен, жесток и безжалостен. Ты не усмирил эту птицу, ты уничтожил её.

Потом, когда отец ушел, Драко рыдал над своим любимцем, пока не пришли посланные отцом домашние эльфы и не унесли птицу, чтобы похоронить. Больше Драко не плакал, однако урок запомнил навсегда: добиться любви — значит уничтожить, любить — разрушить себя.

Чемодан Блез был перевернут и выпотрошен, его содержимое валялось у ног Драко, и теперь он неторопливо рылся в нём: книги, косметика, украшения, пергаменты, связки фотографий — в общем, ничего интересного. Он перешел к ящикам комода, выворотив оттуда на кровать кучу блузок, юбок, дорогого шёлкового нижнего белья. А вот ее дневник — светло-зеленая книжица с замочком в виде бабочки. Какие-то смутные рыцарские побуждения удержали Драко от того, чтобы его поинтересоваться его содержимым.

— Ты все? — холодно и ядовито поинтересовалась Блез, прервав воцарившуюся получасовую тишину. Она все сидела там, куда он ее пристроил: у стены, со связанными за спиной руками. На лице ее было написано такое презрение и пренебрежение, что даже Драко, никогда не волновавшийся о том, что думают о нем другие, слегка испугался.

— Более-менее, — ответил он.

— И что — нашел, что искал? — в голосе было столько ледяного презрения, что вполне хватило бы, чтобы сохранить в неприкосновенности летний запас Ледяных мышек. Драко вздохнул. Вот если бы он искал зеленые лифчики… да, это было бы совсем другое дело. Увы-увы…

— Слушай, а почему ты никогда это не надевала, когда мы с тобой встречались? — поинтересовался он, подцепив пальцем и поднимая вверх что-то черное и прозрачное с кровати.

— Может, и надевала, вот только ты не уделял достаточно внимания моему нижнему белью.

— Обидно, да? — прищурившись, спросил он у нее, откидывая полупрозрачную тряпочку обратно на кровать.

— Ни капельки, — фыркнула она. — Ты отвратителен.

Драко решил разочек пропустить это мимо ушей, он подошел и присел рядышком — теперь их лица находились на одном уровне. Её темные-зеленые глаза смотрели на него с омерзением, в них не сверкали обычные искорки.

— Отвечаю на твой заданный ранее вопрос: нет, я не нашел, чего искал. Что приводит к тому, что я вынужден задать тебе еще один вопрос.

Она поджала губы:

— И какой?

— Где тапочки, что я подарил тебе на день рождения? В прошлом октябре?

Ее глаза расширились от недоверия:

— А что — ты хочешь их забрать? Ах ты, дешёвка, ты сукин сын, Драко Малфой, — только потому, что я тебя бросила…

— Так это ты меня бросила?.. А я убежден, что это я от тебя ушел.

Она охарактеризовала его очень грубым словом. Драко был впечатлен.

— Как мило. Впрочем, это к делу не относится.

— Да в чем же тогда дело? Я вообще не понимаю, что ты тут несешь!

— Тапочки — где они? Такие дорогие, шелковые, шитые золотом…

— Это был не настоящий шелк, — надменно отрезала Блез. — В него была добавлена какая-то дрянь, которая раздражала мою кожу. Я не смогла их носить.

— И что же ты с ними сделала?

— Я отдала их Пенси, — пожала она плечами.

Драко затаил дух, не зная, испытывает он сейчас облегчение или же как раз наоборот.

— Я так и думал, что это не ты, — медленно произнес он. — Однако должен был убедиться.

Она поджала губы:

— Ты думал, что это была не я?

— Просто я думал, что ты хочешь все свалить на неё, ты для этого достаточно изворотлива.

— Потому что я — какая?

Пожав плечами, Драко поднялся и оттолкнул в сторону ширму, разгораживающую половины Блез (что была чуть больше) и Пенси (ее часть комнаты была заставлена мебелью — стулья, диван, туалетный столик с кривым зеркалом, заваленный баночками, бутылочками, склянками, тюбиками, косметикой — как и говорила ему несколько недель тому назад Блез).

Как же я не догадался? Я же знал, что она тоже староста. И слизеринка — только слизеринец мог придумать что-то подобное.

Обойдя столик, он подобрался к большому окованному медью сундуку, стоящему у кровати Пенси.

Блез выглянула из-за ширмы и мстительно сверкнула глазами:

— Ты не сумеешь это открыть. Там больше шестнадцати анти-Алохомор, и только Пенси знает все пароли…

— Шестнадцать? Неужто? Так много? — он сделал еще шаг к чемодану, внимательно присмотрелся к нему и носком ботинка попинал замок. Потом размахнулся и влепил по нему изо всех сил — раз, другой, третий, словно вымещая на нем всю свою ярость. На четвертом ударе дерево жалобно заскрипело и подалось, а после пятого замок вылетел из сундука и звякнул об пол. Крышка распахнулась.

— Алохомора, — прокомментировал свои действия Драко. Блез ничего не сказала, решив, видимо, демонстративно игнорировать его, однако, тем не менее, наблюдала, как он присел и углубился в содержимое чемодана. Сначала аккуратной стопкой были извлечены книги, под ними оказались пустые баночки и пузырьки, а дальше — пара светло-золотистых шелковых тапочек и аккуратно сложенная белая пижама с синими и желтыми цветочками и веточками.

Сердце Драко забухало у него в груди отбойным молотком. Он оказался прав. Он знал, что прав, однако ему нужны были доказательства. Видимо, она думала, что никто не сможет догадаться. Он аккуратно подвинул пижаму и тапочки — под ними оказался свернутый пергамент, он запихнул его в карман своего плаща. Ниже лежала длинная покрытая глазурью коробка, резко распахнувшаяся, когда он нажал на ее края. Внутри переливалась разноцветная ткань, замерцавшая, когда он прикоснулся к ней рукой…

— Мантия-невидимка, — прошептал Драко. Губы его дрогнули в слабой улыбке. Умница Пенси. Свернув мантию в комочек, он сунул её себе в карман брюк, совершенно убежденный, что карман приобрел от этого весьма двусмысленный вид, и снова залез в чемодан, но там больше ничего не было — ногти царапнули деревянное дно. Поднявшись, Драко вернулся на половину комнату Блез, бросившую на него яростный взгляд.

— Собираешься стащить вещи Пенси?

— Так точно, — коротко бросил он.

— Ты — вор, — подытожила она. — И ублюдок. Отвернуться от собственного Дома, чтобы связаться с этими гриффиндорскими подонками…

— Заткнись, Блез.

— Нет, я скажу. Я всем расскажу.

Он присел рядом и заглянул ей в глаза. Сейчас, без косметики, с растрепанными и спутанными волосами она выглядела куда менее холеной, чем обычно.

— Вперед, сделай это, — предложил он, — и я точно расскажу всем, зачем ты согласилась на весь этот обман, что мы якобы встречаемся с тобой.

— Ты невыносимый ублюдок, — зашипела она сквозь зубы. — Будешь шантажировать меня?

— Нет, просто устанавливаю равновесие. Знаешь ли, не люблю дисбаланс. Если, конечно, преимущество не на моей стороне, как сейчас.

— Сейчас, может, и да, — прищурилась она. — Но это не навсегда. Все узнают цену твоей верности, Драко, все узнают, что это враньё. И если и есть что-то, что в действительности ненавидят слизеринцы, — это отщепенец и изменник.

— Что-то никак не пойму, о чем ты, Блез. Ты что, считаешь, что у меня больше нет шансов стать Самым Популярным Слизеринцем Года?

— Я прикрывала тебя, — зарычала она, и он с удивлением заметил, что ее глаза на миг блеснули, словно в них мелькнули слезы. И на какое-то мгновение эти зеленые глаза так напомнили ему другие — такие же зеленые, что в груди у него вспыхнула искра сочувствия.

— Ты просто никогда не замечал, что я защищала тебя, обманывала ради тебя, скрывала, сколько времени ты проводишь с этим Поттером и его прихлебателями, придумывала причины, чтобы объяснить это… Если ты лишишься меня, ты потеряешь того, кто верил, что ты вернешься в наши ряды. И ты останешься сам по себе, Драко.

Он вздохнул.

— Я и так сам по себе. Спасибо, если защищала меня, однако в этом не было необходимости. Я не боюсь Дома Слизерина.

— А надо бы, Драко. Надо бы… — Блез отвела глаза в сторону.

Он снова вздохнул. Как он устал…

— Сейчас я собираюсь тебя развязать и хочу, чтобы ты пообещала, что не набросишься на меня в тот миг, когда я развяжу тебе руки.

— Обещаю, — не поднимая глаз, кивнула она. И, разумеется, в миг, когда ее руки стали свободны, она его ударила.

Кто-то легонько коснулся его плеча, и он проснулся, перевернулся и спросонок захлопал глазами. Мир расплывался, однако он знал, что склонившаяся над ним неясная фигура — это Драко. Он потянулся за очками и медленно сел. Затекшее тело ныло — он заснул на диване в гостиной, у него не было сил возвращаться и смотреть в лицо Симусу, Невиллу и Дину.

— Эй, — хрипло спросил Гарри. — Она …?

— Гермиона? Она уехала, — ответил Драко, присаживаясь рядом. Огонь лизал решетку, в комнате было жарко. Драко весь горел, словно в горячке, на скулах полыхал лихорадочный румянец. — Я должен тебе что-то сказать.

— Боже… Что-то еще?.. — он присмотрелся к Драко: растрепанные волосы, грязные ботинки, царапина на левой щеке, словно кто-то вцепился ногтями ему в лицо. — Это что-то плохое?

— Не совсем, — ответил Драко. — Я выяснил, кто это был.

— Кто был?.. О… Ты имеешь в виду — Рон…

Драко по-волчьи оскалился:

— Таинственная женщина Рона.

Гарри почувствовал, что сердце рванулось у него в груди.

— И ты пришел, чтобы сказать мне?..

— Это зависит от того, хочешь ли ты это знать, — Драко склонил голову, и светлые волосы упали ему на глаза.

Гарри распрямился. В комнате было очень тихо. Стояла глухая ночь — было ужасно поздно, судя по этой тишине и непроглядной темноте за окнами; дрова трещали в камине, как ломающийся лед. Он слышал дыхание Драко. Очень осторожно Гарри нащупал разум второго юноши, пытаясь определить его отношение к тем новостям, которые он собирался сообщить. Вина, ярость, боль, насмешка, ужас? Боялся ли он произнести это, волновался ли за то, как Гарри справится с известием? Что-то плохое? Он ответил «не совсем». Что бы это значило…

— Это из тех, кого я знаю? — наконец спросил Гарри. — Кто-то из моих друзей? Из тех, кто мне небезразличен?

— Нет. Нет — во всех случаях.

Волна облегчения была так сильна, что Гарри почувствовал тошноту.

— Это касалось меня? Хотели что-то сделать со мной?

Глаза Драко блеснули:

— Я не уверен.

Гарри скрестил руки на груди, хотя в комнате было жарко:

— И что ты собираешься сделать?

— Поизучать, — пояснил Драко. — Виновники торжества уже покинули школу, но все в порядке — это дает мне немного времени. Хочу взглянуть в суть вещей. Возможности. Мотивация. Сообщники. Цель.

На губах Гарри появилась дрожащая улыбка.

— Ты похож на сыщика.

— В детстве лишку перечитал комиксов про авроров, — пояснил Драко. — Всегда мечтал о шпионском плаще.

— Моя помощь нужна? Что я должен делать?

Драко покачала головой:

— Нет, не нужна. Во всяком случае, не сейчас. Понадобится — скажу. Ну, или же спрашивай, если захочешь. Однако сейчас не стоит тебе об этом думать, — и Драко поднялся, как всегда, изящно. Гарри смотрел на него, вспоминая ту слабость, которая накрыла Драко на квиддичном поле, а потом во время фехтования. Да, он сейчас выглядит гораздо лучше — лицо уже не такое бледное, в глазах появился блеск. Похоже, ему удалось справиться.

— Шел бы ты спать, — посоветовал Драко. — Еще увидимся…

— Ты заставишь их пожалеть? — спросил Гарри, не осознавая, что уже поднялся, опираясь для устойчивости одной рукой на диван. Затекшие ноги ломило от боли. Уже стоя в дверях, Драко удивленно обернулся. Даже сейчас, растрепанный и усталый, он все равно обладал этой легкой элегантностью, которой Гарри втайне завидовал. Он знал, что у него самого всё на лбу написано — не в знак гордости, а просто потому, что не знал, как иначе. А вот задеть Драко, чтобы тот потерял контроль над собой — сильно, глубоко — это казалось просто невозможным. Ничто не могло заставить поникнуть его плечи.

— Что я сделаю?

— Ты заставишь их пожалеть об этом, — чуть скрипнувшим голосом повторил Гарри. — Я знаю — ты можешь сделать вещи, которые я бы сделать не мог. Ты безжалостен. Я бы никогда не смог стать таким. И ты знаешь, что такое месть.

— Вот как? — с непроницаемым лицом уронил Драко.

— Я знаю, что это так.

— Ты знаешь? Так, значит, потому ты и сказал мне, что…

— Нет, я знаю, что такое месть, — ровным и пустым голосом заметил Гарри. — Но я не так изощрен в этом, как ты, я плохо представляю себе способ, с помощью которого можно причинить людям настоящее страдание. Не так, как ты.

— И это то, чего тебе хочется? — глаза Драко металлически блеснули. Внутри него ничто не дрогнуло: не было ни страха, ни беспокойства, ни сожаления — вообще ничего. Он стоял, какой-то непонятный, нечеткий, как пергамент, исписанный гоблинскими каракулями.

— Да, это именно то, что я хочу.

— Что ж, я сделаю это, — улыбнулся Драко, и злая улыбка осветила его лицо. Стояли за этим горечь и печаль, нет ли — Гарри не заметил, облегчение полностью захватило его. — Я заставлю их об этом пожалеть.

Драко вышел. Портрет закрылся за ним.

Джинни как-то прочитала, что различие между памятью и воспоминанием состоит в том, что память — это твое твердое убеждение, что ты находился в определенное время в определенном месте, тогда как при воспоминании ты только чувствуешь, предполагаешь это.

Потом, когда она оглядывалась на эти последние дни года, дни после окончания зимнего семестра ее шестого курса, она всегда испытывала какое-то странное чувство, словно не была уверена, было это на самом деле или нет: разрозненные образы вспыхивали у нее перед глазами — воцарившийся в замке после отъезда Рона и Гермионы холод (в прямом и переносном смысле) — иней, затянувший снаружи окна, замерзшая в кружке на тумбочке у её кровати вода. Вот в ожидании Гарри они с Симусом сидят за гриффиндорским столом. Тот приходит и садится в стороне, не произнося ни слова. И еще Драко — он всегда рядом, или же следит за ним глазами, где бы тот ни находился. Похоже, сказанные Дамблдором несколько недель назад слова он принял как определенный кредит доверия. «Гарри силен и многое может вынести. А что он не вынесет в одиночку, вы вынесете вдвоём».

Иногда ей даже казалось, что он пытается что-то искупить, какой-то грех — в основе такой преданности могла лежать только вина. На самом деле она, конечно же не знала, что Гермиона просила Драко не спускать с Гарри глаз, — и он пытался, пытался, как мог. В те дни профессора закрывали глаза на то, что Драко частенько появлялся в общей комнате Гриффиндора — дальше он не ходил, не считая себя желанным гостем.

Гарри же едва обращал на что-либо внимание, он брел по замку, как ошалевший лунатик — наверное, потому что не спал ночью, а сидел на подоконнике, глядя на снежное безмолвие, — как Симус сообщил Джинни. Вид у него стал прозрачный и совершенно больной, кости начали торчать и выпирать из-под кожи. Джинни несколько раз видела, как Гарри налетал на Драко, словно не замечая его.

Однажды днем Джинни застала его спящим в общей комнате — он лежал, прикрыв ноги одеялом. Она подошла и хотела целиком закутать его, когда буквально из темноты вынырнула рука и схватила ее за запястье:

— Тш-ш…

Это был голос Драко. Юноша сидел в огромном кресле, в полумраке, она не заметила.

— Не разбуди его.

— Я и не собиралась, — раздраженно шепнула она в ответ, — я просто хотел его укутать.

Драко с усталым видом отпустил ее:

— Оставь его… Он три дня не спал.

— Знаю, — она опустила глаза к Гарри и почувствовала, что раздражение улетучивается, она едва не захлебнулась от сочувствия: на диване, подсунув ладонь себе под щеку, свернулся мальчишка, бледное лицо его горело нездоровым сонным румянцем, волосы разметались вокруг и напоминали язычки темного пламени. — Как он? — она опустилась в кресло рядом с Драко. — Как он себя чувствует на самом деле?

— Отвратительно, — сосредоточенно ответил Драко. — Куда хуже, чем ты думаешь.

Они прикусила губу.

— Как бы хотела бы хоть чем-нибудь помочь… Он столько всего выстрадал в своей жизни, как бы я хотела взять что-то на себя…

Драко перевел на нее усталые темные глаза:

— Ты все еще любишь его.

— Я всегда буду его любить. Все будут.

— Только не твой брат, — горько заметил Драко.

Джинни вздохнула.

— Особенно мой брат. Впрочем, тебе не понять.

— А я и не хочу понимать. И не собираюсь дёргаться по этому поводу — мне и так хватило впечатлений от бездумного поведения твоего братца, устроившего весь этот сумасшедший бедлам.

— Он не создавал его, — резко возразила Джинни. — Все уже было.

— Тш-ш, — шикнул на нее Драко. — Говори тише.

Джинни пристально взглянула ему в лицо:

— Ты когда и сколько спал в последний раз?

— Не надо, — Драко указал пальцем в ее сторону. — Я спал целый час во вторник.

— Тебе нужно поспать. В противном случае ты просто рассыплешься.

Он пожал плечами:

— Да ладно, все не так уж и плохо: временами у меня видения, словно я брежу. Думаю, что это снимает все проблемы. Вчера мне привиделось, будто я чайник — что, в общем-то, было бы совсем не плохо, если бы мне неожиданно не пришло в голову, что Малькольм Бэдкок чашка…

Джинни улыбнулась. Ее разморило от тепла, идущего от пламени, и начало клонить в сон. Она смотрела на свернувшегося на диване Гарри, и ей очень хотелось обнять его, да и Драко ей тоже хотелось обнять, хотя он и был таким колючим. Напряжение в ней материализовалась в какое-то материнское чувство, она вдруг увидела в них мальчишек… хотя именно Гермиона всегда по-матерински любила и заботилась о них, и они любили её в ответ. Но Гермионы теперь здесь нет… Она оттолкнула это мысль.

— Драко…

— Пойду-ка я пройдусь, — его глаза скользнули мимо нее к окну. — У меня ощущение, что я уже несколько дней солнца не видел.

— Хочешь, я посижу с Гарри, — кивнула она.

По его лицу проскользнуло облегчение:

— Правда? — он поднялся и взял у нее из протянутой руки плащ, что лежал переброшенным через спинку дивана. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, он взял и накинул его на себя, застегнул тяжелые пряжки. — Я просто выйду…

— Все в порядке, — кивнула она. — Ступай.

Он вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Джинни пересела в освободившееся кресло и уже было потянулась в карман за книжкой в мягкой обложке, когда заметила какое-то движение. Гарри убрал руку с лица. Его глаза были открыты.

— Так ты не спишь, — удивилась она.

— Нет, — Гарри сел и взял с ручки дивана очки. — Прости, если напугал.

— И сколько ты уже бодрствуешь?

— Не знаю — час, два… Я слышал, как ты пришла.

— Так ты слышал наш разговор? Мог бы дать знать, сказать что-нибудь.

— Нет, все правильно — ему нужно пройтись, подышать свежим воздухом. Сидеть и все время смотреть на меня — это кого угодно достанет.

Джинни была совершенно уверена, что Драко относился к этому по-другому, однако прикусила язык.

— Кроме того, — добавил Гарри, — я хотел кое о чем тебя попросить и это лучше сделать наедине.

— Меня? И о чем же?

Гарри отвел от нее глаза и уставился в огонь.

— Не могла бы ты оказать мне услугу и кое-что потрогать?..

— Пардон? — недоверчиво произнесла Джинни.

Гарри похлопал глазами и густо покраснел.

— Как-то не очень хорошо прозвучало, да?

— Да уж…

Гарри улыбнулся:

— Попробуем еще раз: я знаю, что ты можешь почувствовать Темную магию — в людях, в предметах. Я бы хотел, чтобы ты кое на что взглянула. Почувствуешь что-то необычное — скажи мне.

Джинни нервно подергала золотую цепочку на шее.

— Конечно.

— Спасибо, — Гарри склонил голову и вдруг резко вскинул на нее взгляд. — Это у меня на ремне, погоди минутку… — и он завозился, расстегивая кожаный ремень на своих штанах.

Она смотрела на его опущенную голову, черные волосы растрепались, обнажив тонкую шею со слабо выпирающими позвонками. — Вот, — он протянул к ней ладонь.

Она взяла: это был тяжелый круг из чего-то, напоминавшего красное стекло, однако куда более тяжелый, она бы сказала, что это, скоре всего, могло быть вырезано из камня. Джинни медленно покрутила его в пальцах, изучая удивительно гладкую поверхность и щербатые края.

— Ну, чувствуешь что-нибудь? — взволнованно спросил он.

— Нет. Ничего, — покачала она головой, возвращая ему предмет, который он мрачно принял у нее из рук, — ты ведь и не думал, что это какая-то дьявольская штучка, правда? — полушутя спросила она. Однако он взглянул на нее с полной серьёзностью.

— Да нет, просто думал, может, получу хоть какую-нибудь подсказку, что же это такое. Терпеть не могу непонятные вещи.

— Это ты мне говоришь! — сказала Джинни. — Я уже и не надеюсь на то, что мы когда-нибудь всё поймем. Помнишь ту чашу, что вы стащили из музея — что с ней сделала Гермиона?

Она немедленно пожалела о том, что этот вопрос сорвался у нее с языка. При звуке этого имени Гарри весь сжался и снова ушел в себя, метнувшись испуганным кроликом, прячущимся в свою норку.

— Не знаю, — безжизненно ответил он. — Понятия не имею, что она с ней сделала.

Он резко встал и откинул покрывало на диван. — Пойду-ка я наверх, — пробормотал он, засовывая руки в карманы. — Воспользуюсь своим одиночеством. Кроме того, мне нужно собираться.

Внутри у Джинни заныло, однако она уже умела скрывать боль. Все, что она сказала, было:

— Так, когда ты едешь?

— Завтра утром, — ответил Гарри и вдруг потянулся и нежно взъерошил ее волосы, словно она была маленькой девочкой. — Спасибо. Я благодарен, что ты взглянула на браслет.

— Ну что ты… Может, я еще могу что-нибудь сделать?..

— Можешь составить компанию Драко. Думаю, ему бы пошел на пользу разговор с кем-нибудь.

— Но я не знаю, куда он направился, — запротестовала Джинни.

На мгновение глаза Гарри словно померкли.

— К озеру, — через миг произнес он, подхватил плед с дивана и отправился по направлению к спальням мальчиков.

На улице стоял чудесный зимний день. Ночью снег засыпал все дорожки, и найти Драко не составило труда — его следы отчетливо виднелись на снегу. Джинни накинула на голову капюшон своего плаща — несмотря на пляшущее на искрящемся снегу солнце, было холодно — и направилась к озеру.

Она уже обошла половину озера, когда вдруг со странной резкой болью поняла, что Драко идет тем же маршрутом, каким обычно гуляли Гарри с Гермионой. Она сбилась со счета, сколько раз из окна класса она видела две знакомые фигурки, бредущие рядышком по одной и то же дорожке. Знал ли об этом Драко?..

Найти его было просто: свернув, она увидела его сидящем на чёрном пне. Потом, вспоминая этот момент, она не могла точно сказать, чем он занимался, — бросал ли камушки на лед, или же ощипывал какую-то вечнозеленую веточку. Она замерла и, стараясь остаться незамеченной, принялась его разглядывать: черный плащ, под ним — потёртые спортивные брюки и тёмно-красный свитер. Ей не приходилось видеть, чтобы на нем было надето что-то настолько разномастное. На лице его застыло какое-то задумчивое, почти мечтательное выражение — о чём же он размышлял?..

Она двинулась к нему, захрустев каблуками по льду. Он вскинул взгляд, увидел её и, неожиданно испугавшись, начал подниматься на ноги.

— А как же…

— С Гарри всё в порядке, твое присутствие не требуется, — остановила его Джинни. — Расслабься.

Он точно не расслабился, лишь засунул руки в карманы и посмотрел на нее с выражением, близким к негодованию.

— Ладно, если тебе так хочется, чтобы я оставила тебя в покое… — резко начала она, и лицо его смягчилось.

— Твой плащ… он новый? — спросил он, и она с недоумением посмотрела сначала на Драко, потом на свой плащ — он был действительно новый, ей прислала его мать в ответ на жалобы, что предыдущий стал ей мал. Этот был шерстяной, бледно-желтый, совершенно обычный. Хоть Драко был и внимательней к одежде, чем остальные мальчишки, но она все же была здорово удивлена, что он обратил на это внимание.

— Да… немного преждевременный рождественский подарок.

— Хм, выглядит знакомо — Драко откинулся на пеньке, все еще держа руки в карманах, и отвёл от неё взгляд. Джинни повернулась, собравшись уйти, однако его голос остановил её:

— Подожди.

Обернувшись, она увидела в его глазах полу осознанную просьбу.

— Останься…

Вздохнув, она подошла и присела рядышком. Они сидели и в молчании смотрели на серое озеро; солнечный свет коснулся его замерзшей поверхности, разбросав по серебру золотые искры.

Наконец Драко нарушил паузу:

— У тебя что-то в кармане. Оно мне в ногу уперлось.

— А… — Джинни вытащила из кармана «Брюки, полные огня», собираясь переложить его в другой карман, когда Драко вдруг остановил ее руку.

— Ты что — все еще это читаешь? Сколько ж можно?

Джинни бросила на него обиженный взгляд:

— Да уж, если бы не все эти безумные любовные треугольники и похищения века, я бы провела время куда лучше.

Отпустив ее руку, Драко пожал плечами.

— Я просто пытаюсь понять, за что ты пытаешься себя наказать. Если ты хочешь почитать, у меня есть много хороших книг — с удовольствием тебе дам: Рассказы двух Магов, Великие заклинания…

— Я читаю хорошие книги. Это просто… для расслабления и успокоения.

— И как же это может успокоить?

— Понимаешь, там все предсказуемо. Ты можешь рассказать все, что произойдет, просто взглянув на обложку.

— Да ну? — Драко заинтересованно взглянул ей через плечо. — И как ты это определяешь?

— Смотри, — она двинула пальцем по странице, зная, что он внимательно наблюдает за ней. — Эта девушка в белом платье — героиня, Риэнн. Ей придется многое пережить, однако в конце она воссоединится со своей любовью. А вот этот парень в бриджах — Тристан. Он смелый, отчаянный, он хочет быть с ней, но злая судьба не дает им соединиться. Но это все временно, конечно. Девица в красном тугом кожаном корсете — это леди Стэйси, злая распутница — в конце она точно помрёт, но прежде переспит с половиной мужских персонажей. А вот этот мужчина в темном плаще — Темный маг Морган, он тоже злой.

— А это что еще за задница в платье? — заинтересовался Драко.

— Это не платье, это мантия государственного деятеля! Это Жоффрей Монтегю, он — друг детства Риэнн, очень достойный человек. Поехали дальше. Если Тристан умер, она, скорее всего, закрутит с ним, однако все время будет думать о Тристане. А вот если Тристан жив… — Джинни остановилась. Плечи Драко тряслись в припадке беззвучного смеха. — Что смешного?

Драко замахал рукой.

— Позволь, я расскажу тебе, как все происходит на самом деле. Исходя из информации, извлеченной мной из этих баснословных иллюстраций, предсказываю, что Монтегю вылезет из своего чулана и будет сообщником темного мага Моргана — который на деле окажется вовсе не злым, а просто одиноким. Они осядут в другой стране, где купят замок и следующие шестьдесят лет будут заниматься тем, что скупать предметы старины. Риэнн откроет монастырь для юных ведьм и поставит в нем матерью-настоятельницей леди Стэйси, а та будет заниматься тем, что изменит форму, включив в нее кожаный корсет, а также введет новое правило — провинившихся девушек будут пороть.

— Так, а что с Тристаном? — яростно покосилась на Драко Джинни.

— О, он слишком самодоволен, чтобы ему требовался кто-то ещё. Ты только посмотри, посмотри на его ботинки! Это ж сколько часов надо провести, чтобы так их отполировать! Нет, пусть остается один.

— Тристан хочет остаться со своей любовью, — отрезала Джинни.

— Что ж, — усмехнулся Драко, — все, что ему нужно для этого, — это стопка неприличных журналов и крепко запирающаяся дверь.

— Ах! — воскликнула Джинни и швырнула в него книжкой. — Ты говоришь, словно все это — сплошная грязь!

— О, благодарю. И что же, я превращаю в сплошную грязь?

— Ну, ты сам знаешь, — неожиданно засмущалась она. — Любовь.

Драко запрокинул голову и внимательно уставился в небо:

— Что ж… Да — это грязь. Знаешь, в ней нет ничего священного или возвышенного. Это такой же голод, желание, потребность — словом, одна из тех вещей, из-за которых люди делают совершенно безобразные вещи по отношению друг к другу. Без неё, любви, нет и предательства, нет утрат, нет ревности. Половина мерзостей, творящихся в мире, имеют свои корни в любви. Она режет, сжигает и ранит — и нет от этого лекарства. Уж лучше ненависть — я испытываю ее каждый день, но это чувство, по крайней мере, можно вынести. И я всегда знаю, где я нахожусь.

— Это неправда… Любовь делает людей бескорыстными…

— Как твоего брата? — тихо спросил Драко. — Бескорыстными, каким был твой брат?

— Это не было связано с любовью! — взъярилась Джинни. Да как он осмелился…

— Ну конечно! А то я не видел его лица, когда он смотрел на неё! Он был в нее влюблен, что бы ты там ни думала.

— Что ж, он хотя бы в этом был искренен, — отрезала Джинни, чувствуя, что это прозвучало весьма язвительно. — Он не прикидывался, что его это не волнует.

Это замечание заставило Драко выпрямиться. Открыв глаза, он окатил ее холодным взглядом серых глаз.

— А я, значит, прикидываюсь? Что ж, может, ты и права. Может, я, и правда, ни о ком не забочусь по-настоящему. А может, ты просто это так видишь со своей идеалистической точки зрения — тебе это в голову не приходило?

— Я не идеалистка. И вообще, если я думаю, что это глупо — заботиться о ком-то, делая при этом вид, что на самом деле тебя это совсем не волнует, — это вовсе не значит, что я идеалистка. Люди вообще не могут жить, ни о ком не заботясь.

— Ничего подобного. Люди не могут жить без пищи, воды, крова и, в моем случае, без простыней из отборного хлопка. Другие люди — это роскошь, а не необходимость.

— Тогда почему ты так заботишься о Гарри?

— Это совсем другое дело.

— И в чем же разница?

Что-то мелькнуло у него в глазах.

— Другое — и все тут.

Джинни вдруг почувствовала утомление. Продолжать беседу не было никакого смысла, не существовало аргументов, при помощи которых можно было бы победить Драко. Она не могла понять, зачем она все еще утруждает себя этим спором, — это было так же продуктивно, как пытаться прорыть туннель в Тайную комнату при помощи ложки.

— Пойду-ка я обратно в замок, — она резко поднялась, прикрыв лицо одной рукой, — ей не хотелось, чтобы он заметил, что глаза у нее на мокром месте, — и протянув к нему вторую руку. — Могу я забрать свою книгу?

Она услышала, как хрустнул снег под его ногами, когда он поднялся.

— С тобой все хорошо? Ты не плачешь?

— Мне что-то в глаз попало, — соврала она.

— А ну-ка, иди сюда… — он проворно и профессионально придвинул ее к себе, взяв за руку. Подняв ей подбородок, он пристально взглянул ей в глаза. — Стой смирно.

Она, не мигая, смотрела ему в глаза. Они не были так близки с того памятного вечера, со Святочного Бала (потом она припомнила, что это не совсем так — они были так же близки, когда он поцеловал ее в музее, однако это было такой очевидной попыткой взбесить Симуса, что она решительно сбросила это со счетов). Но они и вправду еще ни разу не стояли так близко друг к другу — при свете дня. Она пыталась не рассматривать его в упор — однако не могла совладать с собой; какая-то её частичка прикладывала все усилия, чтобы запечатлеть этот момент в памяти, словно ощущая, что ничего подобного может больше никогда не произойти. Она пыталась сосредоточиться на том, что в его лице было не так: вот шрам под глазом, причиной которого стала разбитая Гарри бутылка чернил… да и сами глаза немножко различаются по форме… один уголок рта чуть выше другого — теперь понятно, откуда у него берутся все эти кривые ухмылочки… волосы, просящие ножниц…

Симус был тоже красив — но не так утонченно. Впрочем, это не имеет никакого значения. Но когда Симус касался ее руки, её не начинало так трясти…

Его глаза словно ощупывали её лицо.

— Я ничего не вижу, — медленно произнес он, и ей потребовалось время, чтобы осознать, о чем это он. Придя в себя, она решительно отцепила его руку от своей и отступила, едва замечая его удивленный взгляд.

— Я знаю. Знаю, что не видишь.

И вот, наступил последний день семестра. Джинни ехала от Хогсмида на Кингс-Кросс в купе вместе Дином, Симусом и Чарли. Она совершенно точно видела, что Симус умирает от желания поболтать с ней, однако присутствие Дина его смущало, а присутствие Чарли — старшего и весьма мускулистого брата — просто ужасало.

Она видела в окошко, как Гарри и Драко вошли в тот же вагон, однако в купе не появились, что ее не особенно удивило — вряд ли Гарри захотелось быть поблизости от Чарли, да и отвращение Драко к Симусу со временем не ослабевало. Оказавшись на платформе 9 и три четверти, она махнула рукой Гарри, тот махнул в ответ, Драко повернулся, чтобы увидеть, куда он смотрит, — но в этот момент юношей отгородили от нее Сириус и Нарцисса.

Джинни отвернулась — с другой стороны платформы подходило ее семейство — мать, отец, близнецы, Перси (Билл, насколько ей было известно, всё ещё был в Египте), однако Рона с ними не было. У нее кольнуло в груди — однако она не могла обвинить его в том, что он так поступил.

— Джинни, — произнес ей чей-то голос почти в ухо. Она обернулась — конечно же, это был Симус. Он стоял, спрятав руки в карманы и надвинув на глаза черную шапку. Присмотревшись к нему, она вдруг поняла, что была невнимательна к нему в последние дни: у него был утомлённый и унылый вид, однако он старательно улыбался. — Я хотел пожелать тебе счастливого Рождества…

— О, и тебе тоже, — неуклюже спохватилась она, и в этот момент их накрыла волна Уизли: миссис Уизли кинулась на Джинни с поцелуями, мистер Уизли хлопал по спине Чарли, Перси издавал какие-то суетливо-назойливые приветственные возгласы, Фред запустил маленький Флибустьерский фейерверк, мерзким тоненьким голоском заигравший Jingle Bells. Казалось, только Джордж заметил присутствие Симуса.

— Привет, Финниган.

У Симуса был почти контуженный вид. Он не ответил.

Миссис Уизли выпустила Чарли из объятий и обратила дружелюбный взор на Симуса:

— Привет, а ты —?..

— Это Симус, мама, — представила его Джинни, повышая голос и пытаясь переорать Jingle Bells. — Он однокурсник Рона и охотник нашей команды, — и, сама не зная, почему, она взяла и прибавила. — И мой парень.

Воцарилась ошеломленная тишина. Все вытаращили глаза, но больше всех был поражен сам Симус.

— Твой… парень? — переспросила мисси Уизли слабым голосом.

— Так-так, — мистер Уизли начал трясти руку Симуса. — Ну, рад встрече, сынок.

Симус снова порозовел.

— И я рад встрече, сэр, — ответил Симус и крепко пожал руку мистера Уизли. — Мои родители очень высоко отзывались о вас, особенно мама. Она говорит, что вы лучший министр магии со времен Филонеуса Плама.

Мистер Уизли вспыхнул от удовольствия и затряс руку Симуса с удвоенной силой.

— Ну-ну, приятно слышать. Очень приятно. Мы увидимся с вашей семьей на свадьбе?

— Нет, сэр, боюсь, что нет, — с сожалением покачал головой Симус. — Мы обновляем наше фамильное гнездо…

— Фамильное гнездо? — переспросила миссис Уизли.

— Понимаете, — улыбнулся Симус, — все эти старые замки… — все время что-то сыпется то тут, то там.

— Замок? — эхом откликнулась миссис Уизли.

— Мам… — стиснув зубы, простонала Джинни.

Симус заулыбался миссис Уизли, ямочки на щеках которой обычно предназначались только Гилдерою Локхарту.

— Наверное, зимой в Ирландии красиво, — любезно заметила она.

— О, да, только очень холодно, — Симус старательно делал вид, что разговор очень его увлекает. — Если бы я мог надеть один из тех замечательных свитеров, что вы вяжете для Рона с Гарри, мне бы завидовал весь город.

Джинни показалось, что ее мать сейчас задохнется от радости, — она прекрасно знала, как та гордится свитерами, что вязала всем к каждому Рождеству. Кроме того, она также была в курсе, что Рон ежегодно пытался подсунуть их Дину, Симусу и Невиллу. Причем безуспешно.

— На кой черт мне свитер со здоровенными буквами РУ спереди? — как всегда дипломатично поинтересовался Дин у Рона в последнее Рождество.

— Можешь рассчитывать на то, что тебя посчитают Распутным Удовлетворителем, — дружелюбно подсказал Гарри, и они с Роном повалились от смеха и всё более и более грубых и рискованных предположений.

Очнувшись от воспоминаний, Джинни обнаружила, что ее мама смотрит на Симуса, словно на новообретенное дитя.

— Можешь называть меня Молли. Ирландия — это просто замечательно. Думаю, Джинни бы хотелось посетить ее.

— Мааааааааам! — возмущенно взвыла Джинни, но в этот миг отец потащил миссис Уизли к другому краю платформы, чтобы по-быстренькому переброситься парой слов с Сириусом, Люпиным и Нарциссой.

— Ну, что ж, прощайтесь, — просияла в сторону Джинни и Симуса миссис Уизли, когда муж потянул ее прочь. За ними последовали Чарли и Перси, Фред с Джорджем отошли в сторонку, чтобы поприветствовать нескольких друзей, еще продолжающих учебу.

Джинни медленно развернулась к Симусу, на губах которого играла усмешка, сделавшая бы честь Малфою.

— Так, — обвиняюще начала она, — что все это было?

Симус широко распахнул свои синие глаза:

— Ты это о чем?

— Ты что, занялся самотрансфигурацией и обратил себя в Супер-пупер Парня?

— Эй, ты сама это начала. Я даже и не знал, что я твой парень. Что — была какая-то записочка, которую я не получил?

Джинни тут же почувствовала раскаяние.

— Ой, да, да — знаю. Прости. Это было просто ужасно. Сама не знаю, какая муха меня укусила.

— Я тоже. Однако надеюсь, что это не в последний раз.

Джинни быстро вскинула на него взгляд. Он определенно нервничал — в такие минуты его мягкий ирландский акцент становился более заметным.

— Я рад, что ты на меня не сердишься, — заметил он.

— Конечно, нет, — тряхнула она головой. — А с чего бы мне сердиться?

— Просто ты не разговаривала со мной три дня. У меня даже не было возможности преподнести тебе мой Рожественский подарок.

— Подарок? — переспросила она. — Ты хочешь сделать мне Рождественский подарок?

— Ну конечно.

— Но… но я для тебя ничего не приготовила!..

— Всё в порядке, — улыбнулся он. — Сможешь мне что-нибудь привезти, когда мама отпустит тебя ко мне в Ирландию.

— Слушай, я себя чувствую такой виноватой…

— Не надо, — решительно сказал он. — Я хочу вручить тебе это. Я давно обдумывал это, и, ну… я не хотел бы дарить это кому-то другому, тем более, что это весьма дорогая вещь. А на мне она выглядит глупо.

— О, надеюсь, это не кружевное белье?

— Вряд ли. Я в нём выгляжу просто баснословно, — он залез в карман плаща и вытащил оттуда маленькую коробочку — определенно, не такую, в какой держат книжки или белье. Это была коробочка для украшений. Она замялась. — Возьми, — мягко попросил он.

Она прикоснулась к ней, думая, видит ли эту сцену ее семья или нет. Джинни отчаянно надеялась, что там не кольцо. Она просто не представляла, что же в противном случае ей делать.

— Ну же, открой, — и тут ей пришло на ум, что никто из юношей, никто и никогда — не считая ее братьев — не делал ей подарков. Ни разу. Никогда.

Она открыла коробочку — на пестрой блестящей ткани лежал браслет. О, нет… не просто браслет — это был один из Волшебных Браслетов PorteBonheur. Джинни едва не выронила коробочку. Волшебные браслеты были ужасно дорогими и страшно знаменитыми, потому что заколдовывалось вручную при помощи очень сложных заклинаний, потом подвергались трансфигурации, а позже активировалось. Честно говоря, она еще ни разу ни у кого ничего подобного не видела.

— Их делает мой дядя, — немного застенчиво пояснил Симус, когда она достала браслет из коробочки и повернула его к свету. Это была неяркая вещица, сплетенная из серебряных цепочек, однако сами заклинания были очень интересными: крошечная нотка, маленький золотой подсвечник, миниатюрная стрелка, стеклянное сердечко, тарелка с ложкой, перышко — их было больше дюжины. — Просто брось заклинание в огонь, чтобы оно активировалось… Вот, можно я тебе помогу надеть? — она подала ему руку, он ловким движением застегнул браслет у нее на запястье и взглянул на нее из-под ресниц. — Тебе он нравится?

Джинни вдруг поняла, что не проронила ни слова за последние пять минут.

— Какая же я балбеска, — охнула она. — О, он просто великолепен, я просто влюблена в него, я…

Но громкоголосое огненноголовое семейство вернулось и понесло Джинни к машине; она едва успела крепко пожать Симусу руку, прежде, чем мать увела ее прочь, что-то возбужденно шепча ей на ухо: Джинни уловила только обрывки — «замок… такие манеры… до чего вежливый… а какой симпатичный!»

Она только кивала, не сводя глаз с платформы и Симуса, стоящего на ней, пока они не пропали с глаз.

Он просто великолепен, я просто влюблена, — сказала она, едва не добавив, что любит и самого Симуса. — Странно, — удивилась она, — кто же меня тянет за язык, ведь я почти уверена, что это неправда?

На второй день после возвращения в Имение Драко валялся на кровати, глядя в окно на бегущие по бледному зимнему небу облака. В последнее время ему определенно начала нравиться его новая спальня. Сначала он был страшно раздражён, когда Гарри разнёс его старую комнату, а потом осознал, что на самом-то деле вовсе её и не любил — со всей этой безобразной громоздкой мебелью и черными мрачными занавесками. (Правда, у него были теплые воспоминания о гардеробе… Однако Гарри разнес вдребезги и его).

Итак, собрав необходимые вещи, он перебрался в комнату дальше по коридору, одну из тех, что всегда ему нравились. Деревянные тёмные стенные панели, стены такого светло-синего цвета, что он казался почти серым, напоминая ему зимнее небо, которое он всегда любил. А еще он любил огромный мраморный камин по северной стене… Да, Гарри был прав — Имению Малфоев вовсе не помешало бы центральное отопление.

Камин был подключен к Каминной Сети, что в последнее время играло немаловажную роль…

— Так ты слушаешь меня, Драко? — в голосе Гермионы послышалось легкое нетерпение. Драко перевернулся на живот и подпер голову руками.

— А что — непохоже?

Гермиона нахмурилась на него сквозь языки пламени. Впрочем, он не винил её в этом — пользоваться Каминной Сетью Дырявого Котла в личных интересах было довольно накладно, да и качество услуги оставляло желать лучшего — в их разговор периодически вклинивались посторонние люди, а накануне Гермиона, вся зардевшись, рассказала ему, что попала в «какой-то совершенно неправильный камин», где увидела «просто шокирующие вещи».

К его огромному разочарованию, поделиться с ним этими ужасающими вещами она отказалась, хотя он затерроризировал её наводящими вопросами — «А там были шарики, мармелад или живые сурки?»

— Ну-с, — фыркнула она, — и что я говорила?

— Ты говорила, — нудным голосом повторил Драко, — про Рисенн и Николаса Фламеля.

— Верно, и про Четыре Благородных Предмета… Кстати, ты знаешь, что он был последним человеком, которому удалось их собрать все вместе?

— Да, ты мне сказала.

— А потом он был ограблен, и все предметы раскидало по миру и они пропали из виду…

— А это было до или после того, как она — то есть Рисенн — умерла?

— Хм… — Гермиона заглянула в невидимую ему книгу, — после. Хотя, как я тебе уже говорила, она умерла в 1616, однако последнее упоминание о её появлении относится к более позднему времени.

— Принимая во внимание, что я видел её на прошлой неделе, не могу с этим не согласиться.

— Гермиона фыркнула:

— Я имею в виду, последнее исторически задокументированное появление.

— А, ты об этом… — протянул Драко.

Она не смогла удержать улыбку:

— Я об этом.

— Ну, ладно, давай рассказывай дальше про все эти исторические явления.

Гермиона продолжила. Оказалось, что Рисенн под разными фамилиями снова и снова мелькала на иллюстрациях книг по алхимии, которые Гермиона проверила в большой библиотеке Диагон-аллеи. Она мелькала то за одним, то за другим Малфоем, одетая по моде того времени, но безошибочно распознаваемая по узкому бледному лицу и черным волосам до талии.

— Так значит, она следит за Малфоями, оставляя за собой кровавый след, смерть и разор? — перебил Драко Гермиону посреди ее доклада. — Это ободряет.

— Вопрос в том, чего она хочет.

— Нет, вопрос в том, как бы нам от нее отвязаться.

— Может, она это сделает, если получит то, что ей надо? — предположила Гермиона.

Драко вспомнил, как выворачивало на кладбище Гарри после того, как Рисенн коснулась его, этот больной, наркоманский взгляд…

— А может, тебе не захочется дать ей то, что ей нужно?..

— Я просто подумала, что это могло бы оказаться во владении Малфоев, коль скоро она так очарована вашей семьей. Знаешь, там куча примеров того, что люди, магическим образом связанные с какими-либо предметами, не в состоянии оставить их. И они воплощают свои души в фамильные сокровища, драгоценности…

— Как Эпициклицеское Заклятье, — подытожил Драко.

— Да, как Эпициклическое Заклятье, — вздохнула Гермиона.

— Хм… — Драко затеребил своё пуховое одеяло. — И что там сказано насчет ее последнего появления?

— В 1824 она в Румынии нянчила детей Октавиана Малфоя — твоего двоюродного деда. И она исчезла… О боже… Поместье выгорело дотла.

— Море смертей и разрушений?

— Нет, погиб только Октавиан. Он вбежал в дом, чтобы спасти детей… все они выжили.

В последовавшей тишине Драко заворожено смотрел в огонь, что свивался вокруг Гермионы зелеными, синими и фиалковыми язычками.

— Я бы хотел так умереть, — отчуждённо заметил он.

Похоже, Гермиона выронила то, что у нее было в руках:

— Сгореть заживо? О нет, Драко, это просто ужасная смерть!

— Да нет же, не сгореть заживо — погибнуть, спасая чью-то жизнь. Уж, коль суждено умереть, то ведь лучше так, правда?

Гермиона вздохнула так резко и отрывисто, что звук был похож на треск дров в камине.

— Не говори так. Не надо говорить так о смерти.

Драко накрыла очередная волна усталости.

— Предполагаю, что не все твои исследования были столь удачными?

— Ты о своем ранении? Нет, — пискнула Гермиона. — Я же говорила, что теперь решила попробовать перекрестные ссылки между понятиями ранение и магическое свечение — и посмотреть, нет ли там чего интересного.

— Что ж, план не так уж плох, — в тон ей ответил Драко.

— Ты же говорил, что собираешься проконсультироваться у колдомедиков.

— Да, я назначен на приём на завтра.

Они прищурилась:

— Это правда, или ты просто пытаешься закрыть эту тему? И еще — у тебя все еще бывают те сновидения?

— Ты про пижаму с сердечками, что была у Снейпа? Слава Богу, нет.

— Драко! — голос Гермионы сорвался на крик. — Я даже понять не могу, каким аспектом твоей жизни стоит озаботиться в первую очередь!

Но не успел Драко что-то ответить, как дверь его спальни с грохотом распахнулась, и вошел хмурый Гарри.

— Малфой, ты не видел…

Он осекся, его глаза расширились, когда он увидел Гермиону в камине. Та побледнела, но ничего не сказала. Повисла Очень Неловкая Тишина.

— Я, пожалуй, пойду, — наконец произнесла Гермиона. — В пять библиотека закрывается, а я хотела бы еще несколько часов поработать. Передавай привет Сириусу, — она махнула рукой в направлении обоих юношей и исчезла.

Драко перевернулся и сел на кровати, глядя на так и застывшего в дверном проёме Гарри. Сейчас он уже не был потрясен, однако, судя по виду, явно забыл то, за чем шёл.

— Поттер, порядок. Она ушла. Можешь начинать дуться.

— Я не собираюсь дуться… Просто… Я думал, что её дом не подключен к Каминной сети.

— Так и есть. Она в Дырявом котле, на Диагон-аллее. Сказала родителям, что ей надо позаниматься исследованиями. Что, как я полагаю, является почти правдой. Они ищет материалы по Четырем Благородным Объектам. Жизнь идёт, как понимаешь.

— Верно.

Гарри наконец-то очнулся и вошел в комнату, прикрыв дверь. На столике рядом с ней стоял наборчик древних волшебных солдатиков, Гарри рассеянно поднял одного и начал разглядывать.

— И как часто ты так с ней разговариваешь?

— Каждый день, — Драко не видел смысла лгать. Они и правда беседовали каждый день, причем сегодня впервые большая часть беседы была посвящена не Гарри.

— Эх, ты… — Драко не сразу понял, что Гарри не упрекал его, просто в этот миг солдатик проткнул ему палец своей палочкой. Гарри ткнул солдатика на его место и сунул кровоточащий палец в рот, неожиданно обретя вид восьмилетнего ребенка.

— Ну, — протянул он, словно клещами вытаскивая из себя слова, — и как она?

— Отвратительно, — честно ответил Драко. — Вы оба сейчас такие: не едите, не спите, испортили юную трагическую любовь… Ты бы взял мое перо да написал бы какую-нибудь поэмку обо всем этом.

— Я не пишу стихи, — возмутился Гарри, по-прежнему обсасывая палец.

— А что, может, сейчас как раз самое время начать.

— Я рифмовать не умею. Я пытался.

— Это не так сложно, — подбодрил его Драко.

— Да? Тогда сам попробуй — не подумав, огрызнулся Гарри.

Драко недобро ухмыльнулся и, встав на кровати на колено, приложил руку к сердцу:

— О, горе! Жизнь моя — лишь боль, — продекламировал он.

О, горе! Жизнь моя — лишь боль,

И нет конца борьбе с судьбой.

Не будет Герми мне женой,

Развратник глупый я.

Тоскую я по моей экс,

Страдаю я при слове секс!

Судьбою проклят — крекс-пекс-фекс

Теперь навеки я.

Мой лучший друг с ней переспал…

— ОН НЕ ПЕРЕСПАЛ С НЕЙ! — заорал Гарри, приобретая оттенок баклажана. — Ненавижу тебя, Малфой вместе с твоим дурацким стихом!

По лицу Драко проскользнула легкая обида.

— Я просто даю бесплатные творческие советы. Сам подумай — вся твоя жизнь — просто превосходная эпическая поэма. Патетического плана. Интересно, можно найти рифму к слову «буфет»? Или к «и онанируя в ночи в унылой гриффиндорской спальне»?.. Ой! О!!! — взвыл Драко, когда Гарри, вооружённый зелёной подушкой, бросился на него. Яростная молчаливая битва закончилась тем, что Гарри уселся Драко на ноги, вдавив ему локоть в солнечное сплетение.

— Возьми свои слова назад!

Драко скорчил рожу. Сейчас, нос к носу, Драко заметил, что у Гарри были куда более дикие, чем обычно, глаза, и растрепанная шевелюра.

— Прости, что назвал тебя развратником.

— Нет, ты знаешь, о чём я! К чему всё это — Рон и всё такое?! Или же так проявляется твоё братское сочувствие?

— Ну, ладно-ладно, я пытался — видимо, не вышло. Мне кажется, что я по этому поводу должен быть как можно грубее, пока ты полностью не утратишь чувствительность.

— О, это просто потрясающая мысль. Ты просто покоритель мира.

Драко повозился и приподнялся на локтях, оказавшись на одной высоте со всё ещё сидящим на его ногах Гарри.

— Слушай, Поттер, — ровным голосом произнес он, — завтра свадьба, и ты прекрасно знаешь, кто тут будет. Во-первых, Уизли. Во-вторых, половина Слизеринского факультета, потому что они друзья моей матери. Точно будут Блез и Пенси. Мир, в котором ты собираешься жить, не состоит из людей, слишком вежливых, чтобы не говорить о чём-то, или же из тех, кто не в курсе всех этих событий. И, могу тебе сказать, что, судя по тебе, первое же резкое замечание просто выбьет почву у тебя из-под ног. Так что давай-ка, привыкай, и лучше заранее потренироваться на ком-то, кто на самом деле не хочет причинить тебе боли.

Гнев исчез с лица Гарри, словно задули свечу.

— Знаешь, Малфой, — неохотно заметил он, — наверное, ты единственный человек в мире, который может мне как следует звездануть, а после этого повернуться и убеждать, что все это исключительно ради моей пользы.

— Да, — кивнул Драко с напускным мрачным видом, — вот такой я загадочный зверёк.

— Тьфу ты… — Гарри слез с него и улегся рядом, уставясь в потолок. Драко с трудом удержался от замечания, чтобы Гарри убрал свои ноги с кровати.

— Знаешь, — медленно произнес Гарри, глядя куда-то в пространство, — я подозреваю, что в последнее время я был немного угнетённый…

— Немного угнетённый?.. — Драко едва не свалился с кровати.

— Я… — начал Гарри, но Драко не стал дослушивать его до конца.

— Ты называешь это немного угнетённый? Да, в таком случае, могу сказать, что жители Помпеи были немного удивлены, когда с их холма сорвалась макушка и погребла всех под слоем золы. Или же команда Титаника была немного раздражена в тот миг, когда их корабль столкнулся с айсбергом. Или…

— Ну, хорошо, хорошо, — перебил его Гарри, передернувшись от досады. — Я был в депрессии.

— Знаешь, что я тебе скажу, — конфиденциально заметил Драко, — временами я был готов пойти и зависнуть где-нибудь с Плаксой Миртл, чтобы просто побеседовать с кем-нибудь бодрым и жизнерадостным.

— Тогда зачем ты вообще торчал около меня… — раздраженно начал Гарри и тут же прикусил язык. — Ладно, прости, — понизив голос, сказал он. — Я понимаю, что тебе это не доставляло никакого удовольствия. Я не хочу показаться неблагодарным.

— Благодарность… — брезгливо заметил Драко. — Куда ни шло… Слушай…

— Только не надо думать, что я не замечаю того, что ты для меня делаешь, — резко бросил Гарри. — Я замечаю. Может, это выглядит как-то по-другому, однако же, это так.

— Я знаю, — неожиданно смутился Драко. — Нет, я не жаловался… хорошо, я жаловался, и ты меня заставил чувствовать себя по-дурацки. Терпеть этого не могу.

Гарри почти улыбнулся.

— Сделай мне одно одолжение. Только оно немного странное.

Драко захлопал глазами.

— Что-то этот разговор приобретает более тревожные зигзаги, чем танцующий румбу Снейп. Я весь превратился в слух.

Гарри покосился на него. У него было открытое и доверчивое выражение лица — взглянув на него, не возможно было сказать «нет». Ему хотелось доверять, верить, что, какой бы ни была его идея, она непременно правильная. — Ты нужен мне, чтобы забрать у меня мои воспоминания.

— Рональд Уизли, в данном случае у тебя нет выбора, — заявил его отец в таком тоне, что было понятно, что он не потерпит никаких возражений. — Ты меня понял?

— Да, — ответил Рон тем же неумолимым голосом. — Однако, я все равно не собираюсь.

— Нет, соберёшься.

— Нет. Никогда. Ни за что.

Джинни умоляюще посмотрела на мать, призывая ее вмешаться, однако та ответила унылым взглядом. Обе представительницы слабого пола в доме Уизли сидели за кухонным столом, наблюдая сквозь открытую дверь гостиной за Роном и мистером Уизли. Мистер Уизли яростно ходил туда-сюда по ковру, Рон, свесив голову, отчего упавшие волосы закрыли его лицо, тихо сидел на диване, зажав стиснутые руки между колен.

— Не волнуйся, лапочка, — миссис Уизли похлопала Джинни по руке, — папа заставит его увидеть причины.

Джинни безмолвно подняла на нее глаза, впервые в жизни пожалев свою маму, не имеющую не малейшего представления о том, что произошло с её младшим сыном. Конечно, маму она жалела иначе, нежели самого Рона… Однако на не могла его винить в том, что он не желает присутствовать на свадьбе.

— …Тогда предложи мне хоть какое-нибудь мало-мальски приемлимое объяснение! — грохотал Артур Уизли, плавно перемещаясь от «Всё уже готово» и «Вся семья собирается» и более общему «Нет никаких причин для такого рода поведения».

— Я же говорил тебе, — монотонно пробубнил Рон. — Я подрался с Гарри. Он меня видеть не хочет. Это создаст неловкость во время свадьбы. А это не честно по отношению к Сириусу.

Миссис Уизли вздохнула.

— Бедняжка, — услышала Джинни и не поняла, к кому это относится — к Рону или Гарри. Конечно же, миссис Уизли восхищалась своим младшеньким, однако и над Гарри она кудахтала так, словно он был одним из ее детей. С внутренней улыбкой Джинни порадовалась тому, что они с Гарри никогда не встречались, — мать принимала бы его сторону во всех спорах, и кончилось бы это тем, что ей пришлось бы бороться с желанием стукнуть маму по голове чем-то тяжелым. Мистера Уизли мысль о том, что Рон с Гарри не разговаривают, потрясла так же, как потрясло бы известие, что так себя ведут близнецы или Билл с Чарли — просто ужасающий подрыв всех семейных основ.

— А я тебе говорю, — взбешенно продолжил мистер Уизли, — что утром я получил сову от Сириуса, где он сообщил, что надеется увидеть нас в Имении, и что, в частности, Гарри надеется на встречу с тобой.

— Это Сириус так говорит, — деревянным голосом возразил Рон.

— Ничего подобного! И уж, коль скоро вы подрались, используйте шанс для того, чтобы помириться. Вы и раньше ругались. Это не в последний раз.

Рон промолчал, однако Джинни поняла, о чем он подумал.

Это в последний раз.

— Твое отсутствие действительно может испортить удовольствие от праздника Сириусу и Нарциссе, — твердо заявил мистер Уизли.

На этих словах Рон резко вскинул голову:

— И что — ты думаешь, я и правда поверю, что им будет до этого дело? С чего бы? — его голос был настолько монотонен, что с трудом улавливалось, что это вопрос. — А тебе-то что?

— Естественно — я же волнуюсь! — вскипел мистер Уизли, всплеснув руками. — Я не могу с тобой разговаривать! Вообще не могу!

Багровый, как спелый помидор, он, развернувшись, протопал в кухню, на мгновение задержался, чтобы бросить яростный взгляд на Джинни и миссис Уизли.

— ПОДРОСТКИ, — во всеуслышанье заявил он тем же тоном, каким по Волшебной сети объявляли об очередной вспышке гномьей лихорадки, и метнулся в сад, прогрохотав дверью.

На лице миссис Уизли появилось смятение.

— О боже… — пробормотала она, взволнованно глядя в окно на мужа, с остервенением взявшегося за абсолютно необязательное обезгномливание грядок с салатом. — Думаю, мне стоит поговорить с Роном…

— Нет, — со вздохом поднялась на ноги Джинни. — Позволь мне сделать это. Думаю, я понимаю, в чем дело.

Она решительно вышла с кухни и поплотнее закрыла дверь. Ей показалось или же действительно температура в комнате была на несколько градусов ниже, чем в остальном доме? Коли так, то источником холода был Рон, сидевший все в той же позе, что и последние два часа — поникшие плечи, опущенная голова. Она подошла и присела рядом. Он не шелохнулся.

— Я не собираюсь, Джинни…

— Я знаю, — кивнула она. — Но ты должен.

Он поднял голову и взглянул на нее, глаза его выдали. Джинни поморщилась. Когда ей было одиннадцать, лето после того инцидента с дневником было наполнено ночными кошмарами, и братья взяли за правило по очереди спать на полу у её кровати, чтобы она не оставалась одна. Родители тоже пытались, но Джинни попросила, чтобы это делали именно братья. Они защищали её. Всегда.

— Не будь таким. Ты знаешь, почему.

— Потому что мама и папа…

— Нет. Из-за Гарри.

— Из-за Гарри?! Но именно из-за него я и остаюсь здесь! Да он в жизни не захочет, чтобы я там появился!

— Нет, возможно, все не так, — предположила Джинни. — Давай рассудим по-другому. Гарри знаменит. Драко знаменит. Сириус и Нарцисса — их тоже все знают. Эта свадьба обещает стать просто грандиозным мероприятием, там будет полно прессы. Если ты не пойдешь, они получат от этого огромное удовольствие: «Лучший друг Гарри Поттера, сын Министра Магии отметился тем, что не удосужился почтить своим присутствием это величественное мероприятие…»

Застонав, Рон уткнулся лицом в руки:

— Не надо… Ну, хорошо, ладно — может, я и обязан поехать на эту свадьбу, но почему я должен отправиться на день раньше, со всеми вами? Я так полагаю, что завтрашний обед — вещь совершенно закрытая, на ней не будет ни репортеров, никого, за исключением тех, кто приглашен. Об этом никто и не знает.

— Я знаю, Рон, ноне думай, что они не станутвыспрашивать и выискивать тех, кто был тут на день раньше?

— Не станут, — с несчастным видом пробормотал Рон.

— Cтанут, — отрезала Джинни. — Они будут во всем копаться и искать что-нибудь, о чем пожелают поговорить. А потом они все это выплеснут на страницы Ведьмополитена, как всю эту историю с Крумом или то, что было на следующий год, — про Гарри и Чу — там не было ни слова правды! И все это снова окажется ужасно унизительным для Гарри. Что — ты этого хочешь?

— Нет, конечно, не хочу! — Рон подскочил и прошел к камину, пустому и холодному. В наступившей тишине Джинни услышала шелест начинающегося дождя. — Если бы я мог вернуться назад и всё изменить, думаешь, я бы отказался?

— Не имеет значения. Ты не можешь этого сделать, не можешь исправить то, что было в прошлом. Однако ты вполне мог бы сделать настоящее более терпимым.

— Скажи ты мне год назад, — тихо произнес Рон, глядя в пустой камин, — что я собираюсь провести Рождество в Имении, потому что приглашен на свадьбу… и что Гарри тоже там будет, потому что это теперь его дом… и я радуюсь этому, как и все остальные — я бы расхохотался тебе в лицо. Я ненавижу Малфоя. Я ненавижу всех Малфоев и всё, с чем они связаны. И мне временами кажется, что Драко — единственный человек, который ещё помнит истинное положение вещей. Кстати, знаешь, как он смотрит на меня? Злорадно, словно что-то выиграл. Он всегда хотел, чтобы Гарри был на его стороне — и вот, он своего добился. Я скучаю по нему, Джинни… — голос Рона оборвался. Она хотела подойти к нему, но побоялась, что любое появление сочувствия может уничтожить последние крупицы его самоконтроля. — Я скучаю по моему лучшему другу… — еще тише продолжил Рон. — Он любил и ненавидел то же, что и я, я всегда был для него важен. А теперь… теперь я не знаю. Если бы сейчас снова предстояло Второе Задание, как думаешь, кого бы он спасал со дна озера? Уж точно — не меня.

— Рон, люди меняются, — мягко произнесла Джинни.

— Я — нет. Я не меняюсь, — Рон смотрел сквозь нее, она поняла, что на самом деле он ее не видит. — Я пойду. Я пойду на свадьбу из-за всего того, что ты перечислила. Но у меня дурные предчувствия от всего этого. Что-то подсказывает мне, что близится тьма. Случатся ужасные вещи — страшные, темные вещи.

Джинни насторожилась:

— Что-то дурное? Рон, ты говоришь это потому, что что-то видишь, или же просто так? Потому что, если ты…

Рон горько улыбнулся:

— А вот это неважно. Что бы я или мы ни делали — это все неважно. Потому что это надвигается, и мы не в силах это остановить.

Драко резко выпрямился и переспросил:

— Зачем я тебе нужен?

— Ты слышал.

— Угу, это будет что-то выборочное, или же ты собираешься избавиться от всех своих воспоминаний? Планируешь начать жизнь с чистого листа? Собираешься войти в программу Волшебной Защиты Свидетелей? Решил провести остаток дней, гадая, откуда взялся у тебя на лбу этот занятный шрам?

— Хм, не психуй.

— Я не психую, — с достоинством возразил Драко.

— Ещё как, и, кстати, я не говорил, что собираюсь избавиться от всех моих воспоминаний. Ничего подобного, я вовсе не хочу лишаться их всех… большей части из них. Я просто не хочу вспоминать… — он замолчал.

Драко сидел тихо-тихо. За последние семь дней он только единожды слышал, как Гарри произнес имя Рона — и то в сильном гневе. Имя Гермионы он тоже не произносил, только «она», «её», когда уже совсем было некуда деваться. Несмотря на слова Драко о потере чувствительности, он где-то в глубине души здорово испугался реакции Гарри на всё происшедшее (хотя он бы в жизни не признался в этом — ни себе, ни кому-либо другому).

— Я просто не хочу всё это помнить, — закончил Гарри. — Только для сегодняшнего вечера, это все-таки вечеринка Сириуса, и я не хочу её испортить своим несчастным видом. Я должен быть счастливым — ради него, для него. И я буду, это просто… — Гарри прикрыл глаза и на миг затаил дыхание. От ресниц на скулы упала тень, словно тонкая штриховка.

— Как же я устал, — утомлённо выдохнул он. — До чего же сложно жить, словно ничего и не случилось…

— Это всего-навсего ночь… — заметил Драко.

— Я знаю, — открывая глаза, кивнул Гарри. — А потом еще и ещё одна — и я должен через них пройти. И я пройду. Пройду. Это просто сегодняшний вечер. Но он — особенный. Это ведь Сириус, понимаешь?

Фраза жалобно повисла в воздухе. Да, Драко понимал: Сириус действительно был особенным, тем более, что сейчас Гарри чувствовал, что уже не так зависит от него. Драко кашлянул, прочищая горло:

— Нет. Я не стану этого делать.

— Но почему? — спросил Гарри, садясь и удивленно вскидывая взгляд.

— Потому что я не достаточно подготовлен, чтобы заниматься Заклятьями Памяти. И из-за этого эффект может оказаться обратным. Это штука может обернуться против тебя: ты можешь лишиться не тех воспоминаний или же вообще — всех.

— Но я думал, что ты… В смысле, ты же практиковался в Темных искусствах…

— Заклятья Памяти — это вовсе не Темные Искусства! — почти закричал Драко. — Ты, видимо совсем помутился рассудком, если решил, что, коль скоро это Темная Магия, я применю её к тебе!

— Я… — испуганно начал Гарри.

— Да меня, для начала, пришибет Сириус, — сердито продолжил Драко. — Ты бы хоть подумал, как это будет выглядеть, если посреди вечеринки ты забудешь его имя или что-то еще в том же духе.

— Ладно, ладно. Я понял, о чем ты. Но ведь должно же быть что-то…

— Как насчет Жизнерадостного Заклятья? — неохотно поинтересовался Драко. Признаться, по его внутреннему ощущению спрашивать Драко Малфоя о Жизнерадостном Заклятье было столь же реально, как Снейпа — о Любовном Зелье или просить у Филча именинный торт с розочками. — Во всяком случае, это будет более безопасно.

Гарри растерянно передернул плечами:

— А ты можешь?

— Черт, да это же третий курс. Конечно, могу.

— Я не о том — ты это сделаешь?

Драко вздохнул:

— Наступая на горло собственной песне — сделаю. Но не сию секунду. Мне нужно еще раз взглянуть, что к чему, кроме того, я не хочу, чтобы ты полдня ходил вокруг с идиотской улыбочкой.

Гарри усмехнулся, спокойно и вовсе не по-идиотски, перевернулся и присел.

— Спасибо, я загляну к тебе перед вечеринкой.

— Какая радостная весть. Поттер…

— Что? — повернулся к нему Гарри.

— Нет, ничего…

Это Имение такое здоровенное, — размышлял, шагая, Гарри, — Сириус давно должен был сдаться и сделать Карту Мародеров и для этого места. Не сосредотачиваясь на том, куда идти, он довольно хорошо находил дорогу — видимо, побочное действие неправильной работы Многосущного Зелья: какой-то отзвук Драко все еще звучал у него в голове.

Эй, там! Малфой! — мрачно развлекался он, подходя к разветвлению коридора на два. — И по какому из них прикажешь идти?

Он отправился налево — частично из-за того, что так подсказал ему внутренний голос, частично из-за того, что все «левое» и зловещее ассоциировалось у него с Драко. Новый поворот — и он оказался в другом проходе, освещенном единственным факелом в нефритовых скобах. Не надо быть семи пядей во лбу, как Гермиона, чтобы сообразить, что он оказался в Зеленом Крыле: зеленые гобелены на стенах, пол с шахматным рисунком из зеленого и белого мрамора.

Бе, — подумал Гарри. — Хотя с другой стороны, хотя бы не ошибся с направлением. Зимний сад располагался в Зеленом Крыле.

Поднырнув под гобелен, с которого кисло взирал очередной малфоевский предок и, миновав очередной коридор, Гарри оказался на месте и осмотрелся в немом изумлении. Он знал, что у семьи Драко были деньги, причем не просто деньги — они были одной из самых богатых волшебных семей Англии. Однако все это казалось ему каким-то абстрактным понятием, он никогда, и, тем более — в последнее время, всерьез не задумывался и не обращал внимания на грандиозные интерьеры Имения. Возможно, потому, что большинство зажиточных домов были богато, однако некрасиво украшены. Зимний сад же был прекрасен: дымчатые стеклянные стены вздымались у него над головой, неяркий декабрьский свет струился сквозь них, нежно золотя все вокруг. В бассейнах плавали гиацинты, росли деревья, покрытые унылым мхом, — пальмы, сосна, древовидные папоротники и даже одно райское дерево.

Ну и — естественно, это же дом Малфоев! — по одной стене ползли всякие плотоядные растения, некоторые из которых Гарри узнал благодаря Гербологии: росянки, непентесы, Венерины мухоловки, кувшинчики.

Он присвистнул сквозь зубы — и ему откликнулось эхо. Гарри вспомнил, за чем шел и, быстро подойдя к свежевскопанной земле, опустился на колени, словно мальчик у алтаря. Пошарив в кармане, он начал доставать и ставить на мраморную плиту справа от себя предметы, что он принес с собой. Честно говоря, он не совсем отчетливо представлял, что именно он делает, — это было самое инстинктивное волшебство, какое он только мог вообразить: он полностью положился на внутреннее чутье, на свой магический инстинкт. То, что он захватил, вовсе не было чем-то специально подобранным, это было только то, что было ему нужно в последнее время: альбом с фотографиями родителей, который подарил ему Хагрид, Думотвод — подарок Драко на день рождения, орлиное перо, что Гермиона преподнесла ему на двенадцатилетие, смешная карикатура Сириуса на гриффиндорскую квиддичную команду. И письмо от Люпина.

Гарри хотел взять с собой что-нибудь из того, что дарил ему Рон, но не смог заставить себя даже взглянуть ни на одну вещь, данную ему лучшим другом. Он мог бы заставить себя — но душевных сил явно не хватало. Он даже не пытался размышлять над тем, что собирается делать, мысли только разрушали эту тонкую, сотканную им паутинку — паутинку любви, отчаяния и интуиции. Он словно следовал каким-то указаниям, пришедшем к нему во сне, он не сверился с книгами заклинаний, не пошел в библиотеку. Когда он подумал, как бы сейчас ужаснулась его действиям Гермиона, его губы дрогнули.

Гермиона.

При мысли о ней защипало в горле. Он бросил взгляд на предметы у своих ног и вытянул вперед правую руку:

— Apparecium incendio! — огонь куда жарче обычного пламени выпрыгнул перед ним на мраморный пол, заставив быстро отдернуть руку. Проследив, не поползет ли пламя в разные стороны (оно осталось словно замкнутым в круг, как если бы он обнял его руками), Гарри, не думая ни о чем, кинул в сердце огня орлиное перо.

Пламя на миг окрасилось синевой. Туда же отправился рисунок Сириуса, письмо Люпина — чернила заблестели черными бриллиантами на рассыпавшемся в золу пергаменте. Гарри поднял альбом и замер. И все же, поколебавшись, кинул его следом. Яростный лазурный огонь проел страницы насквозь, превратив их в прах, — из глаз Гарри хлынули нежданные слезы.

Взяв пригоршню золы, Гарри сквозь пальцы просеял ее в Думотвод, чувствуя, как сердце пытается вырваться из груди. Дымные белесые образы внутри Думотвода окрасились багрянцем и закружились — быстрее, быстрее — как сердитые грозовые тучи.

Из заднего кармана штанов Гарри вытащил складной ножик. Щелчок — вспышка лезвия… Гарри сжал пальцы вокруг него, стиснул из всех сил — боль серебряной молнией прострелила его — тонкая струйка крови протянулась к Думотводу, сделав его содержимое еще более красным.

Гарри почувствовал, что время пришло: отбросив нож, окровавленной рукой он за потертый шнур вытянул из-за пазухи стеклянный фиал, наполненный землей. Откупорив, он высыпал содержимое в Думотвод, стекло зацокало по полу — этот звук навел на мысли о далеком дожде.

Слова полились из Гарри сами собой, он не думал о том, что произносит: дым, бесконечное головокружение, не оставлявшее его все эти дни, боль в руке и эта полубессознательная магия ввели его в состояние, близкое к трансу. Его разум вернулся куда-то далеко назад, прикоснулся к каким-то ранним воспоминаниям — мать, склонившись, пела ему песенку, волшебную защищающую песенку:

Злобные силы тебя обойдут,

И колдовство не коснется,

Призраки, духи пускай не зовут,

Зло к тебе не повернется.

Раздался странный тихий звук, словно лопнула потертая старая веревка. Внезапно дым в Думотводе словно выстрелил вверх — как змея, взвивающаяся перед заклинателем. Красный дым поднимался и поднимался, окружая, ослепляя и оглушая Гарри, трижды обвившись вокруг него и стиснув, как шелковым шнуром, его лоб, горло и грудь. Он видел только красное марево, слышал только стук своего сердца.

Тишина распалась — в его голове заговорил голос, заговорил так, как мог говорить с ним только Драко, — донося все без слов. Получилось. Ты защищён.

Дым растаял, вернувшись в Думотвод водой, отступающей после паводка, и через миг изменил и свой цвет, став таким же нетронутым и неподвижным, как и раньше.

Захлопав глазам, Гарри задохнулся, хватая ртом воздух — резкий дым жёг горло. Лицо, покрытое копотью с дорожками слез, стало липким. Он чувствовал ужасную усталость и облегчение. Медленно опустив голову к своей кровоточащей руке, он повторил прозвучавшие у него в голове слова: получилось. Я защищён. Теперь я могу сделать то, что должен. Для чего я родился. Теперь я могу убить.

Гермиона утомленно потерла тыльной стороной руки глаза. Уже третий день она проводила в Мемориальной библиотеке на Диагон-аллее. Ей в жизни не пришло бы в голову, что от этого уже может мутить, — однако так оно и было. Возможно, потому, что ее исследование так и не увенчалось успехом.

Гермиона могла буквально с головой уйти в работу — чем сложнее та была, тем лучше. Однако такой рассеянной и отстраненной, как сейчас, она себя не помнила: в голове роились мысли о Роне и Гарри, она беспокоилась о Драко — тот с каждым их разговором выглядел все хуже и хуже… неужели, больше этого никто не видит? Или всем на это наплевать? Она понимала, что тот достаточно смекалист, чтобы утаить всё от Сириуса, но как же Гарри — ведь он чувствовал его на инстинктивном уровне, мог бы все понять, если б хотел… У нее чесались руки послать Гарри сову, однако она понимала, что он порвет письмо в клочки, не читая. Упрямец. Чёрт побери.

Она обвела взглядом библиотеку и вздохнула. Стены были обшиты темными панелями красного дерева, на них висели портреты великих волшебников и волшебниц. Гермиона устроилась под портретом Ровены Равенкло в синей мантии, надеясь, что это подарит ей вдохновение. Вместо этого у нее возникло навязчивое чувство, что колдунья взирает на нее с разочарованием.

Поднявшись, она потянулась, размяв затекшие мышцы, и вернулась к парящему каталогу с карточками, что располагался вдоль восточной стены. Книжные черви сделали для нее уже четыре запроса, она была совершенно убеждена, что утомила их своими просьбами — хотя, имея дело с червями, даже такими волшебными и разумными, трудно было это утверждать наверняка. Один из них выскользнул на верх каталога и, к ее вящему удивлению, помахал своими светло-золотистыми усиками. Гермиона снова вздохнула. Она уже перебрала по поискам яды, ранения, кровь, свечение, серебро, ослабляющие/обессиливающие заклятья, фосфоресцирование. Бесполезно: не было ни зелий, ни яда, что могли бы заставить кровь светиться. Были зелья, заставляющие светиться людей, всякие косметические заклинания, обещавшие, что кожа приобретет свечение и омолодится, однако у нее было ощущение, что причиной такого ужаса вряд ли было косметическое заклинание. Хотя, если речь шла о Драко, всякое было возможно.

Червь нетерпеливо размахивал усиками. Снова вздохнув, Гермиона решилась на последнюю попытку:

— Не мог бы ты посмотреть в разделе Магического Оружия? Хочу узнать, есть ли светящееся оружие или же оружие, вызывающее свечение при поражении.

Усики снова зашевелились, и червь, трудолюбиво извиваясь, отправился исполнять поручение. Гермиона проследила за ним, подавляя зевоту и прекрасно понимая, что для того, чтобы проверить все книги раздела ему может понадобиться не один час. Ей уже было дурно оттого, что она сидела в закрытом помещении. Решительно передернув плечами, она вернулась к столу, вытащила свой синий шерстяной плащ и поспешила к дверям, навстречу вялому зимнему солнцу.

Диагон-аллея бурлила. До Рождества было меньше пяти дней — похоже, что все ведьмы и колдуны Англии примчались за покупками в этот узкий лабиринт торговых улочек. На высоких фонарных столбах реяли красные и зеленые ленты, крошечные волшебные ангелы трубили с макушек елей. Над головами мельтешили сотни почтовых сов, разнося посылки с логотипом УПС (Услуги Почтовой Связи — для тех, у кого не было собственных сов — Рон для краткости всегда говорил просто «упс»). Миновав духовой оркестр, с воодушевлением наяривавший Adeste Fidelis за углом, она оказалась у Переулка Дамских Хитростей.

Окна были превращены в витрины, в которых красовались зимняя одежда и чудесные мантии. Гермиона пошла чуть медленнее, хотя, признаться, никогда не была поглощена всеми этими тряпками — ни раньше, ни сейчас — ей нравилось выглядеть аккуратной, милой и вполне презентабельной. Однако каждый раз, когда она надевала симпатичную юбку или свитерок, то, рано или поздно, заляпывала их чернилами. Красивые вещи ей нравились, но не было ни времени, ни желания идти путем Блез или Пенси. Но сегодня был особый случай.

Конечно, будь Гарри по-прежнему её парнем, она бы больше беспокоилась о том, в каком виде появится… А теперь… Посмотрев на свое отражение в ближайшей витрине, она вздохнула. Спутанные волосы, помятое лицо, старый вязанный вручную свитер, морщины на колготках. Фу. Она скользнула взглядом по платьям за стеклом. Прищурилась. Гермиона яростно ненавидела все эти вечерние платья с цепочками, шнурочками; её тошнило от пришитых цветочков. Однако вот это было действительно ничего — простые линии, синий, зеленый и красный цвета — цвета драгоценных камней… В конце-то концов, ей было нужно платье для свадебного приема. И она вовсе не хотела выглядеть там так, словно ее волоком протащили сквозь заросли Трясущегося Папоротника, — тем более, что там будет Гарри. Ей хотелось выглядеть просто потрясающе и продефилировать мимо него с самым надменным видом, который бы его доконал. Нет, естественно, она вовсе не собиралась его доканывать. Разве что раздавить. Ну, может, придавить.

Решено. Гермиона расправила плечи и распахнула дверь, старательно, как только можно было сделать рукой в перчатке, разглаживая и расправляя волосы. Она понимала, что сейчас выглядит не самым лучшим образом, однако вряд ли она бы встретила кого-то знакомого.

Вряд ли. Однако всё возможно. Гермиона прошла в магазин, пытаясь привыкнуть к неяркому свету. Розовые лампы заливали нежным светом элегантные, похожие на конфетки, платья в стеклянных витринах и просто развешенные по стенам: дерзкие коротенькие, длинные шелковые, по-кондитерски розовые с кружевной оторочкой.

У окна терпеливо стояла коротко стриженая брюнетка, пока высокая ведьма с пепельно-серым пучком на затылке применяла Подкалывающие Чары, подшивая платье, усыпанное рисунком из роз.

Колокольчик звенькнул, когда двери закрылись, высокая колдунья повернулась.

— Здравствуйте, дорогая! — несмотря на теплые слова, голос был отчужденный и холодный. — Я мадам Максби, хозяйка магазина. Если вы подождете минутку, я вся буду к вашим услугам.

Гермиона не ответила, слишком велико было потрясение. Девушка, стоявшая у окна, развернулась и взирала на нее с выражением неподдельного ужаса.

Это была Пенси Паркинсон.

Драко стоял и рассматривал себя в зеркале внутренней дверцы шкафа. Да, вид вполне — впрочем, он воспринял это как данность, — он всегда хорошо выглядел. Родись он некрасивым или даже уродливым, высокомерия не было бы меньше. Это высокомерие было настолько естественным, что Драко вообще крайне редко о нём задумывался. Все Малфои всегда были красивы. Девчонки (и некоторые парни тоже) начали засматриваться на Драко, когда ему было около пятнадцати, когда мать уже начала осторожно намекать ему, что он как-то медленно растет. Он всегда был невысоким и щуплым, как Гарри, — и расти начал в одно время с ним, подозревая, что тут не обошлось без силы воли: он бы не пережил, если бы был ниже Гарри Поттера.

Провозившись минуту с галстуком, он оценил себя критическим взглядом, не уверенный, что стоит надевать его на мальчишник, который, впрочем, мальчишником не являлся: Сириус был в этом отношении весьма щепетилен: никаких голых ведьм, выскакивающих из тортов, — просто тихая дружеская ночь в отеле Рождественский Морозец, куда были также приглашены несколько местных жителей — из тех, с кем он намеревался сойтись покороче. Жители Малфой-Парка имели зуб на обитателей Имения, и Сириус надеялся всё исправить. Драко знал, что Сириус старается для него, и был благодарен. Мысль о Сириусе в Рождественском Морозце заставила Драко улыбнуться: отец все годы предпочитал именно этот отель.

— Кончай возиться со своим галстуком, — раздался голос у него за спиной. — Ты его крутишь и крутишь — а результат все равно один и тот же.

Драко повернулся: в дверях стоял Гарри, пытливо глядя ему в лицо. Темно-синие брюки от Кеннета Тролля, серо-голубой свитер под длинным шерстяным плащом — Драко узнал эти вещи, он сам предложил Гарри купить их.

Да, вкуса у него нет, — подумал Драко. — Однако он хотя бы следует указаниям.

— Ты, чертов призрак Мерлина! — пробормотал он вслух. — Ты стучать научишься?

— А я постучал. Просто ты был слишком поглощен своим отражением, чтобы обратить на это внимание.

— Значит, стучать надо дважды. И не входить вразвалку. Что бы ты делал, сиди я тут совершенно голый и обмазывай себя пудингом из тапиоки?

По лицу Гарри скользнул встревоженный взгляд.

— Ну, не знаю… А что — ты любишь этим заниматься?

— Очень может быть, — надменно ответил Драко. — Моя комната — что хочу, то и делаю.

— Ну, — заюлил Гарри, — честно говоря, я должен сказать, что посчитал бы это очень странным.

Драко яростно покосился на него.

— Кроме того, — добавил Гарри, — ты ненавидишь тапиоку.

— Думаю, ты отвлекся от темы.

— А что — она была? Прости, похоже, её погребли все эти пудинги.

— Хм… — вежливое покашливание прервало их рассуждения. — Даже спрашивать не буду, о чём вы тут, — в распахнутых дверях стояла Нарцисса. — Драко, дорогой, пятиминутная готовность. Сириус ждет вас внизу.

Она одарила их улыбкой и ушла. Гарри нетерпеливо взглянул на Драко.

— Наверное, лучше сделать это сейчас.

— Что? А, Жизнерадостное Заклятье… Ага, точно. Встань сюда, — Драко, вздохнув, потянулся к своему зимнему плащу и набросил его на плечи, пока Гарри подходил и вставал перед ним. — Ты точно в этом уверен?

Гарри немного помедлил.

— Да, я уверен. В конце-концов, это всего лишь Заклятье.

— Как скажешь, — кивнул Драко, закончив прикреплятьпряжку в форме грифона, что скрепляла плащ спереди, и задумчиво взглянув на Гарри. — Глаза закрой.

Гарри бросил на него беспокойный взгляд.

— Поттер… — предупреждающим голосом произнес Драко.

Гарри вздохнул и закрыл глаза, Драко уперся указательными пальцами ему в виски — тот никак не отреагировал, только слегка склонил голову, отчего волосы скользнули Драко по руке — еще влажные, недавно вымытые, они холодили ему руку. А чуть ниже висков были полоски копоти, и Драко подивился тому, откуда они там взялись.

— Стой смирно, — приказал Драко и с усилием подумал о жизнерадостных вещах — чем более жизнерадостны мысли заклинателя, тем эффективней заклинание, в данном случае. Квиддичные победы, рождественские подарки, веселые шутки… хотел бы он видеть лицо Симуса, когда тот, в своей Ирландии развернет рождественский подарок, что послал ему анонимный благодетель, и обнаружит там новую лопату…

Легкая улыбка тронула губы Драко. Склонив голову, он сосредоточился — так сильно, как мог, собрав свою волю, чтобы она стала острой, как нож и прочной, как адмантин. Напряжение пробежало по его нервам, он закрыл глаза…

— Felicitus.

Магия соскользнула с кончиков его пальцев, словно они выдохнули ее. Гарри застыл. Драко убрал руки и отошел назад.

Гарри широко распахнул глаза:

— Вау…

— Что — «вау»? — прищурился Драко.

Гарри улыбнулся — счастливой, радостной и веселой улыбкой, какую невозможно подделать.

— Потрясающе!

— Потрясающе? — перепросил Драко.

— Я чувствую себя так, словно с меня свалилась сразу тысяча фунтов, — Гарри осмотрел себя и снова поднял взгляд на Драко. — Я ощущаю… всё в порядке. Спасибо, Малфой, — он смотрел на Драко широко распахнутыми глазами. — Ну да, я об этом — спасибо.

— Конечно, — кивнул Драко, чувствуя смутное беспокойство. — Рад, что получилось.

— Получилось… — похоже, Гарри утратил дар речи и был в шаге от всех этих цветочков, зайчиков и еще Бог знает чего. Драко поспешно подался назад, сгреб со стола перчатки и махнул Гарри рукой.

— Нам пора, — напомнил он. — Внизу нас ждет твой приемный отец.

— Верно-верно, — Гарри направился к дверям и замер, взявшись за ручку. Повернувшись, он взглянул на Драко. — Ты сделал отменную вещь, Малфой, — просто сказал он.

Драко замер и уставился на него, забыв надеть перчатку: глаза Гарри светились — такого не было уже несколько месяцев, признаться, он даже не был уверен, видит ли его сейчас Гарри или же смотрит сквозь него. Кого он видит?… Ну, не меня, кого-то получше.

— Надеюсь, — ответил Драко и последовал за Гарри из комнаты, ощущая, что опасения всё нарастают и нарастают.

— Привет, — произнесла Гермиона, когда неудобное мгновение миновало. — Привет, Пенси.

Пенси не ответила. Гермиона удивленно посмотрела на нее: кровь отлила от лица слизеринки, и яркий цвет платья контрастировал с ее абсолютно белой кожей; карие глаза расширились от ужаса, словно вместо Гермионы перед ней стоял безобразный призрак.

— Я так понимаю, вы знакомы, — насмешливо заметила ведьма с пучком.

— Мы однокурсницы, — пояснила Гермиона, не отрывая глаз от Пенси.

— Из Хогвартса? — уточнила продавщица.

— Д-да, — Гермиона поняла, что Пенси слишком ошеломлена, чтобы нарушить тишину. Странная мысль пришла ей в голову… но… Нет — это нелепо. — С седьмого курса.

— А, так я понимаю, ты тоже приглашена на субботнее торжество, посвященное свадьбе Малфой-Блека? — начала ведьма, но тут пришедшая в себя Пенси перебила ее.

— Так ты тоже будешь на свадьбе? Я думала, ты… — и тут же захлопнула рот, залившись краской под цвет своего платья. — Я имела в виду, что после…

— Ну, конечно же, я буду, — Гермиона говорила ровно, старательно скрывая досаду. Ничего удивительного, что Пенси узнала о её разрыве с Гарри: наверняка, все школа уже в курсе. Однако на месте Пенси было довольно грубо напоминать ей об этом. А впрочем, когда Пенси не была с ней грубой? — Я и не думала пропустить эту свадьбу.

— Ясно, — голос Пенси сорвался на неестественный визг, — пару слов в качестве совета: не находишь, что это выглядит довольно жалко — появляться в доме парня, который тебя только что послал? На твоем месте я бы такого не делала.

Это замечание секунды на четыре повергло Гермиону в ступор, и, заговорив снова, она, с трудом держа себя в руках, услышала какие-то скрипучие нотки в своем голосе:

— Пенси, ты мне никогда не нравилась, однако, на мой взгляд, в последнее время ты стала какой-то уж слишком злобной. У тебя ко мне что-то личное?

Лицо Пенси окаменело, взгляд затвердел, глаза чуть начали косить.

— А тебе-то что? — зашипела она, и швея, возящаяся с ее платьем, отшатнулась, удивленно вскинув брови. — У тебя восхитительная частная жизнь, чудо-парень и исходящие от тебя слюнями Драко с Роном — словно бы ты что-то особенное… да ничего подобного! Ты обращаешься с ними, словно с чем-то второсортным, словно они не чистокровные волшебники. Да как ты осмелилась?! Грязнокровка! — заорала она на Гермиону, заходясь от ярости. — Грязнокровка!

— Пенси, а тебе не приходило в голову, что ты не нравишься ни одному из этих парней, потому что ты конченая стерва? — рявкнула, не выдержав, наконец, Гермиона. — Я не ставлю их ниже себя, но и не распускаю слюни, и не лебезю перед ними, как ты перед Роном — да он тебя просто ненавидит…

Пенси взвыла и, казалось, была готова накинуться на Гермиону с кулаками, но мадам Максби удержала ее.

— Спокойно, спокойно, дорогуша, ты испортишь ткань.

— Ты вызываешь только жалость! — кричала Пенси на Гермиону. — Отшвырнула Драко и Поттера после того, как они тебе надоели, целыми днями сидишь, оттачивая свои мозги — что, думаешь, над ними никто не потешается? Ты сделала из них посмешище, а они — одни из самых чистокровных волшебников! Все думают, что ты какая-то особенная, умная, но я тебя насквозь вижу. То, что ты Староста Школы и такая известная не значит…

— Ты хочешь решить этот вопрос на дуэли? — перебила ее Гермиона, повышая голос. — С удовольствием, Пенси, с удовольствием, и когда я с тобой разберусь, того, что от тебя останется, не хватит, чтобы сделать начинку для тыквенного пирожка.

— О, — заметила мадам Максби. — Обожаю тыквенные пирожки.

Из глаз Пенси хлынули слезы, к удивлению Гермиона, она отбежала от швеи и, рыдая, метнулась в одну из примерочных, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Ничего себе… — ни к кому не обращаясь, произнесла Гермиона.

— Так-так, — легкая улыбка скользнула по лицу мадам Максби, — весьма впечатляюще, милочка. Не хотела бы ты сейчас примерить платье?

— Я… — Гермиона даже не знала, что она бы сейчас хотела меньше этого. Она мечтала сейчас вернуться в Дырявый котел, зарыться лицом в подушку и зареветь. Однако она не могла позволить, чтобы эта снобка Пенси Паркинсон вышвырнула её из магазина Дамских Хитростей. — Да, пожалуй.

— Ну-с, вставай здесь, у окна, снимай свой кардиган. Он просто ужасен.

Гермиона послушала ее совета, и через миг была обмотана персиково-золотистым шифоном с рисунком из птиц. она трепетала, ожидая выхода Пенси из примерочной и мадам Максби покалывала булавками её шею… Гермиона страдальчески вздохнула и приподняла рукой волосы.

Звякнул дверной колокольчик.

Гермиона выгнула шею и в награду еще раз укололась булавкой. Вошла элегантная блондинка с узким красивым лицом, скользнула глазами по магазину и остановила взгляд на Гермионе.

— Дорогая, ты… — начала она и остановилась. — Вы не моя дочь, — заявила она с таким видом, словно Гермиона её лично оскорбила.

Дверь примерочной с грохотом распахнулась, оттуда выскочила Пенси и метнулась к высокой ведьме.

— Мама! Ты задержалась.

Миссис Паркинсон с удивлением взглянула на свою дочь:

— Ты не можешь взять все эти платья, Пенси.

Пенси, охнув, опустила глаза к кипе платьев, что она выволокла за собой из примерочной.

— Нет, я… я…

— Дорогая, выбирай побыстрее, папочка ждет нас в «Ваша красота от Наткина» — груз только что прибыл, ты же знаешь, что папа терпеть не может ждать.

— Я беру вот это, — Пенси наугад вытащила из кучи одно платье — уродливое бледно-зеленое с рюшками по воротнику и рукавам, кинув остальные на спинку стула.

— Как оно на тебе смотрится? — спросила ее мать. — Оно выглядит несколько…

— Все в порядке, мама, — Пенси так хотела уйти, что даже мать обратила на это внимание.

— Что ж, — вздохнула миссис Паркинсон, переводя взгляд на мадам Максби, — запишите это на наш счет.

Она приняла у дочери платье и с достоинством удалилась из магазина, словно корабль под полными парусами.

Весьма странная девица, — подумала Гермиона, когда за ними захлопнулась дверь. — Что она тут несла?..

За окнами Рождественского Морозца садилось золотисто-багряное, совершенно гриффиндорское солнце. Глядя на закат сквозь ромбовидное окно за стойкой бара, Сириус с удовлетворением отметил, что мир прекрасен.

— Попробуй-ка Вязовое вино, — предложил Люпин, подталкивая к нему один из стаканов, заполненных бледно-серой, мерцающей, как перламутр, жидкостью, отдающей носками. — Румынские колдуны им клянутся.

— Готов поклясться, что так оно и есть: они, поди, говорят: «Это еще что за дрянь, разрази меня гром?»

— Точно, согласился Люпин, — только они это говорят по-румынски, — он улыбнулся, и в его серых глазах вспыхнул огонек. — Ну, же, давай, ты должен его попробовать. Мэр в твою честь приобрел целую бутылку.

Сириус издал безмолвный стон: помимо общественного характера, вечеринка носила и политический оттенок — он пригласил и мэра Малфой-Парка, и судебного исполнителя — у них были проблемы с обитателями Имения, ведь Люциус всех их держал у себя под каблуком; теперь же Сириус надеялся улучшить эти отношения, и идея с приглашением показалась ему правильным шагом. Оба — и мэр, и судебный исполнитель — были высокими, серолицыми мужчинами. Они потянулись к своим стаканам с Вязовым вином.

Сириус осушил стакан.

— Бэ-э… — выдохнул он и опустился на свое место.

— Лучше ты, чем я, — усмехнулся Люпин.

— Значит, румынские волшебники клянутся этим вином?

— Точно. А потом закусывают летучими мышами.

— Ты меня просто угробишь. Надеюсь, ты об этом знаешь.

Посмеиваясь, Люпин пыхнул своей сигарой. Над ее кончиком вился синий дымок.

— Ты бы шел да присел рядом со Снейпом. Он скучает.

— Он не скучает, он играет в дартс.

— Да он ненавидит дартс и всегда ненавидел. И он шельмует, используя «Экспеллиармус».

— Уверен, что он больше этого не делает.

— Тише, — шепнул Люпин.

Сириус притих, и в этот момент до него с другого конца бара донеслось едва слышное «Экспеллиармус!», и неудачно брошенный дротик вернулся в руку Снейпа.

— Какой нехороший, — с чувством произнес Сириус.

— Ты сам его пригласил.

— Я здесь всех пригласил. Похоже, я вожу знакомство с кучей разнообразных болванов, правда? — вежливо заулыбавшись, он снова помахал рукой мэру. Мэр ответил, судебный исполнитель, мистер Стеббинс, только разрумянился. — Понял, о чём я? Болваны.

— Они не болваны, — возразил Люпин, указывая.

— Кто?

Люпин снова показал и, проследив в этот раз за его жестом, Сириус увидел Драко и Гарри, устроившихся в сторонке у огромного каменного камина, занявшего почти всю южную стену. Сириуса вовсе не удивило их стремление уединиться: они были лет на пятнадцать моложе всех остальных, да и Гарри в последнее время стал каким-то притихшим.

— Верно, — согласился Сириус, устраиваясь, чтобы получше их разглядеть. — Эти не болваны.

Юноши бок о бок сидели на заваленной подушками кушетке, судя по всему, молча глядя в огонь. Однако по их лицам, по этим касавшимся их губ полуулыбкам, вызванным какой-то неслышимой и невидимой шуткой, он понял, что они отнюдь не безмолвствовали — они разговаривали, погрузившись в замкнутый мирок разговоров, ведомых только им.

Как и у всех подростков, — с удивлением подумал он, — у них есть свой собственный мир. Обычная юношеская скрытность, доведенная до своего логического предела. Конечно же, они не были обычными, — внимательнее присмотрелся к ним Сириус. Свечи и факелы вместе с огнем, прыгавшим за решеткой, окутали их золотистым светом, обернув выпивку в их руках в расплавленные драгоценности. Он не мог в деталях рассмотреть, во что юноши были одеты — но их наряды были похожи: темные, элегантные и дорогие.

Было довольно странным, ну, или же просто занимательным, что Драко, всегда так тщательно относившийся к своему внешнему виду, за последнее время оброс почти так же, как и Гарри, который всегда выглядел так, словно одевался в темноте, а стригся маникюрными ножницами. Хотя последний стал выглядеть гораздо приличнее, даже вроде начал разбираться в том, какие цвета ему подходят. Да, вполне прилично одет.

Даже манеры у них стали похожи, хотя кто под кого мимикрировал, Сириус затруднялся ответить. Сейчас они были и похожи, и не похожи — когда они вот так сидели рядом, это было особенно видно: свет и мрак, свеча и тень — две половинки одного целого.

— Твой отеческий вид ужасно забавен, — заметил Люпин.

— Уж не забавней, чем твой — с сигарой.

— Главное — не затягиваться.

— Мне всегда так говорят, — Сириус отвел глаза от Драко с Гарри и снова обернулся к приятелю. — Значит, я выгляжу по-отцовски, да?

— Признаться, ты мне немного напомнил моего отца. Довольный, и, в то же время, встревоженный. Хотя, с другой стороны, кто-кто, а мой отец имел повод тревожиться за меня.

— То есть, у меня поводов для беспокойства нет?

Люпин сморщился, глядя на свою сигару, и тихо ответил:

— Есть. У тебя — есть. Они очень особенные, твои мальчики.

— Мои мальчики? Я полагал, что они… — он помедлил, пытаясь осознать, как он к этому относится, и решил, что все в порядке, — не такие уж и мальчики…

— Ну, не знаю, — Люпин опустил сигару, продолжая хмуриться. — Они еще так юны.

— И да, и нет. Я имею в виду… Ну же, взгляни на них.

— Да, я видел. Они прекрасно проводят время.

— Нет, я не об этом. Подумай, с чем они сталкивались: потери, смерть родителей, трудный выбор и решения, что им приходилось принимать…

— Я знаю. Я рад, что они разговаривают друг с другом, — по губам Люпина скользнула улыбка. — Помнишь, как мы в их возрасте болтали обо всем?

— Помню, — кивнул Сириус. — Интересно, о чем они разговаривают сейчас? Мне кажется, о жизни и смерти…

— Это вовсе не глупый девчачий напиток, — возразил Драко.

Гарри фыркнул, захлебнулся и втянул остаток своей выпивки через нос.

— Но выглядит-то он именно так. Ты взгляни-ка на цвет: розовый. Как ты можешь пить такую дрянь! У нее, поди, и вкус такой же мерзкий.

Драко уставился на стакан в своей руке:

— Вовсе не мерзкий вкус!

— Да ну? — метнув свой стакан на столик рядом, Гарри выхватил из рук Драко его стакан, один глотком осушил его и закашлялся. Скорчив рожу, он вернул пустой стакан обратно Драко.

— Это же на вкус просто жидкость для зажигалок, — произнес Гарри. — Жидкость для зажигалок с сахаром.

Драко с трудом поборол желание показать ему язык:

— Совсем даже и не сладко!

— Сладкое, фруктовое, розовое — и все это в уродской маленькой рюмочке…

— Ну ладно! — рявкнул, наконец, Драко. — Я не знал, не знал, что Май Тай розовый! Я думал, он зеленый! Поэтому я его и заказал однажды, а теперь хода назад нет: это мой фирменный знак. Моя фирменная выпивка.

— Можно мне поинтересоваться: это ж какой ты должен быть задницей, чтобы иметь свою фирменную выпивку? Я в том смысле, что тебе только семнадцать, и ты можешь поменять свое решение. Что же будет дальше? Фирменный вещи, фирменные метлы… сертифицированные продукты — да, похоже, ты скоро станешь таким яйцеголовым, что тебя никто не сумеет вытерпеть…

— Благодарю тебя, Поттер, благодарю. Ты с оптимизмом смотришь в мое будущее.

— Яблочный мартини.

— Что?

— Яблочный мартини зеленый. Я в этом практически уверен.

— Правда?

— Ага, правда, — усмехнувшись, Гарри махнул рукой в сторону проплывающего мимо серебряного подноса. — Яблочный мартини, — произнес он, и на подносе появился коктейль — и вправду, он был бледно-зеленого цвета.

Гарри взял стакан и протянул его Драко.

— Поттер?.. — произнес Драко, принимая напиток из его рук.

— Что?

— Мне кажется, что я уже такой яйцеголовый, что меня невозможно вынести.

— Ой, Малфой — заткнись и пей.

— То есть он не знает про Люциуса и Питера?

— Гарри? Нет, не знает. Кстати, я отдаю должное тому, что ты мне это рассказал, — Сириус глотнул Архенского пива, чтобы отбить вкус Вязового вина.

— Я решил, что ты, в любом случае, должен это знать. И Драко не запрещал мне передать это тебе.

— А что насчет Гарри — он просил тебя не рассказывать это ему?

— Да. Он не распространялся на эту тему, но — да. Я думаю, Гарри плохо к этому отнесется. Есть в этом логика или нет, но я думаю, что он ощущает невозможность обсуждения этой темы с Драко. И ему на самом деле не с кем сейчас об этом поговорить. Он очень зависит от Драко. Думаю, он чертовски одинок.

— Он мог бы поговорить со мной.

— Не мог бы. Ты для него стар.

— Хм, — кашлянул Сириус. — Горшок. Чайник. Блэк.

Неподалеку кто-то откашлялся:

— О, прошу прощенья. Мистер Блэк, мистер Люпин…

Это был кругленький седовласый мэр в паре со своим неизменным приятелем, худым, как жердь, судебным исполнителем. Сириус припомнил, что звали мэра Майклом Греем — что как нельзя больше подходило к пепельному цвету его волос, глаз и лица в целом. Исполнитель — худой, с носом, напоминающим клюв, тоже был каким-то серым. Сириус не слышал от него ни слова, хотя тот появлялся в Имении на подписании каких-то бумаг.

— Я просто хотел поблагодарить вас, мистер Блэк, за приглашение на это мероприятие. Я всегда мечтал о том, чтобы пообщаться с хозяевами Имения в, так сказать, непринужденной обстановке.

— О да, и я был безмерно рад видеть вас, — соврал Сириус. — Вы уже …гм… виделись с Гарри?

— Да-да, юный Драко представил нас. Гарри Поттер! Очень волнующе.

— Да, волнующе, — мрачно согласился Сириус, за чем последовала четверть часа вежливого и несколько надуманного разговора: мэр хотел узнать, не находит ли Сириус погоду чересчур суровой, Сириус возразил, что получает удовольствие от белого снежного Рождества. Люпин поинтересовался историей города, на что мэр перечислил несколько выдающихся фактов. Далее мэр высказал предположение, что парень в черном плаще хитрит в дартс, используя заклинание Экспеллиармус, на что Сириус по секрету сообщил ему, что тот парень в черном плаще — его дальний родственник Данфорт, отличающийся эксцентричностью и впадающий в ярость, когда ему действуют на нервы. Мэр бочком удалился прочь, судебный исполнитель последовал за ним.

— Ух ты, тебе потребовалось только пятнадцать минут, чтобы запугать их! — заметил Люпин. — Новый рекорд.

— Ах, — усмехнулся Сириус, — мне так жаль…

— Ты должен извиниться перед Снейпом, — с напускной суровостью покачал головой Люпин и замолчал, перебитый донесшимся снаружи странным звуком. — Что там такое?

Все захлопали глазами.

Сириус выпрямился и, повинуясь какому-то внутреннему отцовскому инстинкту, тут же взглянул на диван, где совсем недавно мирно сидели мальчишки. Сейчас там было пусто.

— Не знаю… Но где Гарри и Драко?

— Ты как?

— Нормально. Как мне кажется.

Он вовсе не выглядел нормально. Драко почувствовал, как от беспокойства засосало под ложечкой. Гарри, напряженный, измученный, вжался в кресло и пристально уставился в огонь. На щеках у него играли лихорадочные пятна, глаза ярко сияли. Рядом на столе стояли три пустых стакана.

— Мне кажется, тебе не стоит больше пить, — заметил Драко.

— Знаю, — кивнул Гарри, и Драко с тревогой заметил, что тот весь горит, его взмокший лоб был облеплен волосами. — Мне что-то здесь жарко… этот огонь… — Гарри ослабил галстук и запрокинул голову, словно ему трудно было дышать. — А тебе он не мешает?

— Нет. Просто ты перебрал. Это все алкоголь. Может, тебе стоит вернуться и лечь?

— Я не хочу уходить, я просто хочу выйти. На воздух, — опираясь на спинку дивана, Гарри поднялся. — Мне нужно пройтись.

— Ты свалишься в реку, — заметил Драко.

— А что — здесь есть река?

Драко удивился тому, что Сириус не среагировал на их уход, однако он, видимо, был целиком поглощен разговором с Люпиным и мэром. Задержавшись, чтобы натянуть на себя плащ, Гарри толкнул двери и вышел наружу.

Яростный мороз вцепился в Драко с такой силой, что он торопливо натянул свой плащ на голову. Повернувшись к дверям, он увидел, что холл уже пуст. Выскочив на парадную лестницу, он закрутил головой в поисках Гарри, скользя на обледенелых камнях.

— Я здесь, — позвал Гарри.

Он был уже внизу, на плечах у него болтался плащ, судя по всему, он пристально рассматривал что-то, что было за оградой. Драко медленно спустился и присоединился к нему.

— Что такое, Поттер?

— Как прекрасно… Правда, прекрасно?

Драко удивленно глянул на него, потом перевел взгляд на зимний ландшафт. Лунный свет был ясен и прозрачен, как бывает только в холодные зимние ночи. На снегу вспыхнуло белое пламя, темный воздух над далекими деревьями засеребрился, а на небе яркими вспышками сияла россыпь зимних звезд, вспыхивающих то яркой зеленью, то холодной синевой, а внизу у подножия холма, прислушавшись, можно было различить шум струящейся подо льдом реки. Ночь и вправду была красива, однако Драко бы вряд ли заметил это, не обрати Гарри его внимание.

Он повернулся и взглянул на Гарри — в темноте тот казался созданным игрой света и тени: темные волосы-белая кожа-темная одежда. Глаза уже не были подернуты пеленой усталости, они сияли за очками.

— Я хочу летать, — заявил Гарри.

— Хорошо, но у нас нет метел…

— Я знаю, где есть, — и Гарри внезапно уселся на замерзшую землю. — Ой, помоги мне, и я тебе покажу.

— Поттер, ты сейчас не в форме, чтобы чем-нибудь заниматься.

— Я не пьян, — отчеканил Гарри. — Я просто счастлив. Дай мне побыть счастливым. Я так давно этого не чувствовал.

— Гарри, запротестовал Драко, — не надо…

Тот не обратил на это ни малейшего внимания, завозившись и упершись ногой, протянул ему руку:

— Помоги мне встать.

Драко потянул и поднял его на ноги. Гарри улыбнулся — счастливо, ярко, однако Драко знал, что эта улыбка была совершенно ненастоящая. Ему стало нехорошо.

— И что теперь? — спросил он.

— Пошли, — Гарри зашагал по замерзшему газону, Драко привычно последовал за ним. Ему вообще казалось, что все, чем он занимается в последнее время, — это ходит следом за Гарри, похожим на ребенка — только брюзгливого и большого. Газон спускался от отеля к дороге, коляски, что доставили их сюда, рядком стояли вдоль обочины. Съехав с последней кочки, Гарри направился к экипажу Сириуса и, распахнув багажник шлепком правой руки, вытащил оттуда два предмета, завернутых в разноцветную бумагу, — длинных, узких, поблескивающих с одного конца. Ошибиться было невозможно.

— Метлы? — недоуменно спросил Драко. — Какого черта?..

— Наши рождественские подарки, — пояснил Гарри. — Я слышал, как Сириус сказал твоей матери, что они прибыли. Это Ливни. Новый брэнд.

— Я знаю, что такое Ливни, — прототипы их фигурировали в выпуске Мировых Новостей Квиддича, — разработанные известной фирмой, они несли ряд экспериментальных дополнительных признаков, которые Драко не мог вспомнить, хотя они раздражающе крутились у него в голове. — Я читаю те же спортивные журналы, что и ты.

— Отлично. Лови.

Гарри бросил один из пакетов Драко — тот машинально схватил его, а сам погрузился в развертывание собственной метлы; упаковка быстро сдалась под его торопливыми пальцами, и он заулыбался. Однако усмешка сползла с его лица, когда он взглянул на Драко, неподвижно стоящего и разглядывающего свою метлу.

— Relasio! — Гарри нетерпеливо взмахнул рукой, и упаковка исчезла с метлы Драко так же быстро, как исчезает под солнцем снег. На миг Драко забыл обо всем — и о холоде, и о всё нарастающем беспокойстве, осталось только восхищение. Ливень был гладким, узким, жестким, похожим на ощупь скорее на металл, нежели на дерево. Черное древко, темные прутья, стянутые серебряной лентой. При прикосновении он издавал странный звук — словно мурлыкала какая-то удивительная кошка.

— Нравится? — спросил Гарри. Драко поднял взгляд, порыв ветра хлестнул ему по лицу, на мгновение ослепив.

— О да, это действительно стало бы грандиозным сюрпризом, — Драко откинул волосы с глаз и увидев, что Гарри уже сидит на Ливне, стер улыбку с лица. — Поттер, что ты… -

Гарри оттолкнулся, и Ливень взмыл в воздух, как ракета, — … делаешь? — закончил Драко и вздохнул. — Чтоб тебя черти забрали, — устало пробормотал он, перебросил ногу через помело и оттолкнулся от земли.

И сразу же почувствовал, что все идет не так. Его метла беззвучно скользнула вслед за метлой Гарри, почти вертикально, и Драко ощутил, словно вот-вот потеряет сознание. Он отчаянно вцепился в метлу. Ливень резко рванул вправо, потом перекувырнулся, выровнялся и неподвижно завис. Ледяной ветер ворвался Драко в лёгкие, когда он глотнул воздуха.

Я болен. Я не должен был этого делать. Я болен. Я не могу нормально летать. Гарри об этом знает. Да где же он?!

Драко запрокинул назад голову. От холодного ветра слезы застили ему глаза, сквозь них он увидел парящего над ним Гарри — темное пятно на фоне серебристых облаков. Смеясь, тот взглянул на него и помчался прочь. Позже Драко так и не смог понять, почему же он тогда последовал за ним — тогда же ему показалось, что он должен поступить именно так. Он наклонился вперед — и Ливень буквально взорвался под ним, метеором взмыв в небо. Зимой членам хогвартсовских команд полагались толстые свитера, протекторы на локти и голени, высокие кожаные перчатки. То, что было надето на вечеринку, совсем не защищало от мороза.

Его трясло от холода, взрезавшего, подобно сотне крошечных ножей, его рубашку. Плащ взмывал у него за спиной, и он мог видеть, что и плащ Гарри тоже, словно флаг, реет на ветру. Сконцентрировавшись на нем, как на цели, он усилием воли направил метлу вперед.

Но Ливень вместо этого рванулся вбок.

Руки Драко, окоченевшие от холода, судорожно уцепились за помело. Сердце колотилось в груди. Он внезапно вспомнил, что же именно было написано в тех Мировых Новостях Квиддича: «Новые Ливни обладают уникальной противоугонной защитой. Перед использованием метла должна быть откалибрована под своего хозяина, в противном случае, она не будет повиноваться своему седоку».

— Черт… — пробормотал он. — Черт, черт!

Он снова закрутил головой: Гарри был исчезающей точкой высокой над ним.

— Поттер! — закричал Драко, потянув метлу назад — та дернулась на несколько футов, потом лениво перевернулась и выровнялась, преодолевая сопротивление. — Поттер! — заорал он изо всех сил, откидываясь назад.

Это оказалось ошибкой: Ливень рванулся вперед, словно им выстрелили из пушки, и Драко ничего не оставалось, как намертво вцепиться в него; метла крутнулась вправо, влево и стрелой помчалась вперед. Прямо к огромному дубу.

Драко задергал метлу, однако она четко держала курс, несясь к дереву так же неумолимо, как Хогвартс-Экспресс; ветви ударили ему в лицо, он вскинул руки, и тут что-то с силой ударило его в бок, мгновенно скинув с метлы. Плащ где-то запутался, и он снова испытал чувство полета — куда более ужасающее, потому что на этот раз он падал. Однако это был всего лишь миг: он рухнул в мягкий снег, и от удара у него занялся дух. Он охнул и, отплевываясь, перевернулся, все лицо — и глаза и рот — было залеплено снегом. Руку обожгла резкая боль.

— Эй, Малфой… — конечно, это был Гарри. Драко сел и убрал волосы с глаз: тот сидел рядом на корточках. Его очки, равно как и одежда, заиндевели. — Прости, что сшиб тебя с метлы, однако ты целился прямиком в дерево. Почему ты не отвернул?

— Со мной все хорошо, спасибо, что спросил, — сквозь зубы посипел Драко. — Поттер… где метлы?

Гарри широко махнул в сторону огромного дуба, столкновения с которым они чудом избежали, и едва не упал, с трудом сохранив равновесие.

— Им повезло меньше, чем нам.

Полный дурных предчувствий, Драко, шатаясь, поднялся на ноги и взглянул в направлении, которое указывал Гарри. Сначала он не понял, что тот имел в виду, однако, запрокинув голову, он увидел обе метлы — высоко над головой. Сила удара была так велика, что они, как две огромные стрелы, воткнулись в ствол.

— Да, похоже, Ливни сделаны из чего-то действительно прочного, — рассеянно удивился Гарри. — Думалось, что они просто разлетятся в щепки.

— Как наши черепа, стукнись они об ствол, — закивав, согласился Драко. — Ты это имел в виду.

— Но мы-то не врезались, — легкомысленно отметил Гарри.

— Точно, и все благодаря тебе, чёртов гриффиндорский псих! — взорвался Драко. — Давай-ка, покатаемся на этих метлах, непременно покатаемся, и наплевать, что их сначала нужно откалибровать, наплевать, что мы собираемся угробить себя…

— Я не знал… — удивленно произнес Гарри.

— Еще пять секунд, и я бы забрызгал все вокруг в стиле импрессионистов. Ты мог бы назвать это «Башка, размозженная о дуб».

— Не надо так шутить. Слушай, коли ты знал, что их сначала надо откалибровать, ты бы сказал мне…

— У меня не было времени, ясно? Ты же вскочил на метлу и улетел…

— Ты не должен был следовать за мной!

— Я всегда должен следовать за тобой!

— Святой Боже, к чему весь этот ор? — раздался голос и, развернувшись, Драко увидел воздвигшегося над ними Сириуса и Люпина рядом с ним. Чуть дальше, у экипажей, маячили еще фигурки — Драко не мог понять, кто там был, однако знал, что люди не сводят с них глаз. Он поднял глаза на Сириуса, и сердце рухнуло в пятки: тот был взбешен до предела.

— И чем же вы тут занимались? — холодно вопросил он.

Юноши вытаращились на Сириуса, открыв рот, что и не мудрено: Драко не приходилось прежде видеть своего отчима таким сердитым. Он горой воздвигся над ними, сверкая чёрными глазами.

— Так — и что значил весь этот шум? — решительно потребовал он.

Люпин кашлянул:

— Хм… Сириус…

Сириус повернулся и взглянул на друга.

— Что такое? -

Вместо ответа Люпин указал наверх. Сириус поднял голову и вытаращил глаза на воткнувшиеся в дерево метлы. — Понятно, — ровным голосом произнес он. — Я знал, что вы любите летать. Однако я не думал, что вы такие конченые дебилы, чтобы летать на неоткалиброванных Ливнях.

— Мы не знали, что их нужно калибровать, — пискнул Драко, поворачиваясь за поддержкой к Гарри и немедленно осознав, что с его стороны ее ждать бесполезно: прикрыв рот, Гарри, судя по всему, смеялся.

— Однако вы почувствовали себя достаточно компетентными, чтобы полетать на них? Уж не говоря о том, что это были ваши рождественские подарки, которые я не буду заменять на другие! И все идиотские, бездумные, беспечные, легкомысленные и глупые номера, что вы проделали…

— Мы извиняемся, — в отчаянии перебил его Драко, с трудом удерживаясь от того, чтобы не дать затрещину по-прежнему хихикающему у него за спиной Гарри.

— По-моему, вы даже не осознаете, насколько все это серьезно! — распалился Сириус.

Смех наконец-то вышел из-под контроля Гарри.

— Сириус… Твое имя значит две вещи… Хи…

Сириус недоуменно уставился на крестника.

— Гарри? Да что с тобой такое?

Гарри в ответ зашелся смехом.

— С ним все в порядке, — тихонько пояснил Драко. — Это просто… м-м… э… Жизнерадостное Заклятье. Я наложил его на Гарри раньше.

К его вящему удивлению, Сириус отреагировал на это так, словно вместо этого он сказал «пустяки, это просто ведро яда».

— Жизнерадостное Заклятье?! Ты наложил на него Жизнерадостное Заклятье, а потом позволил ему пить?

— Ну… — Драко искоса взглянул на Гарри. — Ну да, немножко… Некоторым образом. А почему?

— Ты что — пытался его угробить? — резко спросил Сириус.

— Да, — в Драко вспыхнула искра ярости. — Это был мой блестящий план.

— Драко, ты, именно ты должен был знать лучше остальных, что значит — мешать алкоголь и Жизнерадостное Заклятье.

— Я? А почему именно я? Жизнерадостное Заклятье не относилось к тому, чем пользовался обычно мой отец. По его словам оно только для слабаков. С чего бы я должен знать о нем?

Гнев на лице Сириуса начал угасать.

— Да, конечно, но всё же… Разве ты не заметил, что с Гарри что-то не так?

Драко едва не заорал. Ему хотелось крикнуть, что все это «не так» длится уже несколько месяцев, что сейчас он видит Гарри наиболее нормальным за все прошедшее время… Но он не смог и проглотил слова вместе со своим негодованием.

— Все произошло слишком быстро, — произнес он вместо этого. — Кроме того, я даже не знал, что именно я должен был заметить.

— Истерия, — пояснил Сириус. — Резкие перепады настроения.

— О… — мрачно простонал Гарри из снега, — что-то мне нехорошо…

— Ах, да, — добавил Сириус. — И тошноту.

Драко вздохнул.

— С ним все будет нормально?

— Надеюсь, — Сириус нагнулся и помог Гарри подняться на ноги. — Ему просто надо проспаться.

Гарри пошатнулся, — и выражение лица Сириуса стало мягче:

— Пойдем, — услышал Драко его мягкий шепот. Как ни странно, звук голоса крестного привел Гарри в чувство; вопреки опасениям Драко, он, вздохнул, ткнулся в грудь крестного головой и отрубился.

Сириус поднял Гарри и, прижав его к груди, взглянул на Люпина.

— Я не носил его на руках с того времени, как он был младенцем… Что-то непохоже, что с тех пор он сильно прибавил в весе…

Люпин что-то ответил — так тихо, что Драко не расслышал, они повернулись и зашагали назад, навстречу огням Малфой-Парка.

— Ты идешь? — окликнул Сириус Драко. — Мы идем к коляскам.

Драко тряхнул головой.

— Я вернусь через камин.

Ему хотелось побыть одному, чтобы немного привести мысли в порядок.

Увы, этому сбыться было не суждено: едва он добрался до отеля, как из темноты к нему шагнул Снейп.

— Мистер Малфой, позвольте вас на пару слов.

Драко взглянул на профессора — лицо у того было искажено мрачной, жуткой гримасой.

— Интересно, рухни я здесь без чувств, вы были бы рады донести меня до дома?

Снейп прищурил глаза и поднял руку, затянутую в черную перчатку.

— Это что такое?..

Драко взглянул туда, куда указывал Снейп, и у него оборвалось сердце: правый рукав рубашки под откинувшимся плащом серебрился в лунном свете. Кровь. Драко резко дернул плащ назад, но было уже поздно: тот все видел.

— Профессор…

— Позвольте мне взглянуть на вашу руку.

Драко не шелохнулся:

— Это не…

— Позвольте мне взглянуть на вашу руку, мистер Малфой! — рявкнул Снейп, заставив Драко подскочить. — Возможно, мы сейчас и не в Хогвартсе, однако я по-прежнему уполномочен снимать штрафные баллы с вашего факультета!

— Но сейчас же Рождественские каникулы! — вытаращил глаза Драко, возмущенный подобной чудовищной несправедливостью.

— Верно, — согласился Снейп. — И потому мой рождественским подарок будет состоять в том, что, вместо того, чтобы немедленно снять очки с вашего дома, я дам вам второй шанс. Покажите мне вашу руку, он нетерпеливо застучал ногой по снегу. — Я жду.

С мятежным лицом Драко сделал шаг вперед, откинул плащ с левого плеча и протянул руку мастеру Зельеделия, который принял ее куда мягче, чем можно было подумать, судя по свирепому выражению его лица. Закатав рукав свитера, он взглянул и его резкий вздох взрезал тишину зимнего воздуха.

Драко машинально опустил взгляд: вдоль предплечья тянулась длинная рана, полученная в тот миг, когда он пытался прикрыться. Сам порез был вовсе несерьезен на вид. Так ахнуть Снейпа заставила кровь: они сияла багряным перламутром, словно ртуть, под красным стеклом.

— Это еще что? — резко спросил Снейп. — Ты видишь это уже не в первый раз — что-то непохоже, чтобы ты был удивлен.

— Я не знаю, пустяки, — пожал плечами Драко.

— Это вовсе не похоже на то, что обычно называется пустяками, — Снейп положил руку на плечо Драко и силком поволок его в сторону отеля. Драко запинался и спотыкался в рыхлом снегу, однако Снейп не снижал скорости, пока не добрался до ближайшего фонаря. Крепко взял Драко за плечи, он вытолкнул его на свет, несмотря на все попытки вывернуться, и пристально уставился своими черными глазами ему в лицо.

— И сколько все это уже продолжается? — спросил он.

Драко попытался смело встретить взгляд учителя, однако потерпел неудачу.

— Как долго… Это вы про что? Про эту штуку с кровью? Я… Я могу все объяснить.

— Неужто? — приподнял бровь Снейп. — Прошу.

— Ну… э… — заюлил Драко.

— Слушаю. Так в чем же дело? Переел Светящихся Червячков? Переусердствовал и съел целую упаковку Огней Фей? Пытался отработать заклинание, чтобы освещать свою комнату одной своей улыбкой и крепко напортачил?

— Если вы решили надо мной издеваться…

— Так объяснитесь же, мистер Малфой, и поправдивей. Здесь довольно холодно, и я уже начинаю мерзнуть.

— Я тоже, — пробормотал Драко. — Слушайте, ну, я не знаю, что это. Я собирался показаться колдомедикам, и я покажусь, просто…

— Вы разговаривали об этом с мадам Помфри?

— Ну… некоторым образом.

— Что вы подразумеваете под «некоторым образом»?

— Я думаю… я сказал ей… типа того… в каком-то смысле… На самом деле — нет.

— Я так и думал, — Снейп отпустил плечи Драко и из ниоткуда выхватил белый платок, который и протянул Драко. — Приложите к ране, — скомандовал он. — И расскажите мне, сколько это уже продолжается.

— Сколько продолжается? — переспросил Драко, делая, как ему было велено. — Эта забавная штука с моей кровью? Честно говоря, я не знаю — ну, может, несколько недель. Да ничего серьезного…

— Черта-с-два ничего серьезного. Вы больны, и вы об этом знаете. Я бы сказал, что все признаки говорят в пользу того, что вы находитесь под воздействием какого-то заклинания Темной Магии…

— На меня не накладывали заклятий.

— Вы в этом так уверены?

Драко кивнул.

— Уверен, — внезапно он почувствовал сильную усталость. — Это не темное проклятье. Или же оно из тех, которые я не смог распознать. Вы же знаете, что я не совсем невежественен в Темной магии. Я не знаю, что это было.

— Ты похож на покойника, — напрямик заявил Снейп. — Я немедленно переговорю с Сириусом Блэком.

— Нет! — вскинулся Драко. — Не делайте этого. Только не Сириусом.

— Это не тебе решать, Драко. Сириус — твой опекун. Будь мы сейчас в школе, я бы тут же поговорил с Дамблдором.

— Послезавтра свадьба, — в отчаянии заговорил Драко. — Завтра на званый обед начнут прибывать гости. Неужели вы не можете подождать пару дней?

— Я не могу отделаться от ощущения, что с моей стороны было бы безответственно смотреть, как неизвестная магия влияет на твое здоровье…

— Пожалуйста, — умоляюще повторил Драко. — Я не так уж и болен, я же не умираю у вас на глазах. Это расстроит свадьбу, мать ударится в панику — к чему все это? Ну, узнаю я парой дней раньше, что со мной что-то не так — что с того? Я и так уже это знаю. Спасибо — не надо.

Снейп усомнился.

— Кто-нибудь еще об этом знает? Поттер?

— Гарри? Да, он немного в курсе. Гермиона знает. Она меня осматривала.

— О, естественно, — холодно заметил Снейп. — Вы окружены их заботой, верно?

— Прошу вас, — повторил Драко, не в силах придумать ни элегантных, ни непробиваемых аргументов, чтобы воззвать к логике Снейпа. Конечно, Снейп прав: Сириус должен об это узнать. И Драко просто ненавидел саму эту мысль. Ведь, едва еще кто-то об этом узнает, проблема станет реальной, ему придется вплотную заняться ее решением — и начнутся эти бесконечные колдомедики, клиники, и ничто не будет помогать, и начнется паника — он был просто совершенно в этом уверен — и в результате всего этого он не сможет быть полезным Гарри.

— Это же не…

— Хорошо, — неожиданно произнес Снейп.

— Что, простите? — удивленно захлопал глазами Драко.

— Я сказал хорошо, мы подождем до свадьбы. Это даст мне некоторое время… — Снейп забрал платок из руки Драко, сложил и сунул в карман. Юноша наблюдал за ним с широко распахнутыми глазами. — У меня будет время немного поисследовать твою кровь. Конечно, меня вряд ли можно назвать колдомедиком, однако я наверняка сумею определить зелье, примененное к тебе.

— Спасибо, — после длинной паузы произнес Драко. Снейп сверкнул на него чёрными глазами.

— Не благодари меня. Это излишне. Я вернусь в свою лабораторию и проведу несколько тестов — у меня будет предлог, чтобы пропустить завтрашний званый обед.

— Рад, что сумел вам помочь, — едва не улыбнулся Драко.

— Не люблю вечеринки, — задумчиво произнес Снейп. — Разумеется те, на которых нет караоке.

— Точно, — тактично поддакнул Драко.

— В любом случае, возвращайся в дом. Тебе не следует стоять на морозе, если ты болен. Могу ли я аппарировать тебя?

Драко помотал головой:

— Я возьму экипаж. Все в порядке. И ещё раз — спасибо.

Казалось, что Снейп, поколебавшись, был близок к тому, чтобы хлопнуть Драко по плечу, но это мгновение тут же прошло. Выпустив его руку, профессор коротко кивнул и аппарировал, оставив юношу, совершенно запутавшегося в своих мыслях, стоять в снегу под фонарем.

Пока они добирались до Имения, Гарри пришел в себя настолько, что, хоть и, шатаясь, но все же сумел без посторонней помощи подняться к себе, оставив полувзволнованных — полуизумленных Сириуса с Люпиным в прихожей. Найдя дверь в свою спальню, он рывком распахнул её и практически ввалился внутрь.

Кто-то зажег свечи по стенам и огонь в камине — обычно Гарри любил делать это сам, однако сейчас его это здорово порадовало. Трясясь и пошатываясь, он стянул с себя всю одежду, оставшись в одних боксерах, вывалил вещи в коридор перед дверью для эльфов-прачек и вполз под одеяло.

Ему казалось, что он должен немедленно отрубиться, наверное, так бы и случилось, если бы кровать остановилась и перестала вращаться. Все над ним кружилось, мир плыл перед глазами.

Беззаботное счастье Жизнерадостного заклятья растаяло, сменившись головокружением. У него было ощущение, словно он летит — если, конечно, можно было летать, лёжа на кровати.

Гарри ждал, что постепенно расслабится и нырнет в сон — ничего подобного, все происходило как раз наоборот: лишь только он закрывал глаза, как видел бездонное чёрное небо, рваные, гонимые ветром облака, осколки звезд; он чувствовал, как ветер ерошит его волосы, жжет до слез глаза, слышал свой крик в момент падения…

Я не могу умереть, — подумал он, делая разворот, — я не могу умереть, я еще не сделал то, что должен был сделать. Значит, я должен быть неуязвим. А коли я неуязвим, то и Драко тоже не может пострадать, потому что это же невозможно: чтобы один из нас прекратил бы свое существование, а другой бы — продолжал. Гнев Драко все путает: он что — не понимает?

Но Гарри пока не умер. Он был здесь, и ему было куда лучше, чем за все прошедшие месяцы, словно он вышел из своего тела, чувствуя при этом каждую молекулу. Мягкая шершавость шерстяного одеяла — он ощутил ее, переворачиваясь, громкое потрескивание прыгающего за решеткой камина огня, тепло комнаты, давящее на него, — давящее так, словно кто-то уселся на него сверху. Словно части все того же сна о льде и лихорадке.

Что-то коснулось его лица. Не открывая глаз, он повернул голову набок, однако прикосновение не пропало. Он было поднял руку, чтобы убрать это, однако остановился: касание было приятным. Где он весь горел, его тронули прохладные пальцы — он понял, что это были именно пальцы — легкое холодящее прикосновение к вискам, к горлу… к волосам. Кто-то нежно откинул назад его волосы. На свете существовал всего один человек, кто это делал.

Гермиона, — подумал он. — Я сплю и вижу сон. И я не хочу просыпаться.

Он крепко зажмурился. Он спал — в этом он был уверен. Он видел ее во сне несколько раз с того времени, как вернулся в Имение. И каждый раз покидал волшебный мир сновидения, просыпаясь помимо своей воли и чувствуя себя совершенно несчастным. Однако все происходящее казалось ему куда реальней, чем то, что ему когда-либо снилось.

Его лица снова коснулись чьи-то руки, перед закрытыми глазами мелькнула какая-то тень, прохладные гладкие губы коснулись его губ.

У него перехватило дыхание, все вокруг закружилось, словно мир встал на дыбы. Он опускался в лучащуюся холодную мглу, он испытывал удовольствие, от которого ему становилось дурно, он чувствовал боль и призывал ее к себе. Он горел и мерз, он дрожал — он не чувствовал этого так долго, так долго…

Это было именно то, что он хотел получить от Гермионы тогда ночью, в переулке, это было именно то, о чем он не мог сказать ей, — ибо она бы возненавидела его за это. Но сейчас он спал — и в своем сне получал от нее все, что хотел; она бы простила его за это — она бы никогда не узнала.

— Гарри… — прошептала она. Открыв глаза, он увидел лишь сумашедшие дергающиеся и качающиеся тени. Ее волосы шатром закрыли их. Она была джинном в бутылке, сновидением, навеянным одиночеством и алкоголем.

Это был сон, и он знал об этом — но он не хотел просыпаться, да и не мог, даже если бы пожелал этого. Никогда прежде не ведомая ему вялость охватила его тело, кровь замедляла и замедляла свой ход, пока не потекла, словно густой сироп, обжигая его вены.

— Открой глаза, — шепнула она нежным голосом, таким сладким, каким бывают только отравленные конфеты. — Посмотри на меня…

Он попытался и, возможно, даже сумел. Позже он так и не смог это вспомнить. Темнота — такая же, как и ее волосы, опрокинулась на него — он попытался воспротивиться ей, однако его понесло прочь, будто течением. Больше он ничего не помнил.

Следующим утром Драко проснулся рано, проведя беспокойную ночь, и обнаружил в конверте рядом с кроватью остальную часть своего Рожедственского подарка: это было руководство по эксплуатации новой метлы и запиской: «Приложение к твоему чертовому подарку. Намек: оно не летает.»

— Это ты так думаешь, — упрямо заявил Драко и занялся изготовлением бумажного самолетика. Его развлечение было прервано рвущейся в окно орлиной совой с письмом в клюве. Драко распахнул рамы, взорвав клубом холодного воздуха тепло комнаты и, облокотившись на подоконник, прочитал вслух:

«Драко, Альбус попросил меня написать тебе пару слов. Он боится, что у тебя есть повод для забот. На что я сказал, что озабоченность — это нормальное состояние для растущего мальчика. И, тем не менее, он хотел, чтобы я сообщил тебе, что все, что касается завтрашнего дня, находится под контролем. Специальный отряд авроров быстрого реагирования «Неусыпная бдительность» будет в вашем распоряжении на случай внезапных нежеланных гостей, которые умудрятся преодолеть наши охранные системы. Живи настоящим, не волнуйся о завтрашнем дне. Предвкушаю свадьбу и непременно надену свою праздничную ногу. Твой — Шизоглаз Хмури.»

— Вот ведь электровеник, — во всеуслышанье объявил Драко, швырнув свернувшийся в полете пергамент на кровать. Он почувствовал, что беспокойство немного отступило, хотя какой-то тревожный узелок появлялся у него в желудке, когда он думал о свадьбе. Что-то во всем этом было каким-то неудобным и затруднительным, и ещё…

Его мысли прервал скрип колес — к грандиозной главной лестнице Имения подползала коляска, одна из тех, что были взяты напрокат в городке и вчера возили их в Рождественский Морозец, а сегодня должны были доставить в Имение гостей. Коляска была черной, с гербом Малфой-Парка: скрещенные на серебряном поле волшебная палочка и кинжал. Драко видел, что некоторые гости уже прибыли: Паркинсоны, Забини. Блез не было. Драко заподозрил, что она решила, что им не стоит видеться. Признаться, тут их мнения впервые совпали.

Коляска замерла, двери открылись, из нее потянулись пассажиры: сначала ведьма с колдуном в темно-синих мантиях с наброшенными капюшонами, потом высокий волшебник с непокрытой головой, чьи огненные волосы выдавали его на этом ярком солнечном свете. Чарли Уизли. Повернувшись, он помог спуститься своей сестре, Драко не мог ее рассмотреть, однако узнал и этот желтоватый плащ, и рыжие локоны, бурлящей огненной рекой стекающие по ее спине. А за ней, медленно, словно преодолевая сопротивление, вышел Рон.

Драко замер, глядя на него, потом закрыл окно и задумался. Он подозревал, что Уизли может появиться, однако удивился, что именно так и произошло. Усталость как рукой сняло, ее место заняла постоянно нарастающая нервозность.

«Заставь их пожалеть об этом», — просил его Гарри.

Драко улыбнулся. Потом подошел к гардеробу и начал одеваться.

Когда Гарри на следующий день открыл глаза, было очень темно — он даже подумал, что ночь только-только добралась до своей середины. Мгновением позже он сообразил, что занавеси вокруг его кровати плотно задернуты.

Он недоуменно покрутил головой.

Как странно. Я так никогда не делаю. Значит, приходил кто-то из домашних эльфов.

Поморщившись, он медленно сел, нашарил свои очки, надел их и почувствовал, как забилось у него в груди сердце. Он чувствовал себя весьма и весьма необычно. И был практически уверен, что у него был весьма необычный сон.

— Эй, тигрёнок… — пропел голос у его плеча.

Гарри повернулся так резко, что потом все удивлялся, как он ухитрился ничего себе не вывихнуть. И, еще не увидев ее, он уже все понял… Впрочем, потрясение от этого меньше не стало: черные волосы, разметавшиеся по белым плечам, огромные серые глаза, наполненные недобрым озорством, обнаженное, судя по всему, тело, прикрытое простынями.

Рисенн.

Гарри попытался что-то сказать, но изо рта у него вырвался только свист, напоминающий свист закипающего чайника. Ее улыбка стала шире.

— Что, онемел? — поинтересовалась она. — Впрочем, учитывая минувшую ночь, я и не удивлена. Я была бы просто поражена, что после всего, что было, ты был бы в силах говорить.

Это отпустило его голос:

— Что-что-что… ты тут делаешь? — заикаясь, спросил он. — Как ты попала в мою спальню? И где твоя одежда?

Она взмахнула рукой:

— Одежда? Наверное, там, куда ты её швырнул, котёнок.

Гарри безмолвно вытаращил глаза. Несомненно, все было ужасным кошмаром. Несомненно, он сейчас проснется.

— Но… я спал… я видел сон…

Она сделала губки бантиком:

— Ой-ой. Я что — похожа на сон? Или, может, вот это похоже на сон? — и она высвободила свои тонкие белоснежные руки, покрытые синяками от его пальцев. — Мне и в голову не приходило, что ты так силен. Ну, я, конечно, знала, что ты особенный, — Мальчик-Который-Выжил…

— Заткнись! — зашипел Гарри, пряча лицо в ладони. — Просто помолчи. О, нет, я не должен… я не мог…

— Увы и ах — ты мог и смог, — ее голос стал жестче, хотя и не утратил веселых ноток. — Как печально, что ты ничего не помнишь. Да, несомненно: эта ночь была одна из самых уникальных ночей за всю мою жизнь. То, что было ночью… — со мной такое впервые.

Из горла Гарри вырвалось бульканье:

— Я не верю этому, — зашептал он, — не верю… У меня есть подруга…

— А я думала, вы расстались, — заинтересовалась Рисенн.

— Я — нет… а откуда ты так посвящена в подробности моей личной жизни?

Она пожала плечами, простыни съехали вниз, и Гарри торопливо отвел глаза.

— Я получила газету. Да все знают, что вы разошлись. Видимо, кроме тебя.

— Мы просто… взяли тайм-аут.

— Что ж, дорогой, в таком случае в другой раз можешь пригласить её с собой.

— В другой раз? Не будет никакого другого раза! И этого тоже не было!

Она улыбнулась уголками губ:

— Ты в этом совершенно уверен?

Гарри промолчал.

Рисенн наклонилась к нему:

— Ты произнес её имя прошлой ночью, — она потянулась, чтобы прикоснуться к его лицу, и Гарри дернулся обратно. — Ты сказал — Гермиона… Но сделал это только раз.

Гарри снова отпрянул от нее — или же только попытался это сделать: было в ней что-то завораживающее, что, несмотря на весь ужас и тошноту, притягивало его, как притягивает взгляд кобры. Нет, она была прекрасна — да, но красота ее была такой странной, отчужденной и зрелой, что он не мог ей противостоять.

Эти глаза — серые, как у Малфоя, серые, как зимнее море — они пугали его. Она потянулась к нему, коснулась длинными пальцами его щеки — он не смог отодвинуться от нее, он чувствовал, что это сродни боли в его прокушенной губе, все его нервные окончания разом взвыли.

Наверное, он бы свалился с кровати, если бы в этот момент не раздался стук в дверь. Дурман немедленно исчез из головы Гарри, он в ужасе вытаращил глаза.

Рисенн беспокойно вздохнула:

— Ты откроешь или сделать это мне?

— Мистер Поттер, — раздался замогильный голос у дверей. Наверняка один из слуг-призраков. — Мистер Блэк велел разбудить вас. Уже полдень, сэр.

— Убирайся! — в отчаянии крикнул Гарри в ответ. — Меня… меня нет!

Рисенн фыркнула.

— О, замечательно.

— Мистер Поттер, боюсь, что мистер Блэк велел разбудить вас немедленно.

— А-а-а… — почти взвыв от отчаяния, Гарри встал и, завернувшись в простыню, шагнул к двери, приоткрыв которую, он в щелку увидел Антона, дворецкого, реявшего перед ним с самым серьезным видом.

— Мистер Поттер, мистер Блэк велел мне также подготовить ваше платье для вече…

— Да, спасибо, я все возьму, — заикаясь, перебил его Гарри, выхватывая у призрака стопку вещей и кидая их себе за спину. — Спасибо, Антон. Ну, если у тебя все…

— Нет, не все, — возразил дворецкий.

— Что еще? — в отчаянии спросил Гарри.

— Мистер Малфой просил передать вам сообщение. Кажется, это было «Немедленно спускайся, чертов засоня».

— Грандиозно, — и Гарри снова попытался закрыть дверь.

— Мистер Поттер! Попрошу еще минутку. Еще одно дело, — и дворецкий протянул свою полупрозрачную руку. На ладони призрака мерцал знакомый стеклянный круг — алый, с золотыми и черными искорками. Гарри взглянул на свой рунический браслет, пытаясь сообразить, что к чему.

…Но это невозможно — он же всегда ее носил, вот и вчера она болталась у него на ремне… Он помнил, как расстегивал ремень и… и потом выкинул свою одежду домашним эльфам.

— Эльфы-прачки просили меня вернуть это вам, сэр.

— Спасибо, — автоматически поблагодарил Гарри. — Спасибо, Антон.

Он взял браслету призрака, закрыл дверь и медленно повернулся к девушке, сидящей на его кровати.

Но та уже исчезла.

Гермиона направлялась в библиотеку не в самом лучшем расположении духа. Накануне она плохо спала. Даже очень плохо. В ее комнате в Дырявом котле было слишком жарко, всю ночь её мучили кошмары, от которых перехватывало дух. Она проснулась на рассвете от звеневшего в ушах крика Пенси «Грязнокровка!», после чего так и не смогла уснуть. Мда, вечер не удался.

Чтобы добраться до книжных червей, ей пришлось выстоять длинную очередь, в которой она тревожно размышляла о предстоящей вечеринке. Мысль о том, что ей предстоит встреча с Гарри, вздымалась над ней черной стеной страха: он — подавленный и красивый — должен хандрить и печалиться. И ей бы захотелось утопить его в чаше фруктового пунша. Или — что еще хуже — он полный сил, и Драко сводит его с невероятно сексуальной кузиной-вейлой, которая не слезает с его колен и кормит его с руки виноградом, очищая его при помощи золотых щипчиков. И ей снова захотелось утопить его в чаше с фруктовым пуншем.

— Виноград, — мрачно заявила она книжному червю, когда пришла ее очередь. — И кто только ест очищенный виноград? И как только не лень?..

Книжный червь встревоженно замахал усиками. Гермиона вздохнула:

— Не обращайте внимания. Я Гермиона Грейнджер. Номер 97356. Вы сделали для меня перекрестный обзор?

Червь умчался прочь и вернулся с нагруженной книжками тележкой. Гермиона подхватила ее и направилась в уже знакомый уголок под портрет Ровены Равенкло. Да, большинство книг она уже видела, некоторые из них были универсальными справочниками по оружию, и она подавленно начала пролистывать их — главы о Живых Клинках, эльфийский стрелах, всегда летящих в цель, ножах, способных рассечь камень, ирландских дубинках, булавах, кинжалах и…

Гермиона замерла и пролистнула несколько страниц, вернувшись к изображению серебряного кинжала с ручкой из кости единорога. Подпись под иллюстрацией затерлась от времени.

«Ангурвадель — уникальный клинок, находящийся в настоящее время в Стоунхенджском музее. Природа клинка неизвестна, однако нанесенные им раны невозможно исцелить. При прикосновении к нему колдуна или ведьмы, находящихся под воздействием Темной Клятвы, начинает светиться синим.»

Гермиона вытаращила глаза, в голове все спуталось. Темная Клятва? Но ведь только некромант может связать человека Темной Клятвой — это была самая ужасная, самая темная магия, смертельная и непробиваемая… Однако она помнила, как вспыхнул синим клинок, когда в музее Рон прикоснулся к нему. От этой мысли у нее засосало под ложечкой.

Рон!

Она вскочила на ноги, едва не перевернув свой стул, и торопливо начала заталкивать книги в сумку.

Гарри мрачно рассматривал в зеркале свое отражение. И вправду — выглядел он куда лучше, чем ощущал себя.

Хотя, — тут же подумал он, — если бы я и выглядел так же, то на меня из зеркала таращилась бы насаженная на кол отрубленная голова.

Однако с внешним видом был полный порядок — скорее всего, этому способствовала одежда — исключительно модная и дорогая, великолепно скрадывающая и его бледность, и темные круги под глазами. Он начал понимать, почему Драко так западает на одежду — она и вправду заставляет чувствовать себя отменно, хотя на самом деле ты ощущаешь себя просто как в аду.

Со мной что-то не так, — мрачно думал он, глядя на себя в зеркало. — На Драко Рисенн не действует так, как на меня. По-видимому, причина в каком-то страшном изъяне, которого нет у других людей. Или же я просто какой-то сексуальный маньяк, какой-то особый тип сексуального маньяка, рядом с которым никто не хочет находиться. Гермиона — она бы больше ни в жизнь ко мне не прикоснулась, не захотела бы быть рядом. Сириус был бы в ужасе. Как и Нарцисса. Они ни за что не позволили бы мне остаться в доме, сослали бы в сарай в саду. Драко бы бросил меня и нашел новых друзей — которые бы не мучились от постоянной депрессии и не спали бы с сексуальными демонами.

А может, и нет.

Гарри подумал, что для Драко это было бы неиссякаемым источником насмешек.

Ты — сексуальный маньяк? — он бы усмехнулся. — Поттер, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Ты взгляни на себя. О, прекрасно, поздравляю: ты нашел еще один повод, чтобы заниматься самобичеванием. О, просто праздник какой-то. Постарайся максимально использовать это.

Гарри опустил глаза к своим рукам, и они на миг перестали трястись. Да, определенно: нужно переговорить с Драко, в противном случае, он не представлял, как он пойдет на вечеринку. Хвала Господу, что не будет Гермионы: она собиралась прибыть на свадьбу, а не на званый обед сегодня. Он не смог бы взглянуть ей в глаза.

Мысль об этом его едва не доконала.

Отвернувшись от своего бледного отражения, он взглянул на смятую кровать, и почувствовал, как к горлу подкатила тошнота

Гарри сгреб плащ и выбежал за дверь.

— Я хорошо выгляжу? — в третий раз за то время, как они поднимались по лестнице к Имению, спросила Рона Джинни. Она уже успела позабыть, каким отталкивающим и непривлекательным было это серое каменное здание: громоздкое, окруженное вереницей балконов, увенчанное шпилями и куполами, с огромной парадной лестницей размером со всю Нору.

А вокруг простирался сад, которого не было в ее прошлое посещение: он был наполнен розами, алыми розами, которые на этом снегу казались каплями крови. Заклятья, с помощью которых можно было сохранить их живыми даже в такие морозы, были весьма и весьма недешевы.

Рон, уже дважды сообщивший сестре, что она очень красивая, мученически вздохнул.

— Я же уже дважды сказал тебе, что ты классно выглядишь, так чего еще тебе надо? Пожалуйста: ты выглядишь кошмарно. Меня от одного взгляда на тебя тошнит.

— Я тебя ненавижу, — бросила на него возмущенный взгляд Джинни.

— Ага, — уронил Рон. — И не ты одна.

Джинни не ответила, она прибавила шагу в надежде нагнать родителей. Они оба — и Рон, и Джинни — отстали: Рон из-за явного нежелания идти, а Джинни здорово нервничала. Она распланировала этот день еще несколько недель назад. Наконец, сразу за Фредом и Джорджем, они вошли через двойные двери в холл, и Джинни, осмотревшись, была просто потрясена красотой этого удивительного дома — холодной, но от этого не менее прекрасной: шахматный чёрно-белый сияющий паркет, сверкающие стены, на которых мерцали алмазами светящиеся шарики.

Их встретил Сириус, Нарцисса, по его словам, занимала гостей где-то в главном зале. Краем уха Джинни услышала, что её родители о чём-то быстро переговорили с Сириусом, невероятно элегантном в своём чёрном костюме.

— Да, думаю Драко тоже где-то в Зале, мы ждем, когда спустится Гарри… он вчера ночью тоже припозднился, — пояснил он, и Уизли рассмеялись.

В силу своей нетерпеливости, Джинни не могла дождаться того, что будет дальше. Она отказалась от предложенной домашним эльфом помощи по её разоблачению и прямо в плаще прошла в Зал, что заметил только Рон, метнувшийся за ней и бормочущий, что должен её задержать — то ли что-то сказать, то ли ещё что…

— Не надо, — выдохнула она.

Комната, что была много лет назад названа Малфоями Большим Залом, была уже наполовину заполнена гостями: женщины в изысканных платьях, мужчины в мантиях и костюмах — Джинни узнала Люпина, Пенси Паркинсон в каком-то уродливом зеленом платье, в толпе мелькнуло еще несколько знакомых лиц. Наискосок пройдя через Зал, она направилась к маленькой двери и быстро нырнула в нее.

Она оказалась на лестнице, которую хорошо помнила, — узкая лестница вела наверх, по обе стороны от квадратного зеркала в скобах на стене горели факелы. Джинни взглянула на себя: бледное лицо, еще более бледное от соседства желтого плаща и рыжих локонов. И блестящая цепь на шее. Едва она потянула за нее…

— Джинни, ты что тут делаешь?

Это был Гарри. Он стоял на нижней ступеньке — в темной рубашке, подчеркивающей бледность его кожи, в темных брюках. В тусклом свете она не могла увидеть выражение его лица, но ей показалось, что он хмурился.

— Ты заблудилась?

Она быстро выпустила цепочку.

— Нет, я просто… просто…

— Ты не Драко ищешь? Я не знаю, где он.

Джинни едва не улыбнулась:

— Спасибо за помощь, Гарри, но я не ищу Драко. Я просто… хотела поправить волосы. Ветер испортил всю мою прическу.

— А мне кажется, все нормально, — удивленно заметил Гарри. — По-моему, ты выглядишь потрясающе.

— Спасибо, — Джинни взглянула на него повнимательней. Он был какой-то странный: отдаленный, потерянный — именно таким он стоял семь лет назад на платформе вокзала Кинг-Кросс, и эта потерянность словно навеки прилипла к нему.

Женщины должны сходить по нему с ума, — подумала Джинни, — он кажется каким-то уязвимым, однако нельзя сказать, чтобы слабым, каким-то притягательным… причем он про это не знает. Человеку не свойственно раздумывать о своей красоте, поскольку свое лицо для каждого выглядит слишком уж привычным, даже такое красивое как это: глубокие подернутые дымкой зеленые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, заостренные линии. Даже сейчас эта меланхолия ужасно шла ему.

— С тобой все в порядке, Гарри?

— О, да, — он слегка передернулся, как отряхивается вылезшая из воды собака. — Я просто поздно лег.

— Ах, да, Сириус нам сказал.

— Нам?

— Да, — медленно кивнула Джинни. — Мы все приехали. И… Гарри… Рон тоже.

Выражение лица Гарри не изменилось, только тени под глазами стали отчетливей.

— Я, признаться, думал, что он не придет.

— Он приехал, Гарри, правда, это к лучшему…

— Чёрт, — резко перебил ее Гарри и засунул руки в карманы, — да, действительно, теперь мне точно нужно увидеться с Драко.

— А ты не мог бы… — она чуть склонила голову. — Ну, ты понимаешь… — найти его.

Гарри помотал головой.

— Он сейчас закрылся от меня. Наверное, занят, — пожав плечами, Гарри попробовал улыбнуться, однако у него это вышло не слишком удачно. — Пожалуй, я лучше пойду туда, где музыка.

— Все будет в порядке. Правда-правда.

Он расправил плечи.

— Я надеюсь.

Она взглянула, как он вышел и тихо прикрыл за собой дверь, и сердце ее последовало за ним, как следовало оно и за ее братом, и за Гермионой. И за Драко.

Нет, она не испытывала сочувствия. Это был страх. Она боялась за него. Она уже давно за него боялась.

Она снова потянулась к цепочке на своей шее и, крепко стиснув ее, начала подниматься по ступенькам.

Драко сидел в засаде.

Он никогда не мыслил себя партизаном, слишком уж он любил огни рампы, однако другого слова подобрать было нельзя: он именно сидел в засаде. В коридоре, освещенным одиноким факелом, он ждал Пенси Паркинсон.

Он устал. У него болела голова. Он мало спал минувшей ночью, и подозревал, что у него плохо уложены волосы. Но время, приливы и месть не могут ждать, и он проторчал на балконе, пока не увидел поднимающуюся вслед за родителями по лестнице Пенси Паркинсон в зеленом платье. И только тогда он вошел внутрь.

Сначала нужно был как-то отделить её от ее родителей. Для этого он подослал к ней домашнего эльфа с сообщением, что нечто неотложное ожидает её в Зеленой комнате. Эльф был проинструктирован привести ее в коридор и там оставить. Домашних эльфов Драко не любил, они его раздражали, однако временами он не мог не оценить их беспрекословности и послушания. Ему показалось, что прошел целый час, хотя, наверное, на самом деле минуло только полчаса, когда он услышал звук чьих-то шагов в коридоре. Быстрый стук высоких каблучков. Драко улыбнулся. Пора. Он дождался, пока она поравняется с ним, и быстро вынырнул из тени, загородив ей дорогу.

Задуманное ему удалось: она завопила и шарахнулась назад.

— Привет, Пенси, дорогая. Рад видеть тебя.

— Драко! — ахнула Пенси, театрально прижимая руку к сердцу. — Ты так меня напугал! Ей-богу, — она опустила руку и бросила на него возмущенный взгляд. — Если не возражаешь, то разреши, я продолжу свой путь?

— Да-да, срочное дело. Я в курсе, — он с трудом удерживался от желания закрутить ус, по счастью, у Драко усов не было. — Однако никакого срочного сообщения нет. Это я сделал. Я хотел потолковать с тобой наедине.

— Что? — Пенси изобразила оскорбленную невинность. — Да что ты напридумывал! Я же принимаю участие в вечеринке и должна вернуться назад.

— По мне, ты совсем не занята, — перебил её Драко. Он говорил тихо, но было нечто в его тоне, что заставило Пенси бросить на него пронзительный взгляд. Он начал медленно кружить вокруг нее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не начать крутиться вслед за ним. — Хотя, как я слышал, в последнее время у тебя действительно была масса хлопот.

Лицо Пенси дрогнуло, с него пропало раздражение.

— Это ты о чём?

— Думаю, ты понимаешь, — воздвигся над ней Драко. Ее волосы дрогнули над круглым воротничком неладно скроенного платья. — Знаешь, Пенси, ты занимаешься тем, что строишь свою карьеру, карабкаясь по социальной лестнице. Смотри же, не соскользни назад. Хотя, как я слышал, у тебя открылись таланты и в этой области…

— Какой области?

Он наклонился так, что его шепот коснулся ее волос:

— Опускаться.

Пенси не сразу отреагировала на это пугающее замечание. Она дернулась и развернулась:

— Это омерзительно. Ты отвратителен. Понятия не имею, почему ты говоришь все это, однако…

— Не имеешь? — неожиданно резко переспросил он, так резко, что она даже сморщилась. Он увидел страх в её глазах. — Что ж, я позволю себе освежить твою память небольшой декламацией. Не возражаешь, если я почитаю тебе вслух? — демонстративно и тщательно откашлявшись, он вытащил из кармана пергамент. — Я бы назвал это «Сонеты от Трагически Запутавшихся». Думаю, тебе должно понравиться, — он встряхнул пергамент, разворачивая его, и громко начал:

— «Гермиона. Я пишу тебе во время Зелий. Я тут сижу и гляжу на тебя через весь класс, но ты не видишь этого. Ты сидишь и смотришь вперед, я вижу, как движется над пергаментом твоя рука. Может, ты сейчас пишешь мне так же, как я пишу тебе. Но я не очень-то хорош в писанине. Наверное, Гарри лучше. Черт, вот Малфой точно лучше. Однако я пишу тебе, потому что должен написать. Потому что мне больно от того, что я так далеко от тебя, особенно после…»

— Прекрати, — прошептала Пенси. — Прекрати.

— Отчего же? Весьма занимательно. Под это можно даже танцевать, — Драко улыбнулся, на что она, похоже, не обратила внимания. — «Не волнуйся, — завершил он чтение, — я оставлю его в нашем обычном тайнике. Прости меня за то, что я сказал прошлой ночью, — насчет того, чтобы открыться и всем всё рассказать. Ты была права. Впрочем, даже если бы не была права, это бы не имело никакого значения. Нам не нужно придумывать никаких аргументов — когда я вижу, как ты на меня смотришь, я чувствую…»

— Прекрати! — взвизгнула Пенси. — Прекрати, прекрати, прекрати! — Драко понял, что его грязная игра достигла цели: она не могла совладать со своим голосом, ее глаза стали совершенно абсурдного размера. — Отдай, отдай мне!

Выдернув записку из его рук, она разорвала ее в клочья и с триумфальным вздохом раскидала ее по полу.

Драко рассмеялся.

— Там их еще штук тридцать. Уизли, похоже, был удивительно преданным и постоянным корреспондентом.

— Как… — она вытаращила на него глаза. — Как ты забрался в мой чемодан?.. Это невозможно.

— Иногда лучшим оказывается самое простое решение.

— Он знает? Поттер знает?

Драко приподнял бровь:

— А что — ты боишься его больше, чем меня? — сладким голосом поинтересовался он. — Это ты зря…

— А что ты собираешься сделать? — ошеломленно спросила она.

— До или после того, как пойду и расскажу твоим родителям о том, чем ты занималась в последнее время?

К его удивлению, её лицо начало приобретать нормальный цвет.

— Может, ты лучше поделишься с ними чем-то, чего они не знают?

Теперь пришел его черед удивленно таращить глаза.

— Только не говори, что ты рассказала им все в припадке раскаяния.

— Это была их идея, Драко, — отрезала Пенси, начиная, по-видимому, приходить в себя. — Мой отец был одним из тех, что разрабатывал очаровывающие заклятья — как ты думаешь, откуда бы я их достала? Это пробные экземпляры, новинки.

— То есть ты думаешь, что я поверю в то, что они подкладывали свою дочь под Уизли? — Драко с трудом боролся с отвращением. — Я не… — он замолчал, практически услышав, как в его голове завертелись и заскрипели шестеренки, и все встало на свое место. — Нет, они не делали этого… Они согласились, чтобы ты прикидывалась Гермионой и шпионила, добывала информацию… Но спать с ним… — это было твоей идеей. Ты же так его ненавидишь… о, нет…я так не думаю… Ты ведь влюбилась в него, да? В гриффиндорца. Боже, какой удар по твоей гордости…

Пенси вскинула голову, глаза ее ярко вспыхнули:

— Это было…

— И что это было? — издевательски спросил он, однако, кажется, именно такого тона она и ожидала.

— Это был способ добиться того, чтобы он взглянул на меня, — тихо произнесла она. — На меня никто никогда так не смотрел.

— Он никогда не смотрел на тебя. Это была не ты.

— Я так полагаю, тебе про это ничегошеньки не известно? — ее голос засочился ядом. — Быть любимым вместо того, кем ты не являешься… Это совершенно реальное чувство, Драко, правда?

Ее глаза горели, и он онемел на мгновение. Он не мог представить, сколько она знала, и что имела в виду — это был удар, нанесенный наугад, вслепую. Но он тут же вспомнил, как Гермиона обнимала его в шкафу, шепча имя Гарри. И голос Гарри днем раньше: «Ты сделал отменную вещь, Малфой». В тот момент, глядя на Гарри, он удивился: кого он видит, глядя на меня? Не меня. Кого-то другого. Куда лучшего.

И в этот момент сочувствие к Пенси стрелой пронзило его, но он вспомнил слова Гарри — заставь их заплатить… Ведь у него были запасы жестокости, какими Гарри не обладал, верно?

— Они ведь не знают, кем на самом деле ты являешься, — прервала его размышление Пенси. Драко равнодушно заметил, что ее голос был каким-то странным: и лающим, и скрипучим одновременно. — И я начинаю думать, что и ты сам тоже не знаешь. Блез постоянно твердила иное — что в сердце ты остался истинным слизеринцем. Я этому не верю. Мне кажется, ты все бросил, ухватившись за первый выпавший тебе шанс. Что ж, Драко Малфой, — ты выбрал неверную сторону, заведомо проигрышную. Больше тебе никто, никто из нас не станет доверять, мы не раскроем тебе свои планы. Но это вовсе не значит, что у нас их не будет…

— Пенси?.. — перебил ее Драко.

— Что? — сбившись посередине своей длинной тирады, она захлопала глазами.

— Заткнись.

Её губы сжались в тоненькую ниточку.

— Великолепно. Прячь голову в песок. Однако ты подумай, подумай обо всем, что я тебе сказала, я знаю, ты будешь…

— Пенси, — любезным тоном остановил ее Драко. — Я не думал об этом даже тогда, когда ты это произносила. А теперь пошли, — он взял ее за руку, и она не отняла ее, охваченная паникой, смешанной с нарастающей холодной яростью. — Нам надо возвращаться на вечеринку.

Все эти путаные повороты, в конце концов, привели Джинни почти к винным погребам, и только с подсказки проходящего мимо дворецкого ей удалось выбраться наружу, наконец-то оказавшись в облицованном деревом коридоре, За окном виднелся выходящий в сад балкон, сейчас полностью засыпанный снегом. Ромбовидные окна были плотно закрыты. Двери холла она уже узнавала: когда раньше она была в Имении, именно в этой комнате она и провела большую часть времени. Толкнув дверь, она шагнула в библиотеку.

Здесь все было по-прежнему: сине-зеленые окна, наполненные книгами полки. И тишина — такая тишина, что она могла бы услышать стук собственного сердца, перекрывающий тиканье золотых настенных часов.

Джинни глубоко вздохнула и вытянула за цепочку из-под платья Хроноворот.

Гарри ужасно хотелось выпить вина, однако он себе это категорически запретил. После всех этих событий прошлой ночи, он больше вообще никогда на него не взглянет. В глубине души он больше всего мечтал вернуться в кровать и никогда из нее не подниматься. Поскольку это было исключено, он хотел поговорить с Драко. Но тот куда-то пропал — его не было в Большом зале, а когда Гарри попытался дотянуться до его разума, он почувствовал какой-то далекий слабый гул, словно прервавшийся радиосигнал. Да, похоже, Драко был сильно занят.

— Ох, Гарри, как же я рада видеть тебя. Ну, не красавчик ли, — миссис Уизли, восхитившись его новой одеждой, нагнула его к себе, чтобы поцеловать в щеку и взъерошить волосы. Гарри перебросился с ней парой фраз, стараясь смотреть в сторону: она так похожа на Рона, это было для него невыносимо. Сам Рон вместе с братьями торчал где-то у дальней стены, Гарри видел его отражение в зеркале над накрытым столом. Себя он тоже там видел, перед ним, запрокинув голову, стояла миссис Уизли, и он сразу вспомнил времена, когда ей приходилось наклоняться к нему. Он видел алый проблеск своего рунического браслета на поясе.

Как он мог оказаться таким идиотом, чтобы снять её?!

— Я думаю, что черное на свадьбе действует несколько угнетающе, — добавила миссис Уизли. В этот момент Гарри взглянул на нее, спросив себя, что ей может быть известно; однако он достаточно знал Рона, чтобы быть уверенным, что тот ни слова не сказал родителям.

В миг, когда он собрался ответить, он заметил краем глаза какое-то движение, и в зеркале отразился входящей через двустворчатые двери Драко. Он был не один — под локоть он вел Пенси Паркинсон. Странно — и какие же у него были причины, чтобы сопровождать её?

— Простите, — извинился перед миссис Уизли Гарри, — мне нужно… я должен… идти туда, — и он торопливо отступил, оставив ее удивленно смотреть ему вслед.

Обшаривая комнату глазами, Драко с Пенси стоял в дверях. Приблизившись, Гарри заметил, что Драко удерживает ее явно против её воли: она пыталась вырваться и отпихнуть его, на ее лисьей мордочке застыло выражение ужаса. Увидев приближающегося Гарри, Драко просветлел.

— Ага, Поттер, рад, что ты тут.

— Да где же ты был? — выдохнул Гарри, чувствуя, что большинство гостей поедают их глазами.

Драко поднял на него измотанный взгляд:

— Что?

— Где ты был? Мне нужно с тобой поговорить.

— Охотился с гарпуном на Аляске, — где я еще мог быть? Ладно, Поттер, я сейчас немного занят. Постоишь тут минутку, ладно? Посмотришь, что я имел в виду, — его глаза скользнули за Гарри, снова начав обшаривать комнату. — Где-то тут были Уизли…

Пенси издала какой-то скрип и затрепыхалась, пытаясь вырваться. Гарри удивленно захлопал глазами:

— Они где-то там… Малфой, это важно.

— Это тоже важно, — Драко двинулся вперед, волоча за собой Пенси. Почувствовав, что происходит что-то очень странное, Гарри двинулся вслед за ними. — Пенси забыла свой свадебный подарок. У нее масса проблем.

— Да кому нужны эти свадебные подарки?.. — спросил Гарри.

— Знаешь, — стрельнул в него взглядом Драко, — для столь сообразительного человека ты слишком часто ведешь себя как непроходимый тупица, — внезапно глаза его сузились. — Ты какой-то другой, Поттер — ты что, постригся? Или что-то еще?

Гарри издал полузадушенный вздох. Пенси тоже присмотрелась к нему:

— Ты и правда какой-то другой, — согласилась она.

Охнув, Гарри схватил Драко за рукав:

— Черт побери, Малфой, да выслушай же меня!.. Мне необходимо с тобой поговорить!

— Не сейчас, Гарри! — зашипел Драко, не двигаясь с места и по-прежнему крепко держа Пенси, которая, впрочем, бросила свои попытки высвободиться и теперь с любопытством взирала на Гарри.

— Ты что, не видишь, что мне нужно поговорить с тобой! — в отчаянии произнес Гарри, уже не надеясь на ответ.

— Все, что я вижу, — это твои впечатляющие попытки изобразить из себя электрическую белку. Перестань скакать туда-сюда и постой минутку спокойно.

— Я не могу ждать…

— Что — ты помираешь?

Гарри распахнул глаза:

— Нет.

— Тогда это подождет. УИЗЛИ! — неожиданно громко закричал Драко. Все обернулись к нему — в том числе и сгрудившиеся вокруг вазы с пуншем Уизли. Губы Драко дрогнули и растянулись в тонкой улыбке. — Рон! Эй! Иди сюда!

Не донеся стакан с тыквенным соком до рта, Рон удивленно замер. Драко призывно помахал ему рукой. Глаза Рона метнулись к Гарри, тот ответил ему взглядом, отчего Рон отвел глаза. Нервно покосившись на братьев, Рон опустил стакан и медленно двинулся в сторону Драко и его собеседников.

Пенси с выражением ужаса на лице снова задергалась в руках Драко, но тот стиснул ее еще сильней; Гарри увидел, как его пальцы вонзились ей в плечо — должно быть, ужасно больно. В других обстоятельствах он бы, возможно, поразился безжалостности Драко, но не сейчас: у него начали зарождаться подозрения и предположения по поводу происходящего, и сердце в его груди забилось быстрее.

Что он себе думает?

Весь мир сузился для него до узкой дорожки, по которой к нему шел Рон. Вот он миновал родителей Пенси, наблюдающих за ним в упор. Люди поворачивались ему вслед, следя за Действием с полусмущенным — полузаинтересованным выражением на лицах.

Рон встал перед Драко. Гарри уже две недели не видел Рона так близко. Теперь заметил фиолетовые тени под глазами друга, однако они не вызвали у него ни малейшего сострадания. Ярость, кипевшая в нем, не оставила место никакому сочувствию.

— Чего тебе? — тихо спросил Рон, глядя на Драко и стараясь не смотреть на Гарри. — Если тебе было нужно привлечь моё внимание, Малфой…

— Если бы я хотел привлечь твоё внимание, я бы нарядился Гермионой и попытался совратить тебя в чулане для метел, — с резкой и острой, как лезвие ножа, улыбкой ответил Драко.

Рон слегка покраснел, но не шелохнулся.

— Говори все, что хочешь, только не порти эту свадьбу, прошу тебя.

— Это еще не свадьба, — возразил Драко с той же неприятной сияющей улыбкой. — Это всего лишь званый обед.

Гарри взглянул ему за спину и увидел направляющегося к ним Сириуса и застывшего у него за спиной Люпина. Остальные все еще стояли и смотрели на них, от этих взглядов его передернуло, Рона всего так и крутило от унижения, один Драко наслаждался всеобщим вниманием, он единственный чувствовал себя в своей тарелке.

— Просто обед, — пропел Драко, — который подразумевает присутствие друзей и родственников. Ты к ним, как я знаю, не относишься.

— Это не тебе говорить, — возразил Рон. — Я пришел ради Гарри, а не ради тебя, — он перевел огромные, почти черные, полные мольбы глаза к Гарри. — Гарри, прости, прости меня… — зашептал он.

Каждое слово извинения пронзало Гарри, словно нож:

— Нет, я не хочу этого слышать…

— Гарри… — повторил Рон.

— Нет! — вскрикнул Гарри. — Разве ты не знаешь, что я…

— Замолчи, Поттер! Просто заткнись! — впервые заговорила Пенси, дрожащим скрипучим голоском — и в этот момент Гарри все узнал, все понял. Она рванулась прочь от Драко, не сводя глаз с Рона. Гарри узнал этот взгляд: так на него смотрела Гермиона, так Драко смотрел на Гермиону, Симус — на Джинни, такое же выражение было на его собственном лице — на фотографиях, в зеркале… — Оставьте его! — закричала она. — Словно вы никогда не ошибались! — и она осеклась, сообразив, что сболтнула лишнего. Гарри заметил, как на лице Рона начинает появляться выражение ужаса, словно до него тоже начало доходить. Но Драко действовал, он наклонился и что-то шепнул Пенси на ухо — достаточно тихо, чтобы она не отшатнулась, но достаточно громко, чтобы был слышно всем:

— Он никогда ничего неправильного не делал, Пенси, дорогуша, — голос его стлался нежным бархатом. — А я делал…

И он с силой толкнул ее в сторону Рона, машинально подхватившего её, чтобы она не упала. Споткнувшись, она вцепилась в него, и Драко рассмеялся.

— Вот это правильно, Уизли. Что ж ты как скромно? Что — нет никаких знакомых ощущений? А должны быть — независимо от того, какие очаровывающие заклятья там она использовала. Думаю, что суть-то её не менялась. А уж её тело ты должен знать во всех подробностях: как же, после стольких-то ночей, проведенных вместе в комнате старост… По мне, ты, конечно тормоз, но после такого количества свиданий даже ты…

Со сдавленным возгласом ужаса Рон оттолкнул от себя Пенси и, обхватив себя руками, содрогнулся. Драко перехватил её, но она и не пыталась сбежать: закрыв лицо руками, она захлебнулась рыданиями. Рон, зеленея, вытаращил на нее глаза.

— Что ж, теперь ты знаешь, — улыбаясь, сообщил Драко Рону.

Гарри вдруг осознал, что все вокруг них пришли в движение: к ним спешил Сириус, Паркинсоны вприпрыжку мчались к своей рыдающей дочери, комната взорвалась шепотками, однако Гарри видел только круг перед собой, словно он был освещен прожектором: в этом кругу стоял Рон, потрясенный и безмолвный, рыдающая Пенси и Драко… Драко… у него был совершенно нечеловеческий вид — такие лица Гарри видел в детстве на картинках с ангелами мщения: такая в его лице была беспощадность и неумолимость… Гарри понял, что он сам был тому причиной — ведь именно он попросил Драко заставить её заплатить за это. И ей пришлось это сделать. В глазах Драко мелькнул вопрос, и Гарри почти прочитал его: Это именно то, чего ты хотел? Ну, как — достаточно? Ты себе это именно так представлял?

И какая-то невообразимо жестокая часть Гарри прошептала Драко, чтобы тот не останавливался.

Улыбка исчезла с лица Драко. Он по-прежнему смотрел на Рона.

— Что ж, теперь ты знаешь. И все, что у тебя было, ты вышвырнул только ради этого — ради неё. Ради девицы, которую ты терпеть не можешь. За пачку глупой лжи. За фантазию, которой кнат цена. Я бы все отдал за то, что ты когда-то имел, Уизли.

Гарри удивленно посмотрел на Драко, но тот действительно говорил именно то, что хотел сказать.

— Я бы все за это отдал, а ты это выбросил просто так, и тебе никогда его не вернуть. Никогда — все растоптано и разрушено. В этом поганом мире была всего одна неплохая вещь — но ты ухитрился и её уничтожить, — взгляд Драко, направленный на Рона, наполнился отвращением, и Гарри спросил себя, насколько это было правдой. — И что — это того стоило? Она того стоила?

Это было хуже любого оскорбления. Рон стал смертельно белым, голос его дрогнул и оборвался, когда он шепотом произнес:

— Что ты о себе думаешь, Малфой?..

Драко молчал, и это молчание было куда красноречивей любых слов. Всхлипывания Пенси перешли в вопли, от которых могли бы полопаться стекла. Гарри в упор взглянул на нее, на Рона, и почувствовал, что у него в желудке поселилось какое-то неприятное, болезненное ощущение. Через голову Пенси на него смотрел Драко — но он не знал, о чем того можно попросить после всего уже сказанного, впрочем, у него и не было шанса подумать об этом.

Потому что в этот миг двери в Зал распахнулись, и вошел Люциус Малфой.

— Что значит — не работает? — истерически спросила Гермиона у измученного человека, сидящего за столом Дырявого Котла. — Как они могут не работать все сразу? Я трижды пыталась связаться с Имением — бесполезно! Ваши камины испортились! Сделайте же что-то! Вызовите… трубочиста!

Клерк за столом развеселился:

— Одного, но с огромным помелом, я полагаю?

— Не умничайте! — взвизгнула Гермиона так, что он дрогнул:

— Послушайте, мисс, с нашими каминами все нормально, возможно какая-то проблема существует с камином в Имении — вероятно, кто-то заблокировал соединение.

— Но зачем им нужно было это делать?

Клерк пожал плечами:

— Признаться, я не могу вам это сказать.

— Так, и что мне теперь делать? — воскликнула Гермиона. — Мне нужен Рон или Драко, вернее, даже оба, и я даже не могу послать сову — они все разобраны на доставку Рождественских подарков.

Клерк смотрел на нее с видом Это-Не-Моя-Проблема.

— Может, вы аппарируете туда, куда вам надо?

— Нет, у меня нет лицензии! Кроме того, там все равно стоят анти-аппарирующие заклятья.

— Возможно, вы полетите туда?

— У меня нет метлы! — и Гермиона тут же прищурилась на него. — А у вас есть метла?

— Э… вы хотите позаимствовать мою метлу?

Скрестив руки на груди, Гермиона сверкнула на него глазами:

— Будущее волшебного мира зависит от того, попаду ли я сейчас в Имение Малфоев.

Он закатил глаза:

— Правда?

— Хорошо, пусть нет. Но я очень сильно волнуюсь за моих друзей. Пожалуйста, разрешите мне воспользоваться вашей метлой. Пожалуйста.

Казалось, он сомневается.

— А если вы не разрешите, то я скажу менеджеру, что вы проковыриваете в дверях дырки и подсматриваете за переодевающимися в своих комнатах людьми.

Его глаза полезли на лоб:

— Вы так не поступите.

— Даже не сомневайтесь.

Он бросил на нее сердитый взгляд:

— Вы, похоже, из Слизерина…

Гермиона улыбнулась:

— Нет. Но спасибо на добром слове.

Часы все тикали и тикали, Джинни пристально следила по своим маленьким часикам за ходом минут.

Заполучить обратно свой Хроноворот было более чем непросто, хотя, с другой стороны, все могло бы оказаться ещё сложнее. Будь она из тех, кто привлекает к себе внимание, это бы не удалось. Однако на нее никто не взглянул, и ей удалось ускользнуть так, что никто этого не заметил, даже всевидящий Драко. Хроноворот вернулся на свою цепочку к ней на шею — только Симус спросил ее о новом украшении, однако он слишком мало знал, чтобы что-то заподозрить.

Она все распланировала заранее, она занималась этим не одну неделю. Так с чего же она тогда так нервничает? Прежде, отправляясь назад, она никогда не испытывала ничего подобного. А она перемещалась на сотни лет назад. Сейчас же ей предстоит вернуться всего на пять. Чего же она так боится?

Она прикрыла глаза и подняла руку с часами, услышав в этот миг какой-то шум и ропот

— Они разыскивают меня, — с ужасом подумала она, хотя позже она поняла, что к ней это не имело ни малейшего отношения.

Она быстро перевернула Хроноворот вверх ногами, и мир исчез.

— Рад приветствовать всех собравшихся, — произнес Люциус Малфой. — Как мило с вашей стороны прибыть на вечеринку, посвященную моему возвращению домой.

Вокруг раздались вскрики, зазвенели посыпавшиеся на пол бокалы с шампанским. Если бы не эти звуки, то в Зале воцарилась бы гробовая тишина. Гарри казалось, что его потрясение должно было быть куда больше — вместо этого он почувствовал какую-то утомительную неизбежность происходящего. И потом — он знал, что Люциус все это время был жив, — это остальные смотрели на него как на призрак человека, умершего полгода назад.

— О, Боже… — прекратив рыдания, прошептала Пенси, вытаращив глаза. — Драко, твой отец пришел…

— Да, — деревянным голосом откликнулся Драко, — да, я заметил.

Гарри хотел положить ему руку на плечо, однако не решился, ему показалось, что делать что-то подобное перед Люциусом будет неразумно — и вовсе не потому, что Люциус не знал об их дружбе. И все же…

Гарри казалось, что все его мысли словно медленно просачиваются сквозь многослойную марлю — наверное, это было следствием того, что за последнее время на его долю выпало слишком много потрясений. Он с отстраненным ужасом смотрел, как Люциус неторопливо входит с Зал — конечно, не один: его сопровождал, по крайней мере, десяток Пожирателей Смерти в своем знаменитом облачении — черная мантия с опущенным капюшоном. Однако, капюшоны двоих были откинуты, и Гарри узнал мэра и судебного исполнителя Малфой Парка. Все в комнате попятились, впрочем, ничего удивительного: палочки при себе были далеко не у всех, так что Пожиратели отменно рассчитали время нападения. Сириус с белым, как полотно, лицом, схватил за руку Люпина, вокруг него сгрудились Уизли.

С одной стороны зала был помост, окруженный золотой оградой — на дне рождения Гарри там играл оркестрик. Люциус Малфой взошел на него, сопровождаемый мэром и судьей; остальные Пожиратели отошли к стене. Сквозь другие двери входили все новые и новые Пожиратели.

Большой Зал был окружен.

Люциус прислонился к ограде и улыбнулся. Его наряд был элегантен до предела: черный костюм, черный плащ, потрясающие туфли, серебряные кольца на пальцах. Серые глаза скользили по толпе, он рассматривал ее с таким видом, словно оценивал живописное полотно.

— Согласно одному маггловскому автору, «Слух о моей смерти оказался сильно преувеличенным».

У Пенси вырвался какой-то сдавленный звук — то ли смешок, то ли всхлип. Драко мрачно рассматривал своего отца с непроницаемым выражением лица.

— Уверен, что очень немногие в восторге от этого, — продолжил Люциус. — И, тем не менее, это правда. Я жив, и я вернулся домой. Думаю, мой сын знал об этом, верно, Драко?

Развернувшись, Гарри взглянул на Драко, внезапно побелевшего, как мел, и неверяще уставившегося на отца.

— Но ты собирался… я подумал… свадьба… — выдохнул он надтреснутым голосом.

— Дурачок, — улыбнулся Люциус. Это была сияющая, злобная усмешка. — Неужели ты думал, что я не знаю того, что ты видишь нас? Ты что — и, правда думал, что я просто позволю тебе шпионить за нами? Ты что — думал противостоять Темному Лорду со всей его мощью?

Драко помолчал. Ему было просто нечего сказать — он привалился к столу и замер с таким опустошенным видом, какого Гарри еще не приходилось видеть.

Рон нарушил повисшую тишину. Развернувшись — не Люциусу, к Драко — он яростно сверкнул глазами:

— Ты знал? Так ты знал и ничего никому не сказал?

Забыв про все на свете от охватившей его раскаленной добела ярости Гарри, развернувшись, принял вызов Рона.

— Я тоже знал. Он сказал мне. Хочешь обвинить Драко, обвини и меня.

Рон дрогнул и отступил.

Словно слова Гарри вернули ему дар речи, Драко заговорил.

— Дамблдор не разрешил мне рассказывать об этом, — повернув голову, Гарри увидел, что Драко обращается к Сириусу. — Я сожалею.

— Если кто и должен сожалеть, так это Дамблдор, — заметил Люциус. — Впавший в маразм старый дурак. Строил свои умные планчики, надеясь обыграть нас — и все это лишь исходя из информации, добываемой из твоих сновидений. Да и ты тоже глуп, коль поверил всей этой лжи.

— То есть все это было ложью — всё? — спросил Драко, и Гарри на миг показалось, что лицо друга осветилось вспышкой надежды.

Люциус взглянул на сына серыми непроницаемыми глазами.

— Ладно, положим, — не всё.

— Достаточно, — Гарри увидел, как из толпы шагнул Сириус. — Давай прекратим все эти игры в кошки-мышки. Ты — сбежавший из клиники сумасшедший, — он рассмеялся, хотя в этом не было ничего смешного. — Тебя вернут в клинику Св. Мунго раньше, чем ты даже…

— Я так не думаю, — перебил его Люциус. — Напротив, именно вы все нарушаете закон.

Сириус побелел:

— В каком смысле?

— Это я, а не ты хозяин Имения Малфоев, — холодно взглянул на него Люциус. — Законы Имения стары, очень стары, оно знает своего хозяина.

… Поттер! — крик прозвучал в голове Гарри настолько громко, что ему на миг показалось, что Драко заорал во весь голос. — Поттер, встань за мной, быстро!

… Что? — полуобернувшись, Гарри взглянул на второго юношу, белого, как мел. — Почему?

… Имение — оно заколдовано от нарушения его границ, и только хозяин имения имеет власть над всеми заклятьями. Если отец решит, что все собравшиеся нарушители, он может вышвырнуть их, не пошевелив и пальцем…

… А ты?

… Давай за мной. Против меня это не сработает, потому что…

… Да-да, знаю, малфоевская кровь, — слегка попятившись, ответил Гарри. — Парень, вам нужна новая система охраны. Могу ли я осмелиться предложить, чтобы она не была основана на принципе чистоты крови?

Драко мрачно усмехнулся.

… Гордость. Чистая кровь. Тебе не понять.

Сириус яростно сверкал глазами, сложив руки на груди. Остальные гости столпились за ним, недоуменно и смятенно переглядываясь.

— Ну, продолжай, Люциус. Что же ты хочешь?

Люциус задумчиво прислонился к ограждению, на миг напомнив Гарри Драко, — та же оскорбительная грация, ленивые, но угрожающие кошачьи движения. Конечно, откуда бы они взялись у Драко, только у него, в отличие от зловещей грации Люциуса, было какое-то ироническое обаяние.

— Я хочу, чтобы все, кто не имеет отношение к моей семье и не является моим слугой, немедленно выметались из моего дома ко всем чертям. Званого обеда не будет, равно как и свадьбы. Свадьбы не будет, потому что я так сказал. А теперь убирайтесь — все.

— Я не оставлю с тобой Драко, — резко запротестовал Сириус. — Он уйдет с нами.

— Он останется вовсе не один, — шёлковым голосом возразил Люциус. — Гарри составит ему компанию.

Гарри оторопел. Наверняка он что-то не так понял. Он покосился на Драко, в упор смотрящего на своего отца, Гарри поразился выражению его лица: он никогда прежде не видел на лице Драко такого ужаса и ошеломления.

— Отпусти Гарри, отец, — твердо произнес он. — Тебе нужен я…

— Пожалуйста, воздержись от столь самонадеянных заявлений. Если бы мне нужен был ты, я бы так сказал. Гарри останется здесь.

— А что — у меня уже нет права слова? — немного жалобно спросил Гарри.

— Ни малейшего, — хором ответили ему Сириус и Люциус.

Гарри сделал еще один шаг назад.

— Да я что, я ничего… Просто спросил.

Сириус с яростью дернул себя за галстук.

— Ты, и правда, думаешь, что можешь оставить его здесь, с собой? — накинулся он на Люциуса. — Министерство…

— У него нет выбора, — сказал Малфой. До Гарри начало доходить, что все говорится на полном серьёзе. — Драко мой кровный сын, и это его дом. У тебя нет никаких прав, чтобы забирать его от меня. А Гарри… — Люциус бросил на него ледяной взгляд, — Гарри — моя собственность.

Сириус взбешенно фыркнул:

— Тебе действительно надо обратно в клинику Св. Мунго, Люциус.

— О, гарантирую, я совершенно нормален. И закон полностью на моей стороне. Гарри Поттер был постоянным жильцом этого дома в течение шести месяцев на сегодняшний день. По волшебным законам он несовершеннолетний. Соответственно, я становлюсь его официальным опекуном.

— Это смехотворно, — взорвался Артур Уизли, становясь рядом с Сириусом. — Его опекун — Сириус Блэк, я собственноручно подписал документы на усыновление.

— Ах, да, ты, — ухмыльнулся Малфой, переводя взгляд на мистера Уизли. — Наш фальшивый министр. Я до тебя мигом доберусь, — он повернулся к бледному человеку, в котором Гарри узнал судебного исполнителя Малфой Парка. — Мистер Стеббинс, не будете ли вы так любезны…

Судья коротко кивнул и, развернув длинный свиток пергамента, громко зачитал:

— «Согласно волшебному закону, местожительством персоны является то место, где находится его настоящий и постоянный дом и куда в случае отсутствия он стремится вернуться…»

— В таком случае местом жительства Гарри является Хогвартс, — запротестовал Сириус. — Это его настоящий дом, — правда, Рем?

Но ошеломленный, как и все остальные, Люпин отвел глаза:

— По юридическим правилам всё верно…

— Гм, — кашлянул Стеббинс, очевидно, получая удовольствие от своей роли, вероятно, на него отродясь никто не обращал внимания. — Так я продолжу: «Хогвартс не является постоянным местом жительства для волшебников-сирот, зачисленных туда на учебу, согласно Закону об опекунах и приемных родителях от 1721 года. Данный замок не предназначен для постоянного проживания подобных студентов, поскольку они могут находиться на его землях строго ограниченное время. Подтверждением намерения стать постоянным обитателем какого-либо места жительства является отсутствие каких-либо связей с прежним местом жительства, что фактически демонстрируется отсутствием каких-либо контактов abinitio — между мистером Поттером, как и, впрочем, любым другим обитателем Имения, и жителями дома 4 по Привет-драйв, за исключением письма, посланного и подписанного мистером Блэком, в котором сообщается этот адрес — далее цитирую: «Гарри будет жить здесь со мной, моей невестой и ее сыном. Избавьте его от вестей от себя, вашей жены и сына. Я настоятельно прошу, чтобы вся дальнейшая связь осуществлялась через меня по указанному выше адресу.» Конец цитаты. Ipsissimaverba — мистер Поттер считается постоянным обитателем Имения Малфоев.

— На основании письма, написанного мной Дурслям? Это нелепо! — запротестовал Сириус. — В этом письме нет ничего официального, я послал его, не поставив в известность министерство!

— Полгода назад, — перебил его Стеббинс, — запись о местожительстве мистера Поттера была изменена с Хогвартса на местожительство его опекуна, мистера Блэка, и в Хогвартсе было получено письмо, подписанное мистером Блэком, приемным родителем мистера Поттера в течение более трех лет до этих изменений — ceterisperibus — записи в Хогвартсе указывают, что мистер Поттер — постоянный обитатель Малфой Парка, если я не ошибаюсь. Я не ошибаюсь, мистер Люпин?

— Все верно, — едва слышано ответил Люпин. — Насколько мне известно.

— Существуют также и маггловские законы, — не отступал Сируис. — Дурсли — они ведь кровные родственники Гарри…

— Совершенно верно, — подтвердил Стеббинс, к которому Гарри испытывал все нарастающую и нарастающую ненависть. Сам Люциус молчал; прислонившись к ограде, он позволил говорить судье. — Однако у нас есть и другие подтверждения перемены места жительства. В нашем распоряжении находится письмо мистера Дурсля, где он указывает, что складывает с себя обязанности опекуна мистера Поттера в день его семнадцатилетия. Если не ошибаюсь, оно заканчивается так… Цитирую: «я рад этому избавлению, надеюсь, что ни я, ни моя семья не встретимся с ним более.» Кавычки закрываются. Постановление, отменяющее действие всех магических систем в районе Привет Драйв, выпущено сегодня утром и было изъято Подразделением Реагирования Министерства примерно семнадцать минут назад. Дополнительным подтверждением тому, что постоянным местом жительства мистера Поттера теперь является имение Малфоев, является записи Министерства, что различные защитные заклинания с дома Дурслей были сняты в июле сего года.

— Это так? — повернулся Сириус к мистеру Уизли. — Артур, это правда?

Мистер Уизли кивнул, не в силах прийти в себя от потрясения.

— Да… Бригада Авроров решила, что, коль скоро Гарри там больше не живет… а затраты на охрану такой большой территории достаточно высоки…

— Мой Бог… — прошептал Сириус. — Сколько же они планировали это?

Лициус издал восхищенный смешок.

— Помолчи еще минутку, Блэк. Самое интересное еще впереди. Стеббинс?

Судья тонко улыбнулся.

— Очень хорошо. Exconcessis. Адвокатура Малфой Парка рассмотрела представленные AmicusCurae просителями Люциуса Малфоя доказательства — за его собственным отсутствием. Во время слушаний не было предъявлено претензий — caditquaestio — а потому мы выпустили данный Исполнительный Лист PraecipeandReplevin.Люциус Малфой принимается судом — percurium и delegelata опекуном его кровного сына, Драко Малфоя, кроме того, ему по вышеуказанным причинам передаются все опекунские права в отношении Гарри Поттера как постоянного обитателя Имения Малфоев вплоть до достижении им восемнадцатилетнего возраста. Nemo dat quod non habet, and res gestae. Подписано Люциусом Малфоем и шестью представителями Министерства, а также судебным исполнителем Малфой Парка, год 1998. И это, — завершил он, скручивая пергамент, — всё.

— Шестью должностными лицами министерства? Какими? — решительно потребовал Сириус. Гарри никогда не видел его таким сердитым, даже на листовках «Разыскивается».

— Ах, извините, — лучезарно улыбнулся Люциус, — это конфиденциальная информация.

Сириус рванулся к нему, но с двух сторон на нем повисли Люпин и Артур Уизли.

— Сириус, — услышал Гарри его шепот, — не волнуйся, Министерство позаботится об этом, мы с этим разберемся.

Но, как заметил Гарри, это Сириуса нисколько не успокоило — и не мудрено.

— Министерство очевидно замешано в этом, — прошипел он в ответ. — Артур, как ты не понимаешь, что…

— Мистер Малфой, — Люпин заговорил четко и собранно. — Возможно, вы правы, и можете удерживать здесь Гарри какой-то срок, хотя надо быть глупцом, чтобы считать, что сие будет длиться постоянно — а я не думаю, что вы глупец. И, тем не менее, вам придется ответить за любой вред, причиненный ему, пока он находится под вашей ответственностью. Если вы навредите ему… любому из мальчиков — это чистой воды убийство, и вы отправитесь в Азкабан.

Люциус вздохнул и протестующе взмахнул рукой.

— У меня нет никакого намерения вредить мальчикам. Что вы все на этом зациклились.

— Министерство будет за тобой наблюдать! — неожиданно воскликнул Артур Уизли. — Если хоть один волос упадет с головы Гарри…

Люциус фыркнул:

— Скучный бюрократишко. У меня кончилось терпение. Я позаботился о тебе. Позволим министру реветь и орать. Все, что я делаю, совершенно законно. А теперь… Я бы хотел, что вы оставили меня одного, будьте так любезны.

Люциус поднял палочку, и Гарри почувствовал, как Драко невольно вцепился ему в рукав и с силой дернул назад, он пригнул голову…

Рев потряс комнату. Гарри едва услышал, как Люциус выкрикнул заклинание — ураган начал рвать на нем одежду, волосы. Он с прошлого года помнил Ураганные чары, вышвырнувшие Люциуса из Имения, — какая ирония — похоже, сейчас все происходило с точностью до наоборот. Он затаил дыхание — и все кончилось. Ветер стих. Драко отпустил рукав Гарри, и Гарри открыл глаза.

Комната почти опустела: Люциус, не задетый штормом, стоял на том же месте, улыбка на его узком лице делала их с сыном удивительно похожими. Пожиратели тоже стояли там же, рядом с Люциусом. Из присутствовавших на вечеринке — до прихода Люциуса — остались Драко, Гарри и Рон, сбившиеся в кучку.

Люциус разглядывал их со спокойным любопытством. Затем щелкнул пальцами Пожирателям Смерти — и те приблизились.

Драко кашлянул:

— Отец… — он мотнул подбородком в сторону Рона. — Я думаю, ты забыл Уизли. Понимаю, их тут была целая куча, за всеми и не уследишь, но…

Рон издал какой-то полузадушенный звук.

— Помолчи, — отрезал Люциус. — Не говори о вещах, в которых не смыслишь.

— Прости, значит, я не понял, что теперь Рон тоже входит в твою компетенцию. И что же будет следующим? Псевдоусыновление всех остальных моих однокурсников и переименование Имения в «Дом Люциуса Малфоя для Трудных магов-подростков»

Люциус холодно взглянул на сына:

— Полагаю, ты не был слишком мудр как в своих недавних речах, так и в своих решениях. Драко, мне было бы больно тебя потерять.

Драко был ошеломлен:

— Да, с твоей стороны это была бы большая небрежность.

— А что я говорил тебе, когда ты был ребенком? О том, что нельзя быть небрежным со своим имуществом? Уверен, я тебе это говорил.

— Возможно, — Драко выглядел испуганным и усталым, и это нервировало Гарри, он никогда не видел, чтобы Драко чего-то боялся, даже если все обстояло именно так. — Отец, как бы там ни было, — прошу — давай закончим с этим.

Не меняя выражения, Люциус спустился с помоста и, подойдя к сыну, с силой ударил его по лицу — словно хлыст щелкнул в безмолвной комнате. Драко вскинул руки к щеке, Гарри заговорил прежде, чем успел сообразить, что он делает:

— Вам запрещено причинять ему боль, — яростно запротестовал он. — Вы же сказали, что знаете об этом.

— Отец имеет право устраивать нагоняй своему сыну, — спокойно пояснил Люциус, не сводя глаз с Драко. тот убрал руку от щеки — на ней расплывался красный след, словно рубец от кнута.

— Я ожидал худшего наказания, — бесцветным голосом сказал Драко. — Исходя из того, что я совершил.

— Это не наказание, — прохладным мягким голосом возразил Малфой-старший. — Это было моё прощение, — подняв голову, он взглянул на Пожирателей Смерти. — Заберите их, — махнул он рукой на Гарри и Драко. — И заприте в Северной Башне. — Его не надо, — он указал своим длинным пальцем на Рона. — Его оставьте со мной.

Гарри услышал, как Рон ахнул, и даже теперь, даже после всего того, что случилось, он почувствовал, что его словно ударили под дых. Он повернулся к Рону, но мэр, стоявший у него за спиной, уже заломил ему руки за спину. Боль — мгновенная, сильная — пронзила Гарри, он закричал и рухнул, пнув левой ногой во что-то мягкое и мясистое и едва не свалив мэра с ног.

— Прекрати, — услышал Гарри резкий голос Люциуса. Тот указал на него своей палочкой, и все мышцы немедленно окаменели, словно замерзли; он не мог даже повернуть голову, чтобы взглянуть на Рона или Драко. За его спиной тихонько посмеивался мэр. Затем он снова ухватил Гарри и выволок его из Зала.

Солнце скрылось за горизонтом, на замок опустилась ночь, удлиняя в комнатах тени. Девушка в золотой клетке подняла сияющий взгляд к восходящей за окном луне. Рядом с клеткой Темный Лорд играл сам с собой шахматы, атакуя красного короля зеленым конем.

— Кто-то идет, — сообщила девушка.

Сидящий в тени коротышка с серебряной рукой и белесыми глазами поднял голову:

— Кто?

— Люциус, — сообщила дьяволица. — А с ним кто-то еще.

— Я впущу их, — сказал серебряннорорукий человечек, называемый хозяином Червехвостом, но не терпевший этого имени. Он поднялся и пересек комнату, избегая взглядом золотую клетку и девушку в ней.

Темный Лорд продолжил свою одинокую партию. Он должен был пожертвовать конем. Он не взглянул, когда Червехвост распахнул широкие медные двери, отступив, пропустил в комнату Люциуса Малфоя. И, тем не менее, Вольдеморт чувствовал, что девушка не ошиблась — Люциус привел кого-то с собой.

— Люциус, кого ты привел ко мне? Узника?

Люциус кашлянул:

— Я привел тебе мальчика, — ответил Люциус. Темный Лорд встал и повернулся, девушка в клетке приподнялась на колени и бросила пристальный взгляд: Люциус, спокойный и тихий, держал за руку высокого рыжеволосого бледного юношу в растрепанном выходном наряде.

— Люциус, — зашептала девушка, просовывая руку сквозь решетку, — Люциус… взгляни на меня…

Люциус словно не слышал её, хотя рыжеволосый мальчик посмотрел на нее дикими глазами. Он обратился к своему спутнику:

— Поприветствуй Темного Лорда.

Рыжеволосый мальчик молчал.

По лицу Темного Лорда скользнула улыбка.

— А ты уверен, что он — тот самый?

— Люциус, — завопила девушка в клетке. — Ты же обещал!

Казалось, Люциус не слышал её, он негромко рассмеялся:

— Я совершенно уверен, что он — один из них.

Рыжеволосый мальчик заговорил:

— Я не понимаю… Один из кого? Почему я здесь?

Темный Лорд перевел на него взгляд, и нечеловеческая улыбка искривила угол его рта.

— Ты и правда, не знаешь? Даже не догадываешься?

— Нет, — мотнул головой мальчик.

— Ну, что ж… — Темный Лорд положил ему руку на плечо, заставив сморщиться от боли.

— Проходи, садись… Ты играешь в шахматы?